Социальные технологии трансляции образа государства

Шмыгин Владислав Андреевич аспирант, кафедра Социального конструирования ВШССН, Московский Государственный Университет им. М.В. Ломоносова 119991, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1, - Shmygin Vladislav Andreevich Graduate student, Department of Social Engineering HSCSS, Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, Moscow region, Moscow, Leninskie Gory str., 1, - shmyginv97@mail.ru Другие публикации этого автора

Шульц Владимир Леопольдович доктор философских наук член-корреспондент РАН, профессор, кафедра Социального конструирования, Московский Государственный Университет 119991, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1 Shultz Vladimir Leopoldovich Doctor of Philosophy Corresponding Member of the Russian Academy of Sciences, Professor, Department of Social Engineering, Moscow State University 119991, Russia, Moscow region, Moscow, Leninskie Gory str., 1 cona01@yandex.ru

Статья подготовлена в рамках государственного задания ЦИПБ РАН на 2022 год «Конструирование положительного образа России» (FFFZ-2022–0005)

Введение

В неопределенной и хаотичной системе международных отношений государства стремятся защищать свои национальные интересы посредством формирования устойчивых полюсов силы, требующих не только военного, политического, экономического, но и социокультурного видов влияния. Одним из проявлений в системе международных отношений выступает образ государства, как инструмент влияния на социальное сознание. В связи с этим актуализируется вопрос трансляции необходимого образа государства для реализации собственных национальных интересов.

Попытка противодействия в идеологическом поле, очевидно, лежит в проведении собственного процесса социального конструирования, чьим продуктом должен стать антипод, то есть образ страны, соответствующий национальным интересам и транслируемый посредством социальных технологий.

Понятие «социальные технологии»

Обращаясь к определению социальных технологий, нам следует отметить, что это в первую очередь информационный ресурс, содержащий интеллектуальный наукоемкий продукт, позволяющий активно трансформировать социальную реальность, то есть конструировать ее качественно новую модель.

Методологической особенностью применения социальных технологий являются отношения формата «субъект-субъект», что не свойственно технологиям из других сфер. Технологии являются совокупностью методов, посредством которых производящий что-либо может добиться необходимого результата. Соответственно производящий что-либо имеет дело с объектом, чьи параметры не меняются без воздействия. Такой формат отношений можно описать как классические субъектно-объектные.

Трудоемкость социальных технологий основана на том, что социальный объект определяется характеристиками динамичности, нелинейности и случайности. Детерминанты характеристик лежат в социальной природе объекта, являющегося одновременно субъектом и, возможно, даже актором того социального процесса, в рамках которого реализуется социальная технология. Многосубъектность процесса обусловлена тем, что люди находятся в социальном взаимодействии с другими людьми. Взаимодействие людей обуславливает наличие антропогенных факторов, среди которых фактор «человеческий», включающий в себя особенности разума, эмоций, нравов человека.

Генезис социальных технологий происходит в рамках трудовых отношений и связан с попыткой нахождения рациональных путей организации труда на производстве. Предметно социальные технологии появляются в социологии управления и социологии труда. Среди работ можно выделить школы управления Тейлора ^[21], Файоля ^[24], рассматривавшие процессы управления на предприятиях, а также Вебера ^[6], рассматривавшего бюрократию как ключ к рациональному управлению обществом.

В дальнейшем понятие становится объектом социологии знания и социального конструирования, ведь в рамках данных областей знания акцентируется внимание на трансформациях сознания и поведения людей. Индивиды руководствуются в социальных процессах тем или иным знанием, происхождение которого может быть абсолютно различным и включать в себя даже нерациональные формы знания. Корректировать социальное знание, значит, конструировать новую социальную реальность, благодаря чему возрастает полезность знания. При этом и мегатренды, характеризующие современное общество, способствуют еще большему увеличению роли знания. Информация стала ресурсом, когда знание приняло на себя роль фактора управления, в том числе и социального, что определяет актуальность социальных технологий в процессе конструирования новой социальной реальности, вопрос трансляции которой для внешнего «зрителя» становится ключевым в геополитическом противоборстве.

