Начальный этап истории советской системы политического контроля в современных исследованиях

Слезин Анатолий Анатольевич доктор исторических наук профессор, Тамбовский государственный технический университет 392032, Россия, Тамбовская область, г. Тамбов, ул. Мичуринская, 112, каб. 313 Slezin Anatoly Anatol'evich Doctor of History Professor, the department of History and Philosophy, Tambov State Technical University   392032, Russia, Tambovskaya oblast', g. Tambov, ul. Michurinskaya, 112, kab. 313 anatoly.slezin@yandex.ru Другие публикации этого автора

Скоропад Алексей Эдуардович кандидат исторических наук юрисконсульт, ООО "Эталон" 392000, г.Тамбов, ул.Советская, д.106. Кафедра ИиФ. Skoropad Aleksei Eduardovich PhD in History post-graduate student of the Department of History and Philosophy at Tambov State Technical University 392000, g.Tambov, ul.Sovetskaya, d.106. Kafedra IiF. alexey_skoropad@mail.ru Другие публикации этого автора

Советскую историографию по проблеме политического контроля условно можно разбить на три периода. Первый охватывает 1917 – 1920-е гг., когда вышли работы по истории и деятельности ВЧК, написанные её работниками, а также сборники документов, из которых особо выделяется «Красная книга ВЧК». Второй период охватывает 1930-1950-е годы и характеризуется почти полным отсутствием специальных исследований. В работах третьего периода (середина 1950-х – 1980-е гг.) были масштабно проанализированы многие аспекты деятельности партийных органов и ВЧК-ОГПУ, накоплен достаточно большой фактический материал. Однако избежать идеологизации исследований не удалось и в данный период. Как правило, проблема политического контроля, если и затрагивалась, то в опосредованной форме, без употребления самого термина.

В зарубежных исследованиях проблема политического контроля активно затрагивалась в трудах, посвященных теоретическим аспектам тоталитаризма. Постепенно в них фактически утвердилась мысль о «вездесущем контроле» как одной из главных характеристик тоталитарного общества ^[1]. На рубеже 1980-1990-х годов она утвердилась и в отечественной литературе ^[2].

Более пристально тема политического контроля отечественными исследователями стала изучаться с научных позиций по существу только в постсоветский период ^[3]. Одним из первопроходцев стал В.К. Криворученко, особенно подробно изучавший политический контроль над комсомольцами, каждый из которых, по его мнению, был «под колпаком». В.К. Криворученко понимает политический контроль как неотъемлемую часть любого государства. Политический контроль для В.К. Криворученко — канал обратной связи от населения к политической власти, средство, позволяющее своевременно корректировать издержки обычного бюрократического механизма управления ^[4]. Характерной чертой 1920-1930-х годов он считает охват политическим контролем все сфер человеческой жизни: «Система политического контроля возглавлялась коммунистической партией, в ней большое место отводилось ее помощнику – комсомолу. Все стороны и направления жизнедеятельности молодежи пронизывались политическим контролем» ^[5].

Особое внимание В.К. Криворученко уделил в своих работах роли ученических коллективов в политической системе. Учебный коллектив, по его мнению, в 1920-1930-е годы выступал как первичная ячейка не только учебного, внутришкольного, но и политического организма. Значение, которое придавалось учебному коллективу, было обусловлено его своеобразием как части первичной ячейки социально-политического организма общества, каковой была советская общеобразовательная школа. «Насильственное политическое воспитание учащейся молодежи» В.К. Криворученко увидел в «обучении на готовых формулах, ориентации на исключительно «правильные» ответы», заметил, что самостоятельное понимание даже марксизма рассматривалось в советской школе как проявление враждебных сил ^[6].

Ярким примером включения всех групп молодежи, в том числе школьников, в политическую жизнь общества, по мнению В.К. Криворученко, стало движение «легкой кавалерии»^[7]. Политический характер деятельности «легкой кавалерии» В.К. Криворученко в первую очередь связал с выступлением Н.И. Бухарина на VШ съезде ВЛКСМ. В той речи Н.И. Бухарин призывал отряды «легкой кавалерии» «выкопать бюрократического противника», «застать врага на месте преступления» ^[8]. Необходимо особо обратить внимание на вывод В.К. Криворученко о том, что на «легкую кавалерию», как и другие комсомольские структуры, порой возлагались задачи, выходившие за рамки возможностей молодежи.

В.К. Криворученко верно указал на такие составляющие системы политического контроля как регулирование социального состава комсомола, более строгие требования к вступающим в комсомол учащимся, служащим, крестьянам-середнякам и т.д., политическое просвещение молодежи, строгая политическая проверка и чистки преподавательских кадров и др. Для последующих исследований политического контроля в молодежной среде, с нашей точки зрения, очень важно наблюдение В.К. Криворученко о проявлениях политического контроля над молодежью в контроле деятельности политических институтов, которые ориентировались на молодое поколение, прежде всего, пионерии и комсомола.

