Философия природы в лирике Альберта Васильева

Любимов Николай Иванович ORCID: 0000-0002-0879-0890 аспирант, кафедра финно-угорской и сравнительной филологии, Марийский государственный университет 424000, Россия, республика Республика Марий Эл, г. Йошкар-Ола, площадь Ленина, 1 Lyubimov Nikolay Ivanovich Postgraduate student, Department of Finno-Ugrian Comparative Philology, Mari State University 424000, Russia, Republic of the Republic of Mari El, Yoshkar-Ola, Lenin Square, 1 nikolay_lyubimov@inbox.ru Другие публикации этого автора

Альберт Васильев – один из ярких представителей современной марийской поэзии, его творчество тесно связано с философским её направлением. Кроме таких выделяемых нами в его лирике проблемно-тематических пластов, как философия истории, философия национальной культуры, философия современности, философия творчества, можно говорить еще об одном – натурфилософском – поэтическом пласте.

Поэтическая натурфилософия – это весьма актуальная тема исследований в современной русской, финно-угорской, урало-поволжской и, в целом, отечественной литературной науке. Можно указать, например, на известную монографию М.Н. Эпштейна «Природа, мир, тайник вселенной…» ^[13], статьи А.В. Шапуриной (о лирике В. Тютчева) ^[12], Т.В. Меньшикова (о поэзии Н. Заболоцкого) ^[7], Л.В. Рыжковой-Гришкиной (о поэзии Н. Рубцова) ^[11] и других, диссертационные исследования И.В. Бурносовой (о поэзии Мордовии) ^[1], Э.В. Нагумановой (о татарской поэзии в контексте тютчевских традиций) ^[10], Г.С. Кабуловой (об осетинской поэзии) ^[4] и других. Исследователи единодушны в соотнесении в философской лирике природного и человеческого мира. В ней, как отмечает М.Н. Эпштейн, «так или иначе воспроизводятся основные вопросы, которые извечно ставила перед собой всякая философия, прежде всего – о родственности или враждебности природных начал человеческой душе» ^{[13, с. 21]}.

Цель нашей статьи – на материале стихотворений, вошедших в сборник Альберта Васильева «Ош лумышто чевер полан» («Красная калина на белом снегу», 2017), выявить семантику и художественные функции используемых в них природных образов, которые репрезентируют философское мироощущение и мировосприятие автора и определенным образом характеризуют его лирического героя. В данном аспекте лирика Альберта Васильева в марийском литературоведении рассматривается нами впервые.

Методологическую базу нашего исследования составляет структурно-семантический анализ стихотворений марийского поэта; такой подход позволяет определить и описать структурно-смысловые уровни природных образов, приоткрывающих художественно-философскую концепцию автора и особенности личности лирического героя.

Рассмотрим основные образы поэта, которые представляют собой различные природные явления и процессы и репрезентируют авторскую философию природы. Все природные образы спроецированы на человеческую жизнь, рождают размышления (или вызваны размышлениями) об устройстве общественного миропорядка, как это было, собственно, и у русских поэтов – классиков и современников. Например, у Николая Заболоцкого, «в его стихах любой объект природы может заключать в себе черты человека и отражать нравственные проблемы человеческого общества» ^{[3, с. 17]}. В этом смысле и лирика Альберта Васильева, безусловно, является не только натурфилософской, но и социально-философской по сути.

Система образов, которая связывает у марийского поэта мир человека с миром природы, в сборнике «Красная калина на белом снегу» включает в себя множество образов: зиму и холод, тишину, дождь и солнце, снег, луну, ветер и метель, туман, зарю, заморозок, иней и т.д.

