Модернизация образа хули-цзин и трансформационный характер реальности в романе В. О. Пелевина «Священная книга оборотня»

Дубаков Леонид Викторович ORCID: 0000-0003-1172-7435 кандидат филологических наук доцент, филологический факультет, Университет МГУ-ППИ в Шэньчжэне 518172, Китай, г. Шэньчжэнь, ул. Гоцзидасюэюань, 1 Dubakov Leonid PhD in Philology Associate Professor, Faculty of Philology, Shenzhen MSU-BIT University 518172, China, Shenzhen, Guojidasueyuan str., 1 dubakov_leonid@mail.ru Другие публикации этого автора

Го Вэньцзин магистрантка, филологический факультет, Университет МГУ-ППИ в Шэньчжэне 518172, Китай, г. Шэньчжэнь, ул. Гоцзидасюэюань, 1 Guo Wenjing Master’s Degree student, Faculty of Philology, Shenzhen MSU-BIT University 518172, China, Shenzhen, Guojidasueyuan str., 1 Lesliegreycn@outlook.com

Лиса-оборотень из романа Виктора Пелевина «Священная книга оборотня» (или «А Хули») (2004) не раз оказывалась в центре внимания литературоведов. Об этом образе писали с точки зрения присутствия в книге мистической составляющей, выявляли наличие в образе пелевинской хули-цзин разнородных культурных отсылок, рассматривали её образ в связи с другими элементами текста. При этом ключевой мотив «А Хули» – мотив оборотничества, он определяет основные смыслы, которые содержатся в образе главной героини и обуславливает специфику художественного мира, созданного в книге.

В «Священной книге оборотня» имеется множество отсылок к классическим китайским текстам. Го Вэй в статье «Лисы-оборотни в китайской литературе и искусстве и в творчестве В. Пелевина» обозначает некоторые из них. Это, например, «Новые записи Ци Се, или О чём не говорил Конфуций» Юань Мэя, «Записки о поисках духов» Гань Бао, «Описание чудесного из кабинета Ляо» Пу Сунлина, «Возвышение в ранг духов» Сюй Чжунлиня, «Путешествие на Запад» У Чэнъэня ^[5]. Пелевин заимствует из этих текстов собственно центральный образ лисы-оборотня и отдельные сюжетные элементы и мотивы.

Но пелевинская героиня – это образ, в котором традиция переосмыслена с точки зрения современного культурного контекста, а также буддийской и западной философии. А Хули – одновременно укоренена в прошлом и отражает настоящее время. Писатель предлагает новые обоснования её свойств и способностей и акцентирует внимание на духовном поиске лисы-оборотня как её ключевой интенции. А Хули из «Священной книги оборотня» встаёт в один ряд с многочисленными пелевинскими протагонистами, воплощающими в основе своей буддийский взгляд на реальность и использующими восточные методы достижения духовной трансформации.

У пелевинской лисы-оборотня – омофонное имя («первичная суггестивная команда» ^{[9, с. 67]}), что помещает её в две культуры: с одной стороны, оно представляет собой русское обсценное выражение, с другой, по мнению Ли Гэнъ, «А (кит. 阿) – уменьшительно-ласкательный префикс, Хули (кит. 狐狸）значит ‘лиса’, что в сумме обозначает на русском языке ‘лисичку’» ^{[7, с. 26]}. Сама А Хули у Пелевина говорит, что «А» – это её имя ^{[9, с. 8]}, то есть «А» – это имя собственное. Янь Мэйпин характеризует имя героини как «словесное оборотничество» ^{[12, с. 60]}.