Из истории понятия: социальные технологии были упомянуты Карлом Поппером в работе «Нищета историцизма» ^[17] в контексте применения знаний социологии на практике. Эффективным методом использования социальных технологий ученый назвал социальную инженерию. Путь достижения того или иного результата по выражению Поппера проходит посредством поэлементных социальных технологий.

В социальных науках наблюдается плюрализм дефиниций понятия «социальные технологии». Фактически к социальным технологиям можно относить все методы управленческого воздействия человека на человека. При этом упомянутые методы трансформируются в обработанную информацию: структурированную, систематизированную, целостную. Итогом обработки информации становится социальное знание. Таким образом, дефиницией социальных технологий можно считать социальное знание, представляющее собой модель действий для достижения цели.

Данное определение объединяет в себе подходы к социальным технологиям:

- эпистемологический: социальная технология представляет собой системное знание;

- деятельностный: социальная технология как прием решения задачи на определенной стадии деятельности;

- инструментальный: социальная технология является механизмом социального преобразования;

- утилитарный: социальные технологии как способ реализации социального проекта ^[20].

В любом из представленных подходов социальные технологии будут являться формализованным знанием, работа с которым требует от субъекта деятельности некоторых принципов поэтапной работы:

1) получение наиболее исчерпывающего социального знания, которое можно использовать;

2) формулирование эталонного результата, как в качественном, так и в количественном измерении;

3) разработка модели практических действий, включающих основную цель и алгоритм достижения;

4) дифференциация деятельности на отдельно взятые операции, находящиеся во взаимосвязи и взаимозависимости;

5) контроль на каждом этапе реализации социальных технологий, включающий корректировку действий.

Социальный исследователь при попытке изучения вопросов трансляции образа государства посредством социальных технологий становится на позицию социального консультанта и социального технолога, решающего управленческую проблему трансляции социального знания об объекте управления (образе государства). Соответственно, для социального исследователя актуализируется вопрос релевантности существующего образа государства – ставится исследовательский вопрос о необходимости корректировки конъюнктурного образа государства.

Конструирование и трансляция образа государства.

Согласно теории Бергера и Лукмана, государство можно назвать тем социальным порядком, запас знаний о котором интерсубъективно конструируется в социальной реальности индивидов, относящихся к тому или иному обществу. В данном контексте конфигурации знаний могут быть различными, например, государство, построенное на демократических принципах, будет базироваться на запасе знаний о демократических институтах, нормах и идеалах демократии как политического режима, гражданском обществе как коммуникативном механизме и так далее. Кейсы государств, содержащих другие принципы государственного строительства, будут нести за собой сторонний запас знаний, соответственно.

«Настройка» этих знаний возможна и применяется для реализации интересов различных бенефициаров ^[15]. Современные социальные детерминанты являются катализатором процесса корректировки образа государства: инфраструктура информационного общества, проходящего процесс цифровизации, способствует применению социальных технологий. Образ государства при этом успешно может быть транслирован так же посредством цифровых коммуникаций и современных медиа, развивающихся в мире.

Для формирования необходимого образа государства используются те социальные феномены, на основе которых выстраивается модель восприятия того или иного государства. Любое государство как основной политический институт представляет собой систему складывающуюся поэтапно: ретроспективный анализ любого государства позволит выявить основные постулаты, на которые опирается государственность, состоящая из признаков: территории с проживающим на ней населением, государственного аппарата и публичной власти, суверенитета, монопольных прав (на символику, на легальное и легитимное насилие, на налогообложение и прочие).

Одним из основных подходов социального консультирования в данном аспекте будет воздействие на территориальный и человеческий (население) базисы государства посредством корректировки исторического знания. Историческое знание является одной из составных частей общественного сознания, формируя сознание, как индивида, так и отдельно взятых социальных групп и общностей. Отсюда возникает потребность использования исторического знания, как социального и политического ресурса для реализации аналогичных целей ^[14].

Данный вид знания способен влиять на потребностно-мотивационный механизм личности, формировать поведение индивидов, а также оказывать влияние на отдельные виды культуры, в том числе политическую. Подобные возможности исторического знания и его роль в политической и управленческой сферах обуславливает заинтересованность в его использовании в геополитическом противоборстве.

