The modern concept of good faith in the law of obligations of France, Germany, United States and England

Vinokurov Sergey Nikolaevich ORCID: 0000-0002-0988-8822 PhD in Law Senior tutor of the department of Civil and Commercial Law in All-Russian State University of Justice (RAJ of the Ministry of Justice). 121351, Russia, Moscow, St. Molodogvardeiskay, h. 46/1, off. 203 vinokurovs@mail.ru Other publications by this author

С момента его закрепления в 2012 году в Гражданском кодексе РФ (п. 4 ст. 1, п. 2 ст. 6, п. 5 ст. 10) принцип добросовестности участников гражданских правоотношений, остается предметом дискуссии отечественных цивилистов. До сих пор ни в отечественное доктрине права, ни в практике правоприменения не выработано ясного и непротиворечивого понимания сущностного содержания этого принципа. Отсутствует единство концептуальных подходов к структуре данного понятия – высказываемые исследователями мнения подчас противоречивы и даже прямо противоположны.

В ч. 3 ст. 1 Гражданского кодекса РФ закреплен принцип добросовестности, в соответствии с которым должны действовать участники гражданских правоотношений при осуществлении гражданских прав и обязанностей. Презумпция добросовестности участников гражданских правоотношений закреплена в п. 2 ст. 6 Гражданского кодекса РФ. Легальной трактовки понятие добросовестности, тем не менее, не получило. Не раскрыто законодателем и содержание данного принципа. Некоторую ясность вносят существующие телеологические толкования. В постановлении пленума № 25 от 23 июня 2015 года Верховного суда Российской Федерации определено следующее: 1) оценку действий сторон как добросовестные или недобросовестные следует производить исходя из поведения, ожидаемого от любого участника гражданского оборота, учитывающего права и законные интересы другой стороны; 2) несоблюдение требования действовать добросовестно может повлечь отказ в защите принадлежащего права полностью или частично и иные меры, направленные на защиту интересов добросовестной стороны или третьих лиц от недобросовестного поведения другой стороны ^[1].

Таким образом, признавая, что само существование и развитие гражданских правоотношений невозможно без упрочнения начал автономии воли и свободы договора участников хозяйственного оборота, как российский законодатель, так и суды, фактически признают, что нельзя, одновременно не ограничивать их свободы в достижении экономических интересов. При этом целью вводимых ограничений является защита интересов заинтересованной стороны и третьих лиц, для чего суды используют механизм, который здесь наиболее близок – ст. 10 ГК РФ, т.е. норму о запрете злоупотребления правом.

Дальнейшее развитие теоретических обоснований решения вопроса об использовании концепции добросовестности, в т.ч. в целях совершенствования российского гражданского законодательства и практики его применения актуализирует исследования различных доктринальных воззрений на добросовестность как правовой феномен, представленных в зарубежной цивилистике. Кроме того, необходимым представляется проведение компаративистского анализа подходов к добросовестности, закрепленных в национальных правопорядках. Суть анализа здесь состоит в том, чтобы «посмотреть на исследуемые правовые системы, оценив каждую, а затем совместить сходства и различия» ^[2]. Особенно интересным нам представляется выявление дифференциации концепций добросовестности между странами общего права, а именно в США и Англии и странами континентального права особенно в Германии и Франции. Такой анализ, в частности, позволит восполнить существующие в отечественной доктрине пробелы и «дополнить» относительно небольшой опыт применения российскими судами «норм о добросовестности» современной правовой традицией воспринятой судебной практикой государств континентальной Европы, а также США и Англии. По мнению шотландского правоведа Уилсона: «… рассматривая другие правовые системы, можно надеяться, что это принесет пользу национальной правовой системе исследователя, предложить рекомендации относительно дальнейших изменений, предупредить о возможных трудностях, дать возможность отойти от национальной правовой системы и взглянуть на нее более критически…» ^{[2, p. 87]}. Данное исследование не ограничивается «prima facie» на принятые национальным законодателем правовые нормы ^[3]. Сравнительный подход, используемый нами в этой статье, рассматривает, как «закон в книгах», так и «закон в действии», поскольку он расширяет знания и подчеркивает конкретные различия между анализируемыми правовыми системами в каждой из стран.

