Поэма «Тёркин на том свете» А. Т. Твардовского и повесть «Записки из мира духов» Чжан Тянь-и: антиутопическое мортальное зеркало политического режима

Дубаков Леонид Викторович ORCID: 0000-0003-1172-7435 кандидат филологических наук доцент, филологический факультет, Университет МГУ-ППИ в Шэньчжэне 518172, Китай, г. Шэньчжэнь, ул. Гоцзидасюэюань, 1 Dubakov Leonid PhD in Philology Associate Professor, Faculty of Philology, Shenzhen MSU-BIT University 518172, China, Shenzhen, Guojidasueyuan str., 1 dubakov_leonid@mail.ru Другие публикации этого автора

Ли Юйтин магистр, филологический факультет, Университет МГУ-ППИ в Шэньчжэне 518172, Китай, Гуандун область, г. Шэньчжэнь, ул. Гоцзидасюэюань, 1 Li Yuting Master’s Degree student of the Faculty of Philology of the Shenzhen MSU-BIT University. 518172, China, Guangdong region, Shenzhen, Guojidasueyuan str., 1 kamikazeli@yandex.ru

Поэма А. Т. Твардовского «Тёркин на том свете» (1944 – 1963) и повесть Чжан Тянь-и «Записки из мира духов» так же, как и, например, рассказ В. Я. Брюсова «Республика Южного Креста» и роман Лао Шэ «Записки из Кошачьего города» (сопоставление которых в указанном ключе тоже возможно), написаны в разные годы и в разных культурах. И очевидно, что русский поэт и китайский писатель не могли быть знакомы с произведениями друг друга: повесть Чжан Тянь-и была опубликована в Советском Союзе в 1970 году, поэма Твардовского пришла к читателю спустя более трёх десятилетий после публикации «Записок из мира духов». Но оба текста исходят из схожей сюжетной условности – перемещения героя в иномирье – и схожей идеи – сатирически показать изнанку государственного режима своей страны в неблагополучное время ^{[1; 2; 3]}.

Между произведениями можно увидеть и ряд других образных и мотивных перекличек. Например, это фигуры проводников-вергилиев – тёркинского боевого товарища и старинного друга главного героя повести Чжан Тянь-и – г-на Сяо Чжун-но. Хань Ши-цянь, как и Тёркин, подобно Данту ^[4], пребывает в загробном мире в неопределённом состоянии, похожем и не похожем на сон. Обоих героев, прибывших в загробный мир ^[5], подвергают проверке, которая может закончиться для них помещением в «чистилище». Важный эпизод – встреча с местным литератором, которая позволяет авторам высказаться о затекстовой литературной ситуации. И т.д.

Поэма «Тёркин на том свете», прежде всего, поэма именно сатирическая, однако, например, в статье «История одной фальшивки (Эпизод борьбы вокруг «Тёркина на том свете»). Стенограмма обсуждения. Публикация и комментарии В. и О. Твардовских», опубликованной в журнале «Вопросы литературы» в 2007 году, её характеризуют как «поэтическую антиутопию» ^[6]. И действительно, в ней видны многие жанровообразующие и стилеобразующие приметы антиутопии.

Б. А. Ланин в статье «Анатомия литературной антиутопии» обозначает двенадцать признаков антиутопии ^[6]. 1. Среди них – спор с утопией или утопическим проектом. 2. Псевдокарнавал, основанный на страхе, связанном с обожанием властителя и ненавистью к инакомыслящим. 3. Превращение реальности в театр, поскольку герой утрачивают чувство реальности. 4. Эксцентричность главного героя, который оказывается таковым, поскольку задумывается о происходящем вокруг него. 5. Жизнь, превращённая ритуал вследствие автоматизации существования. 6. Подавление сексуального и его пробуждение в бунтующем герое. 7. Аллегоричность, проявляющаяся в обращении к животным образам. 8. Взаимооборачиваемость утопии и антиутопии внутри текста. 9. Присутствие фантастики. 10. Статичное время. 11. Замкнутое пространство для человека и открытое пространство для государства. 12. Страсти, овладевающие жителями антиутопии.