Помимо момента бикультурности, важно, что имя героини по-русски звучит как вопрос. Этот вопрос может иметь разное значение – например, что? чего? почему? зачем? что толку? а ты как думал? какого чёрта? Как бы то ни было, он в иронической форме сообщает о социальной невстроенности героини и о неопределённости её личности (что в романе найдёт буддийское обоснование). Позже она возьмёт себе псевдоним «Алиса Ли», который будет подходить её «азиатскому личику», «а с другой – как бы намёк: "Алиса Ли?"» ^{[9, с. 18]} («намек на ее «"неподлинность", мнимую сущность, видимую окружающими, но ошибочно принимаемую за подлинную», и на связь с кэрролловскими образами ^{[8, с. 27]}). У сестёр А Хули – И Хули и Е Хули – имена сконструированы подобным же образом, и их судьбы – так же быть чужеродными в той культуре, где они существуют, и не иметь полной уверенности в правильности своей жизни.

А Хули, подобно лисам-оборотням китайской литературы, обладает долголетием или даже бессмертием. Согласно китайской литературе, «чем старее животное (предмет), тем большей силой оно может обладать» ^{[1, с. 49]}: «Пятидесятилетняя лиса может превратиться в женщину, столетняя может стать красавицей и чародейкой, знающей о том, что происходит за тысячу ли, прекрасно владеет искусством обольщения, морочит человека так, что он теряет разум. Через тысячу лет лисе открываются законы Неба, и она становится Небесной лисой» [цит. по 1, с. 49]. То есть Пелевин начинает повествование об А Хули тогда, когда уже достигла возраста, в котором она может обрести высокий духовный статус.

При этом она внешне практически не меняется: ей на вид четырнадцать лет и она очень привлекательна. В повести «Удивительная встреча в Западном Шу» Ли Сянь-миня лиса-оборотень выглядит так: «Девушка лет, наверное четырнадцати-пятнадцати, медленно прогуливается лотосовыми шажками. На лоб свешивается короткая челочка, лицо сияет как красная орхидея, брови подобные изогнутыми ивовыми листочкам» [цит. по 1, с. 61]. Однако надо обратить внимание, что в зверином состоянии А Хули выглядит старше: « – Какая-то ты облезлая. И на вид тебе можно дать лет триста» ^{[9, с. 236]}. По её словам, каждые сто восемь лет у лис-оборотней в хвосте появляется по одному серебряному (седому) волосу.

Китайские хули-цзин источают запах мускуса и часто пахнут духами. В «Красавице Цинфэн» Пу Сунлина в доме, где была лиса-оборотень, «стоит запах орхидеи и мускуса» ^{[10, с. 22]}. В новелле «Лиса наказывает за блуд» ^{[10, с. 24]} мускусом пахнет зелье, подложенное лисой в еду. По словам А Хули, «Телу лисы действительно свойствен еле заметный ароматный запах, но люди обыкновенно принимают его за духи» ^{[9, с. 172]}. Пелевин снимает искусственное акцентирование хули-цзин сексуальности, обозначая простую естественность своей героини.

Но всё же по большей части изменения, что происходят с А Хули, случаются внутри. Причём это не стихийные, а контролируемые изменения. Лисы-оборотни, что «выдают себя за членов семьи людей» ^{[1, с. 57]}, создают «рабочую личность», «симулякр души» ^{[9, с. 9]} при смене культурной эпохи: «Мы подгоняем себе под личико новое "я", совсем как сшитое по другой моде платье» ^{[9, с. 10]}. То есть главная инверсия, которую порождает А Хули, это инверсия не внешняя, а внутренняя, которая облегчает ей «мимикрию и маскировку» ^{[9, с. 10]}.

Слово «симулякр» появляется в «Священной книге оборотня» также, когда А Хули характеризует свой половой орган, на месте которого у неё «мешочек-симулякр» ^{[9, с. 173]}. Симулятивная природа реальности, создаваемая лисой, затрагивает и верх, и низ и, в контексте философских построений книги, проецируется на человека: человеческая личность, по Пелевину, как и телесные проявления, оказываются обусловлены в первую очередь работой сознания. Так же, как «мешочек-симулякр», работает и ум А Хули, который, по её словам, не является настоящим «органом мысли» ^{[9, с. 159]}: А Хули возвращает услышанное от людей им самим.

