Роль Международного Суда ООН в деле поддержания международного правопорядка

Международный суд в силу своего статуса как главного судебного органа ООН позиционирует себя как юридически обустроенный институт мирового сообщества по обеспечению верховенства права в международных отношениях. Международный суд переводит ситуацию в нормальный режим с точки зрения международного права и тем самым содействует поддержанию юридической безопасности государств как совокупности их объективных прав и законных интересов. Юридический баланс права и справедливости в отношениях государств обеспечивается при обстоятельствах добросовестного соблюдения всеми государствами своих международных обязательств вне зависимости от источника их возникновения. В этом контексте разграничение споров на политические и правовые создает предпосылки для недобросовестного поведения госу­дарства по выполнению принятого арбитражного обязательства. Одна­ко оспаривание юрисдикции суда под предлогом неправового характе­ра спора (ввиду отсутствия подлежащих применению правовых норм и принципов), помимо своего сугубо частного значения (поскольку оно касается поведения какого-то отдельного государства), затрагивает права не только непосредственно заинтересованных государств, но и государств мира в целом. Утверждение об отсутствии подлежащих при­менению норм и принципов права ставит под вопрос принцип закончен­ности международного права. Тем самым принижаются значение и роль международного права при урегулировании межгосударственных споров. А это естественно порождает тезис о несовершенстве между­народного права.

Тезис этот не нов. Он присущ позитивистской школе права. Кри­тика позитивистской концепции международного права в аспекте не­допустимости non-liquet была достаточно основательно проведена вы­ше. Поэтому здесь мы ограничимся констатирующим выводом обще­го порядка. Концепция в пользу абсолютного разграничения споров на политические и правовые, представляя собой в потенции побуди тельный мотив для несоблюдения должным образом международно-правовых норм на индивидуальном уровне, ставит под вопрос закон­ченность всего международного правопорядка, служит основой для утверждений о несовершенстве современного международного права, его примитивизме.

Далее. Для завершения критического анализа тезиса М. Мабрука -о разграничении всех споров на правовые и политические - отметим следующее. Французский юрист считает, что международный арбит­раж (суд) должен отказаться принять дело к производству ex officio и признать неприемлемым спор, являющийся якобы исключительно по­литическим по своему характеру. Говоря о том, что суд в своем качест­ве ex officio должен отказать в принятии к рассмотрению спора, не яв­ляющегося по его мнению чисто правовым, М. Мабрук очевидно не принимает во внимание то, что в основе учреждения суда (арбитража) лежит согласованное волеизъявление государств. Отсюда вполне нор­мально, когда государства сами определяют, какие категории споров и вообще какие споры они соглашаются передать на рассмотрение в суд (арбитраж). После того, как они приняли на себя арбитражное обяза­тельство, вне зависимости от формы, в которую оно облечено, они свя­заны его решением и не вправе предпринимать односторонние меры с целью его изменения. Договор об арбитраже заключают по меньшей мере два государства. Соответственно вопрос о том, является ли дан­ный спор правовым или нет, решается на основе соглашения всех заин­тересованных государств-участников договора об арбитраже. Только в случае, если такое соглашение не будет достигнуто, сам арбитраж мо­жет приступить к толкованию договора об арбитраже и решить вопрос о том, входит ли данный спор в его компетенцию, т.е. является ли он правовым. Однако, как показала последовательная практика междуна­родных судебных и арбитражных органов, практически не было случа­ев, чтобы суд или арбитраж отказались вынести решение ввиду отсут­ствия или неясности подлежащей применению нормы права. Отказов принять дело к производству в суде или арбитраже только лишь пото­му, что данный спор якобы не является правовым, а поэтому не может быть урегулирован на основе международного права, также практиче­ски не было. В равной степени, ни одно из государств, которые приня­ли арбитражное обязательство или факультативную клаузулу согласно ст. 36 Статута, ни разу не оспорило юрисдикцию суда на том основа­нии, что спор, хотя и входит в одну из категорий споров, подсудных в соответствии с положениями этой статьи, не является правовым ввиду отсутствия международно-правовых норм, имеющих существенное значение для его разрешения в нормальном порядке. Особую значи­мость этому факту придает то обстоятельство, что определение спора в качестве политического носит в общем плане субъективный харак­тер.