Для понимания самой сущности системы политического контроля огромное значение имеют труды В. С. Измозика, фактически положившие начало новому научному направлению, синтезирующему результаты исторических, юридических, политологических и социологических исследований ^[9]. В докторской диссертации В. С. Измозика «Политический контроль в советской России. 1918-1928 гг.» ^[10] впервые осуществлено комплексное изучение проблемы осуществления государственной функции политического контроля в условиях первого советского десятилетия. Основными проблемами, рассмотренными в диссертации, стали организация политического контроля в Красной Армии, роль и место органов ВЧК-ОГПУ, а также партийно-государственного аппарата в создании системы политического контроля. Одна из глав характеризует российское общество 1918-1928 годов по материалам политических информационных сводок.

В диссертации В. С. Измозика впервые в российской науке четко прозвучало, что политический контроль является одной из неотъемлемых функций государства, зарождается вместе с возникновением государства и развивается по мере усложнения общественной жизни. На протяжении многих веков политический контроль осуществлялся, прежде всего, в виде политического сыска, по крайней мере, был тесно связан с политическим сыском, использованием репрессий в отношении экстремистских антиправительственных групп. Постепенно функции его становились все более разноплановыми. В ХХ веке реальное участие в повседневной политической жизни миллионов людей во все большем числе стран, растущая зависимость политических режимов от настроений широчайших масс, проявляющихся либо через механизм выборов, либо методами внепарламентской оппозиции, предъявили новые требования к политическому контролю. С точки зрения В. С. Измозика, он должен предоставлять руководству страны не только сведения о террористических группах и т.п., но и снабжать власть объективной информацией о политических симпатиях и антипатиях населения, его реагировании на те или иные акции органов власти, постоянно отслеживать изменения настроений в различных регионах и социальных слоях, создавая тем самым возможность для необходимой корректировки производимого властью курса. Стоит согласиться с В. С. Измозиком и в том, что «сохраняется и даже возрастает необходимость политического контроля за различными общественно-политическими, религиозными, культурными, спортивными организациями, под прикрытием которых может существовать политический экстремизм» ^[11].

Даже для демократических государств актуальна задача защиты основ конституционного строя от посягательств экстремистских антиправительственных групп, поэтому общество вынуждено в целях обеспечения гармоничности и стабильности собственного развития санкционировать использование скрытых, секретных форм политического контроля. Однако их реализация в либеральных политических режимах законодательно ограничивается, коль скоро она сопряжена с возможностью вторжения в сферу продекларированных и гарантированных государством личных прав и свобод человека и гражданина (тайна переписки, телефонных разговоров, неприкосновенность жилища и т.д.).

Классическим определением политического контроля стала формулировка В. С. Измозика, увидевшего в политическом контроле «систему регулярного сбора и анализа информации различными ветвями государственного аппарата о настроениях в обществе, отношении различных его слоев к действиям властей, о поведении и намерениях экстремистских и антиправительственных групп и организаций» ^[12]. В соответствии с данной дефиницией политический контроль включает в себя следующие основные элементы: сбор информации, оценку, принятие решений, учитывающих соответствующие настроения, политический сыск и репрессии.

Однако в политической деятельности государства проявления политического контроля отнюдь не сводятся к данным элементам. Поэтому Н. А. Володина считает данное В. С. Измозиком и поддержанное многими другими исследователями ^[13] определение политического контроля не отражающим формирование всеми возможными способами общественного мнения. Исследовательница справедливо обращает внимание на то, что власти в условиях советской России не только выясняли характер настроений в обществе, но и активно формировали, воспитывали «нового человека». В связи с этим Н. А. Володина предложила следующее определение политического контроля: «Политический контроль – это имманентно присущее любому, но в особенности тоталитарному государству качество, представляющее собой комплекс мероприятий власти, направленных не только на контроль поведения индивида, всех социальных групп, но и на формирование мировоззрения и поведения основной массы населения на основе задаваемых идеологических канонов и практических потребностей режима» ^[14].

«Ахиллесова пята» определения Н. А. Володиной, с нашей точки зрения, в том, что оно слишком «привязано» к тоталитарным и авторитарным режимам. В демократическом обществе политический контроль в большей степени преследует цель заботы о гражданах, формирования их политической культуры, расширения их участия в жизни общества. В тоталитарных и авторитарных государствах преследуется политический плюрализм, подавляется оппозиция, гласность сводится к минимуму. Однако и при диктаторских режимах нельзя полностью освобождать функцию политического контроля от позитивной составляющей, в частности, нельзя забывать, что политический контроль играет свою роль в предупреждении преступлений, в частности, всякого рода экстремистских проявлений ^[15].