А Хули питается энергией ци и зарабатывает деньги проституцией, эксплуатируя свой юный облик, который вызывает «у мужчин сильные и противоречивые чувства» ^{[9, с. 10]}, или иначе – она «профессионально имперсонирует девочку пограничного возраста с невинными глазами» ^{[9, с. 63]}. Этот её облик схож, например, с внешним видом Четвёртой Ху из одноимённой новеллы Пу Сунлина: «Лет этой девушке было только-только достаточно, чтобы уже сделать прическу [то есть 15 лет – прим. Го Вэньцзин]. Она была прекрасна, как лотос, розовеющий в свисающих каплях росы; как цветок абрикоса, увлажнённый легким туманом. Кокетливо и грациозно, еле заметно она улыбалась, и красота ее милого лица хотела как будто выйти за пределы возможного» ^{[10, с. 31]}.

При этом у А Хули нет пола, так как нет репродуктивной системы. Равно как и сексом с клиентами она не занимается, поскольку ей достаточно наводить на них морок. Интересно, что во время контакта с сикхом, А Хули максимально абстрагирует сексуальное: она читает «Краткую историю времени» Стивена Хокинга про чёрные дыры, которая кажется ей рассказом о космическом сексе, а не о физике. И это не концентрация на сексе, а ощущение секса как в малой степени чего-то именно телесного, ведь А Хули, скорее, связана с волошинскими божественными звёздными пространствами, упомянутыми в эпиграфе ^{[9, с. 6]}. Помимо прочего, конечно, этот пассаж пронизан иронией.

При этом у А Хули нет пола, так как нет репродуктивной системы. Равно как и сексом с клиентами она не занимается, поскольку ей достаточно наводить на них морок. Интересно, что во время контакта с сикхом, А Хули максимально абстрагирует сексуальное: она читает «Краткую историю времени» Стивена Хокинга про чёрные дыры, которая кажется ей рассказом о космическом сексе, а не о физике. И это не концентрация на сексе, а ощущение секса как в малой степени чего-то именно телесного, ведь А Хули связана с волошинскими божественными звёздными пространствами, упомянутыми в эпиграфе ^{[9, с. 6]}. Помимо прочего, конечно, этот пассаж пронизан пелевинской иронией.

Вместе с тем, смотрение на реальность сквозь призму сексуального всё же определяет то, как героиня воспринимает, например, городской пейзаж. А Хули о Москве: «Над ними торчало несколько зданий фаллической архитектуры <…> они казались навазелиненными. «Дальше был Кремль, которй величественно вздымал к облакам свои древние елдаки» ^{[9, с. 139-140]}. Эта метафора напоминает схожий образ, использованный упоминаемым в романе пародийно и всерьёз Алистером Кроули. В эссе «Сердце Святой Руси», описывая храм Василия Блаженного, он пишет: «Далее высокий фаллос, колонна, выполненная в красном и сером тонах, на купол нанесены оранжевые и зелёные полосы, закрученные в спираль; под ним ютится другой фаллос, его купол опоясан плоскими ромбами красного и зелёного цвета» ^[6]. Но там, где Кроули, производит намеренное сакральное «снижение», Пелевин высмеивает претенциозность Москвы и указывает специфику «национального гештальта» ^{[9, с. 140]}.

Парадоксальна обозначается и мотивация героини «Священной книги оборотня»: занятие проституцией – это то, что пристало добродетельной лисе, в отличие от разнообразного плутовства [Пелевин, с. 39]. Хотя при этом это занятие видится ей немного постыдным, равно как и наблюдение за человеком, который находится во власти её сексуального наваждения. Одновременно с этим А Хули замечает, что наведение морока – это не исключительно её способность, потому что у женщин это получается даже лучше: «Надо же, выдать сделанную из мяса машину для размножения за дивный весенний цветок, достойный драгоценной оправы, – и поддерживать эту иллюзию не минуты, как мы, а годы и десятилетия, и все это без всякого хвостоприкладства» ^{[9, с. 91]}. То есть в некотором смысле женщины тоже владеют способностью оборотничества, только «женщина руководствуется инстинктом, а лиса разумом» ^{[9, с. 108]}. Суть морока, наводимого А Хули, заключается в умении реализовывать принцип «красота в глазах смотрящего»: она подстраивает образ женской красоты, который есть в сознании конкретного мужчины, под себя. Но, в отличие от обычных женщин, А Хули способна к вариативности и пластичности в этом процессе.