Отсутствие предварительных возражений государств о возможно­сти урегулирования спора на основе права служит дополнительным ар­гументом ст. 36 Статута Международного суда. В этом смысле тер­мин "правовой" с учетом имеющейся практики государств и внутренне­го содержания самих положений (п. 2 ст. 36 Статута), не составляя ка­кой-либо дополнительный элемент по квалификации межгосударст­венных споров, выполняет описательную функцию. Тем самым под оп­ределение "правовой" попадают практически все могущие возникнуть споры. Поскольку в отношении всех межгосударственных споров мо­жет быть найдено решение на основе права, проблема non-liquet (отка­за суда вынести решения за отсутствием или неясностью подлежащей применению нормы права) не имеет под собой сколько-нибудь логиче­ского обоснования. С точки зрения права важно, чтобы спор был как можно быстрее урегулирован и было найдено справедливое решение. Признать вообще (со стороны суда, самих государств, а также ученых, строящих свои заключения на основе судебной и межгосударственной практики), что какой-то спор не может быть урегулирован, поскольку для этого у суда нет достаточно возможностей (в том, что касается под­лежащих применению норм права) означало бы намеренно создать ус­ловия для уклонения от добросовестного выполнения правовой обязан­ности, созданной на основе обязательства обратиться к арбитражу (или суду) для разрешения спора.

Позиция науки международного права вполне вписывается в об­щее русло разумного понимания так называемой проблемы разграни­чения споров на правовые и неправовые. Позиции отдельных ученых-юристов, допускавших возможность такого разграничения, в связи с этим эволюционировали - от строго позитивистских концепций в на­правлении полного неприятия деления межгосударственных споров на правовые и политические. Знаменательна в частности эволюция в по­зиции авторитетного французского юриста, профессора Ж. Сселя. Из­вестно, что он был специальным докладчиком Комиссии международ­ного права при обсуждении в Комиссии вопроса о правовом регулиро­вании процедурных аспектов арбитражного разбирательства, и именно на основе его доклада были выработаны Образцовые правила арбит­ражного процесса. Так, если в "Элементарном курсе международного публичного права", увидевшем свет в 1943 г., Ж. Ссель проводил чет­кую грань между правовыми и неправовыми спорами, то уже в своем первом докладе в 1950 г. в Комиссии международного права он заявил по поводу научной дискуссии по вопросу о разграничении споров на правовые и неправовые следующее: "Эта дискуссия представляется се­годня совершенно праздной"^[1].

Согласованное мнение Комиссии международного права ООН по вполне понятным причинам совпало с мнением своего специального докладчика. Как известно, в Образцовых правилах арбитражного про­цесса нет даже упоминания о разграничении споров на правовые и не­правовые. Весьма важно в связи с этим и такое заявление Председателя Комиссии международного права, объяснявшего в VI Комитете Ге­неральной Ассамблеи ООН эту позицию Комиссии:"... включение та­кого разграничения в проект затронуло бы в значительной степени практическую значимость конвенции без всякой на то необходимости и без какой-либо пользы"^[3].

Так, Комиссия международного права ООН однозначно поставила точку на всей проблеме разграничения споров на правовые и неправо­вые сделав беспредметными утверждения тех ученых, которые высту­пали за такое разграничение. Признание бесполезности с практиче­ской точки зрения разграничения споров на правовые и неправовые ставит в естественном

порядке вопрос о целесообразности рассмотре­ния этой проблемы вообще. Действительно, государства, принявшие на себя арбитражное обязательство (или обязательство согласно факуль­тативной клаузулы по ст. 36 Статута Международного суда), ни разу не оспаривали юрисдикцию суда под предлогом того, что спор не являет­ся правовым. Однако, выступая в пользу рассмотрения проблемы раз­граничения споров, надо прежде всего учитывать два обстоятельства. Во-первых, отнюдь не следует принижать, а тем более низводить на нет политический элемент в позиции отдельного государства в процес­се судебно-арбитражного разбирательства. Если политический эле­мент при оценке возможности урегулирования данного спора на осно­ве права и устранен, в реальной позиции государств он присутствует, определяя в конечном итоге их поведение в процессе арбитражного разбирательства: будет ли это поведение соответствовать принципу до­бросовестности или нет. Во-вторых, в арбитражной процедуре сторо­ны сами участвуют в образовании арбитража Соответственно, если го­сударство опасается нежелательного решения против себя, оно может попытаться уклониться от добросовестного выполнения принятого ар­битражного обязательства, заблокировав процедуру образования суда. Помимо этого, государство может отозвать своего арбитра из состава суда и не назначать нового, отказаться от явки в суд или от дачи своих объяснений по делу. Так может негативно проявиться политический элемент в позиции того или иного государства. И если политический элемент до сих пор не обозначился в предварительных возражениях го­сударств в отношении неправового характера спора, то это отнюдь не означает, что таких случаев вообще не будет (что, впрочем, желатель­но), а лишь свидетельствует о том, что возражения такого рода по всей вероятности не будут признаны арбитрами в качестве законных и дей­ствительных.

Невыдвижение предварительных возражений в отношении непра­вового характера спора может служить свидетельством в пользу воз­можности разрешения практически всех дел, которые поступали на рассмотрение в арбитраже. Однако, с другой стороны, мы вынуждены констатировать, что относительно небольшое количество дел находят в конечном итоге свое разрешение. Чем же объясняется такой факт, тем более, что предварительных возражений сторон в отношении не­правового характера споров не поступает?

