Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Genesis: исторические исследования
Правильная ссылка на статью:

Эпиграфические памятники Чечни (на примере надмогильных стел середины XIX – первой трети XX в.)

Тесаев Зелимхан Адамович

научный сотрудник, Институт гуманитарных исследований Академии наук Чеченской Республики; соискатель, Комплексный научно-исследовательский институт им. Х. И. Ибрагимова РАН

364001, Россия, г. Грозный, бул. М. А. Эсамбаева, 13

Tesaev Zelimkhan Adamovich

Researcher, Institute of Humanitarian Studies of the Academy of Sciences of the Chechen Republic; Postgraduate, Integrated Research Institute of the Russian Academy of Sciences

364001, Russia, Chechenskaya Respublika, g. Groznyi, bul. M. A. Esambaeva, 13

amin.tesaev@gmail.com
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2409-868X.2022.10.39000

EDN:

FGUTHN

Дата направления статьи в редакцию:

17-10-2022


Дата публикации:

24-10-2022


Аннотация: В статье рассматриваются тринадцать мемориальных надмогильных стел-чуртов как эпиграфические источники Чечни. В задачу автора входит введение в научный оборот данных источников с последующим внедрением выявленных сведений во вторичные исторические исследования. Предварительно рассматривается перечень работ, посвященных эпиграфическим памятникам Чеченской Республики; отмечается слабость имеющейся базы по исследуемой теме и необходимость более широкого изучения сохранившихся объектов и их эпитафий. Кратко отмечается эволюция погребальной культуры, выраженная также сменой сопровождения усопшего предметами оружия, культа и быта на их отображение на погребальных стелах. Отмечается роль крестообразных стел в раннемусульманских одиночных погребениях по тем памятникам, которые сохранились к XX–XXI векам.   Переводы эпитафий рассматриваемых стел вводятся в научный оборот впервые. Результаты работы показывают, что чеченские чурты зачастую используются не только для изображения текстов эпитафий, посвященных погребенным, но и для отражения их генеалогического древа, социального статуса и памятных событий. На данном этапе исследования можно говорить лишь о предварительных выводах, которые, однако, позволяют условно разделить чеченские стелы-чурты (по функционалу) на надмогильные, пограничные, памятные и культовые. Также обзор исследований отражает необходимость осторожного отношения к крестообразным стелам Чечни, которые не всегда (и не обязательно) указывают на религиозную принадлежность погребенного, хотя и могут отражать вероятную преемственность и переходное «двоеверие» в период исламизации края.


Ключевые слова:

обряд погребения, стелы, чурты, Чечня, чеченцы, эпитафия, крестообразные стелы, раннемусульманские погребения, эпиграфические памятники, воины

УДК 930.271

Abstract: The article considers thirteen memorial gravestone stele-churts as epigraphic sources of Chechnya. The author's task is to introduce these sources into scientific circulation with the subsequent introduction of the revealed information into secondary historical research. The list of works devoted to epigraphic monuments of the Chechen Republic is considered; the weakness of the existing base on the topic under study and the need for a wider study of the surviving objects and their epitaphs are noted. The evolution of the burial culture is briefly noted, which is also expressed by the change of accompanying the deceased with objects of weapons, worship and everyday life to their display on the funeral tombstone. The role of cruciform tombstone in early Muslim single burials is noted according to those monuments that have survived to the 20–21th centuries. Translations of the epitaphs of the considered tombstone are introduced into scientific circulation for the first time. The results of the work show that Chechen churts (tombstones) are often used not only to depict texts of epitaphs dedicated to the buried, but also to reflect their genealogical tree, social status and memorable events. At this stage of the study, we can only talk about preliminary conclusions, which, however, allow us to conditionally divide the Chechen stelae-churts (in terms of functionality) into tombstones, border, memorial and cult ones. The review also reflects the need for a careful attitude to the cruciform tombstone of Chechnya, which do not always (and not necessarily) indicate the religious affiliation of the buried, although they may reflect the likely continuity and transitional "dual faith" during the period of Islamization of the region.


Keywords:

burial rite, steles, churts, Chechnya, Chechens, epitaph, cruciform steles, early Muslim burials, epigraphic monuments, warriors

Стелы, или чеченские «чурты», – традиционные надмогильные камни на кладбищах Чечни, которые использовались и до исламизации края. Фотографические выкладки и краткие очерки по надмогильным стелам проводились по образцам из Химоя, Хоя, Макажоя, Агиштов, Гуни, Гойты, Шалей [1, с. 180, 183, 185–187; 2, с. 121, 323, 331; 3, с. 229, 419; 4, с. 44] и т. д. Однако до сих пор не изданы монографические труды по эпиграфическим памятникам Чечни.

Автор фундаментального исследования по эпиграфике Северного Кавказа – Л. И. Лавров, – описывает лишь единицы мемориальных памятников Чеченской Республики. Так, опираясь на заметки И. М. Попова 60-х годов XIX века, Л. И. Лавров упоминает камень, который был вмонтирован в стену харачойской башни и уничтожен в первые годы правления Шамиля [5, с. 83]. В Ведено ученый отмечает надмогильную стелу с надписью от 28 Мухаррама 1265 года (23.XII.1848): в ней сообщается о погребении здесь Мухаммада – телохранителя «имама Шамуйила». Там же им исследован еще один памятник, а также чурт Узун-Хаджи 1340 г. х. (3.IX.1921–22.VIII.1922) [5, с. 99–100, 112; 6, с. 89]. В Шалях кавказовед расшифровал эпитафию с чурта знаменитого абрека Зелимхана Гушмазукаева [5, с. 111]. В Хое – чурт 1215 г. х. (24.V.1800–13.V.1801) [6, с. 75]. Также автор уделяет внимание стелам в Эрсеное 1244 (13.VII.1828–1.VII.1829) и 1258 (11.II.1842–30.I.1843) гг. х., Кезеное (приписываемая Ади Сурхо, на что, по мнению автора, «очевидно, нет оснований»), Итон-Кали и Харкарое [6, с. 82, 87, 89, 116]. В Грозном, как сообщает исследователь, им обнаружен «каменный столб для привязывания лошадей, покрытый арабскими изречениями с датой 1320 г. х. (1901-02)», а в Макажое – надпись на мечети от 1240 г. х. (25.VIII.1824–14.VIII.1825) [5, с. 113; 6, с. 78].