Наличие принципа добросовестности в современной системе европейских стран континентального права и стран общего права связано в первую очередь с отражением идеи о доброй совести, воспринятой из философской мысли. Известны слова Аристотеля: «Добросовестность – основа общения между людьми» ^[4]. В традиционном представлении европейских философов об этичном поведении, как основе развития европейской цивилизации, добросовестность тесно связана с идеалами о равенстве и справедливости ^[5]. Традиция использования принципа добросовестности как особой формы проявления справедливости в правовых семьях западных стран зарождалась одновременно с развитием представлений о балансе частных и публичных интересов. Как утверждает доктор философии Джон Ролз, современные теории справедливости строятся вокруг идеи о справедливых социальных отношениях, которые обязательно тесно переплетаются с утверждениями о добросовестности поведения людей. В итоге он утверждает, справедливо лишь то, что подразумевает наличие доброй совести ^[6].

Проявление добросовестного поведения выступает непременным требованием для формирования социальных отношений, и это гарантировало одно из важных мест этой категории в системе западного права с начала современной эпохи ^[7]. В концепции естественного права, добросовестность ассоциируется с проявлением разумности, что всегда было эквивалентно западному пониманию этичного поведения, характеризующегося наличием доброй совести у субъекта ^[8].

В большинстве стран континентальной Европы и США понятие добросовестности в том или ином виде (принцип добросовестности, презумпция добросовестности и добросовестность как открытая норма – прим. автора) используется для «урегулирования» частных правоотношений, особенно в сфере обязательственного права. Несколько иной взгляд на правовую концепцию добросовестности характерен для законодательства Англии, где традиционно понятие добросовестности (обязанность действовать добросовестно) используется крайне редко, преимущественно к определенным видам контрактов (в т.ч. агентским, трудовым и др. контрактам, предусматривающим «долгосрочные отношения между сторонами, в которых созданы существенные обязательства» ^[9]).

Романо-германская правовая семья

Закрепление понятия добросовестности в германском праве произошло с принятием Германского гражданского уложения (Bürgerliches Gesetzbuch, BGB). Статья 242 Германского гражданского уложения гласит, что должник должен исполнять обязательства добросовестно, учитывая сложившиеся обычаи делового оборота ^[10]. Это означает, что стороны по договору должны осуществлять свои права разумно для того, чтобы их поведение считалось добросовестным. Статья 138 Гражданского уложения предусматривает, что сделка, противоречащая добрым нравам, является ничтожной.

Доктринальное толкование добросовестности в немецком праве существенно отличается от толкования этого понятия во французском праве, так как немецкая доктрина выделяет две составляющие концепции добросовестности, а именно объективную (Treu und Glauben) и субъективную (Guter Glauben).

Субъективная составляющая представлений о добросовестности в немецком праве относится к личным качествам субъекта правоотношений. Именно этот критерий германского права способствовал появлению института добросовестного приобретателя. Субъективный фактор добросовестности указывает лишь на обстоятельство того, как лицо воспринимает те или иные юридические факты. Если же мы говорим об объективном критерии добросовестности в немецком праве, то он уже выступает неким эталоном поведения участников правоотношений ^[11]. Так, к нарушению объективного критерия добросовестности можно отнести любые активные действия лица направленные на получение выгоды от своего положения, которые при этом не влекут за собой нарушение требований законодательства, но причиняют тем самым вред контрагенту.

Во Франции общий принцип добросовестности или «bonne foi is found» закреплен в ст. 1134 и 1135 Французского гражданского кодекса, которые гласят, что любые соглашения, заключенные участниками договора и не противоречащие действующему законодательству, обязаны быть исполнены добросовестно ^[12].

Анализ существующих французских теоретических исследований показал, что их особенностью является выделение двух сущностных элементов в структуре принципа добросовестности, а именно лояльное отношение к контрагенту и обязанность с ним взаимодействовать. Лояльность подразумевает использование необходимых для достижения общих целей средств с проявлением должной осмотрительности ^[13]. Взаимодействие с контрагентом требует заключение взаимовыгодных сделок с предоставлением полной информации противоположной стороне ^{[14; 15; 16]}.