Объясняется все тем же политическим элементом в поведении го­сударств, о котором мы говорили выше. Он влияет негативно, когда го­сударство, опасаясь неблагоприятного для себя решения арбитража, выдвигает возражения против подсудности спора арбитражному суду. Оспаривая подсудный характер спора, государство тем самым пытает­ся намеренно, с помощью одного из возможных для него средств не­правомерного характера, уклониться от добросовестного выполнения принятого арбитражного обязательства.

Согласно общепринятым понятиям подсудность спора арбитраж­ному суду определяется в зависимости от того, насколько спор соответ­ствует арбитражным обязательствам. Комиссия международного пра­ва в Образцовых правилах арбитражного процесса, уточняя понятие подсудности, определила, что разногласия между сторонами - о подсуд­ности спора - возникают в зависимости от того, "подпадает ли, полно­стью или частично, существующий спор под данное (арбитражное) обя­зательство обратиться к арбитражу" (ст. 1).

Проблема подсудности является следствием непоследовательно­сти в поведении государств, проявляющим себя, с одной стороны, при подписании общего соглашения с включенными в него постановлени­ями об обязательной арбитражной процедуре или договора об арбит­раже, и, с другой - непосредственно сразу же после возникновения спора. Принимая на себя международное обязательство на основе со­ответствующих конвенционных положений или специального догово­ра об арбитраже, государство заявляет о своей приверженности праву, провозглашает намерение содействовать изысканию справедливых решений всех споров, декларирует свое уважение законных прав дру­гих государств. Однако сразу же после возникновения спора, оказыва­ясь в положении ответчика и опасаясь неблагоприятного для себя ис­хода арбитражного разбирательства, государство в нарушение прин­ципа добросовестности предпринимает действия с целью уклониться от соблюдения соглашений об обязательной арбитражной процедуре. Конкретно это проявляется тогда, когда государство, основываясь на согласии, которое оно дало при подписании договора об арбитраже, в своей аргументации против проведения арбитражного разбирательст­ва начинает оспаривать подсудный характер спора. Тем самым, ис­пользуя аргумент о несоответствии спора арбитражному обязательст­ву, государство фактически блокирует всю процедуру арбитражного разбирательства. Налицо явное расхождение с добросовестным вы­полнением арбитражного обязательства, а именно: между тем, на что дано согласие в форме подписанного международно-правового акта, и тем, как фактически выполняется принятое международное обяза­тельство. Вместо того чтобы своими действиями активно содейство­вать быстрейшему урегулированию возникшего спора, государство выдвигает аргументы о несоответствии спора арбитражному обязательству с тем, чтобы в конечном счете уклониться от должного соблюдения договора об арбитраже.

Поскольку понятие подсудности спора включает в себя два аспек­та (1 Определение правового характера спора и возможности его уре­гулирования на основе права; 2. Установление соответствия спора по­становлениям договора об арбитраже)^[5], то оспаривание в принципе может идти по этим двум направлениям.

Выше достаточно основательно и подробно рассматривался воп­рос о недопустимости разграничения споров на правовые и неправо­вые. Отмечалось, что ни сами стороны арбитражного разбирательства, ни по их настоянию арбитражный суд не проводили особого различия между спорами, поскольку в противном случае пришлось бы признать несостоятельность суда, вынудив его заявить об отказе вынести реше­ние за отсутствием или неясностью подлежащей применению нормы права. Запрет non-liquet стал универсальной нормой позитивного меж­дународного права. Тем самым первый аспект проблемы подсудности спора гипотетически снимается с повестки дня. Что же касается второ­го аспекта проблемы подсудности - установления соответствия спора постановлениям договора об арбитраже, то здесь не все обстоит благо­приятно. Как результат развития процедуры обязательного арбитража и вследствие присутствующего порой у сторон намерения "строго сле­довать" (stricto sensu) постановлениям договора об арбитраже, государства в своей повседневной практике арбитражного разбирательства до­статочно часто оспаривают подсудный характер спора. Тем самым, ес­тественно, создаются дополнительные трудности для нормального су­допроизводства.

Из определения понятия подсудности вытекает, что в своем непо­средственном значении эта проблема может возникнуть в отношении каждого отдельного спора. Вопрос об установлении соответствия спо­ра постановлениям договора об арбитраже может в связи с этим воз­никнуть в любом конкретном споре. В конечном итоге все зависит от поведения самих спорящих сторон. Или они на основе принципа добро­совестности будут подходить к выполнению своих правовых обязанно­стей с должным уровнем согласованного понимания необходимости со действовать справедливому разрешению возникшего спора в нормаль­ном и разумном порядке (насколько позволяют объективные возмож­ности арбитражного процесса), или какая-либо из сторон будет наме­ренно чинить препятствия на пути естественного хода арбитражного процесса, последовательно выступая с надуманными утверждениями о неподсудности спора арбитражному суду и отказываясь урегулировать проблему подсудности спора в максимально допустимые сроки.