При этом характер описываемой природы почти всегда совпадает с настроением (эмоциональным состоянием) лирического героя; также почти всегда природные образы наделены автором человеческими чувствами, живут и действуют, как люди. Для этого автором использованы разнообразные тропы: метафоры (лум шонымаш – снежная мысль ^{[2, с. 12. Подстрочный перевод цитат из стихотворений А. Васильева на русский язык здесь и далее везде наш. – Н.Л.]}, суртдымо мардеж – бездомный ветер ^{[2, с. 196]}); эпитеты (ош покшым – белый заморозок ^{[2, с. 12]}, шем пыл – черное облако ^{[2, с. 26]}); олицетворения (мардеж куэм кудашын шогалтен – ветер раздел березу ^{[2, с. 138]}, куржын толын весела мардеж – прибежал веселый ветер ^{[2, с. 149]}); сравнения (йоҥгалтыт шӱдырла – сверкают, как звезды ^{[2, с. 10]}, кӱшӱч йӱрла йӱраш тӱҥале – сверху полило, как дождь ^{[2, с. 115]}).

В психоэмоциональной роли большое распространение в стихотворениях Альберта Васильева получил образ дождя [см.: 2, с. 26, 34, 74, 97, 115, 131, 150 и др.]. В природе дождь смывает пыль и грязь, освежает воздух. У Альберта Васильева дождь – это возможность эмоционального очищения, возможность скинуть с себя все лишнее, что тяготит душу. Лирический герой уверен, что дождь сможет «смыть» его обиды (не самое лучшее состояние и не самый правильный способ коммуникации с окружающими людьми), освободит его душу и даст надежду на будущее:

Чыла шуэн куржнем мый мланде тӱрыш,

Кеҥеж гай леве-леве йӱрыш ^{[2, с. 186]}

(Всё бросив, хочу бежать я на край света,

В тёплый, как лето, дождь).

Лишь иногда мы не находим эмоциональной гармонии между природным и человеческим состоянием, но и в этом случае природный образ обязательно связан с какой-то художественно-философской инвективой автора. Например, приход зимы (белой и «мягкой»), традиционно воспринимаемый людьми (и детьми, и взрослыми) как неожиданная радость, для лирического героя является источником / подтверждением его грусти, выражением печали:

Ончен йырваш копа йымач,

Мый йӧршынат ынем куане ^{[2, с. 15]}

(Из-под ладони осмотревшись,

Я совсем не хочу радоваться).

Объясняется это следующим образом: зима для Альберта Васильева – это символ старения, которое никому не миновать и которое, как и зима, «приходит тихо». В авторском сознании на первый план выходят тишина, неожиданность и неминуемость, соотносимые с этим образом природы. Как бы ни храбрился перед ней (зимой-смертью) человек, вряд ли он способен ее победить. Образ человека, пытавшегося показать себя смелым и храбрым, поэт представляет в виде ели, отказывающейся отступить перед зимним морозом: «Ой, йӱштӧ» ман, нигуш ок пызне («Ой, мороз» не сказав, никуда не прижимается). Но и она не спрячется от зимы, ибо она часть мира природы. Человек, будучи существом природным, вынужден смириться со всеобщим циклом жизни, слиться / объединиться с природой, ее законами. Именно поэтому тишина (см.: тихо пришла зима) не является для лирического героя пугающей. Тишина – это «спокойствие, умиротворенное состояние души», когда образ тишины «объединяет человека и природу» ^{[12, с. 91]}.

Символом старости выступает у Альберта Васильева также заморозок, в иных случаях также и иней. Неслучайно заморозок серебряный (как серебряно-седые волосы стариков):

Лийшаш мо ыле, тӱрыс лийын,

Опталын вуйыш покшым шийым ^{[2, с. 245]}

(Что должно было произойти, полностью произошло,

Заморозок закрасил голову (букв. налил на голову. – Н.Л.) серебром).

Как видим, воедино слиты у марийского поэта природный и человеческий миры. Природные образы передают физическое и психологическое состояние лирического героя, который не зациклен на старости, спокойно ее принимает и продолжает жить своей творческой жизнью.

Одним из ярких антропоморфных натурфилософских образов Альберта Васильева является солнце: оно «улыбается», «с завистью смотрит», то есть наблюдает над жизнью, оценивает все, что обозревает. Это и приятель лирического героя, который разделяет его трудности, и некий нравственно-этический ориентир, который не позволяет быть ему слабым и беспомощным в современном мире. Именно поэтому лирический герой, промокший насквозь, не может сидеть в бездействии в ожидании солнца, забыв о своих принципах и пользуясь огнем чужого очага:

Чот нӧренам, вошт витымешке.