Попытки изучения памятников республики проводились и дагестанскими исследователями [7–9]. Однако, в целом, можно говорить о достаточно слабой изученности мемориальных строений и, в частности, надмогильных плит Чечни.

При личном участии в выездах и экспедициях нам встречались по-прежнему существующие крестообразные стелы в аулах Нихалой [10, с. 104; 11, с. 6; 28, с. 30, 32], Чармахой [12, с. 59–60], Итар-Кали (сфотографирована автором в 2019 году). По утверждению В. И. Марковина, подобных крестообразных стел прежде было много «разбросано по ущельям реки Аргун» (на то же указывал и В. Ф. Миллер [11, с. 6–7]). Что интересно, раскоп нескольких таких захоронений показал в них мусульманский обряд погребения [12, с. 59]. Этот факт послужил В. И. Марковину и В. А. Кузнецову основанием для вывода, что эти (по крайней мере, сохранившиеся до XX века) кресты – «ранние мусульманские стелы (“чурты”)» [10, с. 104].

Также известна сохранившаяся крестообразная стела в Пешхое и три стелы в Памятое (раскоп одной из них показал мусульманский обряд погребения) [4, с. 42; 28, с. 32]. Архивные материалы знакомят нас и с зарисовками средневекового креста, – по-видимому, грузинского происхождения – с выемкой для иконы на месте бывшего аула Чахкар [11, с. 7; 13]. Однако данный образец имеет ярко выраженную христианскую семантику и, судя по всему, может быть отнесен к XIV, максимум – XV веку или более раннему периоду [4, с. 42; 11, с. 7].

Разбросанность крестообразных стел, если принять за основу утверждение об их раннемусульманском происхождении, объясняется тем, что некрополям предшествовали одиночные стеловые мусульманские погребения вне кладбищ [14, с. 90].

Те стелы, что еще уцелели в Чечне либо описаны исследователями ранее, можно классифицировать по назначению как надмогильные, памятные, пограничные и, вероятно, культовые.

К предпоследней категории смело можно отнести стелу с гербом чеченского тайпа Гуной у старой дороги на вершине Ожи-дукъ в Веденском районе ЧР. Согласно собранному нами полевому материалу (из рассказа М. В. Джамалуева, 1950 г. р.), стела и герб, изображенный на ней, указывали путнику на границы тайпа и переход под «юрисдикцию» соответствующего общества [2, с. 56–57]. Еще два чурта, вероятно, тоже пограничного значения, зафиксированы нами в Ялхарое близ Вийлаха и в Нашхое на водораздельном хребте между Чармахоем и Хийлахом (сфотографированы автором в 2021 и 2017 годах, соответственно).

Историю одной из памятных стел, посвященных Халчу Саракаеву, подробно рассматривает В. И. Марковин [1, с. 26]. Другой образец – стела, известная под названием «Воккхал-чурт», или «Уци-чурт». В. Ф. Миллер выполнил зарисовку памятника еще в 80-е годы XIX века и отмечал ее расположение «недалеко от аула Воуги по дороге, ведущей в аул Туркали» [1, с. 32, 33].

В число домусульманских надмогильных памятников, по нашему мнению, следует включить надмогильную стелу в ауле Ошни (Терлой) с изображением трискелиона (круг с тремя закругленными лучами), ладони, мужчины с луком и мужчины без какого-либо орудия (ярко выражена половая принадлежность) [3, с. 216, 225]; стелу в ауле Кхенах (тоже Терлой) с надписью, в которой профессор Авто Арабули идентифицировал четыре буквы древнегрузинской письменности [15, с. 65–66].

В некоторых захоронениях XVII века наблюдается переход погребального обряда; по-видимому, под воздействием Ислама. Так, в селах Пхьакоч, Вярды и Хьен-Кхаьлла известны раннемусульманские погребения, далекие от «мусульманских стандартов» (в Хьен-Кхаьлла обнаружена крестообразная стела на мусульманском кладбище; еще одна – в Вярды [28, с. 30–32]). В частности, захоронение в Пхьакоч демонстрировало смешанный мусульманско-христианский обряд. Во-первых, погребенный лежал вытянуто на спине у южной стены могилы; руки были скрещены на его груди. Во-вторых, под южной стеной была расположена склеповидная камера, а надмогильная стела-чурт была украшена «языческой символикой» (изображение распростертого человека, лук, спираль, солнечный знак) [1, с. 142–143; 16, с. 90–91]. Между прочим, в правом верхнем углу стелы читается надпись «Мухаммад» на арабском языке. В. И. Марковин предположил, что погребенный мог быть «новообращенным из язычников», отмечая атмосферу «двоеверия» в местной среде [1, с. 142–143].

По мнению исследователей, подобные домусульманские традиции в оформлении чуртов держались долго (хотя смена погребальной обрядности произошла «сравнительно быстро» [14, с. 92]), а предметы, прежде сопровождавшие покойного в могиле, теперь стали изображаться на стелах-чуртах [14, с. 94; 16, с. 91]. М. М. Базоркин также считает, что предметы могильной утвари на мусульманских обелисках – это пережитки «культа родовых предков» и следствие запрета в Исламе сопровождения покойного какими-либо предметами [4, с. 43].