Местом обитания лис-оборотней в китайской литературе часто оказывается могила или склеп. Одна из причин этого заключалась в том, что хули-цзин считали воплощением души мертвеца или находящейся в связи с миром мёртвых. Например, в новелле «Лис из старой могилы» (V в. н.э.) Тао Юаньмина в могиле на холме обнаруживают старого лиса, читающего книгу с именами тех женщин, что он когда-то соблазнил ^{[11, с. 66]}. В «Записках о поисках духов» рассказывается, что «в Ханьское время Гуанчуаньский ван любил вскрывать могилы. Он разорил могилу Луань Шу. Все знаки достоинства, украшавшие гроб, перегнили без остатка. Оказалась в склепе только белая лиса» ^{[4, с. 358-359]}.

А Хули также когда-то, в Китае, жила в могиле: «До приезда в Россию я несколько сотен лет прожила в ханьской могиле недалеко от места, где стоял когда-то город Лоян. В могилке было две просторных камеры, в которых сохранились красивые халаты и рубахи, гусли-юй и флейта, масса всякой посуды» ^{[9, с. 292]}. Её тайные убежища в России напоминают ей о той китайской «могилке», удалённой от людских жилищ и подходящей «для существа, равнодушного к мирской суете и склонного к уединённым размышлениям» ^{[9, с. 291]}. В Москве она живёт в подтрибунном помещении, про которое забыли его владельцы благодаря её магии. Михалыч, который впервые видит дом А Хули, снисходительно называет его конурой. Переносное значение этого слова здесь не заслоняет прямого: конура как укрытие для собак вполне подходит и дальней родственнице собак – лисе. Этот её дом так же, как и могила, связан с предлогом «под»: могила – под землёй, её дом – под трибунами стадиона.

Позже А Хули откроет ещё одно своё подземное убежище – «личное бомбоубежище» ^{[9, с. 285]} или «бункер» ^{[9, с. 287]} рядом с Битцевским парком: «Выглядело оно так: в узком овраге из земляной стены выходила бетонная труба диаметром примерно в метр. В нескольких шагах напротив ее края начинался противоположный склон оврага, поэтому заметить трубу сверху было сложно. Под землей она разветвлялась на две небольшие комнатки» ^{[9, с. 286]}. А Хули упоминает, что там «не было следов жизни» ^{[9, с. 287]}, имея в виду, что там раньше никто не бывал, но в прямом смысле можно представить её «бункер» как пространство смерти, подобное могиле.

Оба убежища, помимо ориентированности под землю, связаны с определённой энергией – как могилы в мифологии связаны с энергией смерти. Первое обиталище А Хули расположено возле трансформаторной подстанции, «бункер» находится в овраге, заросшем растениями семейства зонтичных, величина которых пугает А Хули, потому что она думает, что это «из-за радиации или химического заражения» ^{[9, с. 287]}. Интересно, что «растения семейства зонтичных» ассоциативно вызывают в памяти зонты из масляной бумаги, которые обнаруживают китайские знаки в пейзаже возле «бункера». А Хули, одна из главных жизненных встреч которой – встреча с Жёлтым Господином, в Битцевском лесу, обнаружив велосипедный трамплин и скульптурную композицию из брёвен, вспоминает о Жёлтой Горе, на которой располагался его монастырь. Это параллель обусловлена схожим топосом – высокий берег реки (возвышенность); временем (в пределах дня – вечер, с духовной точки зрения – вечность) (брёвна, напоминающие Стоунхендж); чертами конструкции (в Битцевском лесу несколько П-образных ворот, у монастыря – одни большие ворота при отсуствии забора там и там).