Йӱд шуын – нигушан кошкаш.

Эрдене кече нӧлталмешке,

Еҥ тул воктен мо шинчылташ? ^{[2, с. 50]}

(Сильно промок, насквозь.

Наступила ночь – высохнуть негде.

До восхода солнца утром,

Неужели посиживать возле чужого огня?) ^{[2, с. 50]}.

Солнце – это и символ светлого будущего, которое во многом зависит от самого человека, его принципов и силы его души. Путь к нему непрост. Это путь непростых размышлений, самостоятельных духовных поисков, общественного и личного труда. Поэтому и лирический герой Альберта Васильева – это не застывший на месте человек, а человек мысли и действия, живущий / движимый не чужими убеждениями, а своими личными взглядами и принципами:

Шке верым еҥ деч ӧрын-вожыл

Эше мыняр жап кычалман?

Ала мӧҥгеш кум корновожыш

Мыламже пӧртыл ончыман? ^{[2, с. 50]}

(Своё место, удивляясь и стыдясь других,

Еще сколько ж времени искать?

А может, назад на развилку трех дорог

Мне, развернувшись, посмотреть?).

«Крепость мысли» и твердое жизненное поведение, основанное на принципах и собственных взглядах, – вот что должно быть, по утверждению Альберта Васильева, основой человеческой личности и человеческого поведения, жизни. Эти принципы кому-то могут показаться анахронизмом, но, главное, как считает автор, не в этом; главное, что они у него есть, что они утверждают честность и человечность, что они обеспечивают ему внутреннюю свободу.

Л.В. Рыжкова-Гришина, анализируя отношение к природе русского поэта Николая Рубцова, основанное, по её мнению, «на опыте и нравственных принципах народа», отмечает, что «природа была для него мостом, связывающим его с временем как таковым, с настоящим и прошлым, с той древностью, которая так беспокоила его мятущееся сердце» ^[11]. Подобный натурфилософский ракурс часто встречается и в современной марийской лирике, особенно в части мифопоэтики, онтологической связи природы и народной древности. Так, для лирической героини Альбертины Ивановой природа – это Мать-земля ^[5]. Альберт Васильев очень часто обращается к цветосимволике белого цвета, соотносимого с природными образами и занимающего центральное место в традиционном мировоззрении народа мари. Белый цвет представлен в саморефлексии народа (этнической автономинации). «Марийцы нередко называли себя «чий марий», «ший марий», т. е. «серебряный», «белый» мариец, или «белый человек», – пишет марийский этнограф Т.Л. Молотова ^{[8, с. 81]}. Белый цвет отражен и в традиционной религии народа: он присутствует в наименовании главного бога марийского языческого пантеона (Ош Поро Кугу Юмо = Белый Добрый Старший Бог). Белый цвет в таком контексте значим не только для Альберта Васильева, но и для других марийских поэтов современности, например, для Зои Дудиной [см. об этом: 6; 9]. Р.А. Кудрявцева и Т.Н. Беляева называют его традиционным языческим цветом, усиливающим в лирике Зои Дудиной «не только индивидуальную экспрессию авторского голоса, но и этнически бессознательную его составляющую» ^{[6, с. 32]}. Семантика этого цвета у марийских поэтов, в т.ч. у Альберта Васильева, всегда соотносится с чистотой и добротой (очевидно, это происходит по аналогии с древними представлениями народа; как уже было указано выше, в наименовании верховного языческого бога мари слово «белый» всегда соседствует со словом «добрый»).

Белый цветовой ряд у Альберта Васильева манифестируется образом снега – белого, чистого, пушистого. Он акцентирован и в самом названии сборника – «Красная калина на белом снегу», он присутствует и в целом ряде стихотворений этого сборника: ош лумым урзо ден кышкен (бросая пригоршнями белый снег) ^{[2, с. 19]}, лум гай ошын (как белый снег) ^{[2, с. 50]}, ош лум ден петырнен кертеш (может закрыться белым снегом) ^{[2, с. 56]} и др.

