Культурное пространство русского города XIX – начала XX вв. К вопросу о креативности исторической памяти

Город в России в XIX столетии играл важную роль в культурно-интеграционных процессах, общественно-культурной жизни страны. Его состояние в конце этого и начале нового столетия было результатом предшествующего развития и в значительной мере определяло культурный потенциал общества, каким обладала Россия. В историческом развитии города в России принципиально важным этапом был конец XVIII в., время реформ Екатерины II. В результате ряда законодательных актов появился город Нового времени, были заложены правовые основы городообразования, отличные от предшествующей эпохи. Губернская реформа 1775 г. («Учреждение для управления губерний»), которая упорядочивала административное устройство в империи, и Жалованная грамота городам 1785 г. («Грамота на права и выгоды городам Российской империи») впервые определившая юридический статус города, несомненно, органически связаны. Это обстоятельство определило одну из типологических особенностей города Нового времени: приоритетность административного фактора как результат «волевого» решения власти в его появлении. Увеличение числа губерний в России (в 1719 г. было 11 губерний, в 1825 г. – уже около 50) привело к тому, что статус города присваивался сельским поселениям. Но при этом фактор экономический не учитывался как первостепенный. Село становилось городом по указу правительственной власти. Административная система городов (столичные, губернские, уездные, заштатные), существовавшая в XIX – начале ХХ вв., сложилась в конце XVIII в. Различия между ними с самого начала основывались на отношении к правительственной администрации данного региона, губернатору в первую очередь.

Жалованная грамота городам заложила основу развития города в последующее время. В одном из официальных изданий 1860-х гг. отмечалось: «Город в том значении, которое соединяется с этим словом в настоящее время, является у нас не ранее 1785 года». ^{[20, с. 5]}

Законодательство екатерининского времени определило правовые основы жизни города, деятельности городского общественного управления. Впервые город должен был застраиваться по определенному плану, получал грамоту, в которой записывались его права, имел герб.

Древние города (Москва, Владимир, Рязань, Ярославль и др.) и прежде имели гербы. В конце XVIII в. герб становился символом появления качественно нового признака топонимики, которая отражала природные богатства края, занятия горожан, чаще сельскохозяйственные, очень редко – специфически городские, связанные с промыслами. Так, на гербе города Вязники изображен вяз, Гороховца – горох, Гжатска – река Гжать. Однако в России геральдика не имела традиционно-ритуальной неприкосновенности. Герб города мог меняться, уточняться по распоряжению властей. Это происходило неоднократно. Герб Костромы, например, известный в XIX в., был третьим вариантом старинного герба. В конце XIX в. в Петербурге появилось роскошное издание «Гербы городов, губерний, областей и посадов, внесенные в Полное собрание законов с 1649 по 1899 гг.», которое составил П.П. фон-Винклер. В предисловии отмечалось, что книга издана в связи с «глубоким интересом, который проявился в последнее время в обществе ко всему минувшему в жизни нашей родины».

Среди прав, которые получал город, было владение так называемой выгонной землей. За городом утверждались «правильно принадлежавшие по межевой инструкции земли, сады, поля, пастьбы, луга, реки, рыбные ловли, леса, пустые места, мельницы, водяные и ветряные», которыми город мог «пользоваться мирно и вечно на основании законов».^[26] Причем важно отметить, что государство предоставляло городу пользование землей лишь на праве владения, а не собственности.

Владение выгонной землей «из свободных казенных земель, вокруг города лежащих» было подтверждено правительственным указом 1807 г. и сохранялось как правовая норма жизни города в законодательстве XIX в.

Условия владения землей как территорией для сельскохозяйственных занятий не изменялись на протяжении всего рассматриваемого времени. Причем, «если город застроит отведенный ему выгон… (а такие случаи имели место – Л.К.), то вторично выгон городу не отводится». ^[82]

Выгонные земли, таким образом, создавали основу для развития и сохранения сельскохозяйственных занятий в экономике города. Причем правительство на законодательном уровне поддерживало эту сферу хозяйственной деятельности горожан.

Окружавшие город земли были одной из особенностей культурно-хозяйственного пространства русского города.

* * *

Что представлял собой город в России на рубеже XIX – ХХ вв.? В одной из своих работ И.М. Гревс, известный историк-медиевист, один из инициаторов исторического краеведения и изучения культуры города как целостной системы, писал: «Россия – страна деревенская с преобладающей деревянной культурой, …но в ней есть города всех категорий, вплоть до мировых»^{[22, с. 34]}. Это утверждение ученого справедливо, прежде всего, как фактор аксиологический, определяющий роль города в формировании культурного пространства, общественно-культурной среды.

Культура города Нового времени идеологически была разной. Поскольку он являлся оплотом власти на местах, и его административная функция была приоритетной, вполне естественно, что и культура города несла в себе официальные функции. Но город был также центром новационной культуры. Здесь находились учебные заведения, институты и учреждения, связанные с ее креативной составляющей, формировалась культурно-информационная система, способствовавшая интеграции культурных процессов. В отличие от средневековья город становился «системой, задающей логику развития всей культуры». ^{[41, с. 18]} Это мнение А.Ф. Лосева, высказанное по поводу города эпохи Ренессанса, в известной мере правомерно по отношению к русскому городу Нового времени и буржуазной эпохи, но особенно к периоду рубежа XIX – ХХ вв., когда многие процессы, связанные с модернизацией российского общества, в том числе и в культурной жизни, обозначились более определенно. Правда, креативная, новационная культура была явлением общественно-культурной жизни прежде всего крупных городов – столиц, губернских центров. Малые города в значительно большей мере сохраняли традиционную культуру как основу повседневной жизни.

Город, как уже отмечалось, развивался в XIX в. на принципах, заложенных в конце предшествующего столетия. Административный статус сохранял приоритетность признака городского поселения.

На протяжении XIX в. официальная статистика не выработала четкого типологического признака, определяющего понятие «город». Даже в начале нового столетия в одном из изданий Хозяйственного департамента Министерства внутренних дел отмечалось, что «понятие и признаки городского поселения нигде в законе с положительностью не установлены». ^{[89, с. 1]} В силу преобладания аграрной составляющей в экономике России четкого разделения города и деревни по типу хозяйственной деятельности жителей в реальной жизни не было. При обследовании городов в 1860-х гг. в связи с подготовкой городской реформы отмечалось, что «поселения, именуемые ныне городскими, до такой степени разнообразны – по населению, экономическому быту жителей, по средствам, которыми они располагают, что установить… которым и на будущее время следует оставить наименование городов (выделено мною – Л.К.) не представляется никакой возможности». ^{[43, с. 146]} В Первой всеобщей переписи 1897 г. также сохранялось понимание города «прежде всего, как центра административной власти»; «в России до настоящего времени (написано в 1905 г. – Л.К.) под городами разумеются такие поселения, которым законом присвоено особое административное устройство и управление». ^{[51, с. 5; 15, с. 1]}

В сознании современников город в России ассоциировался, прежде всего, с властью. «Город в русской жизни, – писал в конце 1880-х гг. публицист Н.В. Шелгунов, – всегда был и до сих пор остается более или менее знатным барином…, какой бы он там ни был, все-таки сила, хотя бы по одному тому, что он всегда центр власти». ^{[101, с. 73]}

Невозможность и в XIX в. выделить ту или иную сферу в жизнедеятельности русского города как преобладающую и типичную, приоритетность политического фактора в становлении города Нового времени определили сохранение административного статуса города как главного типологического признака, отличающего город от сельского поселения. Хотя, по мнению П.Г. Рындзюнского, этот признак «во многом неудовлетворительный», но «четкий и наиболее приемлемый». Сошлюсь еще раз на суждение этого авторитетного ученого. «При достаточно широком подходе к общественным явлениям и должном внимании не только к производственной деятельности людей, но и ко всем существенным сторонам их общественной жизни рассмотрение городов в том их составе, каким он был официально признан, получает свое оправдание и представляется единственно возможным». ^{[81, с. 126-127]} Подобное суждение высказывал Я.Е. Водарский, который отмечал, что «экономическая характеристика города как противоположность деревне, при всей важности, единственным критерием не может быть». ^{[6, с. 98]}

Наряду с административным статусом, не менее важным признаком, определявшим понятие «город», его развитие и место в социальной структуре общества, был демографический показатель. Определяя города, в которых вводилось общественное управление на основе Городового положения 1870 г., Министерство внутренних дел, прежде всего, учитывало число жителей (не менее 5 тыс.), а потом уже стоимость недвижимости и городские доходы. ^{[43, с. 146]} В одной из статей, опубликованной в начале 90-х гг. XIX в., отмечалось: «Для уяснения физиономии города необходимо всегда брать во внимание число жителей и число домов ими обитаемых». ^{[73, с. 261]}

Впервые демографический фактор как один из типологических признаков города был введен в научный оборот В.П. Семеновым-Тян-Шанским, который выделял по числу жителей малые, средние и крупные города. Автор ввел понятие «официальный город», имевший статус, отличный от так называемых фабричных сел. Во многом эти села являлись фактически городскими поселениями, но не имели юридического статуса города и общественных органов управления (городская дума, управа). ^[85]

Классификация городов по демографической стратификации общепринята современными исследователями и используется в работах социологов, этнографов, градоведов. В данной статье к малым городам отнесены города с числом жителей 5-10 тыс., средним – 10-50 тыс., крупным – свыше 50 тыс. жителей. Все подсчеты сделаны с учетом этих демографических показателей.

Рост городов и числа жителей в них был характерен для XIX в., особенно – пореформенного времени. Однако и в конце этого столетия сельское население преобладало. В 1897 г. по данным Всеобщей переписи горожане составляли 12,9 % жителей Европейской России, где было сосредоточено основное количество городов; в первое десятилетие ХХ в. – 14,4 %. Только в столичных губерниях к 1914 г. процент горожан был высоким: в Петербургской губернии около 74 %, в Московской – 53 %, в подавляющем большинстве губерний он был около 10 %, т.е. меньше среднего (подсчеты мои – Л.К. ). ^{[77, с. 18-23]}

В пореформенное время ведущей тенденцией был рост средних и крупных городов. Однако к концу XIX в. сохранялось абсолютное преобладание малых: они составляли в это время почти 2/3 всех городов Европейской России. ^{[36, с. 59]} Только в первом десятилетии ХХ в. изменилось соотношение демографической стратификации города: в 1906 г. малые города составляли 1/3 всех городов в Европейской России. ^[103]

К концу XIX в. и особенно в первом десятилетии ХХ столетия заметно увеличивается число больших городов с населением более 100 тыс. жителей. В начале 1860-х гг. в европейской части страны было всего три таких города – Петербург, Москва, Одесса; в конце 90-х гг. – уже 14, среди них Тула, Саратов, Нижний Новгород, Казань, Астрахань, Киев, Харьков. В начале нового столетия число городов с населением в 100 тыс. и более возросло до 20, а к 1913 г. – до 29. ^{[90, с. 24; 14, с. 74; 17, с. 0440; 18, с. 199]}

Рост числа средних и крупных городов был показателем увеличения доли горожан в общем народонаселении России. Процесс этот ускорялся в пореформенное время, о чем свидетельствуют данные таблицы.