Историческое знание имеет колоссальный потенциал вследствие того, что историческая информация является нелинейным ресурсом, что на практике дает стратегическое преимущество, ведь обладание и пользование знанием может вызывать непропорциональные последствия. Если другие виды ресурсов дают пропорциональное действие (например, количество военной техники в политическом конфликте), то даже «кусочек верной информации» в перспективе приведет к поражению оппонентов в политическом конфликте ^[7].

Исходя из этого существует потенциал влияния на общественное сознание посредством исторического знания, чьи варианты интерпретации несут за собой определенные социальные идеи. Именно поэтому вопрос корректировки исторического знания и его дальнейшая трансляция вовне является актуальным и даже классическим для информационного общества.

Процесс корректировки исторического знания становится возможным благодаря социальным технологиям, использующимся в целях манипуляции общественным сознанием. Многообразие социальных технологий следует рассматривать посредством возможных классификаций, являющихся результатом укрупнения социальных механизмов:

- Выборочный характер обращения к историческим фактам. Данная технология используется в информационном противоборстве для умаления или демонизации образа общества или государства, на кого направлено воздействие. Ярким примером можно выделить регулярное упоминание западными странами пакта Молотова-Риббентропа в качестве империалистской амбиции СССР при умалчивании факта Мюнхенского соглашения 1938 года, которое так же была попыткой обеспечения мира в Европе. Данная технология связана с методом умолчания, что так же продемонстрировано в вышеупомянутом примере. Общий вывод состоит в том, что подобные технологии «отбора» фактов позволяют расставить выгодные акценты и представить не полностью объективную картину социальной реальности, соответственно выгодную тем или иным субъектам.

- Гиперболизация и использование больших масштабов. Известные примеры подобных манипуляций можно найти в украинском кейсе корректировки исторического знания:

1) разница цифр жертв «Голодомора», так, согласно экспертизе СБУ от 2019 года жертвами Голодомора стали 10,5 млн украинцев, хотя ранее на официальном уровне признавались меньшие цифры (от 1,5 до 2 двух раз меньше) ^[5]. В данном примере признанный «геноцидом украинского народа» голод позволяет демонизировать образ не только СССР, но и его правопреемницы - России.

2) попытки указать древность украинского народа, исходя из косвенных исторических фактов. Этот пример использования гиперболизированных масштабов исторического процесса генезиса и развития народа связан с попыткой дополнительной легитимации, самоидентификации и обособления от истории других обществ (российского, в первую очередь).

- использование исторических и политических мифов. Например, всемирно известный «миф основания» ^[10], который придает легитимность самоидентификации американского общества: война за независимость лишь в 19 веке обрастала эпитетами и большим массивом героизированной информации, так, словосочетание «отцы-основатели» заменило в общественном сознании реальную формулировку «отцы-пилигримы». Данная технология, безусловно, является широкой (в примере она связана с методом героизации) и претендует на целостный технологический подход.

- глобальное отрицание прошлого, как технологический подход связано с умалением роли или полным отказом от исторического опыта: например, Советский кейс политики памяти всегда включал агрессивный отказ и критику прошлого этапа российской истории (монархического, имперского). Более того, глобальное отрицание зачастую сопровождается уничижительными эпитетами. Обращаясь к вышеуказанному примеру, можно вспомнить понятие «царизм».

- формирующая социология и манипуляция данными социологических измерений. Данная социальная технология используется для формирования или акцентирования внимания на более выгодных положениях или мнениях об историческом процессе. В качестве примера можно рассмотреть выдержку из исследования Левада-центра от 2017 года, в котором социологи формулировали вопросы следующим образом: «Учитывая масштаб репрессий в сталинскую эпоху, согласны ли вы, что руководителя страны Иосифа Сталина следует считать государственным преступником».^[3] Очевидно, что первая часть вопроса способствует негативной оценке, что методологически неверно, если мы говорим о соблюдении принципа объективности.

- историография. Так, историческое знание корректируется не в «кабинетах групп интересов», а через официальные источники и социальный институт науки. В данном случае релевантной становится историография или наука об истории и развитии исторического знания. Историография каждого общества имеет методологические и концептуальные «натяжки», формирующие тот или иной взгляд на исторический процесс. В качестве примера можно привести советскую историческую традицию, развивающуюся в рамках Марксизма и формационной идеи, что объясняло необходимость коммунистической политической идеологии как наиболее развитой. Это придавало легитимность политической власти и работало в интересах внешней политики, транслируя образ наиболее развитого государства.