Традиционно французское право широко толкует принцип добросовестности и ограничивает сферу его применения, а также видит в принципе добросовестности способ ограничения права на свободу договора ^[17]. Следует отметить, что вплоть до конца 1970-х гг. французские суды исходили из «презумпции честности должника», но конец 1980-х гг. ознаменовался возникновением противоречий между доктриной и мнением практикующих юристов. Последними все чаще стало высказываться мнение, что доктрина права должна отвечать требованиям интервенционизма и быть менее «либеральной» с целью достижения большего «социального» эффекта. Сегодня о господстве интервенционистской школы во Франции свидетельствует тот факт, что несмотря на то, что положения ст. 1134 Французского гражданского кодекса требуют добросовестности только при исполнении договора, французские суды применяют расширительный подход и распространяют это обязательство и на преддоговорную стадию, согласование условий договора и даже его терминологии. Таким образом, понятие добросовестности используется судами, как в «ограничительной», так и «обеспечительной» манере ^[18].

Однако говоря о континентальной системе права и представлений о доброй совести, следует сказать, что правовые системы европейских стран идут по пути унификации своего законодательства и поэтому следует рассматривать концепцию добросовестности, как с позиции права отдельных европейских стран, так и с позиции европейского права в целом.

Западноевропейские исследователи выделяют в структуре понятия добросовестности различные элементы. Так, профессор Женевского университета, доктор права Роберт Колб, полагает, что структура данного понятия включает три обязательных элемента: защита законных ожиданий, запрет на злоупотребление правами и препятствование в получении необоснованного преимущества от совершения незаконных действий ^[19].

Иное мнение высказано профессором Мюнхенского университета доктором юридических наук Мариэтта Ауэр, которая заявляет, что обсуждение и выявление содержания представлений о добросовестности подразумевает под собой наличие трех стандартов. Во-первых, необходимость соблюдения обязанностей, возложенных на сторону договором посредством формирования представлений о договорной этики. Во-вторых, учет свойства этого принципа, как стандарта, не имеющего жестких и ограничивающих критериев. В-третьих, формирование соответствующих институциональных компетенций, которые должны уравнивать противоречия между свободой судебного усмотрения при применении этого принципа и ограничения подобного усмотрения при принятии судебных решений, основанных тем самым на представлениях о добросовестности ^[20].

Безусловно, нельзя считать, что вышеуказанная точка зрения является эталонной. Более того, упоминая эти три стандарта, стоит обратить внимание что они не эквивалентны друг другу, а фактически в них есть элемент противоречия. Добросовестность в этом случае воспринимается скорее, как элемент социализации и уже затем как форма проявления правового принципа.

Рассуждая, о роли добросовестности в системе общего права следует отметить, что она является относительно новым институтом, как для права Англии, так и для права Соединенных Штатов Америки ^[21].

Английское право

Одним из первых и самых известных упоминаний этого термина в судебных актах Англии было сделано в XVIII веке лордом Мэнсфилдом, утверждавшим, что «добросовестность представляет собой принцип которым необходимо руководствоваться, если речь идет об исполнении любых контрактов или сделок» ^[22].

Современная английская судебная практика позволяет утверждать, что в английском праве толкование этого принципа содержит в себе значительную долю скепсиса и противоречия. Апелляционный суд Англии в 2013 году заявил, что английскому договорному праву неизвестна определенная доктрина добросовестного поведения ^[23]. В деле MSC Mediterranean Shipping Company S.A. v Cottonex AnstaltАпелляционный суд выразился предельно ясно: «общего принципа добросовестности в английском договорном праве нет, … признать его, значит нарушить четко выраженные намерения сторон, которые были согласованы в виде условий договора» ^[24].