В своей кандидатскойдиссертации С. А. Дианов верно заметил, что «политический контроль является особенностью не только тоталитарных режимов». Более спорно утверждение: «Это качество любого государства, приобретающее размах по мере его развития. Сущностные различия в методах его проведения определяются наличием или отсутствием правового поля и степенью его соблюдения властными структурами»^[16]. Фактически С. А. Дианов свел значение политического контроля лишь к задачам формирования, укрепления и существования тоталитарного режима. Политический контроль в интерпретации С. А. Дианова направлен на подавление любого инакомыслия, расправу с оппозицией, запрет гласности и политического плюрализма.

В этой связи определенным «отступлением назад» в теории политического контроля, видимо, следует признать сосредоточение внимания А.Ю. Демина лишь на одной составляющей политического контроля: на борьбе власти с инакомыслием ^[17]. Вместе с тем, стоит согласиться с А.Ю. Деминым в том, что изучение исторического опыта функционирования системы политического контроля в СССР представляется важным и с позиций определения допустимых пределов воздействия государства на общество, уточнения механизмов создания массовой опоры власти ^[18].

Справедливым представляется мнение Е. С. Лапатухиной, обратившей внимание на то, что контроль является одной из основных составляющих властной деятельности органов государственной власти, в том числе и представительной. По ее мнению, контроль в публичной сфере — это организационно - правовая деятельность уполномоченного контролирующего субъекта. Её назначением является своевременное выявление отклонений в деятельности тех или иных контролируемых органов и должностных лиц от принятых норм (стандартов, принципов) и (или) неэффективного расходования ими ресурсов. Цель такой деятельности — принятие корректирующих мер для привлечения виновных к ответственности, компенсации причиненного ущерба, осуществления мероприятий по предотвращению или сокращению числа таких нарушений в будущем, а также проверка результатов ранее принятых корректирующих мер ^[19].

Заметным исследованием политического контроля стала диссертация А. П. Каткова «Политический контроль в советском обществе в 20-30-е годы», защищенная в Саратове в 2000 г. Одним из главных факторов политического контроля А.П. Катков определил систему коммунистического воспитания, выдвинув в качестве вывода следующий тезис: «Система политучебы, политического просвещения давала возможность открытого политического контроля за настроениями, мыслями и действиями граждан» ^[20]. Политический контроль А.П. Катков делит на открытые, легальные и нелегальные, секретные формы политического контроля ^[21]. Среди легальных форм политического контроля он, в частности, выделял систему политического просвещения, мероприятия типа Ленинского зачета, проверку данных личного дела и т.п. Исследователем справедливо отмечено существенное психологическое, моральное воздействие на «подконтрольного» гражданина легальных, открытых форм контроля. Было также отмечено сильное отрицательное воздействие нелегальных форм контроля, вызывающих страх, неуверенность даже в своих собственных силах.

С нашей точки зрения, названные А. П. Катковым нелегальными формы политконтроля целесообразнее назвать тайными, так как нелегальными принято называть официально запрещенные формы, а в данном случае большинство мер политического контроля было зафиксировано в решениях государственных органов.

В работе А. П. Каткова предпринята попытка выявить объективные факторы появления и практики формирования системы политического контроля в советской России. Он выделяет как внутренние, так и внешние факторы. Обращается внимание на наличие сложной палитры политических сил в послеоктябрьской России. Причем автор явно сочувствует большевистской партии, которая, с точки зрения А. П. Каткова «могла оперативно укрепить свои позиции в обществе, устранив с помощью государства противостоящие партии», которые осуждаются «за сопротивление новому режиму», «открытую и скрытую борьбу с коммунистическим режимом» ^[22].

Вряд ли можно согласиться со многими прямолинейными выводами автора. Например, А. П. Катков однозначно заявляет: «Политический контроль нужен государству для расправы с политическими противниками, для подавления любого инакомыслия, Поэтому он неразрывно соединен с политическим сыском, использует агентурные данные». Потребность режима в объективной информации о настроениях граждан фактически приравнивается к информации о действиях сил, противостоящих власти. Рассказав как о закрытых, так и об открытых формах политического контроля, цитируя советское законодательство, в частности, Конституцию РСФСР 1918 г., А. П. Катков тут же категорически заявляет: «Осуществлявшийся в СССР и РСФСР политический контроль был лишен законной основы и проводился в обстановке строгой секретности» ^[23].

