Полемика об идейной направленности вокруг альманаха «Мнемозина»

Оспанова Эвелина аспирант, кафедра истории русской литературы, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, стр. 51, ауд. 958 Ospanova Evelina Post-graduate student of the Department of the History of Russian Literature at Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, Moscow, Leninskie Gory str., p. 51, room 958 evelina20.06@mail.ru

В 20-е годы ХІХ в. происходит «журнализация» русской литературы ^{[6, с. 13]}. Особую роль данном процессе играло издание альманахов, получивших широкое распространение в печати. Их издание в рамках условий того времени было проще выпуска журналов. Именно эта форма публикации художественных произведений стала наиболее популярной, и в период с 1825 г. по 1832 г. каждый год выходили в печать около двух десятков альманахов ^{[17, с. 224]}. Так, А. С. Пушкин в 1827 г. отмечал, что «альманахи сделались представителями нашей словесности. По ним со временем станут судить о ее движении и успехах» ^{[20, с. 1]}. Позже В. Г. Белинский охарактеризовал данную эпоху как «альманачный период»: «Успех «Полярной звезды» произвел в нашей литературе альманачный период, продолжавшийся с лишком десять лет» ^{[9, с. 76]}.

В. К. Кюхельбекер намеревался заниматься именно журналом, но в этом деле были определенные сложности. П. А. Вяземский писал В. А. Жуковскому 27 августа 1823 г. о намерениях Кюхельбекера: «Он собирается издавать журнал, но и тут беда: имя его, вероятно, под запрещением у цензуры... Надобно будет помочь ему, если начнет издавать, то возьмемся поднять его журнал. План его журнала хороший и Европейский, материалов у него своих довольно; он имеет познания. Кажется, может быть прок в его предприятии» ^{[15, с. 190]}. О планах Кюхельбекера узнал и А. С. Пушкин. В письме к П. А. Вяземскому от 20 декабря 1823 г. он спрашивал: «Что журнал Анахарсиса-Клоца-Кюхельбекера?» ^{[17, с. 77]}.

Кюхельбекер прислушался к совету П. Плетнева «подружиться с кем-нибудь из московских журналистов, имеющих уже довольное число подписчиков», и принял решение привлечь к изданию «Мнемозины» главу общества любомудров В. Ф. Одоевского, который и сам нуждался в отдельном издании. Примечательно, что Пушкин воспринимал альманах как издание именно Кюхельбекера; Одоевского он не указывает, при том, что на обложке первым стоит имя Одоевского, лишь потом Кюхельбекера ^{[23, с. 36]}.

В декабре 1823 года В. К. Кюхельбекер и В. Ф. Одоевский в «Вестнике Европы» сообщают о выходе их совместного альманаха «Мнемозина»: «Сие издание, в роде немецких альманахов, будет иметь главнейшею целию — удовлетворение разнообразным вкусам всех читателей. Посему в состав «Мнемозины» будут входить: повести, анекдоты, характеры, отрывки из комедий и трагедий, стихотворения всех родов и краткие критические замечания» ^{[2, с. 316]}.

Кюхельбекер с Одоевским намеревались издавать по четыре части альманаха в год. Изначально у альманаха было 157 подписчиков, но при этом «Мнемозина» не затерялась на фоне более известных альманахов. Уже после издания первой части «Мнемозины», имевшей громкий успех, Кюхельбекер подмечал в одном из писем, что все расходы по этой части полностью покрыты, и он намеревался «отпечатать еще до 600 экземпляров первой части, а остальных частей сразу 1200». До этого случай с таким большим тиражом значился только у «Полярный звезды». Издание выходило не только в Москве и Петербурге, но также и в регионах ^{[5, с. 153]}. Всего вышло в свет четыре книжки «Мнемозины»: три из них в 1824 г., а последняя часть – в 1825 г. ^{[25, с. 483–484]}. Кюхельбекер с Одоевским планировали продолжить дальнейшее издание альманаха, но этого не удалось сделать из-за ряда причин, в числе которых значился арест Кюхельбекера.

В «Мнемозине» также активно принимали участие Грибоедов, Пушкин, Денис Давыдов, Вяземский, но направление альманаха задавалось именно Кюхельбекером и Одоевским ^{[17, с. 230]}. М. С. Акимова отмечает, что В. К. Кюхельбекер отвечал за поэзию и критику, а В. Ф. Одоевский заведовал областью философии, беллетристики и публицистики, также в его руках находилась административная и редакционная деятельность ^{[1, с. 5]}.

С течением времени мнения о дальнейшем направлении журнала разнились все больше и больше, а отношения издателей становились все более непростыми. Четвёртую часть «Мнемозины» Одоевский формировал без помощи Кюхельбекера, хотя произведения последнего также и в данном выпуске являются значимыми.