В каждом отдельном случае процедура оспаривания подсудности спора арбитражному суду принимает различные формы, тем не менее всегда можно подметить два четко прослеживающихся направления оспаривания подсудности спора: в зависимости от того, основывает ли государство свою аргументацию на постановлениях договора об арби­траже или на специфике самого спора. Разумеется, эти два направле­ния не всегда совершенно отличны друг от друга. Скорее можно гово­рить о двух сторонах одной сложной проблемы.

Проблема действительно сложная, если принять во внимание непо­стоянный характер арбитражного суда и саму природу арбитражного разбирательства.

При отсутствии постоянно действующего арбитража проблема ус­тановления подсудности спора арбитражному суду передается в компе­тенцию самих государств. Тот факт, что государство, будучи стороной спора, становится судьей в вопросе о его природе и подсудном характе­ре, создает потенциальные возможности (при наличии на этот счет со­ответствующего противоправного намерения) для недобросовестного поведения, например в форме постоянного отрицания подсудности спо­ра. А это в конечном итоге может привести к заблокированию всей процедуры арбитражного разбирательства.

Как свидетельствует практика деятельности арбитражных орга­нов, в возникшем межгосударственном споре почти всегда есть такое государство, которое, опасаясь неблагоприятного для себя решения суда, может попытаться затруднить весь ход арбитражного разбира­тельства посредством выдвижения предварительных возражений от­носительно подсудности этого спора. От такого государства трудно ожидать решения о признании соответствия спора арбитражному обя­зательству, поскольку именно от него исходит неприятие обязанности добросовестного соблюдения принятого международного обязатель­ства.

Возможность для произвольных акций на стадии установления подсудности спора арбитражному суду объясняет во многом весьма ог­раниченное количество споров, переданных в арбитраж на основании обязательства, существующего до возникновения спора. Как показы­вает опыт, несмотря на существование действующего в отношении не­го арбитражного обязательства, сторона-участница спора практически всегда обладает (естественно при наличии соответствующего противо­правного намерения) рядом средств с целью построить преграду на пу­ти нормального хода арбитражного процесса. Например, сторона-уча­стница арбитражного разбирательства может уклоняться от назначе­ния арбитра или какими-либо действиями воздерживаться от участия в образовании арбитражного суда, может отозвать своего арбитра непо­средственно в ходе производства по делу и не назначить замену, нако­нец, может уклоняться от явки в суд или от дачи объяснений по делу. К перечисленным здесь возможным средствам уклониться от добросове­стного выполнения арбитражного обязательства добавим следующие два: выдвижение на постоянной основе предварительных возражений против правового характера спора и его подсудности.

Поведение государства, включающее в себя действия, которые здесь перечислялись, признается противоправным. За исключением тех случаев, когда договор об арбитраже или компромисс это явно позволяют, сторона, которая уклоняется от выполнения принятого им международного обязательства, своим поведением нарушает осново­полагающие принципы международного права и прежде всего прин­цип добросовестности. При этом даже в том случае, если совершен­ный акт прямо и непосредственно не противоречит самому договору об арбитраже.

Известные трудности, которые возникали на пути нормального хо­да арбитражного процесса, ставили в естественном порядке вопрос о необходимости придания арбитражным судам определенного постоян­ства. Постоянная палата третейского суда (1902 г.), хотя и не была по­стоянной в самом непосредственном смысле слова, своей инициативой по созданию списка потенциальных арбитров внесла значительный вклад в дело упорядочения всего арбитражного разбирательства. И на­конец, с созданием Постоянной палаты международного суда и Между­народного суда ООН был завершен процесс формирования постоянно действующего судебного органа. Говоря о значимости создания Посто­янной палаты международного правосудия и Международного суда ООН, нельзя вместе с тем забывать, что это все-таки судебные, а не ар­битражные органы. Отсюда следует, что если в отношении судебного разбирательства усилия государств по созданию постоянно действую­щего органа завершились, то применительно к арбитражу проблема совершенствования его деятельности стоит на повестке дня. Каковы же возможные направления совершенствования арбитража с целью ис­ключить возможность блокирования его работы в результате недобро­совестного поведения какой-либо из сторон спора? Прежде всего речь идет о постепенном превращении арбитража в судебный орган, функ­ционирующий с определенной долей постоянства. Это сразу же устра­нит препятствия, создаваемые в результате продолжающегося об­струкционистского поведения государства, которое уклоняется от не­обходимости участия в заключении компромисса и в образовании арбит­ражного суда.