Опираясь на положения статьи Б. А. Ланина, проанализируем сходства и отличия «Тёркина на том свете» и «Записок из мира духов».

1. В. В. Агеносов, говоря о «Записках из мира духов», отмечает, что «Положительный идеал присутствует в подтексте, в размышлениях нарраторов» ^{[8, с. 771]}. Иными словами, спор с утопией в повести Чжан Тянь-и непроявлен, но имеется. Об этом свидетельствует сам предмет критики – прежде всего это националистическая идеология, заложенная в основе мира духов, следствием которой является катастрофическое социальное и имущественное неравенство. Вероятной утопической основой этой извращённой идеологии стало вызванное к жизни и при этом узко понятое властью конфуцианство. В предваряющем основное повествование «Письме по поводу "Записок из мира духов"» герой-нарратор Хань Ши-цянь отзывается о мире духов комплиментарно: «…там всё разумно и целесообразно, дела они решают быстро и чётко» ^{[9, с. 105]}. Но чем дальше им описывается мир духов и его общественное устройство, тем больше сомнений у него возникает: «Весь дальнейший текст повести опровергает эту положительную оценку, придавая ей ироническое звучание. Перед нами очевидное разрушение утопии» ^{[8, с. 762]}.

В «Тёркине на том свете» также прямо не называется утопия, выродившаяся в антиутопию. И более того, критика такой (анти)утопии не доверена герою-нарратору – Тёркину Эта функция возложена на автора, присутствующего в тексте. При этом, чтобы сказать о репрессиях, Твардовский использует перифразы. Так, ГУЛАГ обозначен у него в образе Особого отдела: «...Там – рядами, по годам / Шли в строю незримом / Колыма и Магадан, / Воркута с Нарымом. // За черту из-за черты, / С разницею малой, / Область вечной мерзлоты. / В вечность их списала. // Из-за проволоки той – / Белой-поседелой – / С их особою статьей, / Приобщенной к делу...» ^{[10, с. 68-69]}. Руководитель государства – в образе Верховного ^[11], который и жив, и мёртв одновременно: «…И живой. Отчасти. // Для живых родной отец, / И закон, и знамя, / Он и с нами, как мертвец, – / С ними он и с нами» ^{[10, с. 71]}.

2. На простолюдинов-олигархов в мире духов смотря с подобострастием, высшее общество оберегает свой статус, опасаясь размытия границ между верхним и нижним ярусами. Так, например, г-н Сяо предупреждает Хань Ши-цяня, что он собрался завтракать слишком рано: «…тобой заинтересуется полиция и сыщики: не самозванец ли ты из нижнего яруса?» ^{[9, с. 120]}.

В «Тёркине на том свете» разговор о Верховном у Тёркина вызывает страх: «Но от слов таких озноб / Пробежал по коже...» ^{[10, с. 72]}. На «том» свете вводится ЧП, когда появляется опасность, что сверху к ним прибыл живой. Товарищ Тёркина, услышавший, что тот хочет жить, собирается доложить об этом: «Но о том, что хочешь жить, / Дружба, знаешь, дружбой, / Я обязан доложить... / – Ясно... – ...куда нужно» ^{[10, с. 83]}. На «том» свете в мёртвых сидит страх перед живыми и процветает доносительство. Этот страх так глубок, одноприроден мёртвому, что даже близкая дружба не может быть сильнее чувства смертной общности.

Но можно также отметить, что «Тёркин на том свете» и «Записки из мира духов» отличаются степенью страха, потому что есть разница между страхом от возможной потери материальных благ и страхом за жизнь (который памятью остался и у мёртвых в поэме Твардовского).

3. Хань Ши-цянь и Тёркин, оказавшиеся на «том» свете, проходят проверку. Для первого – это имущественный ценз, призванный не пропустить самозванца из нижнего яруса, для второго – тест на встроенность в систему смерти. При этом бюрократия «того» света у Твардовского представляет собой макабрический карнавал. Безликие (потому что конкретных лиц не изображено) отдел за отделом требуют от Тёркина то фотокарточку, то справку от врача, зная, что он прибыл с передовой. Стол проверки в ответ на недовольство Тёркина ссылается на порядок: «Но суров закон Стола, / Голос тот усопший: / – Это личные дела, / А порядок общий» ^{[10, с. 19]}.