Примечательно, что В. И. Марковин отмечал и внешнюю атрибутику стел-чуртов. «Надмогильные стелы, – пишет исследователь, – по форме довольно разнообразны и имеют свою символику: если изображено подобие головы человека – здесь похоронен мужчина, если вокруг “головы” выбит венок – это могила хаджи (человека, побывавшего в святых для мусульманина местах, прежде всего в Мекке). Покатые, без “головы”, стелы – женские. Все чурты украшают не только виртуозно выбитая надпись и затейливая вязь орнамента, но и такие детали, как изображение оружия и газырей (нагрудных патронташей) на мужских стелах и различные украшения соответственно на женских. Стелы часто расписаны красками… Многие чурты снабжены своеобразными навесами в виде крыши – от дождя и снега» [1, с. 144–145].

В данной публикации нами рассматривается тринадцать памятников, привлекших наше внимание своим содержанием: генеалогическими древами, воинскими атрибутами и эпитафиями, различной символикой, приводимыми в именах нисбами, памятными датами.

Все тексты на стелах – на арабском языке и выполнены почерком насх. На одном из памятников единожды используется аджам (в тексте образца № 10). На некоторых стелах имеются изображения оружия (кинжал, шашка, кремневые пистолет и ружье, натруска, пороховница, знамя и пр.), ритуальных предметов (кувшин, тазик, обувь и т. д.), орнаментов, руки и коня (в единственных случаях) и пр.

Отметим, что термины «مرحوم» и «مغفور», переводимые нами как «покойный» и «прощенный» (т. е. тот, для кого выпрашивается прощение), являются традиционными для надмогильных надписей. Кроме того, как это ранее отмечено Л. И. Лавровым, русские в эпитафиях воинов фигурируют под термином «كفار» (неверные) [5, с. 11].

Расшифровка дат хиджры в скобках курсивом – наша. Арабское слово «АллахI», обычно оставляемое без перевода, в расшифровке надписей переведено нами соответствующим образом (Бог).

Стела № 1 расположена на сельском кладбище села Нижние Курчали Веденского района ЧР. Прямоугольная плита, вершина заострена. В изголовье, между двумя полумесяцами, повернутыми наружу внешней стороной и расположенными кольцом, написано имя «АллахI». Ниже следует область, выделенная под рельефную надпись; слово «покойный» («المرحوم») отделено от основной части текста; всего – двенадцать строк. Чурт выделяется на фоне остальных приведенным генеалогическим древом покойного, доведенным до выдающегося чеченского религиозно-политического деятеля – шейха Берсана Тимирбулатова (чеч. Берса-шейх; 1561–1624) [17, с. 164–168]. Примечательны передача имени Берсана («برسان») и эпитет, употребляемый с его именем, – «приближенный к Богу» («الله ولى»).

Стела № 2 также находится на кладбище села Нижние Курчали. Плита – традиционно прямоугольной формы, закруглена вершина. На плите выделена область для текста, повторяющая внешний контур стелы. Текст составлен из шестнадцати рельефных строк; побелка плиты и выделение трех имен (Тимарби, Берсан, Курчалха) в надписи золотым цветом выполнены позднее. Данный чурт вызывает интерес генеалогическим древом, восходящим не только к шейху Берсану, но и к патриарху чеченской общины Курчалой [18, с. 47]. Примечательно, что пятым предком покойного назван Абда «عبد». Если наше чтение верно, то, по-видимому, здесь допущена ошибка и произошла путаница: скорее всего, речь идет об Аббасе – сыне ТIурло, который упомянут и указан на должном месте в списке на предыдущей стеле. Примечательно также, что на данном памятнике приводится иная передача имени шейха – Берсон («برصان»). Кроме того, судя по всему, несколько имен между Товбулатом и Хьанбалхом [19, с. 302] умышленно опущено составителем.

Стела № 3 выявлена на кладбище села Средние Курчали Веденского района ЧР. Прямоугольная плита в человеческий рост, изображения выполнены рельефом: у изголовья – четырехлистник, ниже – газыри (над левым газырем – натруска), после чего следует текст из шести строк, разделенных на три сектора. Ниже – оружие и ритуальные предметы (знамя, значок, кремневые пистолет и ружье, четки, шашка, пороховница, ключ; ниже в отдельном секторе – кувшин, тазик, сапоги, две пары обуви без и с каблуками). Внимание также привлекает миниатюрный треугольник справа над газырями: не исключено, что это отображение награды Имамата, редкого экземпляра в виде треугольника [20, с. 13].

Надпись чурта является примером каллиграфической записи. При чтении текста возник ряд сложностей. В части, касающейся имени покойного, имеются различные варианты: ГIамиль, ГIумайл, ГIайль, ГIийль, – или одно из этих имен со вторым компонентом -ГIази. В приведенной расшифровке мы приводим вариант ГIамиль, а ГIази рассматриваем как имя отца погребенного. Трудности возникли и с именем отца – предлагая чтение «ГIамиль – сын ГIази Алдави (или Ан-Надави)», мы не исключаем и другие варианты, в том числе «ГIамиль-ГIази сын Алдама». В случае, если верно чтение «Алдави» или «Ан-Надави», речь идет о нисбе отца покойного, ГIази. Неясно также назначение слова «сын» («ابن») и предлога «в» («فى») в первом и втором секторах, соответственно. Также нам не удалось однозначно расшифровать вторую строку третьего сектора надписи. Возможно, в тексте речь идет о каких-то населенных пунктах («لهكن» и «املس»). В таком случае надпись сообщает о переезде из «Амласа» в «Хакун». В расшифровке мы оставляем вариант перевода «[да] будет для них [это так]», допуская, что в тексте стерлась или не отличается буква «م». При этом следует понимать, что подобный перевод концовки неоднозначен.