Необходимость эволюции арбитража в этом направлении вполне осознанно ощущается как учеными-юристами, так и самими государст­вами. Усиление роли Международного суда ООН и арбитража в миро­вом сообществе вписывается в общие задачи построения международ­ного правопорядка на основе верховенства и господства права. Еще раз подчеркивая это обстоятельство, отметим, что совершенствование ар­битража на началах придания ему функций постоянно действующего органа не должно осуществляться без должного учета намерений са­мих государств и за счет ликвидации присущих арбитражному процес­су специфических черт. Известно, например, что именно возможность разрешения спора через суд, образованный с общего согласия и при участии самих сторон определяет во многом законный интерес госу­дарств ко всему арбитражному процессу. Соответственно процесс эво­люционного развития арбитража параллельно с предполагаемыми мерами приданию ему большей эффективности не должен привести к » самой природы арбитража.

Это замечание касается в полной мере вопроса о подсудности спо­ра арбитражному суду. Процесс эволюционного развития арбитража в этой части совершенствования его деятельности идет в направлении передачи полномочий на решение вопроса о подсудности спора арбит­ражному суду какому-либо международному органу. Наилучшим вари­антом здесь представляется передача права на решение вопроса о под­судности (как и в отношении назначения еще не назначенных арбитров в ходе процедуры образования арбитражного суда) Председателю Меж­дународного суда. Таким образом может быть обеспечена эффектив­ность арбитражного процесса, поскольку заранее устраняется возмож­ность недобросовестного поведения какой-либо из сторон по оспариванию подсудности спора арбитражному суду.

Имея свою специфику в части, касающейся образованию суда, ар­битраж при любых возможных вариантах совершенствования своего функционирования не должен чрезмерно отходить от присущих ему черт, которые определяют его природу. Чтобы не лишить арбитраж специального интереса к нему со стороны государств, процесс эволю­ционного развития арбитражного разбирательства не должен затраги­вать негативным образом возможности для свободного проявления го­сударствами своей воли. Во всяком случае, любые изменения, внесен­ные в установленные правила арбитражного разбирательства, должны осуществляться с учетом согласия самих государств.

Перед нами известная "вечная" дилемма, обусловленная специфи­кой международного права как права, в создании и соблюдении кото­рого заинтересованы сами государства. Признавая за государствами су­веренное право принять на себя арбитражное обязательство, междуна­родное право предполагает, что стороны-участники спора будут добро­совестно выполнять это обязательство. Предусматривается, что сог­ласно требованиям принципа добросовестности стороны не будут чи­нить искусственных препятствий на пути нормального хода арбитраж­ного процесса и поэтому не будут выступать с надуманными возраже­ниями против подсудности спора арбитражному суду с единственной целью не допустить рассмотрения дела по существу.

Ограниченное число споров, представленных арбитражу на осно­вании существовавшего до спора международного обязательства, сви­детельствует о том, что государства не всегда подходят к решению во­проса подсудности на основе принципа добросовестности. Так, в ряде случаев государство оспаривало подсудность спора арбитражному су­ду, основываясь на одностороннем по содержанию и произвольном по характеру толковании международно-правового акта, устанавливаю­щего арбитражное обязательство. Так, например, в известном деле Амбатиелоса Соединенное Королевство, основываясь на произволь­ном толковании договоров 1886 и 1926 гг. с Грецией (по которым лю­бой спор по вопросу о толковании или исполнении этих договоров дол­жен быть передан на рассмотрение арбитража), оспаривало подсуд­ность спора арбитражному суду. Международный суд, рассмотревший это спорное дело, в своем решении от 19 мая 1953 г. пришел к заключению что спор относится к разряду дел, которые Соединенное Коро­левство в соответствии с соглашениями 1886 и 1926 гг. обязано было передать на рассмотрение арбитража^[2].