Таблица*.

* За 1811, 1885, 1897 гг. см. Рашин А.Г. Народонаселение России за 100 лет. М. 1956. С. 103, 105, 106; на основании этих данных сделаны подсчеты; за 1847, 1862 гг. – см. Статистические таблицы о состоянии городов… СПб. 1852. Приложения; Материалы, относящиеся до нового устройства в городах империи. Т. 1. С. 182; Статистическое обозрение Российской империи. СПб. 1874. С. 39-41.

Тенденция увеличения больших городов просматривалась уже современниками и в ней видели огромные перспективы и в развитии города, и в усилении его роли в общественно-экономической жизни России. «Города растут у нас поистине с американской быстротой, – отмечалось в 1914 г. в докладной записке Совета съездов представителей промышленности и торговли, – …процесс концентрации населения в силу происходивших сейчас коренных изменений в жизни сельскохозяйственного населения России пойдет несомненно в возрастающей быстротой и лет через 20-30 (т.е. в середине 1940-х гг. – Л.К.) мы увидим, быть может, картину самых крупных в этой области перемен». Характерно, что рост крупных городов рассматривался в неразрывной связи с развитием индустриального потенциала страны, возникновением новых, «неизвестных или очень слабо развитых» в начале ХХ в. отраслей промышленности. Иными словами, жизнь в крупных городах, как и рост самих городов, связывалась с «переворотом в нашей промышленности». ^{[77, с. 27-29]}

Предпосылки, как социально-экономические, так и профессионально-культурные, необходимые и отражавшие процесс урбанизации – одного из важнейших проявлений эпохи индустриального развития общества, формируются, прежде всего, в больших городах. Преобладание малого и среднего города, которые были местными торгово-промысловыми центрами сельской округи и в которых сохранялись сельскохозяйственные занятия горожан, свидетельствует о слабом развитии урбанизационных процессов в России в этот период. В.П. Семенов-Тян-Шанский считал, что об урбанизации в России в начале ХХ столетия можно говорить лишь «вполголоса». ^{[14, с. 13; 37, с. 86-95]}

Отмечая невысокий уровень урбанизации в России в начале ХХ в., нельзя не учитывать развитие различных форм духовной и интеллектуальной жизни города, которые создавали предпосылки для урбанизационных процессов.

* * *

На протяжении XIX в. формировалось культурно-социальное пространство города, в котором все большую приоритетность приобретали креативные элементы.

рис. 1

Углич. Вид Успенской торговой площади.

В центре – церковь Успения. На переднем плане –

огороды за домами. Открытка начала ХХ в.

В пространственной структуре города особую роль играл природный фактор – близость к водным путям, которые с давних пор выполняли в России функцию основных транспортных артерий. Расположение на высоком берегу реки – одна из типичных черт русских городов. Луга, фруктовые сады придавали им необыкновенную живописность. Ландшафтный принцип застройки, характерный для средневековья во многом сохранился. Однако в градостроительстве Нового времени (конец XVIII – первая половина XIX вв.) в формировании социокультурного пространства города появились новые черты, прежде всего в планировке и застройке общественного центра. Обязательным элементом городского пространства наряду с культовыми сооружениями становились административные здания (присутственные места) и торговые ряды. Здания возводились по предварительному плану – «образцу», который утверждался императором и получал силу закона. Образцы фасадов зданий неоднократно публиковались. Изданное в 1809-1912 гг. «Собрание фасадов» включало 224 проекта зданий, более 60 проектов заборов, ворот. ^{[29, с. 344]} Во второй половине XVIII – начале XIX в. началась работа по составлению генеральных планов городов, в которых нашли отражение принципиально новые моменты в градостроительстве. К этой работе привлекались известные архитекторы, среди которых были А.В. Квасов, И.Е. Старов, М.Ф. Казаков. К концу 30-х гг. XIX в. новые планы получили свыше 400 губернских и уездных городов – большинство из существовавших к тому времени. ^{[29, с. 356]} Генеральные планы городов были опубликованы в 1839 г. в качестве приложения к Полному собранию законов. ^[35]

рис. 2.

Владимир. Дом вице-губернатора, построенный

в 1816 г. «по образцу». Совр. фото

Регулярное типовое строительство, оформление «по образцам» фасадов казенных и частных зданий сохраняло приоритетность на протяжении всего дореформенного времени. Это нашло отражение в законодательстве, в частности – в «Строительном уставе» 1857 г. ^{[83, ст. 112, 312]}

Новации в градостроительстве Нового времени привнесли в культурное пространство города известную стандартизацию, архитектурно-стилевое единство. Город приобретал сложную социально-пространственную структуру, («анатомию», по выражению Н.П. Анциферова), включавшую систему улиц, площадь, на которой располагались здания присутственных мест, торговые ряды, храм, обычно являвшийся доминантой города. Вместе с тем (и это важно отметить) универсальность в планировке сочеталась с сохранением исторически сложившейся архитектурно-пространственной среды. В самый разгар типового строительства, Николай I «повелел» собрать сведения по всем губерниям и указать «в каких городах есть остатки древних замков и крепостей, в каком положении они ныне находятся, и если есть возможность, снять с таковых зданий планы и фасады в нынешнем положении их». Строжайше запрещалось разрушать старинные здания; на губернатора и местную полицию возлагалась ответственность за выполнение этого указа. ^[98] Это требование повторялось в «Строительном уставе» 1857 г. ^{[83, ст. 181-183]}

Начиная со второй четверти XIX в., в государственной политике в области градостроительства утверждается идея сознательного сохранения основ существующей пространственно-планировочной среды и бережного отношения к архитектурной «старине» средневекового города. Такой взгляд был новым в отличие от политики екатерининского времени, во многом принципиально направленной на разрыв с прошлым. Заметным явлением становится реставрация древних городских сооружений. Предпочтение отдавалось памятникам, несущим в себе идею государственности (древние соборы и храмы Владимира, стены кремлей в Новгороде, Смоленске, Нижнем Новгороде). ^{[21, с. 38, 61; 68, с. 28-29]}

В пореформенное время архитектурный облик города приобретал новые черты в результате отхода от строительства зданий по образцовому проектированию к застройке по индивидуальным планам. В 1858 г. правительственными указами (ПСЗ-II. Т. ХХХIII. Отд. I. № 33064; Отд. II. № 33636) отменялась обязанность для архитекторов при постройке жилых и казенных зданий непременно следовать высочайше утвержденным образцовым фасадам. Так постепенно разрушалось стилевое единство архитектурного пространства города, основанного на правительственных регламентах. По Городовому положению 1870 г. выдача разрешений на постройку обывательских домов входила в круг обязанностей городского архитектора.

Новым элементом в пространственной среде города становятся многоквартирные доходные дома, получившие распространение в столицах, губернских центрах на рубеже XIX – ХХ вв. Это был массовый тип городского жилья для интеллигенции, рабочего люда, крестьян, приезжавших в город на заработок.

В пореформенные годы частные дома и общественные здания возводятся в русском стиле, который становится примечательной чертой зодчества этого времени. Появление национального стиля в архитектуре было связано с поисками самобытности и народных начал, вообще характерных для русского искусства и культуры в целом. ^{[34, с. 130-134]}

рис. 3.

Москва. Городская дума. Здание построено в 1890-92 гг. (арх. Д.Н. Чичагов)

на месте здания присутственных мест. В 1936-1993 гг.здесь находился

Центральный музей В.И. Ленина. В настоящее время в здании размещена

часть экспозиции Государственного исторического музея.

Однако изменения в архитектурно-пространственной среде происходили, прежде всего, в больших городах. Малый, в массе своей уездный город в значительно меньшей степени испытывал влияние новаций. Это обстоятельство делает малые города объектом изучения историко-культурной и архитектурной среды города раннего Нового времени. В конце 1960-х гг. в НИИ музееведения и охраны памятников истории и культуры (ныне – Российский институт культурологии) создана Лаборатория историко-культурной среды малых городов, которая занимается этими проблемами. Среди последних изданий этого научного коллектива следует отметить: Российская провинция: среда, культура, социум. Очерки истории города Дмитрова. Конец XVIII–ХХ вв. М., 2006; Очерки истории города Сергиева Посада. Конец XVIII–ХХ вв. М., 2011.

* * *

В условиях модернизационных процессов в общественно-экономической жизни в конце XIX – начале ХХ вв. усложняется инфраструктура городского хозяйства. Это время создало довольно большое разнообразие общественных зданий, отражавших новые формы финансово-экономической и культурной жизни, потребности транспортных средств и информационной системы. В больших городах шло строительство зданий для вокзалов, банков, бирж, гостиниц, школ, театров, изменяющих облик городского центра.

рис. 4.

Москва. Деловой комплекс с гостиницей «Боярский двор»,

построен в 1901 г. по проекту Ф.О. Шехтеля.

В советское время в здании размещались органы

партийного руководства страны.

Появление и распространение водопровода, электрического освещения и трамвая на улицах, телефона в домах – вели к необходимости строительства водонапорных башен, электро- и телефонных станций, трамвайных депо. В городе существовали формы обслуживания и общения жителей, каких не знала деревня: магазины, гостиницы, аптеки, больницы, общественные бани, библиотеки, музеи. В начале ХХ в. Московское городское управление выпустило «Альбом зданий Московского Городского управления», которые принадлежали городу и содержались за счет муниципального бюджета. Этот информативный источник переиздан (М.: Изд. дом ТОНЧУ, 2006); он содержит фотографии, которые дают представление об учреждениях, составляющих культурно-пространственную среду Москвы начала ХХ столетия. Это школы, больницы, родильные приюты, городское хозяйство, включавшее насосные водонапорные станции, канализационные сооружения, парки городских железных дорог. В Москве находились военные казармы (Хамовнические, Покровские, Крутицкие, Александровские на Серпуховском шоссе, Спасские, Николаевские на Ходынском поле) которые содержались за счет города. Обращает на себя внимание достаточно большое количество домов бесплатных или дешевых квартир, содержавшихся на средства благотворителей (Г.Г. Солодовникова, П.А. и В. Бахрушиных, Э.К. Рахмановой, М.Ф. Морозовой и др.).

Своеобразным «языком» пространственной среды города была топонимика, достаточно развитая в XIX в. В ней материализовалась память о прошлом города и его настоящем, хозяйственной деятельности горожан. Их сословная принадлежность находила отражение в названии улиц: Дворянские, Мещанские, Посадские, во множестве городов существовала Московская улица, обычно центральная, по которой проходил почтовый тракт, связывавший город со столицей.

Местом въезда в город издавна была городская застава. В современной городской топонимике в некоторых городах понятие «застава» сохранилось.

рис. 5.

Тула. Обелиски Киевской заставы, установленные в конце XVIII в.

Снесены в 30-е гг. ХХ в. в связи с проведением линии трамвая.

Открытка начала ХХ в.