Были предприняты попытки рассмотреть разнообразные предметные области политического контроля ^[24]. В статье И. А. Тропова доказывается, что после октябрьского переворота надежной политической опорой большевиков не являлись даже Советы. Рассмотрены причины и основные методы воздействия большевистской власти на местные Советы с целью унификации советской системы и установления партийного контроля над ней ^[25]. Другая публикация И. А. Тропова ^[26] посвящена истории взаимоотношений Центрального статистического управления (ЦСУ) с центральными и местными органами власти в России в 1918-1926 гг. Представлены взгляды чиновников и лидеров государства на роль ЦСУ в политической системе России, рассмотрена деятельность государственной власти по превращению ЦСУ из самостоятельного научного учреждения в инструмент административного контроля над обществом.

Интересные публикации о перлюстрации гражданской корреспонденции и деятельности в этом русле военных цензоров принадлежат перу А. С. Смыкалина ^[27]. А. Н. Чистиков изучил виды информационных связей и их развитие в деятельности партийно-государственной бюрократии ^[28]. В. В. Никулин охарактеризовал секретность как важнейший принцип политической практики большевиков ^[29]. Органы государственного контроля стали объектом изучения С. А. Ерофеева и И. П. Яковлевой ^[30]. Как показано в их исследованиях, структуры наркомата рабоче-крестьянской инспекции полностью находились под влиянием правящей партии, деятельность данных институтов резко зависела от изменяющихся идеологических установок и, тем не менее, способствовала укреплению правоохранительной системы, дисциплины, порядка и организованности на предприятиях и в учреждениях.

В ряде статей справедливо указывалось на весомую роль системы советского политического образования в реализации функций политического контроля ^[31]. В этой связи Е. М. Балашов выдвинул гипотезу о привлечении местными партийными комитетами РКП(б) института агитаторов-пропагандистов к организации политического контроля за настроениями крестьян в годы Гражданской войны и нэпа ^[32]. Причем Е. М. Балашов сделал вывод, что агитаторы в своей деятельности стремились выявить и охарактеризовать тенденции в политических настроениях сельских жителей, руководствуясь как инструкциями губкома РКП(б), так и собственными политическими взглядами.

Специально была изучена роль системы комсомольского политического просвещения в системе идеологического контроля над молодежью ^[33].

Е. А. Сикорский предложил рассмотреть вопрос о месте органов советской власти (волисполкомов, уездисполкомов, военкоматов и др.) в системе политического контроля над населением РСФСР в 1918–1920 гг., прежде всего, об их роли в сборе секретной информации о политических настроениях населения ^[34]. Некоторые современные исследования убеждают, что в условиях советской действительности формой политического контроля был избирательный процесс ^[35].

Одна из наиболее интересных статей Н. А. Володиной посвящена становлению и развитию института культуры и искусства в советской системе политического контроля ^[36]. Анализируется роль партийно-государственных органов в формировании советской интеллигенции и создании моностиля — «соцреализма». Подчеркивается, что практически все социальные институты, в том числе культуры и искусства, оказались огосударствленными в явной или скрытой форме. Причем, по мнению Н. А. Володиной, культура и искусство стали одним из институтов советской системы политического контроля в последнюю очередь, что объясняется самой природой этих сфер жизнедеятельности социума. Создание подконтрольных власти организаций работников культуры и искусства, целенаправленное формирование «своей», лояльной режиму интеллигенции, насаждение социалистического реализма, как показано в статье, не оставляло возможности для существования альтернативных направлений в культуре и искусстве.

Переломным моментом в процессе ужесточения политического контроля над литературным творчеством в советской России Э. Дж. Симмонс (США) считает победу Сталина во внутрипартийной борьбе, обращая особое внимание на решения конференции по вопросам агитации и пропаганды, которую созвал летом 1928 г. ЦК ВКП(б) ^[37].

Деятельность органов политической цензуры как института системы политического контроля рассматривалась в публикациях А. В. Блюма, Т. М. Горяевой, Г. В. Жиркова, М. В. Зеленова, И. Е. Казанина, Ю. Н. Макарова, Г. И. Степановой. Значительно способствовала изучению проблемы публикация тематических сборников документов ^[38]. Наиболее широкомасштабными стали диссертационные исследования А.В. Сурова, Г.А. Бондаревой, Н.Н. Клепикова, А.М. Подлужной, Ф.К. Ярмолича и др.^[39] А. В. Блюм попытался не только изучить механизм деятельности цензурных органов, но и рассмотреть их функционирование во взаимодействии с партийными и карательными институтами власти. Первым в научной литературе А. В. Блюм указал на роль отдела Политконтроля ОГПУ как цензурного органа. Г.А. Бондаревой удалось отразить подробности разграничения компетенций между Главлитом, Главреперткомом и Главполитпросветом в 1920-е гг.^[40]

Одним из значительных достижений исследователей начала XXI века стала разработка понятийного аппарата по цензурной проблематике. Так, М.В. Зеленов в докторской диссертации ввел в научный оборот такие понятия, как «цензура» в функциональном и субстанциональном смыслах, «цензурная система», «цензурная политика» и «политика в сфере цензуры» ^[41].