В довольно небольшой, но при этом активный период своего издания «Мнемозина» получила множество положительных отзывов: громким был не только её анонс в «Вестнике Европы», но также и последующие отзывы литературных критиков, касающиеся как отдельных публикаций альманаха, так и всего выпуска в целом. При этом, стоит также отметить, что «Мнемозина» не раз подвергалась критике со стороны современников. Самым ярым критиком издания оказался Ф. В. Булгарин. Если поначалу Булгарин был склонен присоединиться к Кюхельбекеру и даже последовал его принципам при написании фельетона «Литературные призраки» ^{[11, с. 401]}, то после резкой отповеди «романтика» на булгаринскую рецензию в «Литературных листках» превратился в ярого оппонента Кюхельбекера. Вместе с Одоевским Кюхельбекера поддержал и Евгений Баратынский, назвавший рассуждения критика «неоспоримо справедливыми» ^{[21, с. 377]}. По другую сторону поэтических баррикад оказались П. А. Вяземский и А. И. Тургенев: «Читал ли ты Кюхельбекериаду во второй „Мнемозине“? Я говорю, что это упоение пивное, тяжёлое» ^{[18, с. 69]}.

«Мнемозина» Одоевского и Кюхельбекера встретила самого непримиримого противника в лице Ф. В. Булгарина, заявлявшего, что «Мнемозина» является экстрактом «греческого, римского, еврейского, халдейского и немецкого любомудрия, и если бы глубокомысленный мыслитель … понимал то, о чем он писал, и что почтенный издатель „Мнемозины“ поместил в сей книжке, то, может быть, и мы бы чему-нибудь понаучились» ^{[24, с. 85]}. П. Н. Сакулин также отмечал, что «в качестве поддужного Булгарина выступал Вас. Ап. Ушаков» ^{[22, с. 276]}.

Е. Э. Вишневская в своей статье «В. Ф. Одоевский и альманах «Мнемозина» в истории книжной культуры России XIX века» ^{[3, с. 68]} отмечает, что В. Ф. Одоевский описывал настроения того времени в одном из своих произведений так: «…литературная брань выходила из границ всякой благопристойности», это была «площадная битва площадных шуток, двусмысленностей, самой злонамеренной клеветы и обидных применений…» ^{[11, с. 37]}.

Среди негативных отзывов на альманах также необходимо упомянуть комментарии А. Ф. Воейкова. С середины 1820-х годов Воейков вел литературную полемику с В. К. Кюхельбекером и его альманахом «Мнемозина». Стоит, однако, отметить, что изначально у Воейкова с Кюхельбекером были хорошие дружеские отношения, которые позже ухудшились.

После выхода альманаха в свет, Воейков в разгромной рецензии возмущался тем, что «Мнемозина» «явилась в свет в лиловой обертке, с двумя худо литографированными картинками и премножеством опечаток. Мы не знаем, к какому разряду книг причислить Мнемозину. Если к Календарикам Муз; то формат, лубочные картинки и плохие литеры совсем не соответствуют сему названию – и старшая сестра ея, Полярная звезда, перед нею красавица! По внутреннему достоинству, она еще менее принадлежит к ним. Если назвать Журналом; то она не содержит в себе ничего современного, свежего; ничего такого, почему б можно было догадаться, что она издана в 1824-м году. Elle ne palpate de l’interêt du moment» ^{[13, с. 22]}.

Данная рецензия Воейкова вызвала ответное негодование издателей альманаха. Так, Кюхельбекер иронично вспоминал в своей заметке «Минувшего 1824 года военные, ученые и политические достопримечательные события в области Российской словесности» о словах Воейкова по поводу обложки первой части «Мнемозины»: «Строгая критика, которой подвергается гг. С., В. и Булгариным обвертка “Мнемозины”» ^{[7, с. 499]}.

Позднее, во второй части «Мнемозины» в разделе «Статьи особенные» было напечатано «Письмо в Москву к В. К. Кюхельбекеру» Одоевского, в котором зло и остроумно высмеян Воейков, подписавший литерой В резкий отзыв о первой части альманаха ^{[10, с. 165-185]}.

Также в этой части альманаха было опубликовано «Письмо в Москву к В. К. Кюхельбекеру о затеях „Новостей литературы“ и „Инвалида“ Воейкова» В. Ф. Одоевского, в котором он негативно отзывается о критической статье Воейкова. Одоевский пишет, что «”Мнемозину” бранят без пощады только в двух журналах: в “Новостях Литературы”, издаваемых А. Ф. Воейковым, и в восхитительном “Дамском журнале”, издаваемом кн. Шаликовым» ^{[10, с. 165-185]}.

