Присуждение к исполнению обязательства в натуре

Маркин Павел Викторович аспирант, кафедра предпринимательского и корпоративного права, Российский Государственный Университет Правосудия 117105, Россия, Москва, г. Москва, ул. Новоданиловская Набережная, 6к1, оф. 913 Markin Pavel Viktorovich Postgraduate Student, Department of Business and Corporate Law, Russian State University of Justice 117105, Russia, Moscow, Moscow, Novodanilovskaya Embankment str., 6k1, office 913 majanza17@gmail.com

Обязательство является одним из ключевых понятий права и главным способом передвижения благ для экономики. Обязательство, в широком смысле, представляет собой необходимость в исполнении некоего долга, следовательно, сама его сущность подчинена исполнению. В более узком смысле понятие обязательства, как указывает В.В. Кулаков, может быть закреплено как в законе, так и в доктрине, но всегда сводится к тому, что «обязательство — это правоотношение, в котором одно лицо (кредитор) имеет право требовать от другого лица (должника) выполнения каких-либо действий или воздержания от каких-либо действий»^[1] Рассматривая вопрос исполнения обязательств, как правило, говорят о ряде принципов в соответствии с которыми оно должно осуществляться. Одним из основных таких принципов выделяют принцип реального исполнения обязательств, содержание которого составляет необходимость исполнения обязательства в натуре, а именно совершение должником действия, составляющего содержание обязательства. Вместе с тем, типична ситуация, в которой должник не исполняет принятое на себя обязательство подрывая устойчивость гражданского оборота, а кредитору необходимо, чтобы данное обязательство было исполнено. В этой связи представляет большой интерес развитие возможности принудительного исполнения обязательств, а также современное ее состояние.

Термин «исполнение в натуре» исследовался в работах В.С. Толстого, который указывает, что термины «реальное исполнение» и «исполнение в натуре» часто употребляются как синонимы. По мнению В.С. Толстого, исполнением в натуре можно считать такие действия должника, которые предоставляют кредитору потребительную стоимость, предусмотренную в содержании обязанности, при этом, исследуя этот вопрос. ^[11]

Учеными велись и ведутся дискуссии о допустимости принуждения к исполнению обязательства в натуре. В дореволюционной литературе существует мнение о принципиальной недопустимости требовать от кого-то сделать что-либо против его воли ^[5], однако оно не нашло поддержки в умах большинства исследователей и отражения в правовых актах. И чаще всего общим знаменателем выступает допустимость присуждения к исполнению в натуре в отношении обязательств о передаче вещей.

В.И. Синайский указывал что Проект Гражданского уложения допускал присуждение к исполнению обязательства в натуре как применительно к индивидуально-определенным (ст. 1658), так и к родовым вещам (ст. 1736).^[2]

Гражданский кодекс РСФСР 1922 года и указывал на возможность требовать присуждения в натуре для обязательств, предметом которых являются индивидуально-определенные вещи (ст. 120)^[4]. Аналогичная ситуация с Гражданским кодексом 1964 года.

А.Г. Карапетов совместно с А.А. Громовым указывают, что перед тем, как подавать иск о присуждении к исполнению в натуре, кредитор должен пройти «тест на добросовестность» при выборе способа защиты права, что предполагает отсутствие приоритета у исполнения в натуре.^[3] В рамках указанного теста авторы считают нужным проанализировать возможность исполнения без участия должника, степень неудовлетворения кредитора в случае взыскания убытков и неустойки, фактическую сложность исполнения для должника, возможность и сложность обеспечения административными мерами принудительного исполнения, и пятой группой ученые выделяют любые иные обстоятельства, которые могут иметь значение.^[3]

Позиция относительно возможности понуждения должника к исполнению обязательства в натуре широко распространена и в зарубежных правопорядках. Во французской доктрине указывают что у кредитора есть право после официального уведомления потребовать исполнения обязательства в натуре, за исключением случаев, когда такое исполнение невозможно или если существует явная несоразмерность между его стоимостью для добросовестного должника и его интересом для кредитора. Также отмечают, что указание на возможность явной диспропорции между стоимостью исполнения и его ценностью для кредитора требует анализа целесообразности выбора именно этого способа защиты прав против таких альтернатив как возможность замены или уничтожения того, что было сделано в нарушение обязательства не делать. ^[9]

Если посмотреть глобальнее, то в европейском праве в целом этот вопрос можно рассмотреть на анализе принципов европейского частного права DCFR поскольку DCFR - это не просто воспроизведение конкретной национальной правовой системы, но инструмент, который стремится найти приемлемые решения для всех правовых систем.^[14]

