Правовой анализ устойчивости конструкций правосубъектности искусственного интеллекта, через призму «животных», «человека» и иных лиц

Атабеков Атабек Рустамович кандидат экономических наук доцент, кафедра административного и финансового права, Российский университет дружбы народов 117198, Россия, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6 Atabekov Atabek Rustamovich PhD in Economics Associate Professor of the Department of Administrative and Financial Law, Legal Institute, Peoples' Friendship University of Russia 117198, Russia, Moscow, Miklukho-Maklaya str., 6 atabekoff1@mail.ru Другие публикации этого автора

Современное понимание технологии искусственного интеллекта (ИИ) на уровне мировых лидеров-стран (США ^[1], Китай ^[2], Россия ^[3]), а также систематическая работа международных организаций (ОСЭР ^[4]), формирует правовой тренд на дальнейшее развитие и интеграцию искусственного интеллекта в сферу публичных и гражданских правоотношений.

Рассматривая феномен ИИ в контексте правового явления технологической мысли, нельзя не отметить дискуссионный характер возможных конструкций правосубъектности ИИ.

Так Габов А.В. и Хаванова И. А. ^[5], говорят о преждевременности выделения правосубъектности для указанной технологии. В противовес указанной позиции, Г.А. Гаджиев определяет возможную правосубъектность ИИ через призму юридического лица^[6]. Данная противоречивая позиция находит свое отражение и у зарубежных ученых (например, ученые Франции ^[7-8]).

В этой связи необходимо системно рассмотреть доводы на доктринальном и практическом уровне в контексте выделения правосубъектности ИИ.

Первым значимым концептом является конструкция ИИ= животное. Данный феномен необходим для изучения, в целях выявления эффективности этой конструкции.

Базовый принцип Habeas Corpus ^[9] используется в рамках судебных процессов в США, где правозащитные организации оспаривают условия содержания животных. Суть этого процесса сводится к тому, что животное признается лицом, которое заинтересовано в личной автономии и свободно от незаконного содержания.

В деле The Nonhuman Rights Project, Inc. (NHRP) против Patrick C. Lavery ^[10], суд определил, что применение указанного принципа возможно только к лицам, которые способны нести юридическую ответственность и это с базовыми установками права США не применимо к животному.

Страны Латинской выражают неоднозначную позицию в отношении принципа HabeasCcorpus. В Аргентине в отношении орангутанга Сандры применение принципа Habeas Corpus рассматривалось в рамках длительных судебных тяжб ^[11]. В рамках кассационного рассмотрения дела было примечательно, что за животным не фиксировалась правоспособность, которая позволяла бы ему использовать этот принцип, однако в мотивировочной части решения, ссылалась на труды Эудженио Рауля Заффарони ^[12-13] (бывший член Верховного суда Аргентины), который выделял коллизию отсутствия правоспособности животного в виду неспособности их требовать у него. В итоге в последней инстанции судья не нашла оснований для неприятия орангутанга нечеловеческим лицом и субъектом прав ^[14]. В качестве отсылок использовались гражданское законодательство Франции, где животный мир классифицировался как живые существа, наделенные разумом, и позиции Заффарони в части выделения правовой конструкции «нечеловеческое лицо». В Колумбии в рамках первой инстанции ^[15] была выделена схожая позиция в отношении конструкции корпораций и иных юридических субъектов, и ее применимости в отношении медведя Чучо. Кроме того, судья предлагал отвергнуть подход, который базируется на взаимности ответа на возложенные субъекту обязательства, а также выделить необходимость применения таких понятий как личность, правосубъектность и т.д., на природный мир. Вместе с тем итоговое решение принятое Конституционным судом отменило решение судьи первой инстанции ввиду отсутствия указанных возможностей действующей правовой системой Колумбии ^[16].