Белым назван автором не только снег, но и метель, туман… Автор неожиданным для читателя образом в белый цвет «красит» даже луну, которая в современной марийской поэзии чаще всего используется в любовных стихах поэтов, но у Альберта Васильева – в его философской лирике.

Пелйӱд эртен,

Но мый ом мале.

Окнашке тылзе ӧрын ончалеш.

Поэт улам,

А тый нимом от пале.

Колат: у муро чоныштем шочеш ^{[2, с. 64]}

(Полночь прошла,

Но я не сплю.

Луна удивленно посмотрела в окно.

Я поэт,

А ты ничего не знаешь.

Слышишь: новая песня в душе рождается).

В приведенном фрагменте одного из стихотворений Альберта Васильева представлен диалог поэта и луны (приходит на память похожая фантастическая ситуация – разговор поэта с солнцем у Владимира Маяковского) – о поэзии, источнике вдохновения, важности поэтического труда. Лирическому герою хочется обратить внимание своего собеседника (луну) на то, что он поэт и что луна является свидетелем рождения нового его творения. Но белую луну неожиданно закрыли черные тучи, которых нагнал ветер, и муза ушла, не дав завершиться творческому процессу. Соответственно природный образ (луна) превращается в стихотворении в источник и необходимое условие творчества. Альберт Васильев с сожалением отмечает, как много песен (в значении: идей, полезных дел, поступков и т.д.) не создается, теряется / срывается на полпути, не реализовывается из-за непредвиденных ситуаций и непреодолимых препятствий (ветра и туч). Белая луна как помощник поэта (добрая сила) и тучи, дикий ветер как источники его творческих неудач (злые силы) – такая антитеза, несомненно, присутствует в авторском философском подтексте стихотворения; ветру, названному автором диким, для того, чтобы быть его единомышленником и сотворцом, каким является белая луна, не хватает ни таланта, ни искренности, ни смелости:

Ир мардеж, мурымемжым лугыч кӱрлын,

Мыйын семын муралташ ок тошт ^{[2, с. 178]}

(Дикий ветер, сорвав внезапно мою песню,

Не посмеет спеть, как я).

Лирический герой – противник лицемерия, лукавства, пустых / холодных эмоций, воплощением которых в его произведениях являются ветер, метель, буря, пурга, вьюга, не могущие стать для него источником творчества, и даже ветреный лес, в который он не намерен заходить, ибо он способен порождать в нем только не нужную его душе «холодную песню»:

Ом кычал пораныште у мурым,

Южгунам кеч палымын шӱшка.

Чодырашке унала ом пуро –

Кызытеш мардеж тушто лӱшка.

Ме ик семын огына муралте.

Йӱштӧ муро ок кӱл чонемлан ^{[2, с. 178]}

(Не ищу я в буре новые песни,

Хотя порой свистит знакомо.

Не войду в лес в гости –

Пока там ветер шумит.

Мы не споём дуэтом.

Холодная песня не нужна моей душе).

Ветер – это дурная сила, злые чувства, разрушитель душевного равновесия и творческого духа. Лирический герой Альберта Васильева хочет, чтобы читатели не сравнивали его с этой силой и лишний раз не будоражили его ранимую душу:

Ик муро дене веле ида акле,

Умбакыжат ончалза лаштыклен.

Улат мардеж гай ман ида титакле –

Чонем шукертак пелыгыч катлен ^{[2, с. 92]}

(Не судите только по одной песне,

Посмотрите дальше, полистав.

Не обвиняйте, называя ветром, –

Душа моя давно сломалась пополам).

Образ ветра в лирике Альберта Васильева бывает не только диким, вносящим в мир беспорядок, но иногда и ожидающим ^{[2, с. 53]}, ласковым ^{[2, с. 105]} и весёлым ^{[2, с. 149]}, но такие состояние всегда обманчивы и тревожны. А метель иногда соотносится с сильными проявлениями характера лирического героя или с саморефлексией своего поведения (прямолинейность, суетливость и неуравновешенность):

Ял мучко, эр кынел, поран

Капкам шӱкедыл ошкылеш ^{[2, с. 19]}

(По деревне, встав спозаранку, метель

Шагает, ворота толкая).

