Изящество (elegantia) словесного выражения в освещении российских риторик XVIII века на латинском языке

Курилова Анна Дмитриевна ORCID: 0000-0001-9311-1380 кандидат филологических наук доцент, Институт лингвистики и межкультурной коммуникации, Первый Московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова Министерства здравоохранения Российской Федерации (Сеченовский университет) 123242, Россия, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, 3, строение 1 Kurilova Anna Dmitrievna PhD in Philology Associate Professor, Institute of Linguistics and Intercultural Communication, I. M. Sechenov First Moscow State Medical University of the Ministry of Health of the Russian Federation (Sechenov University) 123242, Russia, Moscow, Sadovaya-Kudrinskaya str., 3, building 1 akurilova@mail.ru

Риторическое образование в России в течение длительного времени было латиноязычным в соответствии с традициями античной и западноевропейской учёности. В XVIII веке, несмотря на появление риторик на русском языке ^[1], в духовных и светских учебных заведениях сохранялась практика преподавания риторики на латыни. Для учащихся составлялись рукописные руководства, включающие как теоретические основы красноречия, так и практические упражнения. Обширный пласт учебных риторических книг на латинском языке заслуживает внимания, поскольку его изучение позволит дополнить представление о раннем этапе формирования российской риторической школы. Тексты российских рукописных риторик XVIII века на латинском языке впервые вводятся в научный оборот, что определяет новизну исследования.

Риторические руководства, составленные в дидактических целях, отличались компилятивностью и слабым проявлением авторского начала, поэтому авторство в большинстве учебных риторик не указывалось. Достойным внимания исключением является руководство Мануила Базилевича, составленное для Смоленской коллегии в 1756 г. Вместе с тем следует отметить, что и оставшиеся неизвестными авторы российских риторик XVIII века, опираясь на авторитетные источники, всё же обнаруживают известную долю самостоятельности в методических принципах составления пособий, в отборе и адаптации теоретического и практического материала.

Композиция руководств основывалась на восходящем к античному красноречию риторическом каноне и включала разделы, посвящённые изобретению, расположению, словесному выражению, запоминанию и произнесению ораторской речи. Словесное выражение (elocutio) рассматривалось как важнейшая часть искусства красноречия. Очевидно, поэтому в некоторых руководствах ^{[2, 3]} нарушался порядок изложения риторической теории, продиктованный античным каноном, и раздел о словесном выражении предшествовал остальным.

В центре учения о словесном выражении располагалась теория стиля, предлагающая разветвлённые классификации стилей и рекомендации по их использованию. Целью статьи является рассмотреть трактовку составителями российских учебных руководств понятия изящества словесного выражения как одного из важнейших требований к стилю.

Авторы рукописных риторик приводят многочисленные классификации стилей, составленные в соответствии с разными критериями. Так, в отношении качества выделялись высокий, средний (умеренный) и низкий стили ^{[2, л. 43; 4, л. 105 (об)]}; в отношении количества — сжатый, средний и пышный ^{[2, л. 45]}; в отношении предмета — философский, исторический, эпистолярный, ораторский, поэтический и диалогический ^{[2, л. 45-47; 5, л. 48]}. Существовали также классификации в отношении лица, места и способа произнесения ^[6].

При всём разнообразии стилей основные требования к речи были едиными. Речь должна была обладать такими качествами, как чистота (puritas), ясность (perspicuitas), уместность (dignitas), изящество (elegantia, venustas). Под понятием чистоты подразумевалась грамотная латинская речь (latinitas), хотя некоторые авторы подчёркивали важность чистоты речи на любом языке. Требование ясности означало необходимость точного словоупотребления, избегания варваризмов. Уместность трактовалась как соответствие речи её цели и обстоятельствам произнесения. Понятие изящества включало много частных требований и поэтому в большей степени, чем остальные качества, нуждается в пояснении.

По определению Феофана Прокоповича, риторика которого являлась одним из важнейшим источников для учебных руководств XVIII века, словесное выражение должно было быть изящным и утончённым: «Elocutio culta et elegans oratori ita necessaria est, ut nemo sine ea, tametsi omnigena eruditione instructus sit, orator audire mereatur. Haec sola si abest, frustra est inventio et dispositio: languent affectus, frigent argumenta, sicca est amplificatio, hebescunt acumina...» («Утончённое и изящное словесное выражение настолько необходимо оратору, что без него никто недостоин считаться оратором, даже если он обучен всяческим знаниям. Если нет его одного, бесполезны изобретение и расположение: цепенеют аффекты, остывают аргументы, суха амплификация, притупляются остроты») ^{[7, с. 204]}. Слова Феофана Прокоповича цитируют с небольшими изменениями многие составители российских риторик ^{[2, л. 14 (об); 3, л. 92 (об)]}, подробно разъясняя смысл понятия изящества речи.

Составитель риторики 1759 г. из Рязанской семинарии к изяществу речи относит аккуратный выбор слов и выражений, украшенность мыслей, умеренное применение тропов и фигур, должную связь периодов и аргументов ^{[8, л. 101 (об)]}.

Мануил Базилевич, автор смоленского руководства 1756 г. понятие изящества (elegantia) толкует более широко, включая в него такие качества речи, как чистота (latinitas) и ясность (explanatio) ^{[5, л. 107 (об)]}.