Отсутствие широкого признания концепции добросовестности как основополагающего правового принципа часто упоминается в качестве принципиального отличия романо-германского и английского права. При этом нельзя отрицать наличие в обязательственном праве Англии требований, обязывающих вести себя справедливо по отношению к противоположной стороне ^[7]. Более того, английские суды продолжают развитие традиции формирования ясных представлений о добросовестном поведении. В широкоизвестном судебном прецеденте английский суд определил, что под этим следует понимать верность условиям контракта, проявление обычной честности и соблюдение сложившихся стандартов коммерческого оборота ^[25]. В деле BristolRovers (1883) LtdvSainsbury'sSupermarketsLtd ^[26] суд указал, что закон требует от сторон договора действовать добросовестно в отношении их обязательств. Это означает, что обязательство добросовестности не может использоваться, чтобы требовать от сторон принятия мер, которые не были предусмотрены или не указаны самим соглашением. Аналогичные выводы сделал суд в деле Petromec Inc v Petroleo Brasileiro SA^[27]. Иное мнение высказал английский Апелляционный суд, определивший, что этот термин следует понимать исходя из представлений, сложившихся о нем в континентальной системе права, которые подразумевают под этим обязанность сторон вводить в заблуждение друг друга и ведь этот термин ассоциируется с представлениями о честности в бизнесе, открытом содействии с контрагентами или «раскрытием своих карт в сделке». Ведь именно при таком поведении происходит реализация принципа добросовестности, сопряженная с открытостью при ведении своих дел ^[28]. Анализ показал, что английскими судами следующие действия могут трактоваться как недобросовестные: действия, которые делают невозможным достижение цели соглашения (саботируют его исполнение) ^[29]; действия, которые требуют раскрытия существенных фактов другой стороне ^[30]; предоставление заведомо ложной информации, на которую будет полагаться другая сторона сделки; ненадлежащий доступ к компьютерным системам другой стороны ^[26].

В этих условиях в английской юридической доктрине продолжаются попытки дать точную дефиницию понятию добросовестности. Ряд английских правоведов заявляют, этот принцип относится к фундаментальным и имеет непосредственное отношение к правилу римского права которое гласит, что «договоры должны исполняться» (pacta sunt servanda) и указывают на обязательное наличие недвусмысленного отношения к реализации своих прав и обязанностей и применения этических норм, доминирующих в социуме, относительно понимания того какая сделка является справедливой и разумной ^{[7, c. 102]}.

Несмотря на то, что принцип добросовестность очень долго не обладал важным значением в английской правоприменительной практике ^[31], английским юристам был хорошо известен другой принцип – эстоппель ^[32], который многие ученые юристы континентального права считают во многом сходным с принципом добросовестности ^[33].

Среди некоторых английских юристов существует мнение, что использование этого юридического института в английском обязательственном праве не создаст дополнительную угрозу нарушения принципа правовой определенности ^[34]. Напротив, такой подход позволит уменьшить риск принятия противоречивых судебных решений, большинство которых и так довольно часто основано на использовании фрагментарном и противоречивом, разных правовых концепций добросовестности, присутствующих в английском праве ^[35]. В результате английским судьям не нужно было бы каждый раз искать новые способы толкования содержания договора ради достижения справедливого решения ^[36]. Кроме того, представления о справедливости в английском праве всегда строились на идеях эквивалентных утверждениям о добросовестном поведении ^[37]. Последние судебные решения подтверждают тот вывод, что принцип добросовестности постепенно получает признание в качестве юридически обязательного принципа на этапе исполнения договоров, в частности, долгосрочных реляционных соглашений ^[18]. Позиция, исходящая из признания добросовестности необязательным условием контрактов типа «business-to-business» (бизнес-для-бизнеса), в настоящее время признается устаревшей.

Однако существует иная точка зрения на необходимость широкого применения данной концепции. Есть мнение, что добросовестность создает угрозу для представлений о свободе договора, которая выступает одним из столпов английского договорного права ^{[38; 39]}.

Опасения английских юристов не являются беспочвенными, и они вполне обоснованно утверждают, что современные представления о добросовестном поведении участников правоотношений как в континентальном праве, так и в общем праве, являются слишком размытыми, а это почва для злоупотребления и угроза развитию правовой неопределенности, снижения эффективности коммерческих контрактов ^[40]. Свобода договора позволяет сторонам действовать при заключении сделки исключительно в своих интересах, даже если эти интересы влекут ущерб для противоположной стороны, но именно такой подход позволяет участникам договора осознавать, что тем самым они не вводят в заблуждение друг друга относительно своих обязательств ^[41].