Метель может выступать как символ борьбы и жизненной стойкости человека. В одном из своих стихотворений Альберт Васильев представляет это в картине «состязания» зимы и весны, одновременно предупреждает о том, что в природе и человеческом обществе всему свое время и место, что гипертрофированная страсть к победному господству (январский дождь и апрельская пурга) нарушает гармонию:

Кертеш январьыште йӱр йӱрын,

Апрельыште – лӱшкен поран ^{[2, с. 267]}

(Может в январе дождь полить,

В апреле – шуметь пурга).

Но тем не менее автор уверен в том, что природные законы сильны и неизменны, они – источник равновесия и гармонии, утверждает автор, сравнивая природу и человека:

Керек пӱртӱс кастене йӱын,

Ок лий эрдене мокмыран ^{[2, с. 267]}

(Пусть природа вечером напилась,

Не будет утром у нее похмелье).

В контексте художественной натурфилософии Альберта Васильева представляют интерес также образы росы (эр лупсым подылна ^{[2, с. 107]} – выпили утреннюю росу; лупсыш савырнен ^{[2, с. 149]} – превратившись в росу; мушкылтын пеледыш ты лупсеш ^{[2, с. 149]} – умылся в росе этот цветок) и тумана. Туман представлен в его стихотворениях как олицетворение тревоги и душевных страданий; он дан в эпитетной форме и прикреплен к слову «надежда»:

Чонемжым тӱтыран ӱшан

Мыняр гана сӧрен ондалыш ^{[2, с. 322]}

(Душу мою туманная надежда

Обманула, сколько раз обещав).

В неожиданном философском контексте предстает у Альберта Васильева природная картина, в центре которой – образ зари (Кавам кас ӱжара тӱрла – Вечерняя заря вышьет небо). Она возникает в рамках размышлений лирического героя о своей жизненной позиции и нравственно-этических принципах. Основа мировоззрения автора – это принятие законов природы и безукоризненное следование жизненным принципам (не завидовать и не обижаться). В этом свете лирическому герою не страшна смерть, ибо она – закон природы. Для выражения этой философской идеи как раз и обращается Альберт Васильев к вышеприведенной природно-образной картинке, в которой больше света, позитива, чем трагизма. Вечерняя заря, обозначающая угасающую жизнь, в последний раз освещает вечернее небо. Не просто освещает, а творит свою прощальную, спокойную и умиротворенную вышивку. Так и лирический герой намерен спокойно принять последний «штрих» своей природной жизни, достойно завершив свой земной путь:

Илем тунар, кунар пӱралтын,

Кӧраныде, ӧпкелыде.

Кавам кас ӱжара тӱрла гын,

Чеверласем чаманыде ^{[2, с. 187]}

(Живу столько, сколько суждено,

Не завидуя, не обижаясь.

Если вечерняя заря вышьет небо,

Попрощаюсь без жалости).

Итак, природные образы в лирике Альберта Васильева занимают значительное место, они являются не только ярким эмоциональным фоном его произведений (в этом смысле они, как правило, выражают психоэмоциональное состояние лирического героя), но и воссоздают натурфилософские взгляды автора и его лирического героя (в этом смысле они большей частью символичны, спроецированы на человеческую жизнь – внешнюю и внутреннюю, аккумулируют в себе как универсальные, так и этнозначимые ценностные установки поэта). Благодаря природным образам-символам (явлениям и процессам), использованным автором в сборнике «Калина красная на белом снегу», высвечивается философия природы Альберта Васильева, в основе которой естество и мощь, порядок и гармония, всеобщая связь и взаимозависимость, искусство диалога. Лирический герой, тесно связанный с природой, живет в человеческом обществе, глубоко проникаясь его бедами и радостями (в целом, Альберт Васильев – поэт социально-философской типологической разновидности современной марийской философской лирики); в этом смысле природные образы помогают провозглашать авторские нравственно-этические установки (честность, человечность, внутренняя свобода, личностные принципы). Символика белого природного цвета, особо выделенная в сборнике «Красная калина на белом снегу», имеет безусловную этнофилософскую направленность.