Князь Шаликов также активно вступал в полемику с издателями «Мнемозины». Шаликов издавал журналы «Московский зритель» (1806), «Аглая» (1808-1812), «Дамский журнал» (1823-1833). В 1813-1838 гг. был редактором «Московских ведомостей». Позже, В. К. Кюхельбекер, не раз отмечавший «великолепную ахинею» «плохого писаки» Ш., признавался, что не мог читать «Историческое известие о пребывании в Москве французов» Ш. «без того, чтобы не зашевелилось в сердце». «Таковы еще его известия о бедных», – писал В. К. Кюхельбекер – «тут всякий раз видно, что он принимает в них искреннее участие» ^{[8, с. 128]}.

Также во второй части «Мнемозины» Одоевский в своем письме «Нечто в роде опечатки, или ответ Издателю «Дамского журнала» иронически обращается к князю: «Как жить в свете – право не понимаю. От искреннего сердца благодарил я Кн. Шаликова за похвалы Мнемозине – а это его огорчило; обещал ему прислать чувствительную пьесу для Дамского Журнала (см. Сын От. № 12), что этого нежнее? – а это его огорчило. Принявши на себя тон оскорбленной невинности, которая так к лицу Дамскому Журналу, он грозно называет меня любомудрым – что этого страшнее?

Полно-те Г. Издатель Дамского Журнала! Зачем называешь меня столько ненавистным для вас именем? Зачем огорчаться? Горесть расстраивает сердца чувствительные. Возьмите в руки книжку Revue Encyclopédique, в которой именно написано, что вы даже издаете Дамский Журнал (и только!); киньте нежный, отеческий взгляд на собрание своих сочинений – и утешьтесь! Что вам до завистников?

Видите ли Г. Издатель Дамского Журнала – с какою я рожден нежною душею: Вы на меня гневаетесь, а я вас хвалю! Впрочем вы сами тому причиною; вы сами тому причиною, что на вас уже нельзя сердиться, что пред вами умолкает и гнев, и Логика!

Как бы то ни было, мои приятели чрезвычайно сожалеют обо мне: ”Зачем” говорят они ”избрал ты соперника столь страшного? Зачем не нападаешь на них, которые подобно Литературных наростов; у которых в продолжении целого полстолетия ничего в голове, кроме фиалок и роз не вертелось, и которых слава сплочена из насмешек, на их же счет сказанных?” - Как вы об этом думаете Г. Издатель Дамского Журнала? – Впрочем честь имею быть и проч.

P.S. Почтенный Издатель Дамского Журнала спрашивает у меня, как мне угодно, чтобы он отвечал мне? – Все по прежнему, Г. Издатель, все по прежнему! Только Бога ради не хвалите меня» ^{[10, 189-190]}.

Кн. Шаликов не менее иронически отвечает на письмо Одоевского: «Советую г-ну Одвск., Автору Опечатки (прим. автора: Полный титул бессмертного творения: «Нечто в роде опечатки (?!) «или ответ» (который, между нами, хуже всякой опечатки) «Издателю Дамского журнала». См. опечатки так именуемой Мнемозины, Ч. II), посмотреть полуденными глазами своего товарища по изданию так именуемой Мнемозины (Ч. II, стран. 53) на то, что я сказал в похвальном Ответе на чувствительную благодарность великого трансценденталиста… Другие советы были бы конечно полезны новому Канту так именуемой Мнемозины – или, лучше сказать, подлинно Мнемозины: les extrêmes se touchent» ^{[4, с. 99 – 100]}. Князь постоянно добавляет «так именуемая Мнемозина», когда говорит об альманахе, подчеркивая свое негативное отношение к происходящему.

В своем последующем «Ответе Князя Шаликова на чувствительнейшую благодарность г-на Одвск.», опубликованном в «Дамском журнале», кн. Шаликов упрекает Одоевского за предыдущее письмо: «Ежели бы человек охотнее внимал голосу собственной пользы, всегда верному, а не воплям самолюбия, всегда предательским; то любомудрый сотоварищ Издателя так именуемой Мнемозины, вместо жалких шуточек и натянутой декламации, долженствовал бы благодарить меня весьма искренне за все, сказанное мною – не о любомудрии, которое, вопреки г-ну Одвск., весьма уважаю, но о так именуемой Мнемозине; но о том, кто сам себя называет любомудрым; но о том, кто в любомудрии своем досаждал столь долго и столь ужасно днями досад и досаждает столь нестерпимо своими примечаниями в так именуемой «Мнемозине»: ибо все, что я ни сказал было бы для него полезнее, чем собственная его статья, которою доказал он только счастливую память свою, пересчитывая по пальцам давно забытое, и которая заключается вопросами – кто бы ожидал от великого трансцеденталиста? – похожими на вопросы караульного при известных случаях: «Кого? Как? За что?» ^{[16, с. 198-199]}.