Необходимо также отметить дело Карнайл Сингх против штата Харьяна ^[17] (Индия), где Высокий суд Пенджаба и Харьяны сформулировал тезисы о том, что некоторые виды нечеловеческих сущностей могут выступать юридическими лицами ^[18], животные имеют человеческие черты, религиозный аспект указанной страны подразумевает обязанность человека к состраданию к ним и т. д. В итоге суд определил, что представители животного мира выступают юридическими лицами, которые находятся на попечении у граждан штата (по аналогии с конструкцией родители/дети).

Таким образом мы видим, что указанная конструкция в различных странах имеет различные общные и отличительные подходы для целей выделения правосубъектности ИИ. При этом принцип Habeas Corpus сохраняет возможность подачи иска в суд и не ограничивает возможность отстаивать вопросы относительно ИИ без проработки глубины вопроса о личности ИИ.

Вторым значимым концептом является конструкция ИИ=человек. Данный феномен необходим для изучения в целях выявления эффективности этой конструкции. В рамках действующего феномена надо рассмотреть примеры феномена робота София, Сибуя Мираи, а также ИИ «Дабус».

Первым инцидентом, вызывающим серьезные правовые последствия как на уровне международного права, так и для целей административного и гражданского права, является феномен робота Софии, которая в 2017 году получила гражданство Садовский Аравии ^[19].

Следует отметить, что классическое правовое оформление гражданство происходит по трем принципам ^[20], а именно гражданство, полученное путем рождения, путем вступления в брак (только для женщин) и путем натурализации. Обходным путем в данной конструкции может выступать личное повеление монарха страны, что произошло в данном кейсе. При этом нужно понимать, что в данном случае робот с упрощенной конструкцией узкоспециализированного ИИ получает права, равные человеческим, в т.ч. право на участие во власти, право выступать субъектом гражданских, административных и уголовных правоотношений и т.д. Позиционирование робота как субъекта правоотношений так же открывает вопрос о его участии в правоотношениях на территориях других стран, где он выступает подданым Саудовской Аравии, а также может формально выступать участником правоотношений связанных с защитой интеллектуальных прав (как автор).

В след за примером Саудовской Аравии, Япония, в 2017 году предоставляет вид на жительство чат-боту Сибуя Мирай ^[21]. Примечательно, что данная технология не имеет физической оболочки и по функциональным особенностям очень похожа на программное решение, которое используется в России для целей публичных правоотношений («Госуслуги»). Вопрос правового оформления данной процедуры вызывает дискуссию, поскольку для получения ВНЖ существует ограниченный законодательно перечень оснований ^[22], а лицами, получающими ВНЖ, могут выступать только люди (иностранные специалисты, студенты, граждане, ученые и т.д.)

В контексте отдельных правоотношений, где условно уравнивается ИИ с правами человека, является кейс «Дабус», которые был реализован в ЮАР и Австралии.

Следует отметить, что указанный кейс имеет давнюю и неоднозначную историю, поскольку изначально оформление патентной заявки, где автором научной разработки является ИИ, было инициировано Стивеном Таллером (разработчиком ИИ) в США. Указанное решение не нашло поддержку ни в рамках действий регистрирующего органа, ни в рамках процедуры оспаривания административного решения в суде. Однако автор ИИ нашел возможность оформления локального патента на территории ЮАР, где присутствуют существенные особенности в Законе о патентах ЮАР и политики в области интеллектуальной собственности ЮАР ^[23-24]. Оба этих документа содержат базовые принципы и подходы по предоставлению патентных грамот страны, однако не содержат присущий большинству стран англосаксонской и романо-германской группы принципа направленности интеллектуальной собственности к личности автора=человека. Кроме того, эксперты отмечают, что данная «лазейка» была использована Таллером умышленно в виду отсутствия компетенций у органов власти проводить экспертизу заявки, по существу ^[25].

Однако, если в рамках ЮАР эксперты отмечаются несовершенство локального законодательства страны, то пример оформления изобретения Дабуса в Австралии показывает несостоятельность данного подхода. В рамках судебного оспаривания в части незаконного отклонения на регистрацию авторских прав ИИ было принято интересное решение судьей Дж. Бич ^[26], которое указывает на то, что интерпретация статьи 3.2С Положения о Патентах ^[27] профильным органов власти не корректно, поскольку в нем не указана прямая фиксация авторства человека. Однако судом отмечено, что ИИ не может быть заявителем патента, ни получателем патента.