Признав неправомерность оспаривания Соединенным Королевст­вом подсудности спора арбитражному суду, Международный суд ООН тем самым подтвердил значимость соблюдения арбитражного обяза­тельства исключительно на основе принципа добросовестности. Госу­дарства в максимально допустимой степени должны своим поведением содействовать нормальному ходу арбитражного разбирательства. Оче­видность факта подсудного характера спора должна всецело уважать­ся. В этом плане оспаривание подсудности спора, факт соответствия которого арбитражному обязательству представляется очевидным и явным, составляет собой нарушение принципа добросовестности в том, что касается соблюдения буквы и духа арбитражного обязательства. Поведение, включающее в себя оспаривание подсудности заведомо очевидного и явного по своему содержанию спора, предполагает нали­чие намерения уклониться от должного соблюдения принятого арбит­ражного обязательства. Чем же объясняется столь категоричное суж­дение? Поведение государства на основе принципа добросовестности в случае спора, подсудность которого очевидна, заранее исключает воз­можность оспаривания его подсудности, поскольку это противоречит принципу разумности и является диссонансом с нормальным ходом ар­битражного разбирательства. Критерием должного уровня поведения здесь служит поведение любого третьего государства, могущего столк­нуться в аналогичной ситуации со спором такого рода. Если это третье государство, будучи заинтересовано в быстрейшем разрешении спора, не сочтет необходимым оспаривать его подсудность, значит поведение государства, непосредственно вовлеченного в процесс арбитражного разбирательства и оспаривающего со своей стороны подсудность дан­ного спора арбитражному суду, будет характеризоваться как противо­речащее принципу добросовестности. В основе такого поведения ле­жит не естественная заинтересованность содействовать быстрейшему урегулированию спора и нахождению справедливого решения (что в свою очередь свидетельствует о приверженности праву вообще и при­нятому арбитражному обязательству в частности), а глубоко противо­правное намерение уклониться от должного выполнения договорного обязательства. В этом плане оспаривание спора, соответствие которо­го арбитражному обязательству представляется очевидным и явным, является одним из способов обойти жесткие требования, предъявляе­мые принципом добросовестности к процессу исполнения международ­ных конвенционных актов (договора об арбитраже). Оптимальным средством предотвратить трудности на пути нормального хода арбит­ражного разбирательства, которые могут возникнуть как следствие ос­паривания подсудности спора, является включение в договор об арбит­раже специального положения, согласно которому любые разногласия относительно подсудности должны быть переданы с целью их разре­шения в нейтральную международную инстанцию, пользующуюся в мире авторитетом. Создание уже в самом договоре об арбитраже кон­венционного механизма по предотвращению споров о подсудности обеспечит нормальный ход арбитражного разбирательства. При этом будет проявлено уважение к воле самих сторон и сохранена специфи­ческая природа арбитража.

Договор об арбитраже как основной правовой инструмент для уре­гулирования споров в обязательном порядке должен быть составлен таким образом, чтобы в максимальной степени содействовать быст­рейшему и окончательному разрешению всего комплекса вопросов, возникающих в процессе разбирательства. Текст договора не должен содержать двусмысленных формулировок, поскольку это может соз­дать дополнительные трудности как для сторон, так и для самого соста­ва суда. Вместе с тем важно, чтобы и сами стороны, и все участвующие в разбирательстве арбитры сообразовывали свое поведение с правом. При этом, естественно, предполагается, что такое поведение будет не просто отвечать формально критериям законности, но и соответство­вать критериям правомерности, установленным принципом добросове­стности. Известно, что при наличии соответствующего намерения го­сударство, формально не нарушая договор об арбитраже, может опре­деленными действиями препятствовать образованию суда и впоследст­вии его нормальному функционированию. О некоторых из таких дей­ствий уже подробно говорилось выше, а о других пока еще сказано не­достаточно. А поскольку далее речь пойдет о юрисдикции арбитраж­ного суда как основе действий самого суда, интерес представляет ответ на вопрос о том, как же вписывается поведение самих сторон-участни­ков спора в процессе соблюдения ими юрисдикции суда, инициаторами создания которого они сами являлись, подписав соответствующий до­говор.

После того, как стороны по обоюдному согласию на основе пись­менного акта выразили свое намерение образовать арбитражный суд и наделить его соответствующей юрисдикцией с целью разрешения спо­ра между ними юридически обязательным методом, они не вправе со­вершать какие-либо произвольные действия, которые могли бы быть расценены как уклонение от принятого арбитражного обязательства. Наиболее опасные последствия для понимания целостности и завер­шенности международного права могли бы иметь утверждения о не­правовом характере спора в том смысле, что правовые нормы, на осно­ве которых данный спор может быть разрешен, якобы отсутствуют.

Признание действительным тезиса о существовании неправовых споров допускает точку зрения, что в отношении некоторой категории споров суд должен отказаться вынести решение по причине отсутствия подлежащей применению нормы права. Перед нами налицо проблема non-liquet; или мы признаем недопустимость non-liquet и вместе с этим заявим о том, что суд не может отказаться вынести решение за отсут­ствием подлежащей применению нормы права, или мы признаем допустимость non-liquet и тем самым пойдем по пути признания допустимо­сти отказа суда вынести решение по причине отсутствия подлежащей применению нормы права. Судебно-арбитражная практика, как отме­чалось выше, пошла по пути абсолютного запрета non-liquet. И это ло­гически верно, если исходить из того, что суд должен выполнять свою главную задачу - содействовать нахождению справедливого решения спора в соответствии с действующим международным правом и в этом плане помогать окончательному урегулированию спора, а не заявлять о своей некомпетентности и несостоятельности. В конце концов, имело ли смысл образовывать арбитражный суд, наделять его соответствую­щей юрисдикцией, чтобы впоследствии услышать от него заключения о своей неспособности вынести решение ввиду отсутствия или неясно­сти подлежащей применению нормы права. Говоря о недопустимости признания возможности отказа суда вынести решение за отсутствием подлежащей применению нормы права возникают два естественных вопроса. Первый из них таков. Может ли суд вообще воздержаться от принятия дела к производству и если может, то в отношении каких слу­чаев и при каких обстоятельствах? И второй вопрос. С учетом несом­ненной значимости судебно-арбитражной процедуры при разрешении споров между государствами, может ли суд (арбитраж) на этом фоне служить наиболее адекватным средством для урегулирования всех по­тенциально могущих возникнуть споров?