Вспоминая свою «уютную китайскую могилку», А Хули замечает, что теперь такую не найти, потому что старые могилы разрушены новой инфраструктурой, а «в современных загробных коммуналках и самим покойникам тесно» ^{[9, с. 291]}. Сравнение могилы с коммуналкой может быть прочитано и в обратную сторону: советские и российские коммуналки подобны могилам, а люди в них – мертвецам. В этом смысле А Хули, сознательно выбирающая себе (под себя) «норы» под землёй для уединённых размышлений, пребывает даже не в равной позиции с людьми, а в лучшей по сравнению с ними. Лисы-оборотни в Китае связаны с обманом, поэтому характеристики «хавира» от Михалыча и «малина» от Саши Серого, приложенные к её убежищам также оказываются вполне уместны.

В «Священной книге оборотня» соединяются мотивы китайских историй о лисе-оборотне и русские народные сказки о животных. А Хули влюбляется в волка-оборотня Сашу Серого. Интересно, что оборотническая «супрафизическая» трансформация у неё и у него описывается Пелевиным с использованием контрастных образов. Саша Серый становится волком «изнутри – наружу»: он «буквально вывалился наружу из собственного тела» ^{[9, с. 129]}, «наружу выпрыгнул серый лохматый хвост», «он оброс шерстью» ^{[9, с. 160]}; «его китель и брюки трансформировались вместе с ним», – А Хули – «снаружи – внутрь»: она сбросила свою одежду и «почувствовала, как сводит вместе пальцы рук» ^{[9, с. 228]}.

Трансформация с А Хули происходит, когда она охотится на курицу. Китайские хули-цзин могут быть воровками. В новелле «Студент-вор Цзи» рассказывается о лисе, что обкрадывал одну семью, забирая деньги и съестное: «Как-то у Цзи была зажарена курица, которою он собирался потчевать гостей. Вдруг она пропала» ^{[10, с. 101]}. У Пелевина куриная охота А Хули – это скорее её философское занятие: так она постигает единство всего сущего. Хули-цзин из «Студента-вора Цзи» продолжает красть, подшучивая над людьми: «Нет надобности приписывать лисе какую-то особенную злонамеренность: ведь студент как будто тянул ее к себе юмористически, ну и она его обработала тоже не без фарса!» ^{[10, с. 103]}.

Как и у Е. Шварц в цикле стихотворений о Лисе, в «Священной книге оборотня» принцип оборотничества распространяется на разные аспекты реальности, которые наблюдает А Хули или с которыми она соприкасается. Пелевин сравнивает своих героев с другими персонажами, и помимо указания на ситуативное изменение в их характере или поведении, этим он подчёркивает их трансформационную суть. Саша Серый в момент «супрафизической трансформации» «походил на медведя» ^{[9, с. 161]}; И Хули «по-кошачьи потянулась» ^{[9, с. 188]}; Михалыч напоминает А Хули «огромную отъевшуюся таксу, которой пересадили волчью шкуру», он же «заржал как жеребец» ^{[9, с. 375]}; интернет-колумнист – «существо, несколько возвышающееся над лагерной овчаркой» ^{[9, с. 257]}; люди как бесхвостые обезьяны ^{[9, с. 359]}; Жёлтый Господин «умный, как лис» ^{[9, 2004, с. 347]}.