Американское право

В правовой системе Соединенных Штатов Америки, концепция добросовестности в американском праве получила более широкое распространение с принятием Единообразного торгового кодекса, а именно раздела 1-304 закрепившего этот принцип как обязательный и обладающий регулирующим свойством при заключении и исполнение контрактных обязательств ^[42]. Добросовестность (good faith) в кодексе рассматривается в договорах купли-продажи в качестве фактической добропорядочности (honesty in fact) и одновременно как требование соблюдать разумные коммерческие стандарты деловой практике в торговле (the observance of reasonable commercial standards of fair dealing in the trade) ^[43]. Однако этот принцип упоминался в других нормативных актах еще до принятия этого кодекса в 1952 году ^[44]. Результатом этого стало то, что американские суды стали учитывать наличие требования о добросовестном поведении в любых контрактных отношениях, попадающих под действие федерального законодательства ^[45]. При этом доктринальное понимание принципа добросовестности в американском праве, как и в английском праве носило и носит противоречивый характер.

Самой известной доктриной добросовестности в американском праве является теория «исключителя», которая была создана профессором Робертом Саммерсом. Следуя этой теории необходимо выявить и исключить любые примеры недобросовестного поведения во время правоприменительной практики, а не сосредотачиваться на попытках определить содержание представлений о доброй совести ^[46]. Американская судебная практика, по мнению Р. Саммерса, использует принцип добросовестности в качестве предохранительного барьера, который предотвращает недобросовестное поведение стороны, нарушающей «дух сделки» из-за чего происходит разрушение разумных ожиданий от сделки у контрагента ^{[46, с. 262]}. Он предложил классификацию недобросовестного поведения, в которой выделялось недобросовестное поведение во время переговоров и заключении договора, недобросовестное поведение при исполнении договора, недобросовестное поведение во время разрешения споров, возникших относительно исполнения договора и недобросовестное поведение при использовании методов судебной защиты ^[47].

Отметим, что профессор Саммерс не ограничивался только выявлением форм недобросовестного поведения, но и предлагал формулировки добросовестного поведения, включающие в себя полное раскрытие информации о наличии скрытых дефектов товара, избегать использования неконкурентного преимущества, проявление сознательности и осмотрительности в интересах контрагента, мотивированность при желании расторгнуть договор, единообразное и справедливое толкование условий договора и т. д. ^{[46, c. 234]}.

Другая доктрина добросовестности в американском праве подразумевает, что в основе принципа лежат идеи о равном и справедливом распределении прав между участниками правоотношений и эта теория получила название коммутативной ^[48]. Справедливость в этом контексте подразумевает разумность при исполнении договора. Так, Дж.Ф. О’Коннор под принципом «добросовестности» понимает: «фундаментальный принцип, имеющий свое начало в правиле pactasuntveranda» ^[7]. По мнению данного автора, содержание норм и положений закона, устанавливающих содержание «честного», «справедливого» и «разумного» поведения участников хозяйственного оборота, должно определяться в соответствии с подходами к понятиям «честность», «справедливость» и «разумность», сложившимися на тот или иной момент в обществе. Иной вариант равноправия подразумевает под собой невозможность одной стороны получить необоснованную выгоду за счет другой стороны, хотя подобный взгляд лишь дополняет понимание разумности ^[49]. Профессор Энтони Д'Амато, говоря, о добросовестности заявляет, что это требование справедливых отношений к противоположной стороне, в которых необходимо открыто проявлять свои мотивы и избегать использования несправедливого преимущества перед контрагентом ^[50].

Еще один взгляд на добросовестность был предложен профессором Стивеном Бартоном. Основа его теории базируется на оценке поведения участников правоотношений с позиции экономического анализа. Этот компонент подразумевает отсутствие злоупотреблений, которые ограничиваются условиями контракта и соблюдением целей сделки ^[51]. Экономическая составляющая договора выражается в том, что как бы стороны ни стремились заключить равноправный договор, одна из сторон такого соглашения, довольно часто, оказывается, более слабой стороной в сделке. Добросовестность помогает устранить такой дисбаланс, запрещая сильной стороне пользоваться сложившимися преимуществами.