Степень карнавализации жизни прямо пропорциональна силе страха. В этом смысле бюрократический карнавал «Тёркина на том свете» превосходит по уровню самозабытья абсурдное бытие мира духов.

4. Герои Твардовского и Чжан Тянь-и – эксцентрики – в том смысле, что они не сживаются с реальностью, в которой оказываются. Так, Хань Ши-цянь, мыслящий, сомневающийся, ведущий дневник, часто попадает впросак в мире духов. Например, он не соглашается со статьей Вэй Сань-шаня, в которой тот утверждал, что в мире людей едят детей. Из-за этого герой повести оказался под угрозой судебного преследования.

Автор в «Тёркине на том свете» отвлекается от образа сотрудника «Гробгазеты» и представляет, каким он был при жизни. Этот микросюжет вводит в поэму затекстовую реальность. Твардовский описывает, как он не раз проходил через цензуру, и предсказывает реакцию чиновников и критиков на продолжение «Тёркина»: «Прах от праха того света, / Скажет: что еще за тот? // Что за происк иль попытка / Воскресить вчерашний день, / Неизжиток пережитка / Или тень на наш плетень? // Впрочем, скажет, и не диво, / Что избрал ты зыбкий путь. / Потому – от коллектива / Оторвался – вот в чём суть» ^{[10, с. 35]}. Твардовский воспроизводит типовые реплики охранителя от литературы, который сложные проблемы творчества пытается решить при помощи узких идеологических штампов.

Герой Твардовского, имеющий опыт шутливо-иронического сопротивления косной реальности, активен даже будучи мёртвым (среди мёртвых). И эта активность позволяет ему убежать на землю. Хань Ши-цянь – человек иных культурных установок, человек такта, спокойно возвращающийся домой на фоне сложных событий в мире духов.

5. Высшее общество Мира духов живёт по своим писаным и неписаным законам. Простолюдин Лу Юэ-лао, будучи очень богатым и очень влиятельным человеком, тем не мнее должен доказывать свою простоту и демократичность. Для этого он на виду у своих сторонников в течение определённого времени собственноручно подметает пол. В. В. Агеносов отмечает, что при этом по принципу контраста Чжан Тянь-и изображает оргию с участием простолюдинов, во время которой никто из присуствующих ни в чём себе не отказывает. Единственный, кто, кажется, не польстился на «фальшивых крошек» (проституток) был Хань Ши-цянь.

Тёркин, столкнувшийся на «том» свете с бюрократией, не спешащей устроить его на ночлег, собирается пойти жаловаться в газету. Эта посмертная бюрократия ритуализирована по своей природе: умерший должен пройти все отделы и выполнить все их требования, даже формальные и абсурдные, потому что таков порядок.

В данном случае понятие «ритуал» прикладывается к разным явлениям – культурному в случае китайского текста и социально-профессиональному в случае советского произведения. Ритуал «подметания» смешон, поскольку лицемерен, но сам по себе конфуцианский ритуал не оспаривается как древний идеал. Ритуалы же, изобретённые бюрократией, направлены на сохранение системы и подчинение человека, и потому однозначно дурны.

6. Сексуальное подавлено и в повести Чжан-Тянь-и, и в «Тёркине на том свете». Первая же встреча Хань Ши-цяня с духами производит скандал. У него нет чехла на носу. Все жители мира духов в обязательном порядке прикрывают его: «Нос – символ мужского начала, а прикрытие мужского начала – не что иное, как проявление способности человека испытывать стыд; вот, собственно, почему и прикрывают "верхнее место"» ^{[9, с. 107]}. Чжан Тянь-и иронически указывает на условность этого обычая, тем более условного, что что во время оргии, когда с носов «фальшивых крошек» были сняли чехлы, никто из насельников верхнего яруса особенного стыда не испытывал.