Правильное использование тропов и фигур относилось к важнейшим проявлениям изящества речи. Составитель рязанской риторики приводит несколько рекомендаций по их умелому применению. Так, согласно его советам не без изящества («non invenuste») метафора и аллегория могут использоваться в речах, цель которых — поучать (docere) и, в ещё большей мере, услаждать (delectare) ^{[8, л. 102]}. Гиперболу и катахрезу допустимо применять только в возвышенной, страстной и поэтической речи («in sublimi aut vehemente aut poetica dictione») ^{[8, л. 102]}. Из фигур более всего способствуют прелести и блеску речи антитеза, парадиастола, антиметабола, оксюморон, перифраза, сермоцинация ^{[8, л. 102 (об)]}.

Необходимым признаком изящной речи считалась её слаженность, плавное соединение периодов («connexio periodorum»). В слаженности речи большая роль отводилась частицам. Для изучения латинских частиц составитель риторики из Рязанской семинарии советует обратиться к итальянскому грамматику XVI в. Орацио Турселлино (Horatius Tursellinus): «Legatur Tursellini libellus de particulis linguae Latinae» ^{[8, л. 103]}. Частицы, по мнению ритора, особенно важны для связи периодов. Они уподобляются извести, сдерживающей сыпучий песок (instar calcis sunt arenas passim fluentes continentis) ^{[8, л. 103]}.

Упоминаются и формулы переходов между периодами, что свидетельствует об определённой стандартизации словесного выражения, но формулы ритор советует употреблять «cum grano tamen salis maximaque varietate usurpandae» (с изюминкой, с наибольшим разнообразием) ^{[8, л. 103]}. Формульные схемы предлагается варьировать, добиваясь максимального разнообразия.

Соединение отдельных слов («junctura verborum») также требовало внимания. Чтобы достичь звучности речи, необходимо было на стыке слов избегать зияния гласных и излишней шероховатости из-за нагромождения согласных. Не только звучание, но и значение слов следовало учитывать при их расположении. Так, ритор советует заботиться о том, чтобы «то, что первое по природе, не располагалось после того, что менее достойно или более позднее по своей природе» («nec vel natura prius postponatur illi, quod indignius vel natura posterius est») ^{[8, л. 101 (об)]}.

Elegantia, по утверждению автора рязанской риторики, образует тот род речи, который называют цветистым (floridum genus dicendi). Изобилуя украшениями и блёстками (floribus ac luminibus), он демонстрирует больше изящества, чем достоинства (dignitas) ^{[8, л. 103]}. Вместе с тем следует остерегаться чрезмерного изящества, порождающего софистический или кудрявый род речи (sophisticum sive calamistratum dicendi genus) ^{[8, л. 103]}. Помпезность этого стиля проявляется в многочисленных эпитетах, тропах, описаниях, звучных фигурах. Так допустимо иногда говорить юношам, считает ритор, а мужам подобает более серьёзное и мужественное красноречие (gravior et virilis eloquentia) ^{[8, л. 103]}. Различие между цветистым и софистическим стилями автор иллюстрирует сравнением: «Facillime autem differentiam horum dicendi generum intelliges, si dixeris, sophisticum, illud fuco meretritio, floridum venustati femineae, pulchritudini virili masculaeque id genus dicendi simile esse quod cum elegantia conjunctam habet dignitatem» («Легче всего ты поймёшь разницу между этими видами речи, если скажешь, что софистический подобен румянам блудниц, а цветистый — женской прелести и мужественной красоте, так как с изяществом в нём соединяется достоинство») ^{[8, л. 103 (об)]}.

Некоторые авторы риторик считают проявлением изящества речи умеренное использование шуток и острот. Так, шутки и остроты, по мнению составителя нижегородской риторики 1766 г., уместны в так называемом диалогическом стиле, который автор характеризует как jocosum et urbanum («шутливый и изящный»), напоминая о том, что остроты не случайно называются sales (от слова sal — соль), ведь они так же улучшают вкус речи, как соль — вкус приготовляемых блюд ^{[5, л. 48 (об)]}. Автор риторики 1744-1745 гг. из Славяно-греко-латинской академии утверждает, что остроты (acumina) и изящные суждения (propositiones elegantes) происходят из одних и тех же источников ^{[9, л. 16]}.

В вопросах стиля наиболее авторитетным для авторов российских учебных риторик оказался трактат немецкого философа и богослова Иоганна Готлиба Гейнекция (Heinecke) «Fundamenta stili cultioris» («Основы изящного стиля», 1719). Так, разделы о стиле в вологодской и рязанской риториках почти полностью заимствованы у Гейнекция. В частности, из его сочинения взяты дефиниции разных стилей, а также представление об украшенном, орнаментальном стиле как об идеале красноречия. Забота Гейнекция об изысканности стиля была чрезмерной, доходящей до гротеска, тем не менее именно его стилистика долгое время считалась образцовой ^{[10, с. 49]}. Как отмечает А.И. Солопов, «Гейнекций проповедовал изящество слога, которое он понимал как красивость, поэтому его руководство построено на таких темах, как uoces et phrases elegantiores (“изысканные слова и выражения”), constructiones rariores (“редкие конструкции”), phrases selectiores (“утончённые выражения”) и ingeniosa iudicia et acumina» ^{[10, с. 49-50]}. Именно требования Гейнекция к стилю легли в основу стилистических теорий в российских риториках XVIII века.

Таким образом, изящество стиля (elegantia, venustas, urbanitas) в рассмотренных учебных риториках воспринималось как непременная черта истинного красноречия. Под изяществом понималось умелое использование стилистических украшений, утончённое остроумие, слаженность и соразмерность словесного выражения. Составители российских учебных риторик на латинском языке в своих предписаниях отразили стилистические вкусы своего времени, далёкие от строгой чистоты классической латыни.