Стела № 4 находится на кладбище села Гуни Веденского района ЧР. На прямоугольной плите имеется выделенная посередине прямоугольная область для основного текста, разделенная на две части; всего семь строк. К нижней части области главной надписи пририсован треугольник (вершиной к основанию) с текстом внутри и его продолжением слева и справа от треугольника. Примечательность стелы заключается в содержании дополнительного текста – это даты «великого заключения Хаджи Кунта» (чеченского ученого-богослова Кунта-Хаджи Кишиева; «كنت حج») и «заключения Шамуила» (имама Шамиля; «شمويل»). Отметим, что обе датировки неверны. Арест Кунта-Хаджи состоялся 3 января 1864 года [21, с. 344], т. е. 24 Раджаба 1280 г. х. Пленение Шамиля – 25 августа 1859 года [22, с. 339–340], т. е. 26 Мухаррама 1276 г. х.

Стела № 5 выявлена на кладбище в местечке Марз-Мохк Ножай-Юртовского района ЧР. Представляет собой прямоугольную плиту высотой до плеч человека, с закругленным верхом. У изголовья в круг вписан четырехлистник, ниже – газыри, под которыми стесненная по бокам орнаментом прямоугольная область с рельефной надписью в шесть строк, разделенных линиями. Ниже – изображения кинжала, шашки, кремневых пистолета и ружья. Еще ниже – сапоги, пара обуви без каблуков, кувшин, тазик и, по-видимому, ключ. Под газырями слева – натруска.

Согласно эпитафии на чурте, покойный убит в «правом сражении» в 1855/1856 году. Трудности возникли при попытке прочтения пятого слова (третья строка) эпитафии, у нас несколько вариантов: «الاسله», «الاساه», «الاسلام». Возможно, что речь идет о каком-то населенном пункте. За неимением однозначного ответа, оставляем на месте слова многоточие.

Стела № 6 также обнаружена на кладбище в местечке Марз-Мохк. Четырехугольная плита имеет выемку, в которую помещен текст, за исключением даты, расположенной ниже указанной выемки (всего пять строк). Судя по тексту, покойный – Албасхан – погиб в сражении «с неверными» в 1853/1854 году, т. е. речь, по-видимому, идет о сражении с царским отрядом. Огласовка имени отца усопшего вызвала некоторые сомнения: буквально оно читается как Бийтир («بيتر»), т. е. Бетир. Обычно имя Бетир передается другим способом («باتر»), из-за чего у нас возникло предположение, что автор строк пропустил букву мим, желая записать имя Бийтимир («بيتمر»).

Стела № 7 расположена у дороги на сельском кладбище Макажоя в историко-географической области Чеберлой (Веденский район ЧР) и представляет собой крупную монолитную плиту с заостренным изголовьем. Рельефное изображение на стеле помещено в фигуру, представляющую прямоугольник с треугольной вершиной. Основной текст состоит из восьми строк. Для имен Абатир, Кири и Ала в скобках нами приводятся возможные варианты прочтения. Также в имени Дабарнус восстановленная нами часть слова помещена в квадратные скобки.

Памятник примечателен приведенным на нем генеалогическим древом, возведенным к известному военно-политическому предводителю Чечни XVII века, Гази Алдамову (чеч. Алдаман ГIеза) [23, с. 47–48], а также предпоследней строкой, в которой перечисляются имена семи эфесских отроков. Последние известны в мусульманской традиции как «асхьабу-ль-кахIф», т. е. «товарищи по пещере», и упоминаются в суре Корана «Пещера» («Аль-КахIф»). Имена, по крайней мере, четырех отроков на стеле приведены не совсем в традиционно принятой форме, поскольку в мусульманской (и православной) традиции они известны как, соответственно: Ямлиха (Иамвлих), Максалина (Максимилиан), Маслина (Мартиниан), Кафшататайуш (Антонин), Марнуш (Иоанн), Сазануш (Дионисий) и Дабарнуш (Константин). Надо полагать, упоминание данных имен на погребальном камне – отсылка к мотиву погружения в длительный сон (или смерть) и последующего пробуждения (или воскрешения).

Стела № 8 обнаружена на кладбище ныне не существующего хутора, который, судя по данным информаторов, назывался Хамби-отар. Памятник имеет традиционную для мужских погребений XIX века форму воткнутого в землю кинжала (в изголовье стелы определяются формы рукояти оружия), а также газыри. Верхняя часть памятника повреждена (откололся кусок изголовья). Под газырями между рисунком орнамента (по бокам) изображен прямоугольник, в который помещен рельефный текст в девять строк. При изучении текста возникли сложности с именем погребенного. Предлагаемый нами вариант чтения – ГIайд – не однозначен. Согласно тексту памятника, покойный погиб в сражении с «лицемерами» («منافقين») в 1854/1855 году. Вероятно, речь идет о столкновении с противниками имама Шамиля, поскольку царские войска, как было отмечено выше, обозначаются на погребальных памятниках времен Кавказской войны термином «كفار» («неверные»).

Стела № 9 выявлена на сельском кладбище Эникали (чеч. Эна-Кхаьлла; Курчалоевский район ЧР) и имеет ставшую классической для XX века продолговатую прямоугольную форму в человеческий рост, с вершиной в виде треугольника и стилизованной адаптированной под арабскую графику свастикой (составлена из двух арабских слов: «Хьаннан» и «Маннан» – эпитеты Бога в исламской теологии), вписанной в круг и расположенной в верхней части стелы. Выше – три имени («АллахI», «Мухьаммад», «Абубакар»), – над которыми изображен полумесяц. Ниже – изображение газырей, отражающих половую классификацию погребальных камней. Текст помещен в четыре четырехугольника и записан четырьмя строками. Вся работа выполнена рельефным способом.