Твардовский также обнажает лицемерие «того» света. Товарищ Тёркина рассказывает ему про некую стереотрубу, в которую можно посмотреть на соседний «тот» свет (то есть «буржуазный»), и среди прочего там можно увидеть эротику: «И такие, брат, мамзели, / То есть – просто нагишом...» ^{[10, с. 7]}. И неслучайно слова о женщинах завершаются в этой строфе многоточием: подавленная сексуальность замыкает речи о телесном.

У Чжан Тянь-и сексуальное лицемерие в мире духов связано с неспособностью совладать со своей телесной природой, в поэме Твардовского – соединено с чем-то вроде то ли любопытства, то ли зависти к буржуазному миру.

7. В повести «Записки из мира духов» есть эпизод, в котором на приёме появляются собаки простолюдина Пань Ло, за которыми идут шесть духов во фраках. Раздаются приветствия, и Хань Ши-цянь с удивлением узнаёт, что приветствия адресованы собакам как представителям простолюдина, но не духам во фраках, которые являются его домашними рабами. Иными словами, нижнеярусники в мире духов оказываются по своему статусу ниже домашних животных. Ба Шань-доу о нижнеярусниках: «Слабоумные дикари, животные» ^{[9, с. 125]}.

У Твардовского мёртвые остаются людьми, даже после того, как перестали жить. По крайней мере, на «нашем» «том» свете, который остаётся миром порядка и дисциплины. Буржуазный «тот» свет в поэме не описан.

8. В повести Чжан Тянь-и утопия присутствует лишь номинально. Нарратор утверждает, что «в мире духов всё радовало глаз» ^{[10, с. 171]}, но за этим утверждением не стоит никакой конкретики, а то, что изображено, вызывает большие сомнения. Так, к примеру, невозможно считать демократией разрушающие мир духов политические склоки олигархов.

Твардовский иронически обрисывает в поэме контуры утопии. Товарищ Тёркина, рассказывая ему о «нашем» «том» свете и сравнивая его с «буржуазным» «тем» светом, использует саморазоблачающие штампы, взятые с политучений: «Наш тот свет в загробном мире – / Лучший и передовой», «Он научно обоснован» ^{[10, с. 48]}; «Тут – наука, там – дурман…», «Там у них устои шатки, / Здесь фундамент нерушим» ^{[10, с. 49]}; «Там, во-первых, дисциплина / Против нашенской слаба. / И, пожалуйста, картина: / Тут – колонна, там – толпа. // Наш тот свет организован / С полной четкостью во всем: / Распланирован по зонам, / По отделам разнесён» ^{[10, с. 50]}. Утопия «нашего» «того» света – это утопия авторитарного режима, построенного на дисциплине и пропаганде. Вместе с тем, штампы Тёркиного товарища могут быть легко приложимы и к противной стороне.

9. Исходное фантастическое допущение у Чжан Тянь-и – путешествие в мир духов, которое он воспринимает как эксперимент. При этом эксперимент как научный метод Хань Ши-цянь прилагает к спиритизму – религиозно-мистически-философскому учению, а сам метод заключается в сожжении над телом героя письма к умершему другу, что, возможно, восходит к старинному китайскому ритуалу сожжения бумаги (烧纸 (shāozhǐ)) для связи с загробным миром.

Фантастика «Тёркина на том свете» – это московская послевоенная реальность, которая воспринимается в качестве фантастики значительной частью населения СССР. Так, преисподняя поэмы напоминает московское метро: «Поглядит – светло, тепло, / Ходы-переходы – / Вроде станции метро, / Чуть пониже своды» ^{[10, с. 6-7]}, стереотруба – телевизор: «Целиком тот свет соседний / За стеклом перед тобой» ^{[10, с. 76]}.

10. Время в «Записках из мира духов» и в «Тёркине на том свете» – это время вечности. Каждая из записок Хань Ши-цяня открывается указанием «День любой…». В этот любой день жизнь мира духов, хотя и постоянно изменяется, по сути остаётся той же самой: из нижнего яруса в верхний могут проникнуть духи или даже может произойти переворот, но двуярусная конструкция общества неколебима. Равно как политические страсти и смена олигархов не влияют на политическую систему.