Важным этапом в теоретическом осмыслении роли цензуры в системе политического контроля стал выход в свет монографии Т. М. Горяевой ^[42], которая выделяет следующие функции цензуры: охранительную, эталонную, профилактическую, санкционирующую. При тоталитарном типе власти на первый план выходят контрольно-запретительные, полицейские и манипулятивные функции цензуры, направленные на воздействие и формирование общественного мнения. В монографии ярко выражено понимание неизбежности зависимости каналов информации от власти. Изучен такой феномен советской культурной среды и общественного массового сознания как мифологизация.

Л. Ю. Полянскова выявила механизмы политического контроля над содержанием радиопередач и кинокартин ^[43].

Своими исследованиями последовательно пытается восполнить нехватку как эмпирического, так и теоретического материала по истории цензуры пермский историк С.А. Дианов. Стремясь к объективному видению места и роли цензурных органов в духовной жизни региона, он скрупулезно изучает даже повседневную жизнь работников Главлита, пытается дать более точную характеристику места цензурного ведомства в политической системе и статуса цензора в советском обществе. С.А. Дианов предпринял активные шаги к формированию историко-антропологическогоподхода: изучению органов цензуры через призму биографий непосредственно самих служащих цензурного ведомства ^[44]. Итоги его многолетней работы на данном направлении наиболее полно отражает докторская диссертация, защищенная в 2012 г. ^[45]

Научная школа Тамбовского государственного технического университета «История молодежного движения в России» ^[46] подготовила ряд диссертационных исследований ^[47] и публикаций ^[48] о практике осуществления политического контроля среди молодежи. Симптоматично, что комсомол рассматривался и как объект, и как субъект политического контроля. В качестве основных инструментов политического контроля над комсомолом Р. Л. Никулиным выделены система политического просвещения, чистки, партийное руководство, практика доносительства ^[49]. В. А. Скребнев плодотворно разрабатывает проблему места рабселькоровского движения в системе политического контроля ^[50]. Весьма широко изучена роль антирелигиозной деятельности как инструмента политического контроля ^[51]. В ряде статей членами научной школы были рассмотрены теоретические вопросы ^[52].

В трудах членов данной научной школы, а также В. К. Криворученко, А. П. Каткова, В. А. Родионова, О. В. Татаринова, Р. Р. Туктарова, Р. С. Туктарова убедительно показано, что политический контроль дифференцируется по отношению к различным группам населения. Применительно к молодёжи вышеуказанные авторы выделяют следующие сферы, объекты политического контроля: контроль над формированием идейно – политических установок молодых людей; контроль над общественными объединениями, создаваемыми молодёжью вне зависимости от сферы реализации уставной, программной деятельности; тщательное наблюдение за формированием опыта политической деятельности молодёжи; контроль над действием различных политических институтов по отношению к молодому поколению. Особая роль политического контроля среди молодежи обусловлена тем, что молодое поколение — неотъемлемая часть общества, значительная по численности, потенциальным возможностям, роли и месту во всех сферах человеческой деятельности, что молодежи в силу ее психо-возрастных особенностей наиболее присущи доверчивость, романтизм, политический инфантилизм.

Работы петербургского исследователя С. В. Ярова ^[53] убедительно иллюстрируют роль политического контроля в конформизации масс. Причем С. В. Яров убедительно доказывает: роль политического контроля не исчерпывалась только тем, что он “просеивал” неблагонадежных, осуществляя на них давление, или угрозами заставлял отказываться от любого сопротивления. Само “просеивание” осуществлялось выборочно, и его эффект выражался не в том, что оно помогало полностью “очистить” предприятия и учреждения от “неугодных элементов”. Чистки, увольнения, гласные или фактические запреты на ведение профессиональной деятельности, аресты и ссылки с санкции ОГПУ и властных инстанций — все это было важно даже не в силу прямого репрессивного воздействия, но, прежде всего, потому, что вынуждало многих чаще прибегать к самоцензуре, маскировать свои настроения псевдолояльностью, сокращая круг тех, с кем можно было разделить свое возмущение или откровенно обменяться взглядами. “Оппозиционное” сообщество тем самым таяло, замыкалось в узких рамках, теряло массовость. Подозрения в отсутствии собственной политической благонадежности заставляли людей прибегать к различным сценариям самооправдания. И советские граждане, упреждая возможные обвинения, часто нарочито подчеркивали свою политическую лояльность. Для этого они должны были овладеть прежде непривычным для них особым “оправдательным” языком, учитывать логику и специфику мышления представителей власти, использовать множество приемов самореабилитации. Лихорадочные усилия и то напряжение, которые сопутствовали поиску оптимальных вариантов самозащиты, равно как и попытки ухватиться за любые рычаги, вплоть до личных связей, не проходили бесследно. Ими формировалась отчетливая “норма поведения”, и далеко не всякий, знавший, чего стоило нарушить ее в прошлом, мог рискнуть сделать это в будущем ^[54].