Таким образом, мы видим, что вопрос позиционирования ИИ как субъекта правоотношений является уже не теоретическим, а практическим кейсом. Однако позиция полноценного уравнивания его в правах с человеком порождает вопросы, как на уровне правоустанавливающих подходов, требующих корректировку конституционных документов, так и отдельных документов, регламентирующих правоотношения, где выступает отдельно человек как конкретная личность. Однако выделение отдельных конструкций, где ИИ может выступать субъектом, является допустимым.

Третьим значимым концептом является конструкция ИИ = искусственное лицо (электронное, юридическое и т.д.). Данный феномен необходим для изучения в целях выявления эффективности данной конструкции, с учетом доктринальных и практических подходов на примере ряда стран.

Базовый доктринальный подход в области выделения отдельной формы регулирования ИИ в контексте юридического лица задан еще в 1992 году Солумом ^[28], который предлагал внедрение соответствующей надстройки на базе трастов. Говоря об искусственной природе корпораций, важно иметь ввиду, что в историческом концепте научной школы США правосубъектность корпораций определена соответствующим судом ^[29], которое понимает под корпорацией искусственное образование, наделённое рядом свойств, которые ему предписаны законом. При этом в человеческом понимании данные корпорации являются бессмертными, а процесс смены руководителей и учредителей является единым составным элементом того же юридического лица, сохраняющего право владения имуществом и его распоряжением, без возможности постоянной передачи дел из рук в руки.

Развивая указанный подход, страны ЕС разработали закон об ИИ ^[30], который интересен тем, что через призму юридических лиц выстраивает риск ориентированный подход в отношении ИИ, а также требует формирования на уровне национальных законодательств ведомств, регулирующих указанный сегмент рынка.

На практике через призму агента присутствует кейс выделения отдельной правосубъектности ИИ как члена совета директоров в рамках гонконгской венчурной фирмой «Deep Knowledge Ventures»^[31] которая вывела посевную фирму из банкротного состояния^[32]. Следует отметить, что лазейка правосубъектности ИИ через конструкцию совета директоров технически (на уровне законов) осуществима на уровне ряда юрисдикций^[33].

В принципе выделение отдельной конструкции через призму лица является наиболее предпочтительной правовой конструкцией, не влекущей за собой пересмотр фундаментальных основ права, формирования комплекса фундаментальных этических вопросов, в т.ч. для целей публичного права.

Необходимо отметить позицию О.А. Ястребова, который фундаментально и систематично задает вопросы выделения правосубъектности ИИ для целей публичного права на базе конструкции электронного лица ^[34].

На основании вышеизложенного можно сформулировать следующие выводы:

1. Устойчивость правовой конструкции ИИ = животное на текущий момент является слабо реализуемой, равно как и выделение указанной правосубъектности через конструкцию Habeas Corpus. Этический и антропоцентричный взгляд отдельных судебных систем демонстрирует, что для ИИ как феномен технологической мысли слабо применим принцип, эквивалентный для животного мира, как для стран с романо-германской системой и англосаксонской системы права, так и на уровне экзотических решений религиозной системы права Индии.

2. Устойчивость правовой конструкции ИИ = человек порождает фундаментальный запрос на пересмотр конституционных положений и формирования дополнительных надстроек в сфере отдельных правоотношений. При этом необходимо понимать, что на уровне выделения правосубъектности как личности на уровне отдельных решений (защита авторских прав) присутствует как системный феномен, порождаемый действующим локальным законодательством в указанной области каждой отдельной страны.

3. Устойчивость правовой конструкции ИИ = искусственное лицо является наиболее предпочтительной конструкцией для дальнейшей проработки, поскольку снимает этические вопросы, требует минимальных «косметических» доработок на уровне отдельных законодательных актов, без пересмотр конституционных положений.