В соответствии с DCFR кредитор, как правило, может воспользоваться средством правовой защиты в присуждения к исполнению в натуре, за некоторыми исключениями.^[14]

Так, составители DCFR решили предусмотреть исключения в возможности присуждения к исполнению в натуре и в рассматриваемом средстве правовой защиты может быть отказано в следующих случаях:

1. Противоправность или невозможность исполнения. При этом временная невозможность не является основанием для отказа в иске^[8];

2. Выполнение работы было бы неоправданно обременительным или дорогим;

3. Личный характер исполнения;

В современном отечественном праве, согласно абз. 8 ст. 12 ГК РФ, защита гражданских прав может осуществляться, помимо прочих способов, путем присуждения к исполнению обязанности в натуре. Аналогичное правило закреплено в ст. 308.3 ГК РФ, которая гласит, что в случае неисполнения должником обязательства кредитор вправе требовать по суду исполнения обязательства в натуре, если иное не предусмотрено ГК РФ, иными законами или договором либо не вытекает из существа обязательства. Для обязательственного права эта формулировка означает существование общей нормы, согласно которой кредитор может требовать в суде исполнения обязанности от должника.

Специальными нормами, в частности о купле-продаже, конкретизированы особенности предъявления такого требования в зависимости от предмета обязательства.

При отказе продавца от передачи проданного товара, п. 1 ст. 463 ГК РФ, указывает на право покупателя отказаться от исполнения договора.

Когда продавец отказывается передать индивидуально-определенную вещь, п. 2 ст. 463 ГК РФ, отсылает к ст. 398 ГК РФ, которая указывает на последствия неисполнения обязательства передать индивидуально-определенную вещь. Согласно указанной норме, кредитор, в обязательстве о передаче индивидуально-определенной вещи, вправе требовать отобрания такой вещи у должника. Исключением является факт передачи вещи третьим лицам.

И если относительно допустимости понуждения в судебном порядке передать вещь, как последствие неисполнения обязательства передать индивидуально-определенную вещь, вопросов не возникает, то относительно передачи вещей, определенных родовыми признаками, существует два противоположных подхода в судебной практике.

Согласно первому подходу, суды присуждают к исполнению в натуре, например, обязанности по поставке вещей, определенных родовыми признаками. Так, постановлением Арбитражного суда Дальневосточного округа от 16.12.2020 N Ф03-5334/2020 по делу N А51-25199/2019, оставлено в силе решение Арбитражного суда Приморского края о присуждении к исполнению в натуре договора поставки и обязании осуществить поставку макулатуры.

Основным доводом в пользу допустимости указанного подхода является ссылка на Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 N 7, которое в п. 23 разъясняет: «отсутствие у должника того количества вещей, определенных родовыми признаками, которое он по договору обязан предоставить кредитору, само по себе не освобождает его от исполнения обязательства в натуре, если оно возможно путем приобретения необходимого количества товара у третьих лиц (пункты 1, 2 статьи 396, пункт 2 статьи 455 ГК РФ)», т.е. говорит о принципиальной возможности присуждения к исполнению в натуре обязанности передать вещи, определенные родовыми признаками. Так, же это следует из общей диспозитивности гражданского законодательства, поскольку закон не запрещает требовать исполнения обязанности по передаче вещей, определенных родовыми признаками.

Однако суды часто указывают на невозможность истребовать вещи, определенные родовыми признаками с одинаковой формулировкой «Для товара, определенного родовыми признаками (пункт 1[статьи 463]) понуждение продавца к исполнению в натуре невозможно, а покупатель может лишь отказаться от исполнения договора и требовать возмещения убытков».

Наиболее ранним судебным актом, в котором используется указанная формулировка, является Постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 18.01.2007 N Ф08-7079/2006 по делу N А63-4083/2005-С3.

С 2007 по 2013 в картотеке арбитражных дел получается найти всего 10 судебных актов с указанной формулировкой. В 2013 году ВАС РФ в определении от 09.01.2013 N ВАС-17637/12 по делу N А38-4031/2011 использовал данную формулировку, после чего суды стали чаще использовать указанную формулировку и в период с 2013-2022гг. в картотеке арбитражных дел можно найти 161 судебный акт, в которых суд ссылается на невозможность истребовать вещь, определенную родовыми признаками. Суды общей юрисдикции с 2014 года также начали использовать указанную формулировку.