С появлением железных дорог шлагбаумы на заставах уходили в прошлое, роль въездных городских ворот стали выполнять вокзалы.

Новой чертой культурного пространства российских городов в XIX в. становится мемориализация. Памятники были выражением знаний о прошлом, запечатленном в камне или бронзе. Автор первого в России свода памятников, изданного в 1860 г., отмечал эту их особенность. «Памятники, – писал он, – сооружаются в увековечение памяти достопамятнейших событий, имевших на государство благодетельное следствие, а также на местах одержанных побед над неприятелем, замечательным людям, оказавшим незабвенные заслуги отечеству». ^{[24, с. 29]}

Монументы, впервые появившись в столицах, сооружаются в многих провинциальных городах. Отличительной особенностью их становится светский характер. Культовые сооружения, характерные как памятники для средневековья, в XIX в. практически не возводились. Исключением можно считать храм Христа Спасителя в Москве, воздвигнутый в ознаменование победы в Отечественной войне 1812 года. Храм сооружен по проекту К.А. Тона, известного архитектора николаевского времени. Его строительство затянулось более чем на 40 лет и только в 1883 г., в дни коронации Александра III, он был освящен и стал действующим. Разрушенный в 1931 г., храм Христа Спасителя восстановлен в 1990-е годы. Мемориалом стал Казанский собор в Петербурге, построенный по проекту арх. А. Воронихина незадолго до Отечественной войны 1812 года, после того как в нем был захоронен прах М.И. Кутузова. Перед собором установлены памятники М.И. Кутузову и М.Б. Барклаю де Толли.

Традиция сооружения светских памятников складывается еще в XVIII в. Монумент Петру I в Петербурге стал первым в России таким памятником («Медный всадник», скульптор Э. Фальконе, при участии М. Калло и Ф. Гордеева). В Москве в 1818 г. был установлен памятник гражданину Минину и князю Пожарскому (скульптор И.П. Мартос).

рис. 6.

Москва. Вид Красной площади начала XIX в. Здесь в 1818 г.

был сооружен памятник «гражданину Минину и князю Пожарскому».

В глубине – дом, на месте которого было построено здание

Исторического музея, открытого в 1883 г.

Впервые идея сооружения памятника Минину и Пожарскому, руководителям народного ополчения 1611 г., возникла в «Вольном обществе любителей словесности, наук и художеств», членом которого был и автор памятника И.П. Мартос. В России была объявлена подписка на его создание. ^{[93, с. 30]} В 1818 г. в собрании Российской академии выступил Н.М. Карамзин с инициативой установки памятников-мемориалов «замечательным людям Отечества», упомянув при этом о памятнике Минину и Пожарскому.

Первоначально монумент предполагалось установить в Нижнем Новгороде в 1811 г., в год 200-летия народного ополчения, формировавшегося в этом городе. Но по указанию Александра I памятник поставили в Москве, что может быть косвенным свидетельством признания всероссийского значения борьбы с иноземным нашествием в XVII в. В Нижнем Новгороде в честь этого события в 1826 г. был сооружен гранитный обелиск. ^{[16, с. 14; 33, с. 97]}

рис. 7.

Колонна в память основателя Демидовского юридического лицея

П.Г. Демидова (1738–1821), на средства которого было открыто

в 1803 г. это учебное заведение. Памятник был сооружен в 1829 г.

Восстановлен в 2005 г.

Уже в дореформенное время памятники становятся элементом культурного пространства провинциальных городов. В честь победных сражений в Отечественной войне 1812 года обелиски появились в Тарутине, Смоленске, Медыни. Символом могущества государства, победившего неприятеля в 1812 г., стала Александрийская колонна в Петербурге (архитектор О. Монферран). Ее торжественное открытие состоялось в 1834 г. в присутствии ветеранов Отечественной войны. ^{[24, с. 12]} Величественный мемориал на Бородинском поле был создан в 1912 г. к столетию Отечественной войны.

Всероссийским общественно-культурным событием стало сооружение в 1862 г. в Новгороде памятника «Тысячелетие России». На открытии его присутствовал император Александр II. На площади у памятника был устроен парад войск, вечером город иллюминирован, народные гуляния продолжались несколько дней. Этот монумент, как и «Александрийский столп» в Петербурге, символизировал силу и мощь самодержавия, прославлял достопамятные события исторического прошлого в России.

В конце XIX – начале XX вв. в столицах были поставлены памятники императорам из дома Романовых: в Кремле – мемориал Александру II, на площади перед храмом Христа Спасителя – памятник Александру III (скульптор А.М. Опекушин; разрушены в 30-е гг. XX в.). В Петербурге в 1909 г. был открыт памятник Александру III (скульптор П.П. Трубецкой; после 1917 г. памятник демонтирован, но сохранен как художественное достояние; в настоящее время установлен перед входом в Мраморный дворец).

Памятник первому Романову – Михаилу Федоровичу появился в Костроме в 1851 г. Открытие памятника, который первоначально имел название: «Царю Михаилу Федоровичу и крестьянину Ивану Сусанину» (скульптор В.И. Демут-Малиновский, разрушен в 1918 г., в настоящее время восстановлен) было праздничным днем в городе. Площадь, где был установлен памятник, стала называться Сусанинской. В Костроме предполагалось создать грандиозный мемориал, который должен был увековечить 300-летие дома Романовых. В дни торжества по случаю празднования этого события в мае 1913 г. на высоком волжском берегу состоялась закладка памятника. Однако мемориал остался недостроенным; после событий 1917 г. бронзовые фигуры пошли на переплавку; в 1928 г. на гранитном пьедестале была установлена фигура В.И. Ленина.

рис. 8.

Кострома. Вид главной городской площади. В центре – памятник

царю Михаилу Федоровичу и крестьянину Ивану Сусанину (скульптор

В.И. Демут-Малиновский). Открыт 14 марта 1851 г.В глубине –

здания пожарной каланчи и гауптвахты, построенные в 1820-е гг.

С 30-х гг. XIX в. в городах появляются памятники-портреты известным в России людям: писателям, ученым, композиторам, просветителям: в Архангельске – Ломоносову; в Симбирске – Карамзину; в Казани – Державину и Лобачевскому, в Воронеже – Кольцову, в Смоленске – Глинке; в Пятигорске – Лермонтову.

Праздником русской национальной культуры стало открытие в Москве памятника Пушкину в 1880 г. (скульптор А.М. Опекушин). Это общественно-культурное событие освещалось в прессе. В собрании Общества любителей российской словесности, торжественном заседании Московского университета с речами выступали Тургенев, Достоевский, Ключевский.

Многие памятники и монументы, создававшиеся известными скульпторами, были не только «общественно-значимой формой самоидентификации власти» (Е.И. Кириченко), хотя они, прежде всего, несли эту идейную нагрузку. Они представляли собой художественную ценность, являясь частью культурного наследия России.

рис. 9.

Москва. Вид Арбатской площади с памятником Н.В. Гоголю

(скульптор Н.А. Андреев. 1909 г.). В настоящее время памятник

находится во дворе дома № 7 по Никитскому бульвару, где прожил

последние годы своей жизни и умер писатель.

Наряду с осознанием этого сегодня и попыткой восстановления утраченных архитектурно-пластических памятников, нарушение культурно-архитектурного пространства старых районов столичных и многих провинциальных городов, к сожалению, продолжается.

* * *

Культурное пространство города определяет общественно-культурная среда, поскольку она характеризует наполненность и многообразие духовно-интеллектуальной жизни, функционирование культуры в обществе, объективные и субъективные возможности бытования её в различных социальных слоях. В конечном счете, состояние и развитие общественно-культурной среды отражает степень социальной функциональности культуры и является непременным условием общественно-культурного прогресса.

«Целостность» общественно-культурной среды, ее «протяженность и глубину» Г.П. Федотов считал «воздухом культуры»; иначе, писал он, «как организующая форма сознания культура распадается на множество бессвязных элементов, из которых ни один из них сам по себе, ни их сумма не являются культурой». ^{[96, с. 207-208; 40, с. 93]}

Город в России даже в начале ХХ столетия не обладал высоким уровнем городских удобств. По степени их распространения можно считать более известным водопровод. Характерно, что необходимость его устройства, прежде всего, связывалась с предотвращением пожаров, опасность которых всегда существовала в городе, где деревянные строения преобладали. Однако и распространение водопровода было относительным. К 1917 г. они действовали примерно в четверти всех городов России. ^{[77, с. 321]} В Германии в это время в городах с населением более 20 тыс. чел. водопроводы были в 98 из 100. ^{[103, стб. 65]}

Водопровод обычно представлял собой водоразборный фонтан с бассейном. К нему приезжали дворники или специальные водовозы, «таща за собой небольшие бачки на двухколесной ручной тележке», такую картину можно было увидеть в Москве еще в начале ХХ в. Н.Д. Телешов в своих воспоминаниях как примечательную черту времени отметил: «У этих водовозов и дворников около бассейна было нечто вроде клуба. В “бассейне” ранним утром получались самые свежие новости, обычно достоверные; откуда они проходили сюда – неизвестно». ^{[92, с. 280-281]} Водопроводы в домах (так называемые частные водопроводы) существовали в одном городе из восьми, где был водопровод. Даже в Москве в конце XIX в. это нововведение было лишь в пятой части всех домов. ^{[95, с. 24]}

Но город был всегда важнейшим центром культурной жизни. В нем были сосредоточены институты и средства, формирующие образованный общественный слой, посредники в трансляции получаемых знаний (школы, издательства и типографии, книжные магазины, библиотеки, театры, музеи). «Все, что происходит в культуре в области религии, знаний, искусства, зародилось в городе», – писал Н.П. Анциферов, один из основателей отечественной урбанистики. И далее он подчеркивал: город – это «точное отображение общественной структуры, создан ею и поддерживает ее»; именно поэтому он «дает нам выразительный образ культуры своего времени…, он впитал в себя всю историю связанной, с ним страны… Былое просвечивает в нем всюду: в направлении его улиц, в формах его площадей, в силуэтах его куполов и башен, в говоре его горожан, в их празднествах. Все, наполненное веками, слито здесь в едином целостном облике». ^{[3, с. 9-13]} В городе был сосредоточен культурный потенциал общества, определявший наполненность и глубину общественно-культурной среды, которая, в свою очередь, влияла на характер повседневной городской жизни.