Данный образец примечателен изображением весов (под газырями), отсылающими нас к мотиву Божьего суда, наступающего сразу после погребения умершего человека, а также изображением коня над датой. Для однозначных выводов, вероятно, сегодня имеется мало материала по эпиграфическим памятникам Чечни, однако, мы полагаем, что данная деталь – изображение живых существ на чуртах – скорее является нераспространенным (и, видимо, не приветствуемым) на более ранних стелах новшеством. Отметим, что огласовка имени отца покойного – Дака – может иметь и другие варианты (Дика, Дука).

Стела № 10 также расположена на кладбище аула Эникали. Текст стелы помещен в четыре прямоугольника и состоит из пяти строк. Судя по внешним признакам (форма, дизайн – рельеф, шрифт, газыри, свастика, весы и пр.), образцы № 9 и 10 являются изделиями одного мастера. Однако у данного образца под датой изображены сапоги, кувшин и тазик для омовения.

Стела № 11 обнаружена на кладбище горного аула ХIинда, расположенного в историко-географической области Чеберлой (Веденский район ЧР). Камень прямоугольной формы, изображения (за исключением ладони) выполнены рельефным способом. Текст, помещенный в стилизованный прямоугольник, составлен из разделенных линиями пяти строк, нанесен рельефным способом. Выше, над текстом, изображен треугольник, на вершину которого водружен круг, внутри круга – вписано имя «Мухаммад». Еще выше, в некоторой отдаленности, следы еще одного круга со стершимся текстом. Судя по образцу № 12, в круг было вписано «АллахI». Боковые линии прямоугольника в нижних углах выходят за пределы фигуры и имеют выворот наружу на 270 градусов. Внимание также привлекает ладонь, изображенная под основным текстом – символ, распространенный на средневековых архитектурных памятниках Чечни [3, с. 71, 216–217, 222–227; 24, с. 140, 163, 167, 197, 198, 213]. Вероятно, речь идет о преемственности и интеграции домусульманской символики в современную погребальную культуру.

Стела № 12 также выявлена нами на кладбище села ХIинда. Образец интересен тем, что в тексте приводится нисба покойной (по названию села) – Ал-ХIиндиййа. Текст нанесен рельефным способом и составлен из четырех основных строк, разделенных линиями и помещенных в прямоугольник. На прямоугольник водружен ромб (внутри – надпись «Мухаммад»), на ромбе – еще один ромб (надпись «АллахI»). Сверху последнего ромба – по-видимому, полумесяц; по бокам – по одному кругу, напоминающему солярные символы. Правый нижний край камня поврежден (по-видимому, – эрозия из-за воздействия дождей).

Стела № 13 также расположена на сельском кладбище аула ХIинда. Как и в предыдущем экземпляре, интерес вызывает употребление нисбы в имени покойного. В данном случае – другой вариант передачи (№ 12 – ал-ХIиндиййа; здесь – ХIиндахиййа). Камень треугольной формы с треугольной выемкой для текста внутри. Над выемкой – пентаграмма. Отметим, что затруднение вызвала огласовка имени отца покойного – Куркала (Каркал, Куркул?). Данное имя – Каркало – встречается в ономастике героев, деятельность которых датируется нами XVII веком [25, с. 256; 26, с. 96; 27, с. 13].

Далее – переводы надписей.

Стела № 1. Село Нижний Курчали. Текст из двенадцати строк: «Покойный ГIаиб – сын Умха, сына Мурдала, сына ТIурло, сына Муртаз-Али, сына Мохьмад-Али, сына Аббаса, сына ТIурло, сына приближенного к Богу Берсана. 1344 (21.VII.1925–9.VII.1926)».

Стела № 2. Село Нижние Курчали. Текст из шестнадцати строк: «1312 (4.VII.1894–22.VI.1895). Усма – сын МитIкаша, сына Тимарби, сына ГIазкири, сына Ахьмадха, сына Абда, сына Мухьмад-Али, сына Муртаз-Али, сына ТIурло, сына Берсона, сына Тимирбулата, сына Тембулата, сына Товбулата, сына Хьанбалха, сына Курчалха».

Стела № 3. Село Средние Курчали. Текст из шести строк: «Убитый в сражении с неверными сын (?) в месяце Божьем Рабиу-ль-Авваль в (?) ГIамиль – сын ГIази Алдави. [Он совершил] ровное (т. е. ясное, безопасное. – авт.) путешествие, [да] будет для них [это так]. Дата: 1273 (29.X.–27.XI.1856) год».

Стела № 4. Село Гуни. Основной текст из семи строк: «Покойная, прощенная Шахьра – дочь Элмарза. [Да] помилует Бог их [обоих], аминь. 1304 (29.IX.1886–17.IX.1887)».

Дополнительный текст из десяти строк: «Дата великого заточения Хаджи Кунта, [да] освятит Бог его тайну. 1282 (26.V.1865–14.V.1866).

Дата заключения Шамуила. 1275 (10.VIII.1858–30.VII.1859)».

Стела № 5. Местечко Марз-Мохк. Текст из шести строк: «Покойный, убитый в правом сражении … Айсхан – сын Къурбана. [Да] помилует их Бог, аминь. Год 1272 (12.IX.1855–30.VIII.1856)».

Стела № 6. Местечко Марз-Мохк. Текст из пяти строк: «Покойный, прощенный [убит] в сражении с неверными: Албасхан – сын Бийтира, – в 1270 (3.X.1853–22.IX.1854)».

Стела № 7. Аул Макажой. Текст из восьми строк: «[Да] пребудет благословение Бога. Нет мощи и нет могущества ни у кого, кроме Бога. Это – могила Арснакъа – сына Абатира (Бетира?), [сына?] Махьа, сына Ала (Али?), сына Махьаша, сына ГIалаша, сына Кири (Гири?), сына ГIази, сына Алдама, сына Айдамара. О, Боже! Прости им и помилуй их. Ямлиха, Максалиба, Машлина, Кафшайа, Макъар, Сазанус, Да[бар]нус. 1338 (25.IX.1919–12.IX.1920)».