Использовав новые архивные материалы о различных проблемах промышленной повседневности, Н. В. Офицерова проанализировала отношения власти и заводского сообщества, выделила особенности политического контроля в заводском пространстве на основе методов истории повседневности и новой политической истории ^[55]. С точки зрения Н. В. Офицеровой, в систему политического контроля в промышленности были встроены, прежде всего, партийные, профсоюзные и комсомольские организации, губернские отделы ВЧК — ОГПУ. Ей изучены формы неформального контроля в промышленном сообществе, в том числе взаимоконтроль его членов; показаны сопротивление, способы формирования поддержки власти и политической лояльности промышленного сообщества. Выборы в профсоюзные и советские органы рассматриваются как одно из средств политического контроля, обеспечившее значительную социальную базу новой власти. Целью контроля в первой половине 1920-х гг., по мнению Н. В. Офицеровой, была локализация и смягчение политического и экономического недовольства членов промышленного сообщества: для «спецов» создавалась система привилегий, для рабочих — патерналистская деятельность власти; проведен ряд массовых агитационно-пропагандистских кампаний (в том числе и Ленинские призывы) с целью популяризации Советской власти; увеличено количество выборных должностей для представителей рабочего класса в местных Советах и фабзавкомах. На основании введения в научный оборот нового комплекса источников — «материалов по дефектам» и других фактических материалов Н. В. Офицерова сделала вывод об изменении характера и интенсивности политического контроля в середине 1920-х гг. как об одном из способов подготовки индустриализации и переходе от авторитарного типа режима к тоталитарному.

В специальном параграфе своей кандидатской диссертации «Комсомол как орган политического контроля» Н. В. Офицерова предприняла попытку проанализировать деятельность комсомольских организаций среди рабочей молодежи, обосновывая их место и роль как помощника партийных органов в сфере политического контроля. В диссертации показано, что комсомольская молодежь, в силу особенностей юношеской психологии имея «черно-белое мировоззрение», стала наиболее надежным проводником большевистских идей. Применение к молодым рабочим мер общественного порицания в случаях нарушения производственной дисциплины и общественного порядка (товарищеские суды, слушания на заседаниях конфликтных комиссий, публикации в прессе) оказывало большее воздействие, чем на взрослых рабочих по причине важности общественного мнения для юношеского возраста и отсутствия собственного положительного опыта решения проблем. Общими чертами во многом открытого политического контроля партийных, профсоюзных и комсомольских организаций Н. В. Офицерова называет использование усиливающегося и объединявшегося в руках партийных комитетов информационного аппарата, секретности и цензурирования различных сведений, рост привилегий руководящих работников, появление института «назначенцев», контроль за выборами, ликвидация остатков демократических процедур, ужесточение карательно-репрессивных мер к инакомыслящим. Выборы в профсоюзные и советские органы рассматриваются как одно из средств политического контроля, обеспечившее значительную социальную базу советской власти. В изданной в 2011 г. статье Н.В. Офицеровой дан более подробный анализ роли профсоюзов в борьбе с рабочим активизмом, выявлены особенности политического контроля профсоюзов в заводском сообществе на основе методов истории повседневности и новой политической истории ^[56].

По мнению Н.В. Офицеровой, с середины 1920-х гг. подавление внутрипартийной оппозиции и сглаживание конфликтов внутри предприятий стимулировали ужесточение политического контроля. Признаками усиления политического контроля в промышленности она считает появление материалов по дефектам и повышение роли ОПТУ, подготовку массовых политических процессов, «чистки» под видом сокращения штатов на предприятиях, жертвами которых становились активные рабочие и инженерно-технические специалисты, формализацию и фальсификацию выборов в профсоюзные и государственные органы.

Появилось множество интересных исследований региональной практики осуществления государственной функции политического контроля. Так, В. И. Демин предпринял попытку показать направления и механизмы деятельности местных органов ВЧК–ГПУ, РКП(б) и Главлита по установлению контроля над политическими настроениями населения Курского края и реализации конкретных мер по борьбе с гражданами, не согласными с официальной идеологией ^[57].