Думается, что смысл такого подхода непризнания возможности понуждать к передаче вещей, определенных родовыми признаками, состоит в том, что согласно п. 2 ст. 396 ГК РФ уплата неустойки и компенсация убытков за неисполнение освобождают должника от исполнения обязательства в натуре, если иное не предусмотрено законом или договором. Т.е. получается, что в случае с передачей вещи при договоре купли-продажи вещи, обладающей родовыми признаками, специальная норма об освобождении от обязательств отменяет действие общего правила. Однако она говорит о том, что факт компенсации убытков и выплаты неустойки освобождают от исполнения обязательства, т.е. освобождение от обязательства происходит после возмещения убытков и выплаты неустойки. В связи с этим, возникает вопрос: может ли указанная норма об освобождении от исполнения обязательства истолковываться как «если обязательство по передаче вещи не исполнено, то кредитор не может требовать ничего кроме возмещения убытков и выплаты неустойки»? И, соответственно, может ли эта норма применяться перманентно, а не по выбору кредитора, игнорируя его интересы?

В случае, если ответ на указанные вопросы положительный, то далее допустимость истребования индивидуально определенной вещи объясняется «следующим уровнем» еще более специальных нормам, содержащихся п.2 ст. 463 ГК РФ, ст. 398 ГК РФ, определяющих порядок исполнения обязанности в натуре в рамках передачи индивидуально-определенных вещей. В случае же отрицательно ответа, получается, что суды либо ошибочно толкуют специальные нормы, определяющие особенности истребования одно из видов вещей (индивидуально определенных), как нормы, исключающие действие общего правила в отношении вообще всех вещей, либо суды игнорируют диспозитивность гражданского законодательства, и вместо того, чтобы руководствоваться принципам «разрешено все, что не запрещено»(или прямо не урегулировано) руководствуются принципом «можно только то, что прямо предусмотрено законом».

Представляется, что ответ на заданные выше вопросы не может быть положительным, поскольку получается, что такая свободная трактовка игнорирует причинно-следственную связь между возмещением убытков и выплатой неустойки, как причиной, и освобождением от исполнения обязательства, как следствия. Также, в данном случае интерес должника ставится выше интересов кредитора, правильность чего тоже вызывает сомнения.

Вместе с этим, стоит отметить, что присущая романо-германскому праву приверженность принципу реального исполнения обязательств уже не носит исключительный характер, и континентальное право все больше смешивается с англосаксонским подходом, признающим по общему правилу возможность взыскания убытков и неустойки, но не принуждения к исполнению в натуре, отходя от реального исполнения в пользу убытков и неустойки. По мере признания и развития прав и свобод человека, постепенно сужалась сфера применения способов защиты прав связанного с принуждением. Так, А.Г. Карапетов пишет, что за последние сто лет в обоих правовых система идентичные споры разрешаются судами чаще всего единообразно, чему способствует развитие позитивного права: «как показывает компаративный анализ развития режима данного иска [иска о понуждении к исполнению обязанности в натуре] в рамках стран ЕС, эти различия фактически значительно стираются. Особенно показательно включение в германское гражданское уложение пар.275 в 2002 году [(1) Должник освобождается от исполнения обязательства, если оно стало невозможным в силу обстоятельства, которое наступило после возникновения обязательства и за которое он не отвечает. (2) К невозможности, наступившей после возникновения обязательства, приравнивается наступившая впоследствии неспособность должника к исполнению], а также редакции соответствующих норм о допустимости такого иска в PICC(Principles of International Commercial Contracts/ Принципы международных коммерческих договоров, PECL(Principles of European Contract Law/Принципы Европейского договорного права) и DCFR (Draft Common Frame of Reference/Модельные правила европейского частного права)».^[3]

В гражданском кодексе об отходе от принципа реального исполнения свидетельствует наличие нормы, содержащейся в п. 2 ст. 396 ГК РФ об освобождении должника от исполнения обязательства в натуре уплатой неустойки и компенсацией убытков за неисполнение.

Возможно, в частности, следование этому тренду отхода от принципа реального исполнения может обосновывать такой подход в отношении вещей, определенных родовыми признаками. И не сказать, что это плохо, потому что в современном мире гораздо проще найти аналог (товара, услуги) и взыскать убытки с должника, чем заставлять его исполнять в натуре.