Отвечая на первый вопрос, отметим следующее. Вообще арбитраж может воздержаться от принятия дела к производству в суде по причи­не отсутствия у него соответствующей юрисдикции. Случаи подобного рода достаточно часто встречаются в практике суда. Объяснение это­му достаточно простое. Принятие юрисдикции арбитражного суда и на­деление его соответствующей компетенцией (необходимой для разре­шения спора) является добровольным актом, осуществляемым с обще­го согласия заинтересованных сторон. Если такого согласия не достиг­нуто, то по понятным причинам суд будет лишен требуемой юрисдик­ции. Соответственно он будет вынужден воздержаться от принятия де­ла к производству. Однако изложенный здесь случай принципиально отличается от отказа суда вынести решение за отсутствием подлежа­щей применению нормы права. Проблема non-liquet связана с имеющи­мися в распоряжении у суда источниками права, которые он может применять при вынесении решения, в то время как аргументированное постановление суда о невозможности принятия дела к производству обусловлено отсутствием в первоначальном варианте требуемой юрис­дикции.

Международный арбитраж может воздержаться от принятия де­ла к производству и отклонить иски по причине отсутствия у заяви­теля правового титула locus standi. В качестве обоснования может служить постановление суда о том, что данное государство не может рассматриваться в качестве стороны, обладающей законным правом или имеющей какой-либо правовой интерес по существу своих тре­бований.

И наконец, в третьем случае суд может воздержаться принять дело к производству, заявив, что предполагаемый для передачи в суд вопрос является прерогативой другого суда.

Во всех приведенных случаях проблема non-liquet никак не возни­кает. Она может гипотетически возникнуть только тогда, когда суд, уже эффективно обладая юрисдикцией, заявит о своем отказе вынести решение за отсутствием подлежащей применению нормы права. Одна­ко, как мы знаем, таких гипотетических ситуаций вплоть до настояще­го времени пока, к нашему большому удовлетворению, не существова­ло. Интересы самих государств-потенциальных участников судебного и арбитражного процесса, равно как и интересы всего мирового сооб­щества по достижению окончательного урегулирования спора требу­ют, чтобы такое положение сохранялось и в будущем.

Возвратимся теперь к вопросу, может ли факт недопустимости от­каза суда вынести решение ввиду отсутствия подлежащей применению нормы права свидетельствовать в пользу того, что все межгосударст­венные споры могут быть разрешены через суд или арбитраж? Отве­чая на этот вопрос, отметим следующее. Международному праву изве­стен целый ряд мирных средств, с помощью которых может быть най­дено решение практически любого межгосударственного спора. Это переговоры, обследование, посредничество, примирение и, наконец, арбитражное и судебное разбирательство. Обращение к любым из на­званных средств добровольно. По сравнению с другими средствами мирного урегулирования споров суд и арбитраж имеют явное преиму­щество, поскольку решение, вынесенное в результате обращения к этим двум мирным средствам урегулирования споров, является юриди­чески обязательным для сторон. Разумеется, обращение к судебной и арбитражной процедуре может быть осуществлено только на основе свободного согласия самих спорящих сторон. Обычно в суд или арбит­раж обращаются тогда, когда все другие средства мирного урегулиро­вания споров не привели к положительным результатам. Рассматривая роль суда и отмечая очевидные преимущества этого средства мирного урегулирования межгосударственных споров, следует указать на такое обстоятельство, которое несомненно внесет свой вклад в разъяснение поставленного выше вопроса. Однозначный запрет non-liquet с учетом несомненной важности судебно-арбитражной процедуры не означает на практике, что суд - это то место, где может быть найдено решение и удовлетворение всех сторон абсолютно всех споров. Вопрос так от­нюдь не ставится. Суть проблемы заключается в том, что суд должен в полной мере выполнять возложенную на него миссию. На основе меж­дународного права и при условии абсолютно беспристрастного отно­шения к любой из спорящих сторон он призван дать свое заключение о том, насколько исковое заявление обоснованно с юридической точки зрения и отсюда в пользу кого - истца или ответчика - должно быть вынесено решение. В свете недопустимости non-liquet и с учетом роли и значения суда (арбитража) при урегулировании межгосударственных споров можно сделать следующее резюме. Международный суд или арбитраж, обладая определенными преимуществами перед другими сред­ствами мирного урегулирования споров, служит лишь одним из таких средств. Однако, если стороны с обоюдного согласия обратились в суд или арбитраж за разрешением спора, суд не может отказаться вынести решение ввиду отсутствия или неясности подлежащей применению нормы права. Суд призван содействовать окончательному урегулиро­ванию спора и устранению возникших разногласий, поскольку это от­вечает субъективным интересам самих непосредственно вовлеченных в конфликт государств и соответствует заинтересованности мирового сообщества во всемерном укреплении международного правопорядка.