В трудах С. А. Дианова рассматриваются вопросы складывания и функционирования системы политического контроля на территории Западного Урала ^[58]. Прослеживается использование краевыми органами госбезопасности широкого набора методов и средств политического контроля в отношении политической оппозиции и нелояльных граждан: слежка (наблюдение), постановка на учет, ликвидация учреждений, политический сыск оппозиции, репрессии (аресты и назначение наказания в виде общественных работ, заключение в концлагерь, высылка в другую губернию под надзором и др.). Кроме местных подразделений ВЧК — ОГПУ органами политического контроля автор считает партийные комитеты РКП–ВКП(б), партийные контрольные комиссии ЦКК–РКИ, органы политической цензуры (гублит, окрлиты) и отдельные подконтрольные власти общественные организации. Проанализирована методика организации секретной информационной работы чрезвычайными комиссиями, выявлены свидетельства формирования и деятельности аппарата осведомления, рассмотрены основные формы секретной отчетности. Особое внимание уделено становлению так называемых «бюро содействия» органам ГПУ, созданным весной 1922 г. в «каждом государственном, общественном, кооперативном и частном учреждении или предприятии, а также в вузе и там, где это представляется возможным наличием коммунистов» ^[59]. С точки зрения С. А. Дианова каждый из рассмотренных в исследовании институтов политического контроля в Пермском крае преследовал цель предупредить и подавить возможные формы общественного протеста в регионе, в тоже время институты политического контроля не всегда могли действовать согласованно: имели место конфликты между партийным органом и чрезвычайной комиссией, Главлитом и руководством «Союза безбожников».

При этом, правда, нельзя согласиться с автором в том, что деятельность Союза воинствующих безбожников в качестве института политического контроля рассматривается впервые. В тоже время радует, что как в диссертации, так и в публикациях С. А. Дианова эта организация изучалась как институт политического контроля и с привлечением пермского материала ^[60]. Непонятно только, почему С. А. Дианов явно принижает роль других общественных организаций в системе политического контроля.

С источниковедческой точки зрения интересным представляется опыт широкого использования секретных информационных бюллетеней и сводок особого и секретно-оперативного отделов Пермской губЧК, секретно-оперативной части губотдела ГПУ. Эти документы довольно правдиво отражают политические настроения населения Пермского края, содержат сведения о количестве взятых на учет и под негласное наблюдение социалистов, о внедрении секретных сотрудников. Вместе с тем, автор справедливо заметил, что чекисты нередко фальсифицировали результат своей работы, пользовались заведомо ложными доносами, стремясь продемонстрировать свои успехи в работе. Вызывает одобрение его критический подход к оценке достоверности текстов секретных сводок, информационных бюллетеней и т.п. В тоже время явно ошибочным, с нашей точки зрения, выглядит подход С. А. Дианова к местной периодической печати, как к второстепенному, малоинформативному источнику. Как бы оправдываясь, автор замечает, что «пресса в 1919-1929 гг. отражала взгляды правящей партии» ^[61] и в силу этого использование печати сводится к констатации отдельных событий.

Диссертация Н. А. Володиной ^[62] базируется на материалах архивов Самарской (до 1991 г. – Куйбышевской), Пензенской и Ульяновской областей. В общетеоретическом плане работа интересна авторским обозначением предпосылок и факторов, обусловивших стремление власти к самосохранению путем создания эффективной системы политического контроля. По мнению Н. А. Володиной, объективными факторами явились: ожесточенная гражданская война и наличие (вплоть до середины 1920-х гг.) организованной оппозиции большевистскому режиму; конфронтация с внешним миром и почти постоянное наличие внешнеполитической угрозы; периодическое и резкое ухудшение социально-экономического положения, низкий уровень жизни населения; разрушение многих социальных институтов, традиций, деклассирование и маргинализация значительной части общества. К субъективным факторам Н. А. Володина относит: стремление большевистской партии, ее руководства любыми средствами завоевать и сохранить свою монополию на власть, обеспечить политическую лояльность населения и его мобилизацию на решение доктринальных, модернизационных и военных, геополитических задач; широкое недовольство населения действиями центральных и местных властей, порой несущее угрозу самому существованию власти; психологическое состояние общества после Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной войн, когда насилие стало восприниматься как норма; сохранявшееся, несмотря на усилия властей, а с Великой Отечественной войны и вновь возросшее влияние религии, представляющей опасность для монопольной государственной идеологии.