Слова «вечность», «вечный» повторяются у Твардовского много раз: «Всюду вечный выходной» ^{[10, с. 38]}, «Вечность вечностью течет» ^{[10, с. 45]}, «Вечный времени запас» ^{[10, с. 55]} и т. д. На фоне этой печальной, обезволивающей вечности жизнелюбие Тёркина по контрасту смотрится как диссидентство: «День мой вечности дороже, / Бесконечности любой» ^{[10, с. 85]}.

11. Реальность мира духов структурирована двумя ярусами – это разделение по социальной вертикали: внизу – духи, ущемлённые в правах, наверху – полновластная элита. Чжан Тянь-и устами одного из персонажей обозначает сходство этой структуры с буддийскими адами. И хотя в «Записках из мира духов» восемнадцать буддийских адов редуцированы до двух, функция у них одинаковая: «Вопреки заверениям обитателя мира духов Сяо Чжун-но, читатель проходит по всем восемнадцати кругам буддийского ада, где истязают, впрочем, не обычными банальными способами, но более изощренно и продуманно – орудиями пыток выступают фарисейство и кликушество, невежество и тупость, ханжество и лицемерие» ^{[12, с. 176]}.

«Тот» свет, на котором оказался Тёркин, напоминает подземную Москву, изнанку города – его метро. Но поезд в этом «метро» ездит, как правило, не по кругу, а в одну сторону и завершается тупиком. Твардовский не обрисовывает подробно загробный мир, но он очевидно напоминает советские присутственные места: множество различных учреждений (столов); «ходы-переходы» между ними; вероятно, архитектура сталинского ампира. В этом мире можно быть частью системы, но жить нельзя. Неслучайно Тёркина так и не находит себе пристанища. Загробный мир «Тёркина на том свете» – это пространство знаков – семафоров, указателей, эмблем, которые направляют человека и тем самым его ограничивают. В целом реальность, так же, как и у Чжан Тянь-и, разделена у Твардовского на две части. Но не по социальной вертикали, а по идеологической горизонтали: есть «наш» «тот» свет и буржуазный «тот» свет. При этом из них «Всяк свои имеет стены / При совместном потолке. / Два тех света, две системы, / И граница на замке» ^{[10, с. 44]}.

12. У Чжан Тянь-и и у Твардовского стремление героев к смерти – это их естественное состояние. Сверх того, литературовед Сыма Си-ду, специалист по декадентству, дополнительно истязает себя, чтобы быть под стать изучаемому предмету. Декаденство, как оно описано и высмеяно Чжан Тянь-и, оказывается знаком разложения общества.

Напротив, удивляющийся Хань Ши-цянь не вписывается в омертвевший националистический олигархизм мира духов и Тёркин слишком живой для загробного мира, в котором «Ни покоя <…> / Ни веселья не дано. / Разобрались на четверки / И гоняют в домино» ^{[10, с. 53]}.

Итак, поэма «Тёркин на том свете» А. Т. Твардовского и «Записки из мира духов» Чжан Тянь-и содержат жанровообразующие признаки антиутопии. Как и в случае с «Республикой Южного Креста» и «Записками о Кошачьем государстве», между произведениями существуют множественные образные и мотивные переклички. И их даже больше, чем у Брюсова и Лао Шэ – вплоть до совпадения отдельных эпизодов. Жители загробного мира, в котором оказался Тёркин, и мира духов – это образ сограждан-современников авторов, образ тех людей, что живут в неблагополучном государстве, которое заражено прежде всего духовным омертвением (у советского писателя – также наполнено массовой смертью – от войны и от репрессий). Иными словами, поэма Твардовского и повесть Чжан Тянь-и выступают в роли антиутопического мортального зеркала для господствующего режима – авторитарного в случае с «Тёркиным на том свете», псевдолиберального, а по сути – олигархического и националистического в случае с «Записками из мира духов».