Значение города как интеграционно-культурного центра, важнейшего фактора центробежных и центростремительных культурных сил определялось, прежде всего, уровнем грамотности и образованности горожан. По числу грамотных город опережал губернии в целом уже к середине XIX в. Особенно резкий скачок произошел в пореформенное время. Согласно данным Переписи 1897 г. грамотность в городах к концу XIX в. была вдвое выше, чем в среднем по стране. В Европейской России грамотные составляли 22,9%, в городах этого региона – 48,4%. ^[51]

Качественный скачок в развитии народной школы в середине 1890-х гг., отмеченный современниками, способствовал росту грамотности, как в целом, так и в городе, который продолжал опережать средний показатель по стране. Число грамотных в городах в 1900 г. составляло свыше 60% (по губерниям – только 30,3%); к 1917 г. эти показатели соответственно возросли до 64 % и 43 % (подсчеты мои – Л.К.). ^{[86, с. 255-257]}

Преобладающей формой образования на фоне его развития оставалась начальная, как правило, одноклассная школа с 3-х годичным курсом: она составляла более 90 % всех учебных заведений. ^{[56, с. 38]} Среднее и высшее образование в конце XIX в. имели лишь около 1,5 % мужчин и менее 1 % женщин. Причем наиболее распространенным было среднее образование. Общий по России показатель его составлял 1,1 %. В городах он был выше – около 2,5 % (подсчеты мои – Л.К.). ^{[51, с. 3]} Применительно к последним десятилетиям XIX в. Н.И. Рубакин писал: «В городах преимущественно и теснится образованная публика». И вместе с этим заметил, что горожан, «вкусивших образование выше элементарного», было немного. В 80-е гг. на 1000 жителей в городах число имевших среднее образование увеличивалось ежегодно на 4 чел. Слой интеллигенции с высшим образованием в России ежегодно пополнялся примерно на 50 чел. ^{[78, с. 105]}

В начале ХХ в. город, не только губернский, но и многие уездные, имел достаточно развитую систему культурно-просветительных учреждений. Это время характеризовалось ростом таких институтов; появление их в культурной среде города относится еще к предшествующему времени.

В количественном отношении состояние культурного потенциала города представлено в таблице: данные относятся к 1910 г.). ^{[77, с. 377-379]}

Таблица.

Количество библиотек в провинции было показателем роста читающей публики. «Нарастание читателя совершается неизменно и непрерывно, – писал Рубакин в 90-е гг., – это нарастание, в сущности, есть необходимый вывод из истории последних 30 лет, следствие реформ императора Александра II, внесших в русскую жизнь столько свежего и нового…, необходимый вывод из эмансипации крестьян, увеличения числа школ, успехов грамотности… Грамотность вызывает стремление к книге; спрос на книги идет даже быстрее развития грамотности». ^{[78, с. 36]}

В начале ХХ в. библиотеки и читальни имели около 65 % городов и сельских пунктов, во всех губернских городах были публичные библиотеки. ^{[17, с. 405]}

рис. 10.

Тула. Дом имени Александра II. Здание построено в 1910-1912 г.

в связи с празднованием 300-летия династии Романовых. В нем

размещалась городская библиотека. В настоящее время здесь

находится музей «Тульские самовары».

Новой формой распространения книги стали народные читальни-библиотеки. В 1883 г. в Москве на средства В.А. Морозовой, известной своей благотворительностью, была открыта читальня в память И.С. Тургенева. Устройство этой библиотеки-читальни давало возможность пользоваться книгами небогатым москвичам, «тем слоям городского населения, которым по состоянию их средств существующие библиотеки недоступны». ^{[19, с. 97]} В Петербурге народная читальня появилась в 1887 г. и была посвящена А.С. Пушкину (в этом году исполнилось 50 лет со дня гибели поэта). О существовании четырех народных читален в Северной столице сообщал губернатор в отчете за 1895 г. «В ряду городских образовательных учреждений видное место принадлежит бесплатным городским читальням, ближайшим назначением которых является содействие к сохранению и развитию среди беднейших слоев грамотного населения города охоты к чтению полезных книг и отвлечению тем самым от пагубных для нравственности и здоровья развлечений».^{[75, с. 16]} В 1898 г. в уездном городе Чембаре Пензенской губернии открылась народная библиотека-читальня им. В.Г Белинского. ^{[69, с. 105-106; 76]}

Однако народные библиотеки и читальни открывались только с разрешения губернатора и находились под строгим правительственным контролем. В 1890 г. были изданы специальные правила, определявшие их деятельность.

Большую работу по распространению просвещения, в первую очередь среди крестьянства, проводили Комитеты грамотности. В Москве такой Комитет возник в 1845 г. при Московском обществе сельского хозяйства, в Петербурге в 1861 г. при Вольном экономическом обществе. В 80-е гг. подобные общественные организации появляются в губернских городах: в Нижнем Новгороде, Астрахани, Харькове.

Главной заботой комитеты грамотности считали «содействие делу народного образования», открытие новых школ. Они составляли каталоги книг для провинциальных библиотек, занимались изданием книг для народного чтения, учебной литературы, программ для начальной школы. ^{[99; 5, с. 385-388; 31; 50]}

Одной из форм распространения знаний в демократической среде можно считать бесплатные народные чтения. Впервые они состоялись в Петербурге в декабре 1871 г., со следующего года проходили в Москве, в залах Политехнического музея. Комиссии по организации народных чтений были созданы в Воронеже, Астрахани, Харькове, Одессе.

Проводились такие чтения под строгим контролем властей; тексты обязательно представлялись на одобрение министру народного просвещения; лекторы, обычно учителя или священники, допускались к их чтению с разрешения директора народных училищ или губернатора.

С середины 90-х гг. народные чтения проходили в 56 городах, в том числе в 18 уездных. Об интересе к этой форме получения знаний можно судить по посещаемости: число слушателей иногда доходило до 1000 чел., но, как правило, в среднем не превышало 100–150 чел. ^{[60, с. 540-541; 49, с. 185]}

В некоторых городах возникали Общества по устройству народных чтений. В Тамбове первоначально чтения происходили в здании гимназии по воскресеньям; зал вмещал 300–400 чел., в основном учащихся. В 1892 г. в связи с возросшим интересом к этим чтениям «среди серого люда» было выстроено специальное двухэтажное здание. Оно строилось на средства Городской думы и Е.Д. Нарышкина, учредителя народных чтений. В здании помещалась библиотека; в ней имелись книги, формально не разрешенные цензурой, которые выдавались для научной работы «особо благонадежным лицам». ^{[36, с. 134]}

Одним из каналов распространения книги была книжная торговля, причем в конце XIX в. роль книжной торговли, по мнению Н.А. Рубакина, была более значительной по сравнению с библиотеками. ^{[78, с. 141]} Как известно, еще в конце XVIII в. Н.И. Новиков «через книжную торговлю», по словам В.Г. Белинского, «создал массу читателей». К началу XIX в. книжные лавки имелись в 17 провинциальных городах, в столицах их было около 40. В первой половине этого столетия распространение книги связано с именами столичных издателей и книгопродавцев – С.И. Селивановского, А.Ф. Смирдина, братьев Глазуновых. В типографии Селивановского была напечатана «История государства Российского» Н.М. Карамзина. Смирдин, упрощая оформление книги, увеличивая тираж, снижал розничные цены и тем самым делал книги доступными «для небогатых людей». В 40-е гг. он выпустил в свет более 70 собраний сочинений русских писателей, в том числе А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, М.Ю. Лермонтова. Смирдин и Селивановский впервые ввели в России торговлю книгами по почте. ^{[30, с. 180]} При книжных магазинах в столицах имелись коммерческие читальни, «кабинеты для чтения». В Москве в 60-е гг. из 18 книжных магазинов такие читальни были в шести. ^{[60, с. 525-526]} Книжные магазины, книготорговлю вообще Н.К. Пиксанов справедливо считал «агентурой просвещения». ^{[66, с. 64]}

Однако в дореформенной России книжная торговля оставалась явлением столичной жизни. В провинции даже к середине столетия продажа книг встречалась редко лишь в некоторых губернских городах. Упоминание о книжных лавках в конце 50-х гг. есть в Воронеже, Калуге, но «ни в Пензе, ни в губернии нет, ни одной книжной лавки». ^[42]

Очень незначительное число книготорговцев в первой половине XIX в. («насчитывалось единицами») отмечал А.А. Говоров. ^{[13, с. 145]}

Книжная торговля в провинции начинает распространяться в пореформенные годы, особенно в последние десятилетия XIX в. Растет число книжных магазинов, причем рост этот был очень значительным. В начале 60-х гг. было 43 книжных лавки, в середине 70-х гг. – уже более 600, а к 1912 г. их число достигло 3,5 тыс.^{[13, с. 178, 233]}

В расширении книжной торговли в провинции в первую очередь играли роль не местные типографии, а усиливающиеся связи владельцев магазинов со столичными издателями и книгопродавцами. В Отделе письменных источников Исторического музея удалось обнаружить интересные материалы, подтверждающие это положение.

Архивные материалы (фонд А.А. Бахрушина) представляют собой переписку Глазуновых, представителей фамилии известных издателей и книготорговцев, которые еще в дореформенные годы владели сетью книжных магазинов в Москве и Петербурге. Это переписка с владельцами книжных лавок, библиотек, частными лицами 58-ми городов центральных, южных, западных губерний Европейской России и Сибири в течение 70–90-х гг. На протяжении 30 лет регион, вовлеченный в торговые связи с московским магазином Глазуновых, постоянно расширялся. В 70-е гг. в переписке с Глазуновыми состояли 28 владельцев книжных магазинов, в 80-е гг. – уже 48, в следующем десятилетии — еще 10 (подсчеты мои – Л.К.). ^[12]

География книжной торговли была обширной. Она включала города Владимир, Воронеж, Кострому, Казань, Курск, Н. Новгород, Орел, Пермь, Пензу, Рязань, Смоленск, Саратов, Самару, Тверь, Тамбов, Ярославль; упоминаются некоторые уездные центры (Ливны, Елец в Орловской, Сергиев Посад в Московской, Моршанск в Тамбовской, Царицын в Саратовской, Мешовск в Калужской губерниях). Причем многие из владельцев книжных магазинов провинциальных городов сотрудничали со своим столичным коллегой на протяжении длительного времени. Такие покупатели книг у Глазуновых встречались в Ярославле, Тамбове, Перми, Саратове, Екатеринославе, Киеве, Херсоне.

рис. 11.

Иваново-Вознесенск. Книжный магазин Е.И. Кербицкой

на Георгиевской ул. В настоящее время – магазин «Игрушка».

Открытка начала ХХ в.