Стела № 8. Аул Хамби-отар. Текст из девяти строк: «Покойный, прощенный – убитый в сражении [с] лицемерами ГIайд – сын Акъи. [Да] помилует Бог их, аминь. В год 1271 (23.IX.1854–11.IX.1855)».

Стела № 9. Аул Эна-Кхаьлла. Текст из пяти строк: «Покойный Абдул-Хаджи – сын Дака. [Да] простит их Бог, аминь. 1339 (13.IX.1920–2.IX.1921)».

Стела № 10. Аул Эна-Кхаьлла. Текст из пяти строк: «Покойный Саййид-Алви – сын ГIожакха. [Да] простит их Бог, аминь. 1345 (10.VII.1926–29.VI.1927)».

Стела № 11. Аул ХIинда. Текст из пяти строк: «Покойный, прощенный Абдуразакъ – сын Абдул-Хьалима. В 1352 (25.IV.1933–13.IV.1934) [году]».

Стела № 12. Аул ХIинда. Текст из четырех строк: «Это могила Зезаг – дочери Шепаа ал-ХIиндиййа. [Да простит Бог] их [и] упокоит. В [дата]».

Стела № 13. Аул ХIинда. Текст из четырех строк: «Это могила ШахIида – сына Куркала ХIиндахиййа. [Да] помилует их Бог, аминь. В год 1306 (7.IX.1888–26.VIII.1889)».

Фото исследуемых стел.