- авторитет ученых. Интересным примером можно считать появление Норманской теории, которая получила известность в 18 веке под влиянием работ немецких историков в Российской академии наук (Байер, Миллер, Шлецер). Возможно, данный вопрос не был политическим изначально, но он приобрел подобный характер позднее и мог негативно повлиять на репутацию России. Появление антинорманской теории под началом М. В. Ломоносова стало проявлением политики памяти, корректировавшей историческое знание.

- вненаучное знание. Кроме использования науки, историческое знание может корректироваться под влиянием различного рода вненаучного знания, к которому относится искусство, религия, философия, обыденное и прочие виды знания.

- юридические трактовки исторических фактов. В данной статье уже был упомянут «закон о Голодоморе», принятый в Украине, но также следует отметить ряд мемориальных законов, принятых в ряде стран постсоветских стран. Ярким примером являются прибалтийские государства, в которых историческое существование под общим флагом Советского Союза отнесено к разряду оккупации.

Кроме всех вышеперечисленных технологий, историческое знание используется в рамках трансляции образа государства. Данный процесс происходит через каналы массовой информации и коммуникации. В этой связи следует выделить технологии масс- и социальных медиа:

- Эффект CNN и эффект «Аль-Джазиры» — закономерности информационно-политического поля. Первый эффект связан с формированием в общественном сознании представлений о тех или иных фактах политической реальности (особенно военные действия) через призму трансляций, которые, в свою очередь, могут иметь выборочный характер и, как следствие, не отражать те или иные действия объективно. Соответственно, сохранение памяти о подобного рода событиях происходит так же через архивы масс-медиа и сложившиеся под их влиянием представления индивидов. Подобный концепт описывал Жан Бодрийяр в своей работе «Войны в заливе не было» ^[8]. Социолог описывал то, что массы узнавали о конфликте на Ближнем Востоке преимущественно с экранов телевизора, соответственно, их представления о войне необязательно соответствовали действительности. Второй эффект связан с тем, что в настоящий момент информация не является тотально контролируемой и государства потеряли монополию на управление ею. Соответственно, историческая память формируется под влиянием тех или иных групп интересов, в том числе новых медиа.

- методики управления информацией, среди которых выделяют выгодное распределение эфирного времени (непропорционально), освещение в медиа значимых деталей исторических событий, эмоциональная окраска медиа-сообщений, монтаж, использование слухов и непроверенной информации, а также highly likely обвинений ^[18].

Технологии корректировки исторического знания и последующей трансляции являются составной частью политики памяти, которую проводят различные акторы, как непосредственно государства, так и группы интересов. Исторический процесс в сознании индивидов может обрастать дополнительными интерпретациями, что практически нивелирует значимость фактической информации. Но вред или польза (в зависимости от интересов субъекта социальной технологии) изменения исторического процесса в сознании индивида, отражает его отношение к истории государства и, соответственно, его образу.

Причем речь идет не только об образе государства, резидентом которого является тот или иной индивид. Изменяя историческую память о государстве, чей образ включает и использует исторический бэкграунд, субъект социальной технологии влияет на восприятие данного государства, конструируя для индивидов новую социальную реальность, трансляция которой используется в геополитическом противоборстве.

Следующим значимым подходом социального конструирования и трансляции необходимого образа является технология «мягкой силы». Феномен «мягкой силы» пришел в российский научный оборот из американской политологической школы. В силу различий смыслового перевода soft power в российских исследовательских работах трактуется как «мягкая сила», «гибкая сила», «мягкая власть», «мягкое влияние». Дж. Най, основатель идеи «soft power» при создании теоретического концепта международных отношений закладывал значение именно «мягкой власти», так как, именно власть вводит субъектно-объектные отношения, при которых субъект наделяется правом и возможностью подчинить своей воли объект ^[13]. Однако, предлагаемые варианты перевода в научной литературе тождественны.