Репертуар книг, которые, вероятно, были наиболее востребованы, достаточно разнообразен. Но больше всего просьбы касались присылки учебников, книг для народной школы. Среди учебной литературы часто встречаются «Собрание алгебраических задач» Бычкова, «Геометрия для уездных училищ», «Элементарный курс грамматики» Тихомирова, «История русской словесности» Галахова, «Азбука», «Родное слово» Ушинского, «Система астрономии» Хандрикова, «Руководство по органической химии», «Руководство к изучению физиологии, анатомии, гигиены». ^[12] Пользовались вниманием книги по философии, античной истории (владелец книжного магазина в Костроме И.В. Бекенев выписывает «Обзор философских учений» Остроумова, «Кризис западной философии» В. Соловьева, «Критический обзор философии» Шопенгауэра, историю Греции и Рима). ^[12] Об этом также писал Н.А. Рубакин: «Исторические книги наиболее востребованы; естествознание, сравнительно с 60-ми годами, интересует читателя мало; в некоторых библиотеках книги по философии в большом ходу». ^{[78, с. 11-13]} Среди требуемых книг были практикумы по сельскохозяйственной тематике. Впервые такой список встречается в материалах, относящихся к 90-м гг.: «Календарь русского сельского хозяина»; «Учение об обработке, об удобрении почвы»; «Плуг, его устройство и употребление» и др. ^[12]

Глазуновы высылали книги в библиотеку Московской духовной академии в Сергиевом Посаде. Список требуемых книг очень примечательный: «Капитал» К. Маркса, «Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства» М. Ковалевского, «Общественное движение при Александре I» Пыпина, «Русская литература после Гоголя» Ф. Миллера, «История славянских литератур» Пыпина и Спасовича, «Старинный театр» Веселовского. Высказывалась просьба о приобретении книги Дж. Локка «Мысли о воспитании», издания 1858 г., «если таковая есть в магазине». ^[12] Интерес к подобной литературе свидетельствовал о том, что широко обсуждаемые в общественно-научной жизни проблемы, не оставались без внимания в стенах Духовной академии, а если учесть, что интерес к «Капиталу» К. Маркса проявился в конце 90-х гг. (письмо с просьбой выслать эту книгу относится к 1898 г.), то становится очевидным, что марксизм, его распространение в России обсуждались и в духовной среде.

Книжные магазины выписывали много произведений художественной литературы, чаще всего сочинения Лермонтова, Гоголя, Добролюбова, Тургенева, Достоевского. Встречались просьбы о присылке повестей Помяловского, стихотворений Некрасова, русских сказок Афанасьева, Волшебных сказок для детей известной детской писательницы Зонтаг. ^[12] Обращает на себя внимание факт редко встречающихся просьб о высылке книг А.С. Пушкина. Лишь однажды в серии «Классическая библиотека» среди сочинений Лермонтова, Жуковского, Гоголя, Тургенева упоминаются «Борис Годунов» и «Моцарт и Сальери». ^[12] Материалы, которые приводит в своей книге Рубакин, создавая коллективный портрет читателя в России конца XIX в., дают возможность представить, что интересовало интеллигенцию, какая литература была наиболее востребована читателями публичных библиотек. ^{[78, с. 107]}

Таблица.

Как видно, основная масса читателей этих губернских городов интересовалась периодикой и художественной литературой. Причем наибольшим спросом пользовались произведения писателей, имена которых чаще всего упоминались в списках для присылки книг в провинциальные книжные магазины: Л. Толстой, Писемский, Тургенев, Достоевский, Островский, Григорович, Лесков. Очень популярным был Белинский, много читали Карамзина, С.М. Соловьева, Михайловского, в провинции были известны работы Дарвина. «Богословские книги, — замечал Рубакин, — у русских культурных читателей в ходу менее всего». Такая же картина наблюдалась в Иваново-Вознесенке, где в конце XIX в. была публичная библиотека. Чаще всего читатели обращались к книгам Л. Толстого, Вс. Соловьева, Тургенева, Гоголя, Некрасова, «довольно часто спрашивают книги об электричестве». ^{[78, С. 113, 116; 80, с. 50-53]} Примечательно, что среди наиболее читаемых книг также нет псоизведений Пушкина. Встречается упоминание, что в 90-е гг. в Саратове, Астрахани «спрос на Пушкина падал», правда, наряду с Островским и Достоевским.

Уменьшение спроса произведений русских классиков, считает Н.А. Рубакин, «находится в прямой зависимости от степени… распространения сочинений данного автора в культурной среде». После того, как вышли дешевые издания сочинений Пушкина, Лермонтова, пишет он, «спрос на них сразу уменьшился». ^{[78, с. 131, 132]} Не отрицая этого, все же надо сказать, что интерес к тому или иному автору, зависел «от преобладающих веяний» и общественных настроений. Конечно, неправильно делать далеко идущие выводы о недостаточной востребованности, например, поэзии Пушкина на основании лишь отсутствия упоминаний об этом в отдельных источниках. Но в этом просматривается отношение к творчеству поэта в обществе пореформенной эпохи. Социально напряженное, оно не воспринимало поэзию, полную гармонии. Интеллигенции были ближе писатели, творчество которых отражало эти социальные коллизии или несло в себе внутреннюю метафоричность и неразгаданность, близкую художественной эстетике Серебряного века.

Культурную среду города формировал театр. Начало государственного театра в России относится к середине XVIII в. Указом Елизаветы Петровны от 30 августа 1756 г. в Петербурге был учрежден «Русской для представления трагедии и комедии театр». Актеры ярославского театра, руководимые Ф.Г. Волковым, составили основу его труппы. Эта дата считается днем рождения российского театра. В некоторых городах Пензенской, Орловской, Курской губерний с начала XIX в. известны крепостные театры. Спектакли в домах помещиков ставились для избранного дворянского общества. Но эти театры дали русской сцене замечательных актеров, хотя судьба некоторых из них была трагичной (достаточно вспомнить рассказ А.И. Герцена «Сорока-воровка»). В 1805 г. в театре братьев Барсовых в Курске дебютировал М.С. Щепкин, тогда еще крепостной графа Волькенштейна. Вольную он получил по настоянию общественности только в 1822 г. ^{[25; 38]}

С конца XVIII в. в некоторых городах существовали публичные театры. Известны такие театры в Казани, Ярославле, Твери, Калуге (где он был открыт в 1776 г. по указанию Екатерины II, когда Калуга стала губернским городом).

В пореформенное время театр был уже достаточно массовым общественно-культурным явлением. В начале XX в. постоянные театры и временные театральные труппы работали в 88 губернских и некоторых уездных городах. В эти годы театры были в Орле, Рязани, Костроме, Пензе, Смоленске, Самаре, Калуге, Таганроге, Одессе. ^{[17, с. 406]} Театр в Саратове был построен еще в 1855 г. на средства О.О. Шехтеля, отца известного архитектора Ф.О. Шехтеля, по проекту которого в Москве возведены здания, многие их которых вошли в фонд культурного наследия России. ^{[32, с. 12]} Распространенным явлением в театральной жизни провинции в это время становились гастроли столичных артистов. Роль театра в некоторых городах выполняли общественные клубы, народные дома. Элементом массовой театральной культуры был цирк, работавший в конце столетия в 50 городах. ^{[17, с. 0461; 61, с. 481-494]}

В конце XIХ в. в столицах, некоторых губернских городах возводятся специальные театральные здания. Но еще нередко для театра приспосабливались помещения неблагоустроенные, употреблявшиеся для целей, далеких от театральной культуры. В Самаре, например, в 70-х гг. театр располагался в помещении пустовавшего хлебного амбара. Но на сцене этого театра, помимо легких водевилей, шли «Ревизор» Гоголя, «Горячее сердце» Островского. В городе образовалась группа театралов из местной интеллигенции, в которую входили адвокат, полицмейстер, учителя. ^{[62, с. 728]}

Большинство горожан в провинции, прежде всего, из купеческо-мещанской среды бывали в театре редко: не более одного-двух раз в год. В Ярославле, в купеческой семье Огняновых «старые хозяйки и мужчины-хозяева в театр не ходили. А молодые ходили, но редко — один-два раза в год …на приглашение пойти посмотреть или послушать что-нибудь в театре, отвечали, что туда ходят только дураки и бездельники». ^{[1, с. 280; 23, с. 150]}

Вероятно, такое мнение о театре было довольно распространенным среди купечества. К.В. Прохоров, человек достаточно образованный, в письме к одному из своих корреспондентов недовольно заметил: «В Москве у нас уже не довольствуются вечерними театральными представлениями, а начинают быть утренние спектакли по воскресеньям», это, по его мнению, «помешает душеполезным размышлениям и чтению». Прохоров высказывает опасения, что «театральные зрелища могут усвоиться в народе, если не будет против них установлено благоразумных возражений» (письма не датированы, но не ранее 60-х гг ). ^[11]

Однако нельзя слишком однозначно воспринимать такое отношение к театру в среде горожан. Тот же Прохоров отмечал, что число частных театров увеличивается в Москве, и «народ, не знавший прежде театра, начинает теперь более с ним знакомиться». И.А. Александров, из мещан, известный в Москве портной, старшина Ремесленной управы, судя по записям в его дневнике, часто слушал оперы в Большом театре. ^[52]

Активное влияние театра на общественно-культурную жизнь в конце XIX в. происходит, хотя театр в России, по словам Белинского, «всегда был мерилом общественного просвещения и духа времени» (он писал об этом в «Литературных мечтаниях» в 1834 г.). Николай Полевой, издатель-редактор журнала «Московский телеграф» в 1825 г. в связи с открытием Малого театра заметил: «Сооружение театра, без сомнения, эпоха весьма замечательная в летописях просвещения. Когда театр делается необходимою потребностью какого-либо народа — это верный признак, что образованность его возвысилась». ^{[47, с. 45]}

И.А. Слонов, коломенский мещанин, живший в Москве, писал в воспоминаниях, что «в 70-е годы в Москве частных театров и клубов не было. Достать билет в Большой или Малый императорские театры можно было только по протекции или за баснословную сумму у театральных барышников. На итальянскую оперу, когда пела Патти, билеты в кресла стоили на годовой абонемент 100–200 руб., за ложу бельэтажа платили 500–600 руб. (для сравнения: в эти годы фунт черного хлеба стоил — 1 коп., пара калачей — 5 коп., фунт мяса — 5 коп., 10 яиц — 8 коп., фунт осетрины — 15 коп., а фунт паюсной икры всего 1 р. 20 коп.). …Русская опера в 70-е годы была в полнейшем загоне. Но в большом фаворе был Малый театр… Особенную сенсацию производил своими произведениями А.Н. Островский. Его пьесы в то время разыгрывались на сцене Малого театра с колоссальным успехом». ^{[87, с. 211-216]}

В Нижнем Новгороде цены на билеты в театр были также высокими – от 1 до 4 руб; в то же время фунт осетрины стоил 13 коп, икры – 15 коп. ^{[88, с. 44-46]}

К сожалению, слабо развитая в мещанско-купеческой среде культура написания мемуаров, ведения дневников осложняет возможность глубокого и обстоятельного изучения повседневной жизни этого слоя горожан, в том числе и его интерес к театру.