Заслуживает особого внимания определение Н. А. Володиной общих, универсальных методов, которые власти использовали во всех институтах советской системы политического контроля. Среди них в диссертации перечисляются: проверка чистоты социального происхождения, практика лишения избирательных прав, выработка новых моральных норм и ценностей, политизация быта, публичность частной жизни, массовые репрессии, новояз. Основным содержанием деятельности институтов системы политического контроля была, по мнению Н. А. Володиной, советская идеология. Важнейшим средством осуществления политического контроля Н. А. Володина резонно называет массовую индоктринацию общества.

В диссертации Л. П. Рассказова ^[63] была предпринята попытка выявить теоретические основы деятельности органов государственной безопасности в пролетарском государстве, выяснить их место в политической системе советского общества. Появились работы по исследованию отдельных аспектов деятельности органов ВЧК-ГПУ ^[64], а также непосредственно посвященные включению данных органов в систему политического контроля ^[65]. При рассмотрении процесса строительства органов государственной безопасности советской России в 1918–1929 гг. можно также опереться на фактический материал и статистические данные, содержащиеся в работах Л. А. Боевой ^[66], О. Г. Капчинского ^[67], Е. А. Кобелевой ^[68], А. М. Плеханова ^[69], Л. П. Рассказова ^[70], А. Г. Теплякова ^[71]. В статье Н. В. Офицеровой впервые вводится в научный оборот новый комплекс источников - материалы по исправлению дефектов, на основе которого рассматривается реализация чекистами хозяйственной политики большевиков ^[72].

Исследование Н. М. Петрова ^[73] обратило внимание на работу ВЧК по созданию агентурной сети, сращивание партийного аппарата и ВЧК-ГПУ. В ряде публикаций на основе архивных материалов, материалов периодической печати, воспоминаний современников рассматриваются репрессивные методы осуществления политического контроля советскими властями ^[74].

Некоторые вопросы, связанные с принципами функционирования партийных контрольных комиссий в губерниях РСФСР, методики их борьбы с оппозицией, раскрыты в работах Т. А. Абраковой ^[75], Г. Л. Олеха ^[76], А. Б. Суслова ^[77].

Ряд публикаций и часть кандидатской диссертации посвятил политическому контролю в интересующий нас период С. Е. Майшев ^[78]. Исследуя специальные формы и методы осуществления политического контроля в советской России в 1917-1922 гг., он уделил внимание внутренней агентуре, наружному наблюдению и перлюстрации. С точки зрения С. Е. Майшева, создание послереволюционной системы политического контроля было завершено в 1922 г., когда появилась Госинфосводка, являвшаяся базовым документом информирования правительства. Мы не можем согласиться с данным автором, приписывающим осуществление политического контроля лишь компетенции органов политического сыска (государственной безопасности), которые, по его словам, постоянно совершенствуют и обновляют формы и методы сбора информации, стремясь прогнозировать и предупреждать антигосударственные действия. Впрочем, в конце концов, С. Е. Майшев сам приходит к выводу, что охват всех объектов политического контроля был возможен лишь при включении в его систему представителей различных категорий населения в качестве вспомогательной агентуры, поэтому руководство партии всячески способствовало подчинению задачам контроля государственных, общественных, партийных институтов.

В тоже время С. Е. Майшев вполне обоснованно утверждает, что, не смотря на определенные трудности, советское государство сумело построить систему контроля, которая обладала возможностью охранять интересы государственной безопасности с достаточной степенью эффективности.

В современных исследованиях достаточно прочно утвердилась точка зрения, согласно которой политический контроль, в том числе с применением нелегальных форм, осуществляется практически в любом государстве. Но при этом исследования советского опыта политического контроля показывают, что его проявление отнюдь не сводится к какому – либо единому знаменателю, резко ужесточаясь в авторитарных и тоталитарных системах. В них проведение такового не ограничивается рамками закона, оно волюнтаристично и произвольно по своей сути, приобретает тотальный характер, включая в себя большое количество граждан. Под бдительным оком спецслужб с помощью развитой агентурной сети оказываются многие социальные и национальные группы, большинство населения страны. На первый план выдвигается, обретая подчас явно гипертрофированные черты, именно репрессивная сущность политического контроля. Он сориентирован не просто на подавление сил, угрожающих стабильности общества и государства, а прямо направлен против оппозиционных настроений в обществе (независимо от того, является оппозиция конструктивной или нет). Он становится действенным средством выявления и преследования всякого инакомыслия, преодоления общественного плюрализма.

Оценить успешно деятельность советской власти по формированию и укреплению системы политического контроля можно лишь с точки зрения тех задач, которые ставила коммунистическая партия. Главная цель — укрепление власти и формирование подконтрольного ей общества — была достигнута. Однако это лишило советское общество важных элементов саморазвития и в исторической перспективе обрекло его на системный кризис.