Решение арбитражного суда для того, чтобы оно было признано законченным и в этом плане действительно содействовало упрочению международного правопорядка, должно строиться строго на основе той юрисдикции, которой суд был первоначально наделен согласно догово­ру об арбитраже. Арбитражный суд должен быть эффективным обла­дателем юрисдикции. Не обладая таковой, арбитражный суд не компе­тентен заслушивать дела и тем более выносить решение по существу. Юрисдикция составляет собой компетенцию арбитражного суда выне­сти заключение по делу в соответствии с правом, учреждающим суд, или правом, устанавливающим его юрисдикцию. Границы юрисдикции определяются согласно тому международно-правовому акту, на основе которого был образован арбитражный суд. Таким международно-пра­вовым актом обычно служит компромисс, или специальное соглаше­ние. Выход суда за рамки признанной за ним компетенции рассматри­вается как превышение им своих полномочий и представляет возмож­ность любой стороне оспаривать действительность арбитражного ре­шения.

Это положение общего порядка следует уточнить с учетом прове­денного анализа арбитражной практики. Превышение судом своих полномочий может состоять не только в том, что суд попытается раз­решить вопрос, который не представлен на рассмотрение арбитров, но и в том, что не будут приняты во внимание обязующие положения сог­лашения, касающиеся конкретных способов достижения решения суда. В частности речь идет о конкретных нормах права и конкретных пра­вовых принципах, которые должен применять суд.

Таким образом, не только неправомочные решения (в силу отсут­ствия юрисдикции), но и решения, достигнутые без учета процедуры образования и деятельности суда в том, что касается правил производ­ства или правовых принципов, которые должен применять суд (превы­шение полномочий), признаются с точки зрения современного между­народного права недействительными. Таким образом, принцип соблю­дения компетенции арбитражного суда устанавливает требование об­щего порядка, в соответствии с которым арбитражный суд должен ре­шать переданные на его рассмотрение дела строго в соответствии с нормами права, образующими эту компетенцию. Любые возможные сомнения в отношении объема юрисдикции должны в связи с этим тол­коваться согласно хорошо известному принципу, по которому постановления, устанавливающие юрисдикцию арбитражного суда, должны толковаться ограничительным способом. Последнее свое подтвержде­ние этот принцип получил в ряде решений международного арбитража, созданного на основе договора 1981 г. по урегулированию спорных во­просов между США и Ираном^[4].

Этот принцип имеет значение в аспекте добросовестного соблюде­ния постановлений арбитражного соглашения, наделяющего арбит­ражный суд юрисдикцией. Предполагается, что ни одна из сторон сог­лашения не вправе, не нарушив тем самым принцип добросовестности, попытаться включить в круг вопросов, подлежащих юрисдикции арби­тражного суда, такие вопросы, которые выходят за рамки соответству­ющих постановлений соглашения. В этом смысле способ расширитель­ного толкования постановлений арбитражного соглашения, наделяю­щего суд юрисдикцией (к которому прибегает одна из сторон), предста­вляется неприемлемым, поскольку противоречит текстуальному мето­ду толкования, закрепленному в Венской конвенции 1969 г. о праве меж­дународных договоров. Добросовестное выполнение всех постановле­ний договора об арбитраже и компромисса, в том числе и касающихся юрисдикции суда, служит непременным условием нормального хода арбитражного разбирательства. Международное обязательство обратиться к суду для разрешения спора между государствами полностью соразмерно по своей значимо­сти с обязательством обратиться к арбитражу для разрешения межго­сударственного спора. Так же, как и при урегулировании спора через арбитраж, поведение государств при обращении в Международный суд ООН должно соответствовать критериям, установленным принципом добросовестности в отношении любых действий в процессе межгосу­дарственного общения. Речь идет о необходимости соблюдения буквы и духа Статута Международного суда. Главное здесь состоит в том, что­бы признание обязательной юрисдикции суда не носило формальный характер, когда государство в результате собственного поведения ли­шает принятое им международное обязательство его существа. А по­скольку случаи подобного поведения уже становились предметом ак­тивного судебного разбирательства, представляется актуальным - как с практической, так и теоретической точек зрения - сделать некото­рые обобщения на основе имеющейся практики. Выявление основных аспектов добросовестного поведения государств при выполнении ими обязательства по урегулированию спора на основе обращения в Меж­дународный суд может внести специфический вклад в дело определения того, каким образом должны строиться межгосударственные отно­шения в условиях господства права.

Эти взаимоотношения призваны быть обустроены в институциональных рамках права и справедливости как основных регуляторах мирового поступательного развития человеческой цивилизации.