Однако публикуемые время от времени исследования, основанные на семейных архивах, позволяют корректировать представления о культурных запросах, в том числе интерес к театру в мещанско-купеческой среде. ^{[7, с. 41]}

В последние десятилетия XIX в. театральная жизнь в провинции становится оживленной. Многочисленные афиши извещали горожан об открытии нового театрального сезона, предстоящих гастролях столичных театров, выступлениях цирковых артистов. Во Владимире театральный сезон 1893 г. открывался комедией Островского «Волки и овцы», в Казани — пьесой Шпажинского «В старые годы». Товарищество драматических артистов Казани предполагало давать спектакли в праздничные дни по сниженным ценам – утром для учащихся, по понедельникам – «для народа». В 1893 г. в городе гастролировал цирк братьев Никитиных. Перед началом представления, указывалось в афише, будет исполнен народный гимн «Боже, Царя храни». Такое упоминание встречалось на многих афишах; исполнением гимна начинались концертные, театральные представления. В этом, несомненно, заключался один из воспитательных моментов, в духе уважения к государственной символике и самой власти. Некоторые афиши сообщали о необычных выступлениях и событиях в театральной жизни города. Жители Саратова приглашались «в помещение Парусинова на Немецкой улице, где можно было за 20 коп. прослушать запись на фонографе Эдисона, дети и военные платили за вход — 10 коп.». Сообщалось также, что в музее, расположенном в этом здании, «открыто анатомическое отделение исключительно для взрослых, дамы — исключительно по пятницам». ^[10]

Во многих городах России работал народный театр. Один из публицистов писал, что «народный театр в нашем отечестве — дело совершенно новое, если не считать разных балаганных представлений… это одно из самых действенных средств воздействия на народные нравы». ^{[28, с. 130, 132]} Народные театры часто устраивались радикально настроенной интеллигенцией, как средство в ее стремлении «сблизить интеллигенцию и народ». Пензенский народный театр был одним из таких. В его работе в 90-е гг. участвовал молодой В.Э. Мейерхольд.

Культурный досуг рабочих «с целью отвлечения их от кабаков, предоставления возможности с пользой и разумно проводить свободное от работ время» организовывали владельцы некоторых промышленных предприятий. В мае 1900 г. на Ярославской мануфактуре был устроен утренник в память 150-летнего юбилея со дня основания театра в Ярославле. В программу этого музыкально-драматического представления входила демонстрация комедии Гоголя «Женитьба». Театры, гастролировавшие в Ярославле, показывали для рабочих оперы «Жизнь за царя» Глинки, «Демон» А. Рубинштейна, «Русалка» Даргомыжского. Артисты Малого театра представляли «Волки и овцы» Островского. Зрительный зал, вмещавший до 1500 чел., всегда был полон, чему способствовала и небольшая цена за билет – всего 4 коп. ^[9]

Вовлечение простого народа «в круг разумных развлечений» рассматривалось как одна из важных задач при открытии Художественно-общедоступного театра в Москве. Среди его зрителей было немало учащейся молодежи, для которых выделялись билеты на спектакли. Зрителями в Художественном театре были студенты многих учебных заведений. Так, на спектакль «Царь Федор Иоаннович» в 1898 г. были выделены билеты учащимся Комиссаровского (40), Мещанского (38) училищ, Пречистенских рабочих курсов (50), Практической академии коммерческих наук (30). Среди зрителей были студенты Московского университета, Московского технического училища, Духовной семинарии. ^{[97, с. 96-100]}

Самостоятельной и вместе с тем органичной сферой культурного пространства города становятся музеи. Развитие музейного дела отражало растущее в обществе понимание необходимости сохранения и изучения национального культурного наследия. Музеи. по словам известного историка К.Н. Бестужева-Рюмина, «одно из самых могущественных средств к достижению народного самосознания». ^{[29, с. 438]}

Проект учреждения в России Национального музея появился еще в первой половине XIX в. и был опубликован. ^[91] Авторами его были Ф.П. Аделунг и Б.-Г. Вихман, члены Румянцевского кружка. Н.П. Румянцев, видный государственный деятель, ученый и коллекционер, собрал вокруг себя круг энтузиастов-исследователей, занимавшихся изданием памятников русской и славянской письменности.

Позднее эта идея нашла воплощение в создании Исторического музея в Москве, открытого в 1883 г.

В XIX в. уже существовали крупнейшие музеи: в Москве – Оружейная палата, Третьяковская галерея, Исторический, Политехнический, в Петербурге – Эрмитаж. История каждого из них — замечательная страница в культурной жизни России. С 50-х гг. Оружейная палата, Эрмитаж, становятся доступными для посетителей, но круг их был еще небольшим и ограничивался учеными, художниками, учащимися. В 1861 г. открылся первый в России общественный музей — Московский публичный и Румянцевский музеум, созданный на основе Румянцевского собрания, переведенного из Петербурга. На основе книжного собрания этого музея в 1862 г. в Москве была открыта первая публичная библиотека (позднее ставшая знаменитой «Ленинкой», ныне – Российская государственная библиотека).

Музей в этот период остается еще элементом столичной культуры. Но возникают первые музеи в провинции: промышленные при некоторых уральских заводах, краеведческий при Вятском губернском статистическом комитете.

Особую роль в организации местных музеев в пореформенное время сыграли губернские статистические комитеты, большая часть из которых возникла в 1860–80-е гг. Городские музеи при статистических комитетах существовали в Твери, Костроме, Владимире, Тамбове, Воронеже, Нижнем Новгороде, они сотрудничали с местными археологическими обществами, архивными комиссиями, с любителями и собирателями древностей.

В начале 70-х гг. в кругах научной общественности обсуждался вопрос о центральном промышленном музее в России. По распоряжению правительства было начато создание музеев прикладных знаний в Петербурге и Москве. Открытый в 1872 г. Политехнический музей в Москве стал центром хранения предметов культуры промышленного производства и пропаганды научно-технических знаний. В 80–90-е гг. промышленные музеи появились в провинции; наиболее известные из них — художественно-промышленный музей в Саратове, научно-промышленные музеи в Перми и Казани. Эти музеи возникали по инициативе просветительских обществ, с привлечением пожертвований «местных любителей своего края». Научно-просветительские задачи во многом определяли их работу. В Пермском музее, например, имелась библиотека, подвижной музей учебных пособий. В 1915 г. здесь прочитал публичную лекцию поэт-символист К.Д. Бальмонт. ^{[64, с. 15; 72, с. 175-223]}

К концу XIX в. музеи, разнообразные по профилю (краеведческие, археологические, художественные, научно-промышленные, сельскохозяйственные, педагогические, гигиены и санитарной техники), работали более чем в 100 городах, включая почти все губернские и многие уездные. «В наше время, — писал в 1887 г. П.В. Алабин, известный историк и краевед, основатель музеев в Самаре и Вятке, — благоустроенный город без публичного музея как бы немыслим». ^{[60, с. 615; 17, с. 0461]}

Музейное дело в пореформенной России было связано в первую очередь с общественной или частной инициативой, деятельностью научных обществ. Правительство, хотя и сохранило участие в появлении новых музеев, но действовало уже недостаточно активно. В среде городской и земской интеллигенции все более неоспоримым становилось убеждение, что «развитие и процветание музеев находится в зависимости от демократизации просвещения.., роста городов и городской жизни; музей, являясь популяризатором знаний, учит общество ценить и понимать смысл кажущихся привычными предметов, пробуждает в широкой среде общественное сознание, сознательную любовь к своей малой, провинциальной родине, затем к своему отечеству». ^{[45, с. 304-310]} В Тамбове, например, музей был открыт в 1879 г. в честь столетия учреждения губернии, по инициативе «местных ревнителей старины». ^{[8, с. 526]}

Музеи наряду с памятниками и монументами, были элементом мемориализации культурного пространства города. Мемориальные музеи, связанные с сохранением памяти о деятелях русской культуры получили распространение в последние пореформенные десятилетия, когда открылись: в 1879 г. – библиотека-музей А.С. Пушкина в Царскосельском лицее, в 1883 г. – Лермонтовский музей при Николаевском кавалерийском училище, в 1894 г. – Дом-музей П.И. Чайковского в Клину. ^{[60, с. 578, 620]}

Востребованность музея в культурной жизни во многом определялась его посещаемостью. Так, Румянцевский музей ежегодно посещали 35–40 тыс. чел., среди которых было много учащихся. Число посетителей Политехнического музея в год открытия, в 1872 г., составило около 2 тыс., через 5 лет, в 1877 г., уже более 100 тыс., в 1903 г. — свыше 130 тыс. чел. Пермский музей в 1912–1914 гг. в год посещало 30–40 тыс. чел., среди которых было много приезжих. ^{[60, с. 588; 67, с. 133; 65, с.24]}

Заметным культурным явлением в губернских городах становятся художественные объединения, картинные галереи, ранее известные только столицам. Картинная галерея И.К. Айвазовского в Феодосии, открытая в 1880 г., была первым в России публичным художественным музеем в провинции. Художественно-промышленный музей в Саратове, основанный в 1885 г. при содействии известного художника А.П. Боголюбова, (внука А.Н. Радищева, отсюда название — Радищевский музей), владел одной из богатейших коллекций живописи и прикладного искусства, основу которой составило частное собрание Боголюбова. В Пензе в 1898 г. открылась картинная галерея при художественном училище, первым директором которого был К.А. Савицкий, член Товарищества художников-передвижников. Основой этого музея стала коллекция картин пензенского губернатора Н.Д. Селиверстова, завещанная им городу. В конце XIX – начале ХХ вв. художественные музеи были открыты в Казани, Нижнем Новгороде, Самаре, Таганроге, Перми, Туле, Рязани. ^{[71, с. 63-117]} В провинциальных городах в этот период насчитывалось 28 художественных объединений (подсчеты мои – Л.К.). ^[27]

Музеи становились показателем растущего в обществе внимания к национальному культурному наследию. Это касалось в первую очередь культурного прошлого города. Еще в 30-е гг. XIX в., задолго до вступления России в новое столетие, И.И. Пушкарев, один из исследователей городов Петербургской губернии, был убежден, что «мы должны смотреть на каждый город России как на живой исторический памятник ее минувшего и настоящего бытия, как на богатое наследство, дошедшее к нам в воспоминание о предках». ^{[70, с. 3]}

В условиях преобразования многих сторон социально-экономической, общественно-культурной жизни России на рубеже столетий происходит усложнение инфраструктуры муниципального хозяйства, что, несомненно, влияло на характер архитектурно-культурного пространства города. Расширяется не только понятие благоустройства, но и понимание принципов градостроительства, культурного пространства города как синтеза технических, социально-экономических, транспортных, информационных и культурных составляющих. Все эти новации были заметны, прежде всего, в большом городе, организация которого, по мнению Л.Н. Бенуа, «была самым типичным творением XIX века». «Этот век не изобрел нового типа церкви, особняка или театра, – отмечал зодчий, – но создал новый тип города». ^{[21, с. 120]}

В России таких городов было немного. Но происходившие в них креативные процессы создавали своеобразный синтез культурного прошлого и настоящего в архитектурно-пространственном облике этих городов. Это обстоятельство делает их предметом внимания исследователей – гуманитариев, градостроителей, архитекторов.