.jpg_01

Библиография
1. Марковин, В. И. Каменная летопись вайнахов. М.: «Русская книга», 1994. 200 с.: ил.
2. Ибрагимов, М. М. Гуной в истории, политике и культуре Чечни. Историко-этнографические очерки. Грозный: АЛЕФ, 2021. 582 с.
3. Ильясов, Л. М. Тени вечности. Чеченцы: материальная культура, история, духовные традиции. – Изд. 2-е, испр. и доп. – М.: б. и., 2021. 456 с.: ил.
4. Базоркин, М. М. Памятники средневековья в горной Чечено-Ингушетии. Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, 1964. 51 с.
5. Лавров, Л. И. Эпиграфические памятники Северного Кавказа на арабском, персидском и турецком языках. Часть 2. Надписи XVIII–XX вв. М.: «Наука», 1968. 248 с.: ил.
6. Лавров, Л. И. Эпиграфические памятники Северного Кавказа на арабском, персидском и турецком языках. Часть 3. Надписи Х–ХХ вв. Новые находки. М.: «Наука», 1980. 168 с.: ил.
7. Тахнаева, П. И. Атрибуция и эпиграфика памятников шахидов Кавказской войны кладбища с. Дышни-Ведено (1845–1857). Эпиграфика Востока. Т. 36. № 3–4. 2021. C. 22–28. DOI 10.31696/0131-1344-2021-3-4-22-28.
8. Тахнаева, П. И. Холламы – памятные знаки шахидов Чечни XIX–XXI вв. (по полевым материалам 2013–2014 гг.). Народы Кавказа: музейные коллекции, исследования объектов и явлений традиционной и современной культуры. Т. LХIV. СПб.: МАЭ РАН, 2017. С. 57–58.
9. Айтберов, Т. М., Хапизов, Ш. М. Эпиграфические источники по истории распространения Ислама в Чечне (XVI–XIX вв.) // Известия СОИГСИ. 2016. № 20(59). С. 15–24.
10. Марковин, В. И., Кузнецов, В. А. Археологические разведки в ущельях рек Ассы и Аргуна в 1956 году // Известия Чечено-Ингушского республиканского краеведческого музея. Вып. 10. Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, 1961. С. 95–111.
11. Миллер, В. С. Терская область. Археологические экскурсии // Материалы по археологии Кавказа. М.: Тип. А. И. Мамонтова и К°, 1888. Вып. I. [11], 135 с.: ил., 28 л. ил., к.
12. Марковин, В. И. В стране вайнахов. М.: Изд-во «Искусство», 1969. 121 с.: ил.
13. РГВИА. Ф. 349. Оп. 8. Д. 2799.
14. Мужухоев, М. Б. Трансформация погребального обряда с проникновением Ислама на территорию Чечено-Ингушетии // Новые археолого-этнографические материалы по истории Чечено-Ингушетии. Грозный: ЧИИИСФ, 1988. С. 85–95.
15. Витаев, Р. М. Горная твердыня: Терлой-мохк (предания и исследование). Грозный: АО «ИПК «Грозненский рабочий», 2020. 128 с.: ил.
16. Великая, Н. Н., Виноградов, В. Б., Хасбулатова, З. И., Чахкиев, Д. Ю. Очерки этнографии чеченцев и ингушей (дореволюционный период). Грозный: ЧИГУ, 1990. 96 с.
17. Акаев, В. Х. Берса-шейх (1561–1623) // Исторические личности Чечни (XI–XXI вв.). Т. I. Кн. I. Политические и общественные деятели / Авт. коллектив; сост.: Ш. А. Гапуров, С. С. Магамадов. Грозный: АО «ИПК «Грозненский рабочий», 2020. С. 164–168.
18. Усаев, А. А. Историческое общество Курчалой // Вестник Академии наук Чеченской Республики. 2020. № 4(51). С. 46–50. DOI: 10.25744/vestnik.2020.51.4.008.
19. Сулейманов, А. С. Топонимия Чечни. Научно-популярное издание. Грозный: ГУП «Книжное издательство», 2012. 726 с.
20. Муцаев, А. З. История Чечни в фалеристике. Нальчик: Издательство М. и В. Котляровых, 2017. 256 с.: ил.
21. Акаев, В. Х. Святой устаз Кунта-Хаджи и его учение в духовной культуре чеченцев // Исторические личности Чечни (XI–XXI вв.). Т. I. Кн. I. Политические и общественные деятели. (Авт. – коллектив авт. Сост.: Гапуров Ш. А., Магамадов С. С.) / Под ред. Ш. А. Гапурова, С. С. Магамадова. Грозный: АО «Издательско-полиграфический комплекс «Грозненский рабочий», 2020. С. 341–346.
22. Баддели, Д. Завоевание Кавказа русскими. 1720–1860 / Пер. с англ. Л. А. Калашниковой. М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. 351 с.
23. Айтберов, Т. М. Аваро-чеченские правители из династии Турловых и их правовые памятники XVII в. (гумбетовцы в средневековой и новой истории Северо-Восточного Кавказа). Махачкала, 2006. 94 с.: ил.
24. Ильясов, Л. М. Петроглифы Чечни. М.: ООО «ДС ХАУС». Грозный: Изд-во ЧГУ, 2014. 336 с.: ил.
25. Головинский, П. А. Заметки о Чечне и чеченцах // Сборник сведений о Терской области. Владикавказ, 1878. Вып. I. С. 241–261.
26. Берже, А. П. Чечня и чеченцы / Подг. текст. и предисл. Я. З. Ахмадова, И. Б. Мунаева. Грозный: «Книга», 1991. 112 с.
27. Майор Властов. Война в Большой Чечне. СПб.: Военная Типография, 1856. 60 с.
28. Исаев, С. Х., Ахмаров, А. У. Археологические памятники Шатойского района Чеченской Республики (материалы к археологической карте) // Вестник ГГНТУ. Гуманитарные и социально-экономические науки. 2019. Т. XV. № 3(17). С. 30–35.
References
1. Markovin, V. I. (1994). Stone chronicle of the Vainakhs. Moscow: "Russian Book".
2. Ibragimov, M. M. (2021). Gunoy in the history, politics and culture of Chechnya. Historical and ethnographic essays. Grozny: ALEF.
3. Ilyasov, L. M. (2021). Shadows of eternity. Chechens: material culture, history, spiritual traditions. Ed. 2nd, rev. and additional. Moscow: w. p.
4. Bazorkin, M. M. (1964). Monuments of the Middle Ages in the mountainous Chechen-Ingushetia. Grozny: Chechen-Ingush book publishing house.
5. Lavrov, L. I. (1968). Epigraphic monuments of the North Caucasus in Arabic, Persian and Turkish. Part 2. Inscriptions of the 18th–20th centuries. Moscow: "Nauka".
6. Lavrov, L. I. (1980). Epigraphic monuments of the North Caucasus in Arabic, Persian and Turkish. Part 3. Inscriptions of the 10th–20th centuries. New finds. Moscow: "Nauka".
7. Takhnaeva, P. I. (2021). Attribution and epigraphy of the monuments of martyrs of the Caucasian war in the cemetery p. Dyshni-Vedeno (1845–1857). Epigraphy of the East. T. 36. No. 3–4, 22–28. DOI 10.31696/0131-1344-2021-3-4-22-28.
8. Takhnaeva, P. I. (2017). Khollamy – memorable signs of Chechen martyrs of the XIX-XXI centuries (based on field data in 2013–2014). Peoples of the Caucasus: museum collections, studies of objects and phenomena of traditional and modern culture. T. LXIV. St. Petersburg: MAE RAN, 57–58.
9. Aitberov, T. M., & Khapizov, Sh. (2016). M. Epigraphic sources on the history of the spread of Islam in Chechnya (XVI–XIX centuries). Izvestiya SOIGSI, 20(59), 15–24.
10. Markovin, V. I., & Kuznetsov, V. A. (1961). Archaeological exploration in the gorges of the Assy and Argun rivers in 1956. News of the Chechen-Ingush Republican Museum of Local Lore. Issue. 10. Grozny: Chechen-Ingush book publishing house, 95–111.
11. Miller, V. S. (1888). Terek region. Archaeological excursions. Materials on the archeology of the Caucasus. Moscow: Type. A. I. Mamontova and Co. Issue. I.
12. Markovin, V. I. (1969). In the country of the Vainakhs. Moscow: "Art".
13. RGVIA. F. 349. Op. 8. D. 2799.
14. Muzhukhoev, M. B. (1988). Transformation of the funeral rite with the penetration of Islam into the territory of Checheno-Ingushetia. New archaeological and ethnographic materials on the history of Checheno-Ingushetia. Grozny: CHIISF, 85–95.
15. Vitaev, R. M. (2020). Mountain stronghold: Terloi-mokhk (traditions and research). Grozny: JSC IPK Groznensky Rabochiy.
16. Velikaya, N. N., & Vinogradov, V. B., & Khasbulatova, Z. I., & Chakhkiev, D. Yu. (1990). Essays on the ethnography of Chechens and Ingush (pre-revolutionary period). Grozny: CHIGU.
17. Akaev, V. Kh. (2020). Bersa-sheikh (1561–1623). In Historical figures of Chechnya (XI-XXI centuries). T. I. Book. I. Political and public figures (pp. 164–168). Grozny: JSC IPK Groznensky Rabochiy.
18. Usaev, A. A. (2020). Kurchaloy Historical Society. Bulletin of the Academy of Sciences of the Chechen Republic, 4(51), 46–50. DOI: 10.25744/vestnik.2020.51.4.008.
19. Suleymanov, A. S. (2012). Toponymy of Chechnya. Scientific and popular publication. Grozny: State Unitary Enterprise "Book Publishing House".
20. Mutsaev, A. Z. (2017). The history of Chechnya in faleristics. Nalchik: M. and V. Kotlyarov Publishing House.
21. Akaev, V. Kh. (2020). Holy ustaz Kunta-Khadzhi and his teaching in the spiritual culture of the Chechens. In Historical figures of Chechnya (XI-XXI centuries). T. I. Book. I. Political and public figures (pp. 341–346). Grozny: JSC Publishing and Printing Complex Groznensky Rabochy.
22. Baddeley, D. (2007). Russian conquest of the Caucasus. 1720–1860. Moscow: ZAO Tsentrpoligraf.
23. Aitberov, T. M. (2006). Avaro-Chechen rulers from the Turlov dynasty and their legal monuments of the 17th century. (Gumbetians in the medieval and modern history of the North-Eastern Caucasus). Makhachkala: w. p.
24. Ilyasov, L. M. (2014). Petroglyphs of Chechnya. Moscow: DS HOUSE LLC. Grozny: Publishing House of ChSU.
25. Golovinsky, P. A. (1878). Notes about Chechnya and Chechens. In Collection of information about the Terek region (pp. 241–261). Vladikavkaz, Issue. I.
26. Berzhe, A. P. (1991). Chechnya and Chechens. Grozny: "Book".
27. Major Vlastov. (1856). War in Greater Chechnya. St. Petersburg: Military Printing House.
28. Isaev, S. Kh., & Akhmarov, A. U. (2019). Archaeological monuments of the Shatoi region of the Chechen Republic (materials for the archaeological map). GGNTU Bulletin. Humanitarian and socio-economic sciences, vol. XV, 3(17), 30–35