Для разграничения возможных механизмов и изучения общественно-ценностных конструктов воздействия в ХХ веке американский политолог Джозеф Най сформулировал концепцию «мягкой силы». «Мягкая сила» — это непрямой метод осуществления власти государства, способность заставить оппонента захотеть того, чего желаешь ты, то есть, мягкая сила есть инструмент получения желаемого привлекая, но не заставляя. Данная концепция позволяет опосредованно

Концепция «мягкая сила» используется в современных социально-гуманитарных науках в следующих значениях:

1. В частных случаях «мягкая сила» понимается как способность государственной ненасильственной мобилизации;

2. Использование национальных символических ресурсов при воздействии на политического оппонента;

3. В абстрактном значении концепт «мягкой силы» трактуется как способность «заставить себя любить»;

4. «Мягкая сила» как процесс изменения международного пространства посредствам цивилизационных культурно-гуманистических методов.

В основе концепта «мягкой силы» лежит теоретический базис философов-постмодернистов, описавших феномен общества потребления. Жан Бодрийяр в своих работах использовал категорию «соблазна» ^[26], которая в глобальном рассмотрении является основой «мягкой власти» Соблазн – это форма господства над символической вселенной. В обществе потребления – мире, где господствует имидж, образы и доминирует ценность виртуальных объектов, соблазн принимает значение силы, воздействие которой превышает военное и экономическое подавление актора. Поэтому, «соблазн» в политической науке может принимать значение геостратегии гуманного доминирования. При реализации таковой стратегии в качестве предмета потребления – приманки используется иллюзия, способная очаровать и погрузить в альтернативную социальную реальность.

Ж. Липовецки в своих трудах охарактеризовал мир обольстительной пустоты. «Обольщение» в современной социальной реальности пронизывает все формы организации человеческой жизни: производство, политику, сферу услуг, образование и даже интимную жизнь человека. Доминирование цифрового общества усилило влияние инструментов обольщения, усилило их влияние в качестве инструментов конструирования социально-политического международного пространства. Липовецки отмечал преимущества «обольщения в качестве политического механизма, так как, через цифровую реальность эффективнее распространять «соблазн» преимущества демократических идей ^[11].

«Мягкая власть» Дж. Ная основывается на трёх составляющих социальных концептах: культурная привлекательность страны, простота ее интеграции в другие культуры; политические ценности, успешный опыт их усвоения в социальной среде государства, которое их распространяет; внешнеполитический курс, в случае его принятия другими политическими акторами на добровольной основе. Экономические ценностные ориентиры также могут использоваться в качестве инструмента «мягкой силы». Ретрансляция экономических моделей в таком случает перенимается при добровольном признании их более эффективными, чем доминирующую в данный момент систему. Например, принятие преимуществ рыночной экономики перед командной, как в случае с постсоветскими государствами.

Принятие внешнеполитического курса государства-субъекта «мягкой силы» зависит от его всеобъемлющего характера, учитывающего потребности государств-объектов. Так, США был реализован план Маршалла, направленный на установление мира и устранение последствий Второй мировой войны на территории Западной Европы ^[12]. Посредством реализации экономической помощи транслировался образ США.

В основе идеи «мягкой силы» лежит эмпирический опыт самого автора, занимавшего должность заместителя министра обороны США. В рамках ролевых интересов Дж. Ная феномен «мягкой власти» означит прежде всего совокупность несиловых инструментов, направленных на обеспечение гегемонии США в геополитическом пространстве посредством трансляции необходимого образа.

Данная социальная технология является приоритетной в перспективе для российского кейса, так как юридически кодифицирована в российском законодательстве, а также позволяет транслировать идеи, связанные с миропониманием, свойственному российскому общественному сознанию. Универсальный характер «мягкой силы» позволяет распространять идеи – социальные феномены, влияющие на конструирование образа «государства с человеческим лицом». Идеи актуализированы в настоящий момент и будут способствовать выходу из ситуации международной изоляции.

Вопросы конструирования и трансляции образа страны имеют потенциал развития в аспекте социальных технологий и расширения технологического аппарата. Безусловно, выделенные социальные технологии являются классическими для трансляции образа и не имеют барьеров применения в настоящий момент. При этом получение социального знания о возможностях эффективного конструирования, а, соответственно, формирования качественно новой социальной технологии является приоритетом, способным дать стране стратегическое преимущество в дальнейшем, как для мирного сосуществования на мировой политической карте, так и для ведения конфронтации в свою пользу.