Проблемы благоустройства больших городов, планы их развития, необходимость модернизации строительного законодательства рассматривались уже современниками. Впервые в начале ХХ в. ставился вопрос о перспективном плане развития города на последующие 20-30 лет. ^{[84, с. 183]}

Показателем внимания общественности к проблемам инфраструктуры муниципального хозяйства можно считать появление специализированных музеев. В 1896 г. в Москве, в Крестовской водонапорной башне, был открыт музей городского хозяйства. В том же году, также в Москве, открывается Музей гигиены и санитарной техники, целью которого было «содействовать улучшению санитарных условий жизни и знакомить общество с гигиеной и со средствами охраны здоровья». Музей существовал на пожертвования частных лиц, преимущественно предпринимателей (Э. Циндель, Коншины, М.С. Кузнецов, Общество братьев Бромлей и др.). ^{[54, с. 3-4; 44, с. 1, 14; 86, с. 374]}

В среде профессионалов при обсуждении перспективного развития культурного пространства города не было единого мнения. Архитекторы, близкие к художникам «Мира искусств», в частности Л.Н. Бенуа, рассматривали эти проблемы в контексте идейно-художественных принципов эпохи модерна, когда первостепенной считалась внешняя эстетическая выразительность архитектурно-пространственной среды. Возникает отношение к городу как памятнику архитектуры, заслуживавшему постоянного внимания и охраны. Появляется понятие «архитектурный ландшафт» как единство пейзажа, архитектуры, бытовых удобств, занимавших, правда, в градостроительных объектах «мирискусников» не первостепенное место. ^{[29, с. 525-526]} Но многие инженеры-градостроители полагали, что приоритетным в развитии большого города должны стать цивилизованные процессы, бытовые удобства жизни горожан: «хорошая питьевая вода и соответствующая канализация со всеми средствами очистки», и что главное внимание следовало обращать на «гигиену как условие жизни, транспорт как средство городского сообщения». ^{[21, с. 121]}

Время начала ХХ века связывалось у современников с надеждами и ожиданиями, порожденными настроениями эпохи и, не в последнюю очередь, успехами научной мысли. Технический прогресс представлялся безусловным благом. Развитие науки создавало иллюзии её безграничных возможностей для общественно-культурного развития. Одну из форм такого просветительства выполняли видовые открытки, ставшие своеобразным элементом социальной утопии. Одним из примеров такой утопии можно считать серию открыток «Москва в будущем», выпущенную в начале столетия кондитерской фабрикой Т-ва Эйнем (современная фабрика «Красный Октябрь»).

рис. 12.

Открытка из серии «Москва в будущем», изданной Т-вом Эйнем

в 1913 г. Такой виделась современникам Москва через 200 лет.

Интересны пояснительные тексты к каждой открытке. Вот некоторые из них.

«Красная площадь. Шум крыльев, звон трамваев, рожки велосипедов, треск моторов, крик публики. Минин и Пожарский в тени дирижаблей… Так будет лет через 200».

«Театральная площадь. Темп жизни усилился в 100 раз…Существовавший еще ранее торговый дом Мюр и Мерилиз (современный ЦУМ) в настоящее время разросся до баснословных размеров, причем главные его отделы соединены с воздушными железными дорогами».

«Лубянская площадь. В небе аэропланы и торговые дирижабли… Из-под мостовой площади вылетают длинные вагоны Московского метрополитена, о котором при нас в 1914 году только говорили». Разговоры эти начались в 1901 г., когда появилась идея строительства метро в Москве. В 1902 г. инженер П.И. Балинский совместно с Е.Ф. Кнорре представили проект «внеуличной железной дороги», которая должна была соединить Замоскворечье и Тверскую заставу (современная площадь Белорусского вокзала) с Городской думой. Однако проект не был осуществлен. Возражали владельцы конок, трамвая; проект вызвал противодействие со стороны духовенства. Город не имел также достаточно средств для строительства «подземной дороги». ^{[74; 46]}

Некоторые из этих проектов, казавшихся утопией в начале ХХ столетия, стали реальностью. «Вылетают» на поверхность мостовой вагоны метро, стоят небоскребы, в небе над городом самолеты, на улицах шум и грохот машин и автобусов поражает всякого, кто приезжает в столицу.

* * *

Неумолимое время не сохранило многое из культурного пространства русского города ушедших столетий. Уже нет многих зданий, изменился внешний вид улиц и площадей, другим стал городской транспорт. И социально-психологический «срез» жизни города иной: стремительность темпа, движение на улицах, взаимоотношение людей.

рис. 13.

Москва. Москворецкая улица, связывала Китай-город

с Замоскворечьем – спускалась от Красной площади вдоль

Средних торговых рядов и собора Василия Блаженного к

Москворецкому мосту. На карте современного города

этой улицы нет.

Однако для истории культуры, прежде всего, культуры повседневности, социокультурный облик города прошлых столетий представляет несомненный интерес. Во многом на помощь исследователям приходит литература, живопись, путевые заметки публицистов, на страницах которых встречается описание города, подчас топографически точное, которое помогает реконструировать его культурное пространство, иногда «запах» ушедшей жизни. Зримо предстает перед читателем вид Тверской улицы на страницах романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин» (гл. 7).

Уже столпы заставы

Белеют: вот уж по Тверской

Возок несется чрез ухабы.

Мелькают мимо будки, бабы,

Мальчишки, лавки, фонари,

Дворцы, сады, монастыри,

Бухарцы, сани, огороды,

Купцы, лачужки, мужики,

Бульвары, башни, казаки,

Аптеки, магазины моды…

А вот как увидел центр Тамбова этого же времени (20-30-е гг. XIX в.) М.Ю. Лермонтов. («Тамбовская казначейша»).

…Там есть три улицы прямые,

И фонари, и мостовые,

Там два трактира есть, один

«Московский», а другой «Берлин».

Там есть еще четыре будки,

При них два будочника есть;

По форме отдают вам честь,

И смена им два раза в сутки…

В воспоминаниях И.А. Бунина есть почти зримая картина весеннего Арбата: «Неслись, грохотали конки, непрерывно спешили куда-то, навстречу друг другу, люди, трещали извощичьи пролетки, кричали разносчики с лотками на головах». ^{[4, с. 82]} У него же поэтическое описание маленького уездного города: «…Отлогий подъем в гору, среди редких кривых фонарей, по мягкой от пыли дороге…; в центре мостовая, какая-то площадь, присутственные места, каланча…, гостиница…; базар на площади с запахом сена, дегтя и всего того сложного и пахучего, чем пахнет русский уездный город» (рассказ «Солнечный удар»).

Топографически точное описание центра Нижнего Новгорода оставил А.Н. Островский, посетивший его в 1848 г. «На площади две церкви, гостиницы, гимназия, почтамт и 5 улиц: с левой стороны улица ведет на верхнюю набережную, на ней семинария, вторая улица – Тихоновская ведет на Казанскую заставу (т.е., въезд в город. – Л.К.), – тут уездное училище, архиерейский дом с огромным садом и развалившийся деревянный театр, третья улица ведет к Острогу, замечательное здание на ней – Институт, на четвертой улице находится Гостиный двор, пятая улица Покровская – шире, длиннее других, на ней кондитерские, библиотека для чтения, Дворянское собрание». ^{[53, с. 11]} В описании Нижнего Новгорода конца XIX – начала ХХ в. упоминается новый городской театр, построенный в 1896 г. ^{[8, с. 173-174]}

Описание уличной суеты во время ярмарки в Нижнем Новгороде в воспоминаниях П.И. Щукина относится к 80-м гг.: «…Она (т.е., ярмарка – Л.К.) мало изменилась: как и прежде, так и теперь ходячие цирюльники бреют на улице ломовых, сидящих на своих телегах, а странствующие сапожники чинят прохожим сапоги, женщины и мальчишки подбирают щепки, дощечки; снуют бабы с владимирскими вишнями, разносчики с балыками, ветчиной, раками и другими товарами, татары со шкурками каракуля, персияне с коврами, орехами и сушеными фруктами, бухарцы и хивинцы в своих пестрых полосатых халатах; хлебники на лубочных лотках разносят по лавкам белый ситный хлеб, а бабы на коромыслах — кушанья в эмалированных судках и соленые огурцы в железных ведрах». ^{[102, с. 114]}

Уникальным документом, сохранившим прошлый облик городов, запечатлевшим сцены городской жизни – типы горожан, экипажи на улицах, конку, трамвай, и вереницы извозчиков в ожидании седоков, вывески и витрины магазинов, памятники архитектуры и мемориалы, некоторые, к сожалению утраченные – является открытка с видами городов. Видовая открытка обладает большой степенью информативности. Лев Успенский как-то заметил, что открытки – это «удивительное орудие, замечательный инструмент для решения множества неразрешимых иными средствами познавательных задач». ^[39]

Первые почтовые открытые письма (почтовые открытки) были выпущены в Австро-Венгрии в 1869 г. В следующем году в Германии появилась художественная открытка. В России «открытые письма» стали отправляться по почте с 1871 г., а с 1895 г. берет начало история художественной открытки в нашей стране.

Видовая открытка с изображением городов была наиболее распространенным типом иллюстрированных почтовых карточек (поздравительных, познавательных, репродукционных, рекламных). На выпуске таких открыток специализировались столичные издательства, книжные магазины в некоторых провинциальных городах, иностранные фирмы в Стокгольме, Берлине. В России наиболее крупными были «Контрагентство Суворина и К°» в Петербурге, Т-во «Контрагент печати» Д.П. Ефимова в Москве. Издательство Суворина, имевшее книжные и газетные киоски на многих железнодорожных станциях, выпускало открытки с видами практически всех городов России. Известным фотографом, запечатлевшим виды Нижнего Новгорода, был М.П. Дмитриев. Его называли «летописцем Поволжья». В истории видовой открытки остались имена С.М. Прокудина-Горского, К.К. Буллы, известных петербургских фотографов.

Будучи одним из источников по истории города, видовая открытка сама относится к явлениям культуры. Неслучайно открытка, в том числе и видовая, является предметом коллекционирования. Судя по сохранившимся в коллекциях филокартистов открыткам, можно сказать, что этот источник позволяет представить облик тысячи различных городов, торговых сел, местечек, какими они были на рубеже XIX–XX столетий.

Исключительную ценность представляют открытки с изображением городов, памятников архитектуры, исчезнувших полностью или частично в XX в. в результате часто необдуманных экологических, пространственных «преобразований» – Калязин, Весьегонск в Тверской, Молога – в Ярославской, Юрьевец – в Костромской областях.

рис. 14.

Земская библиотека имени А.С. Пушкина в г. Молога

Ярославской губ. Открытка начала ХХ в.

В 1990-е гг. наблюдался всплеск интереса к видовой открытке. Появились серии с видами Москвы, некоторых провинциальных городов (Кострома, Тула, Иваново-Вознесенск, Шацк и др.). В 1997 г. издана книга «Русский город на почтовой открытке», основу которой составили коллекции российских коллекционеров (М.С. Забоченя, М.А. Блинова, Н.Г. Анисимова и др.). ^[79]

Видовая открытка с изображением картин жизни русских городов конца XIX начала XX в. является одним из элементов креативности нашей историко-культурной памяти. Показательно, что на открытках-утопиях, рисующих город будущего, памятник гражданину К. Минину и князю Д. Пожарскому на Красной площади в Москве оставался.

* * *

Сегодня понятие культурное наследие – довольно распространённое в общественном и научном сознании. В мае 2002 г. был принят закон «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры)». ^{[57, с. 160-168; 48, с. 909-919]} История появления такого закона давняя, начало её относится ещё к концу XIX в.