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Отзыв
На статью «Эпиграфические памятники Чечни (на примере надмогильных стел середины XIX – первой трети XX в.)!

Предмет исследования – надмогильные камни (чурты) Чечни середины XIX – первой трети XX в.).
Методологическую основу рецензируемой статьи составляют фундаментальные принципы исторической науки: объективность, с применением системного, логического и конкретно-исторического методов анализа. При анализе и интерпретации: источников применены историко-сопоставительный и историко-генетические методы. Изучаемая тема и характер источников (надмогильных камней) диктует применение междисциплинарных методов и потому исторические методы дополнены археологическими, культурологическими, этнографическими и филологическими.
Актуальность Актуальность данной темы определяется тем, что эпиграфические памятники являются составной частью историко-культурного комплекса чеченского народа и может пролить свет на многие вопросы, касающиеся истории, культуры народа, истории населенных пунктов и другие вопросы. Кроме того, многие надмогильные памятники были разрушены, использованы в хозяйственных целях в 1940-1950-ые годы в период депортации чеченского народа и в ходе военных событий 1990-х – начала 2000-х годов на территории Чечни. В последние два десятилетия изучение эпиграфических памятников Северного Кавказа вызывает особый интерес у историков, археологов и этнографов и эта тема является одной из приоритетной, что обусловлено, как было сказано выше, тем что она позволяет выявить многие «белые пятна» в истории и культуре народов региона, в том числе в погребальной культуре и т.д.
Научная новизна заключается в том, что это первая работы в которых проведен комплексный анализ 13 эпиграфических памятников, часть из которых вводятся в научный оборот впервые. Эти памятники были обнаружены и зафиксированы в ходе полевых исследований авторов. Автор (авторы) рецензируемой работы отобрали эти памятники по их содержанию: генеалогическими древами, воинскими атрибутами и эпитафиями, различной символикой, приводимыми в именах нисбами, памятными датами. Кроме того, авторы провели расшифровку арабских надписей на этих памятниках.
Структура, стиль. Содержание. Статья хорошо структурирована. В начале работы автор (авторы) представили довольно подробный историографический обзор по эпиграфическим памятникам Чеченской республики, кто, когда изучал эти памятники. В числе исследователей названы имена Л.И. Лавров, В.И. Марковин, которые внесли значительный вклад в изучение данного вопроса. Данный вопрос изучали и дагестанские исследователи, но до настоящего времени эпиграфические памятники чеченского народа остаются достаточно слабо изученной темой. И данная статья несомненно внесет определенный вклад в изучение погребальных обрядов, времени смены на исламский религиозный обряд, распространение форм надгробий, технику арабской графики, распространенной в Чечне, классификацию надгробий, а также локальные варианты надгробий. Стиль статьи академический. Авторы провели описание каждого из 13 чуртов, представлен русский перевод надписей на чуртах (из-за того, что часть надписей пострадала от времени, возникли сложности с переводом или с выявлением точного имени тех, кому эти надгробья поставлены). В статью помещены фотографии эпиграфических памятников, что несомненно является плюсом.
Автор хорошо разбирается в исследуемом вопросе, что видно по библиографии работы, которая состоит из 28 позиций..
Аппеляция к оппонентам представлена в анализе собранного автором (авторами) статьи материала, отличного знания темы и глубокого анализа источников, литературы и исследуемой темы. Учитывая, что в последние годы вышли несколько интересных работ по эпиграфическим памятникам Северного Кавказа, то было бы желательно упомянуть эти работы. Авторы довольно подробно останавливаются на крестообразных стелах, которые встречаются в Чечне и их выводы объективны, как и выводы по другим формам стел. Авторы классифицируют стелы как надмогильные, памятные, пограничные и культовые. Последние стелы представляют особый интерес, потому что о них в литературе написано меньше всего. К культовым стелам авторы относят стелу с гербом чеченского тайпа Гуной в Веденском районе ЧР. На это указывает и данные их полевых исследований. Рецензируемая статья подготовлена на актуальную тему, имеет признаки новизны и несомненно вызовет интерес у специалистов историков, археологов, этнографов, филологов. религиеведов, культурологов. Она без сомнения будет интересна и широкому кругу читателей, тех, кто
интересуется историей и культурой народов Северного Кавказа, историей и культурой чеченского народа. Статья рекомендуется к печати.