Пелевин также использует фразеологию, иронически её переосмысляя, реализуя и одновременно посредством её создавая мир людей, перекидывающихся животными, или наоборот. Так, бенефициаров российских богатств, «офшорных котов» ^{[9, с. 374]} «знает на Рублёвке каждая собака» ^{[9, с. 239]}; Саша Серый шутит, что раны заживут на нём, как на собаке; А Хули упрекает его, говоря, что рыльце у него в пушку ^{[9, с. 315]}, в другой раз она использует китайский фразеологизм: «Я думала, ты остроглазый лев, а ты слепая собака» ^{[9, с. 355]}, который в применении к оборотню звучит двусмысленно. (Н. Г. Бабенко считает, что для романа характерно наличие «вербальных вех» формируемого подтекста «лексико-фразеологических мостиков», перекидываемых от одного сюжетного блока к другому»: генерал-лейтенант Саша Серый движется от волка через собаку к чину генерал-полковника ^{[2, с. 283-284]}.) Писатель также перестраивает русскую поговорку, приближая её к китайскому культурному контексту: «Тигров бояться, в горы не ходить» ^{[9, с. 334]}.

В целом реальность подобна оборотню: так, например, коттеджи нефтяников похожи на «ряды кур» ^{[9, с. 241]}, как и выводимая камлающими волками-оборотнями на поверхность в Нефтепригоньевске нефть является остатками/останками древних живых организмов.

Наконец, само пребывание в России требует от А Хули социального оборотничества: «в некоторые моменты я совершенно переставала понимать, кто я на самом деле – гонконгская женщина с русским именем Су или русская лиса с китайским именем А Хули» ^{[9, с. 311]}. По словам А. Н. Воробьёвой, А Хули оказывается «жертвой всеобщего (тотального) оборотничества» ^{[3, с. 94]}.

Принцип оборотничества прослеживается также в композиции романа: по словам О. Ю. Осьмухиной и А. А. Супровой, Пелевин, исходя из концепции «взаимооборачиваемости», наличия реального и «обратного миров», «разворачивает» «идею сосуществования разных миров в едином пространственно-временном континууме и продолжить традиционную для него тему возможности/невозможности перехода, т. е. пересечения пространственных и временных границ между этими мирами» ^{[8, с. 28]}.

Наконец, важной составляющей образа хули-цзин у Пелевина является то, что А Хули – буддистка по своему мировоззрению. Её буддизм – это наследие её китайского происхождения, впитанной ею китайской литературы и мистицизма, учения, полученного лисой от Жёлтого Господина. Последний ловит А Хули, так же, как, например, буддийский монах в новелле Пу Сунлина «Фея лотоса» изловил лисицу-оборотня ^{[10, с. 25]}. Сюжет «Священной книги оборотня» посвящён духовному становлению хули-цзин, что реализует свою «радужную природу», и это её последняя и окончательная трансформация.

В романе «Священная книга оборотня» Виктор Пелевин создаёт образ хули-цзин с опорой на многообразную – мистическую, культурную, литературную китайскую традицию. Главная героиня романа по имени А Хули соединяет в себе два магистральных культурных потока – китайский и русский. Это проявляется в её имени, внешнем облике, характере, способе чувствовать и мыслить, выборе места обитания, жизненной философии. Пелевин использует мотивы, связанные с хули-цзин, и предлагает их новые, расширенные, углублённые истолкования, формирует новые коннотации образа, затеняя, но не удаляя прежние ^{[2, с. 290-291]}, создаёт постмодернистский «авторский неомиф» ^{[8, с. 29]}. Подлинные, высшие цели и мотивы лисы-оборотня, которая представляет собой остранённого человека, оказываются не связаны с получением энергии для пропитания. Пелевинская героиня осмысляет собственную природу, то, как работает её ум и как можно реализовать в себе «сверхоборотня». В романе акцентируется внимание на трансформационном характере реальности в целом: хули-цзин – это метафора, которая позволяет охарактеризовать сущность человека, времени, пространства, языка, внешнего мира, иллюзорных в своей глубине, а потому свободно изменяющихся. Лиса-оборотень А Хули осуществляет «внутреннюю алхимию», основанную на положениях восточного сотериологического учения, отвергая при этом все мнимые материальные формы.