Такой позиции придерживаются в английском праве. Так, анализируя подход к данному вопросу в системе общего права Ян Смитс отсылает к знаменитой книге «Общее право» (опубликованной в 1881 году американским юристом Оливером Уэнделлом Холмсом) и приводит следующую цитату: «Единственным универсальным последствием юридически обязательного обещания является то, что закон заставляет обещавшего возместить убытки, если обещанное событие не наступит. В каждом случае он оставляет ему свободу (...) нарушить свой договор, если он того пожелает». ^[10]Ян Смитс отмечает, что данная цитата наиболее ярким образом показывает, что в общем праве договор рассматривается не как моральный, а как экономический инструмент. Таким образом, если предположить, что договор заключается с целью получения прибыли, то получить денежную стоимость так же хорошо (а возможно, даже лучше), как и получить исполнение in natura.^[10]

Применение понуждения к исполнению обязательства в натуре как исключительного способа защиты права в английском праве связывают с тем, что оно создает нагрузку на механизм права и нарушает личную свободу должника.^[15]

Вместе с этим, логично, что оценка убытков связанных с неисполнением обязательств по передаче уникальных вещей сложна и поэтому в отношении таких обязательств отход к выплате неустойки и компенсации убытков затруднителен.

Анализируя подход к данному вопросу в немецком праве Хуссейн Аксой указывает, что в тех случаях, когда предмет исполнения для кредитора имеет не только экономическую, но и моральную ценность (тем более, когда моральная ценность выше, чем экономическая) ее необходимо учитывать при расчете интереса кредитора в исполнении. ^[13]

Сообщество ученых также давно обратило внимание на большую приверженность практики взысканию убытков и неустойки, нежели присуждению к исполнению в натуре. Так, например, С.Ю. Филлиповой «Представляется, что современное отечественное гражданское право не дает оснований для выделения данного принципа [реального исполнения], он сохраняет действие лишь в виде некоего исключения из общего правила о возмещении убытков при неисполнении обязательства»^[12]

Помимо предмета обязательства, возможности исполнения, как объективной, так и субъективной, суды пришли к выводу, что для определения допустимо ли понуждать к передаче вещей имеет большое значение суть обязательства.

Так, в деле А40-220175/2017 Акционерное общество обратилось к Министерству обороны Российской Федерации в арбитражный суд с требованием о понуждении к передаче товара. Суды первой, апелляционной и кассационной инстанции пришли к выводу о том, что требования следует удовлетворить.

Верховный суд, хотя и указал на принципиальную возможность понуждения к передаче вещей, определенных родовыми признаками, все же обратил внимание на то, что вещи, которые должны быть переданы, образованы в результате деятельности воинских частей в ракетной и космической промышленности, в связи с чем необходимо рассматривать этот вопрос через призму публичного интереса в обеспечении обороноспособности и безопасности страны.

При этом, суд фактически делает вывод о том, что заключение договора не всегда направлено на его исполнение: «факт заключения договора означает лишь вступление в договорную связь, но не предрешает вопроса о допустимости понуждения к реальному исполнению этого договора в натуре».

Таким образом, в российской судебной практике имеет место двойной подход к рассмотрению вопроса о том является ли приоритетным исполнение обязательства, в частности по передаче вещей. И это вполне могло уложиться в рамки некоего переходного этапа повсеместного отказа от принципа реального исполнения обязательств. Однако указание Пленума Верховного суда на допустимость взыскания родовых вещей говорит, что Верховный Суд считает, что для отказа от названного принципа еще рано.

Думается, что вопрос двойственности практики может быть также иметь корни в том, что суды при рассмотрении требований о передаче вещей, определенных родовыми признаками, проводят некий анализ исполнимости решения, и рациональности принуждения к исполнению должника, аналогично описанному выше «тесту на добросовестность». Но в связи с отсутствием прямых и четких критериев, и норм, в соответствии с которыми судам следует рассматривать иски о присуждении к исполнению в натуре, что скорее всего является квалифицированным умолчанием законодателя, поскольку фактические отношения часто отклоняются от шаблонов, предусмотренных законом, и дать адекватные разъяснения как судам следует действовать в каждом вероятном случае просто невозможно, суды проводят анализ и в случаях когда приходят к выводу о нерациональности понуждения должника к исполнению в натуре, отталкиваясь от обратного (о недопустимости отказа в истребовании только индивидуально-определенной вещи) обосновывают свои решения.

Таким образом, в судебной практике по вопросу понуждения исполнению в натуре отсутствует единообразие. Отечественное право должно пройти свой путь к выработке оптимального решения. Вполне логичным, в рамках глобализации и унификации товаров работ и услуг, выглядит постепенный отход от принципа реального исполнения. Но при этом, в любом случае, принципиальная возможность присуждения к исполнению в натуре все равно должна оставаться, поскольку всегда найдется настолько уникальное обязательство, исполнение по которому не может быть заменено или компенсировано. В таком случае можно ограничиться правом кредитора на исполнение обязательства третьими лицами с последующим возмещением убытков, а присуждение к исполнению в натуре оставить на случаи, когда иными способами защитить право будет невозможно или нецелесообразно.