В августовском номере «Дамского журнала» была помещена заметка Н… Мгл… («правдолюбивого сочинителя», как его называет Шаликов в примечании). В данной статье было подробно разобрано письмо Одоевского, опубликованного в «Сыне Отечества» ранее: «Г. Одвск. предполагает в заглавии своего письменного произведения изъявление чувствительнейшей благодарности Издателю Дамского журнала, а г. Издатель Сына Отечества называет (даже (!!)) благодарность его критикою.

La raisom dit Virgile et la rime Quinault! Прочитав письменное изъявление чувствительнейшей благодарности – оно же будет и критика (!!) – мы, к вашему удивлению, не нашли в нем ни изъявления чувств благодарности, ни истинной и полезной критики. Если подобные произведения должны озарять человеческий ум; если думают сочинители оных и издатели заставить доброе сердце разделить чувства благодарности: то можно решительно сказать, что ум никогда не выйдет из мрака невежества, и сердце должно закрыться для участия… Блеснув щеголеватыми эпитетами, наряженными (à la folie), не думает ли Сочинитель прослыть ценителем талантов? Определить достоинство и погрешности сочинений? Показать истинный вкус и здравые суждения?.. Но мы… мы думаем, что сказать напр. давно забытое путешествие, послания в стихах, до сих пор нечитанные, и т.п., столь же недостаточно для хорошей критики и для хорошего критика (И для превосходного Журнала каков С.О. – Замечено, что в том превосходном Журнале самая решительная и лучшая критика состоит в том, чтобы воскликнуть: «Бедный Егор! Бедный Роман. Бедный читатель!» С.О., № 2, стран. 238. Соч.), как школьнику, который в первый раз слышит Французский язык, невозможно понять Вольтерова стиха:

Tout m’ètonne dans vous, mais aussi tout m’outrage.

И так, к какому роду сочинений должно пристроить сие письменное изъявление чувствительнейшей благодарности, или критико-благодарности (!!)? Какая была побудительная причина к напечатанию оной? Какую цель имеет оно?.. О времена! о нравы! – Жалкая благодарность! жалкая критика!.. и странная для всякого рассудительного читателя.

Г. Сочинитель чувствительнейшей благодарности увлекся и сам за Издателем Сына Отечества, и забыв обещание, с арнадскою невинностью (!!) сказал: «Позвольте мне, г. Издатель Д.ж., принести вам нежнейшую (!!) благодарность…» - Где же истина?

Разрешите, милостивые государи, что значат эти вариации? Мы позабыли, как называются они в Риторике Г-на Мерзлякова.

Далее: Сочинитель «боялся восхищений.» - «Ну! пропал я!» восклицает он: «Кн. Шаликов подарит меня фразою, подобною (!!) смычку г-на Буше (!!) … или нарисует восхитительную картину (?), или наконец (!!) поставит (?) меня на одну доску с фигляром и проч. – Вот и еще вам любомудрственная вариация!.. Почему думает Сочинитель неопределеннейшей – критико – чувствительнейшей благодарности, что после восхищений всегда дарят фразою, подобною смычку?

После этого весьма естественно думать Сочинителю, что в Дамском журнале все как-то (!!) идет на выворот. Трудно понять других, когда самих себя не понимаем!

Из сего сделали мы заключение, что трактат, или любомудрственное исследование отношений, существующих между корсетом и поддевальным (!!) платьем, с эпиграфами, мадригало – эпиграммами, выносками, ссылками и цитациями (?), требует лучшей ясности и точности в мыслях и слоге (См. Риторику г-на Мерзлякова. Соч.); чего не надеемся мы от Сочинителя и думаем, что возьмется не за свое.

Далее г. Одвск. забылся до такой степени, что велит нам заглянуть в №7 Д.ж. на 30 страницу. По его мнению, там «есть (?) люди, собирающиеся (!!) брать звезды с горизонта (??) и без дальних околичностей класть их под микроскоп!» Скажите ему, милостивые государи, что это мечта; что мы нарочно заглядывали в №7 Д.ж. и не нашли в нем людей, которые могут существовать только в предположениях Мнемозины; что мы видим в нем на 30 странице в примечании продолжение похвалы сей красавице, столь ею заслуживаемой!..» ^{[12, с. 183-187]}.

Необходимо отметить, что «Мнемозина» за небольшой, но довольно активный период издания приобрела как идейных сторонников, разделявших взгляды издателей, так и противников, активно критиковавших альманах, среди которых были Ф. Б. Булгарин, А. Ф. Воейков и князь П. И. Шаликов. Полемика издателей «Мнемозины» с критиками не прекращалась вплоть до прекращения выхода альманаха. Данне критические отзывы вызвали бурную полемику по ряду вопросов: начиная от внешнего вида «Мнемозины», и заканчивая отдельными комментариями к произведениям альманаха. Данные обсуждения не только не испортили репутацию «Мнемозины», но и помогли привлечь к ней внимание общественности.