В заключение отметим, что несмотря на, большое количество научных теорий добросовестности в американском праве они не конфликтуют между собой, а способствуют формированию судебной практики характеризующейся правовой определенностью.

Выводы

Добросовестность как правовое понятие прочно утвердилось в обязательственном праве большинства европейских стран. Восприняло данный принцип и гражданское законодательство Российской Федерации, установив обязанность участников гражданских правоотношений действовать добросовестно и разумно.

Правовой принцип традиционно берет свое начало в толкованиях юристов и многочисленных судебных решениях, его формирование требует времени. В некоторых юрисдикциях (например, Англии) подобные правила поведения только формируются. Впоследствии уже закрепленные в общих нормах права принципы снова становятся предметом пристального изучения юристов и правоведов, которые пытаются разработать простые и понятные правила поведения для участников хозяйственного оборота. Анализ показал, что концепции добросовестности в странах континентального права и странах общего права имеют, как сходства, так и различия, в зависимости от сложившихся правовых традиций. Очевидна одна общая для обеих правовых систем характеристика, свойственная этому понятию – абстрактность в толковании.

Существующие в зарубежной юридической литературе подходы к определению содержания понятия добросовестности как правового принципа являются довольно широкими и как правило не имеют четкого теоретического обоснования. Представляется, подобная ситуация сложилась в силу наличия нескольких причин, по которым «добрая совесть» в праве вне зависимости от сложившихся правовых традиций имеет функциональное значение. Во-первых, добросовестность играет вспомогательную роль во время реализации правоотношений между сторонами и оказывает влияние на них в зависимости от их понимания условий о свободе действий и свободе договора. Таким образом, в подобной взаимосвязи присутствует существенная доля неопределенности относительно объема прав и обязанностей между субъектами. Некоторыми зарубежными исследователями применение понятия добросовестности и закрепление его сущности в нормах права воспринимается как решение большинства проблем, возникающих в отношениях между сторонами договора ^[17]. В сущности, этот принцип призван обеспечить достижение баланса между желанием обеих сторон по договору получить наилучшие коммерческие условия и необходимостью иметь стабильные текущие договорные отношения, основанные на взаимном доверии. Добросовестное поведение, таким образом, может снизить изначально присущую гражданским отношениям «напряженность» и «рисковость», сбалансировать конкурирующие интересы сторон, которые могут стать причиной конфликта.

Подобная функция принципа добросовестности обусловливает значительную степень неопределенности в его толковании, поскольку его необходимо применять ко множеству различных спорных отношений и ситуаций, которые по своей природе трудно спрогнозировать. «Сдержанный» подход в трактовке принципа добросовестности и признаков добросовестного поведения национальным законодателем и в применении его судами во многом объясняется неопределенностью и неточностью в целом свойственными «категориально-понятийному аппарату» общепринятой западной бизнес-этики и коммерческой морали.

В последнее время западные юристы выдвигают идею о том, что понимание содержания добросовестности требует конкретизации и сужения диапазона трактовки этого принципа путем формирования паттернов типичного добросовестного поведения, которые были бы одновременно ясными и точными, и одновременно обладали свойствами позволяющими их обширно применять в правоприменительной практике и при этом, чтобы эти паттерны не утратили обобщенности с целью придания им свойств необходимых для дальнейшего развития представлений о добросовестности в праве. Однако достижение подобного результата осложняется тем обстоятельством, что концепция добросовестности обобщает целый комплекс прав и обязанностей сторон по причине их связи с процедурами реализации этих прав и обязанностей. Представляется, что в этой связи более целесообразным является определение в нормах обязательственного права «содержания» не добросовестного, а оппортунистического или другими словами недобросовестного поведения участников гражданских правоотношений посредством разработки ясных и понятных толкований, применение которых имеет своей направленностью достижение конкретных правовых целей (обеспечительных, ограничительных и т.п.).