В современном научном и общественном понимании национальное наследие представляет совокупность культурных ценностей, материализованных в научных открытиях, произведениях искусства, словесности, памятниках архитектуры. К объектам культурного наследия относятся также исторически сложившаяся архитектурно-пространственная среда городов России. В современном законодательстве такие города получили статус «исторических поселений», культурное пространство которых должно охраняться законом. (К таким охраняемым законом городам относятся: Азов, Арзамас, Астрахань, Белозерск, Великий Устюг, Верхотурье, Владимир, Вольск, Выборг, Галич, Гороховец, Дербент, Елабуга, Елец, Енисейск, Зарайск, Иркутск, Касимов, Каргополь, Кинешма, Коломна, Кострома, Крапивна, Кяхта, Осташков, Плёс, Ростов, Санкт-Петербург, Смоленск, Сольвычегодск, Старочеркасская, Суздаль, Таганрог, Томск, Торжок, Торопец, Тотьма, Тутаев, Чистополь, Шуя, Ярославль. Москва, не упомянутая в списке, вероятно, считается «историческим поселением» в силу своего столичного статуса).

Вне связи с культурным прошлым общество, народ обедняет свой интеллектуальный и творческий потенциал. Поэтому национальное наследие, в котором заключена историческая память народа, своеобразный культурный код нации.

Понимание важности знаний о своем культурном историческом прошлом не возникло только сегодня. Уже в XIX в., особенно к концу столетия, эта проблема беспокоила общественность; не была к ней безразличной и власть.

В обществе внимание к старине, ценностям народным было выражением «гражданской добродетели». Попечитель Московского университета М.Н. Муравьёв писал в 1810 г.: «… не знать особенностей народных – есть то же, что быть иностранцем». Через несколько десятилетий М.П. Погодин высказался о «непременности охраны прошлого… Всякое примечательное место, - писал он в 1841 г., - должно быть описано, сперва хоть как-нибудь, а потом лучше и лучше».^{[30, с. 144-145; 63, с. 43]} В данном случае историк имел в виду сохранение не только отдельных памятников, а архитектурно-пространственной среды в целом, будь то город или село.

Познание наследия исторически менялось в зависимости от уровня культуры общества, способов и форм трансляции культурного прошлого, устной передачи знаний до передачи культурной традиции через современные информационные носители, начиная от книги и кончая интернетом.

Культурный опыт народа, модернизация способов трансляции культурного наследия способствует тому, что отношение к культурному прошлому выступает как составляющая общественного сознания; осознанного понимания ценности культурного наследия, важности его изучения. Культурное наследие становится фактом исторической памяти.

Исторический аспект изучения национального наследия в значительно меньшей степени интересует исследователей, чем современное состояние этой проблемы. Однако именно исторический аспект проблемы, понимаемой как составляющая общественно-культурного сознания в XIX – начале ХХ вв. и политики правительства в этой области представляет научный интерес для гуманитарных исследований.

Претерпело эволюцию содержание самого понятия «культурное наследие» или «охрана старины» – термин, более соответствующий той эпохе. От первоначально «штучного» подхода к наследию, внимания к отдельным памятникам архитектуры, преимущественно в столицах, в среде научной и художественной интеллигенции в начале XХ в. формировалось новое содержание этого субъекта культуры: понятие «наследие» относилось к архитектурно-пространственной среде города в целом.

Вторая половина XIX – начала ХХ в. было временем активного участия общественности, научной, художественной, в изучении и сохранении культурного прошлого. Этот процесс опирался на археологические открытия, имевшие место в это время.

На рубеже веков более активной становится деятельность научных обществ, прежде всего археологических, архитектурных, по выработке мер защиты культурного наследия. Археологическая комиссия (существовала с 1859 г. при Министерстве императорского двора) в записке, составленной в марте 1898 г., предлагала создать при губернских статистических комитетах особые отделения для охраны памятников старины, которые «ведали бы местные древности, заботились бы о постепенном приведении их в известность, об охранении их, о собирании». Члены Комиссии обосновывали такую необходимость «пробуждающимся теперь в провинциальном обществе большего… внимания к отечественным древностям».^{[59, с. 150]}

Неповторимость отечественного культурного прошлого и важность его сохранения хорошо осознавали в кругу художественной интеллигенции. «Слишком драгоценное наследство имели мы в виде прошлых веков русской старины, наследство мало известное (написано в 1912 г. – Л.К.), неизученное, но таящее в себе и новые формы, и идеи». ^{[84, с. 2]} Как писал Н.П. Анциферов, «перед европейской войной (Первая мировая война – Л.К.) русское общество переживало расцвет любви к своему прошлому. После посещения малых городов Италии и Германии русские люди стали замечать те культурные богатства, которые наполняли русскую провинцию» ^{[2, с. 175]}

В защиту старины, в частности Северной столицы, выступили художники «Мира искусств» А.Н. Бенуа, И.Э. Грабарь, архитектор И.А. Фомин, которые впервые обратили внимание на необходимость бережного отношения к архитектурным памятникам сравнительно недавнего прошлого – XVIII-XIX вв. В их взглядах прослеживается понимание культурного наследия города как«исторически сложившейся городской среды», которую «следует сохранять во всей ее совокупности».^{[21, с. 302]}

В 1909 г. в Петербурге при Академии художеств возникло Общество защиты и сохранения в России памятников искусства и старины. Председателем его был избран вел. кн. Николай Михайлович, товарищем председателя А.Н. Бенуа, секретарем Н.Н. Врангель. Общество ставило целью «защищать памятники искусства и старины, имеющие художественное, бытовое и историческое значение от разрушения и искажения, а также сохранить их в России». ^{[94, с. 5]} В отличие от Археологической комиссии, которая занималась в основном культурным наследием допетровского времени, члены Общества подчеркивали необходимость «поддержки всех памятников, независимо от эпохи их создания». Предполагалось провести регистрацию памятников и художественных собраний, находящихся в России.^{[55, с. 5, 6]}

Деятельность Общества, отделения которого были в Смоленске, Туле, Казани, Ростове Великом выражалась в издании специальных книг и журналов, устройстве выставок, чтении лекций «для развития в массах уважения и любви к предметам старины». В числе значительных дел Общества была реставрация Рождественского собора Ферапонтова монастыря с фресками Дионисия. (Вологодская губерния).

Реставрационные работы проводило Московское археологическое общество, основанное в 1864 г. Благодаря этим усилиям были сохранены такие художественные сокровища России как церковь Покрова на Нерли под Владимиром, Успенский собор «на Городке» в Звенигороде с фресками Андрея Рублёва, одна из деревянных церквей в Кижах.

Жизнь памятника неотделима от жизни общества; оно его оценивает, сохраняет или отвергает. Поэтому так важен культурно-образовательный уровень социума, необходимый для объективного и бережного отношения к своему культурному наследию.

Не менее значимым фактором в «охранении старины» является политика правительства, которая всегда содержит идеологическую составляющую в оценке прошлого. Она сильно проявлялась в советский период российской истории, но нельзя сказать, что совсем отсутствовала в императорской России.

Правительственная программа по выявлению состояния архитектурных памятников в России впервые была сформулирована в документах эпохи Николая I; сам император уделял большое внимание сохранению и поддержанию древних сооружений, прежде всего являвшихся символом российской государственности. С 1830-х гг. в России впервые начинается реставрация памятников архитектуры. Возрождается полуразрушенный в 1812 г. Московский Кремль, восстанавливается Ипатьевский монастырь в Костроме, фрески Софийского собора в Киеве. Возрастает значение «старины» в архитектурно-культурном пространстве городов. Император лично следил за восстановлением Дмитровского собора во Владимире, давал рекомендации по поводу реставрации старых зданий. В одной из резолюций на всеподданнейшем докладе министра внутренних дел в 1827 г. он написал: «Разрушать их не должно, но и чинить ненужного не надобно». ^{[58, с. 99]}

В 1826 г. губернаторам был разослан циркуляр Министерства внутренних дел «О доставлении сведений о памятниках архитектуры и о воспрещении разрушать их». В нем предписывалось предоставлять данные о городах, в которых есть «остатки древних замков и крепостей или других зданий старины», а также «в каком они ныне положении находятся». Циркуляр, следуя «воле императора», строжайше запрещал «таковые здания разрушать». Ответственность за выполнение этого предписания возлагалась на «начальников городов (т.е. городничих – Л.К.) и местных полиций». ^{[58, с. 97]} В Центральном историческом архиве Москвы есть сведения, подтверждающие знакомство местных властей с этим циркуляром. ^[100] На счет городов относились «издержки на исправление и поддержание древних зданий», и только «при недостаточности городских сумм» средства выделяла казна. ^{[58, с. 120]} Такое разграничение финансового участия городов и казны в реставрации памятников старины сохранилось в Городовом положении 1892 г.

Правительственное указание о доставлении сведений о памятниках архитектуры повторялось в циркуляре министра внутренних дел в 1901 г. Судя по его содержанию, списка всех имеющихся в губерниях памятников старины к этому времени так и не было составлено. ^{[58, с. 187-188]}

В дореволюционной России государственным органом охраны памятников архитектуры была Археологическая комиссия. Вопрос о необходимости закона об охране культурного наследия рассматривался в это время. Инициатива исходила от общественности. В 1869 г. Московское археологическое общество предложило рассмотреть проект Положения об охране древних памятников, к которым, по мнению членов Общества, относились памятники архитектуры, включая здания, городища, курганы; памятники живописи (иконы, стенопись), ваяния мелкой пластики, памятники письменности (рукописи, старопечатные книги). Проект одобрил Археологический съезд в 1871 г.; для реализации проекта предполагалось создание Комиссии. Однако всегда существовавший «остаточный принцип» расходов на культуру в государственном бюджете не позволил осуществить это начинание. Министр финансов М.Х. Рейтерн сообщил министру народного просвещения Д.А. Толстому в 1877 г. об отказе в выплате «из сумм Государственного казначейства означенного расхода» и предложил отложить учреждение «означенной комиссии до более благоприятного времени». ^{[58, с. 136, 140, 158, 375]}

Активная деятельность общественности по выработке закона о культурном наследии возобновилось в 1890-е гг. Проект закона об охране национальных древностей в 1911 г. был передан для обсуждения и принятия в Государственную думу. Однако после многочисленных «обсуждений», «согласований», продолжавшихся ни один год, проект был возвращен в Министерство внутренних дел «на доработку». К 1917 г. в России так и не появился закон, регламентировавший сохранность памятников старины. Многочисленные попытки общественности решить эту проблему не были поддержаны «коронной администрацией».

Актуальны и сегодня слова, высказанные на Всероссийском съезде художников, в декабре 1911 г. во время обсуждения Закона об охране древностей: «Памятники старины не только собственность отдельных ведомств, учреждений и лиц, но драгоценное состояние всего народа… Памятники старины прежде всего говорят художественному чувству и чувству истории… В России великое богатство памятников, в большинстве разрушающихся. Поэтому именно сейчас необходима самая напряженная работа по их охране и поддержке… Ответственность в охране памятников старины перед культурой, искусством, будущими поколениями велика».

Это было написано в 1911 году.