Экологическое инвестирование - мощная "опора" для поступательного и устойчивого роста постпандемической экономики России

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-010-00060 "Развитие теории и методологического инвестирования с позиции концепции "развязки" дилеммы роста"
The reported study was funded by RFBR, project number 20-010-00060 "Developing the theory and methodology of environmental investment in the context of the "outcome" concept of the growth dilemma"

Масштаб происходящих в мировой (в том числе российской) экономике потрясений дает основание рассматривать текущую экономическую ситуацию как некий глобальный катаклизм, сравнимый, или даже превосходящий параметры Великой экономической депрессии. Карантинные меры, которые применялись большинством стран мира, включая Россию, позволили снизить летальность от пандемии COVID-19, но вызвали серьезную экономическую рецессию, которую усугубляет беспрецедентное внешнее санкционное давление на РФ. На этом фоне обостряются все проблемы и ограничения развития, которые накапливались в мировой и отечественной экономике в последние десятилетия. Несомненно, в числе главных из нынешних тенденций и закономерностей приоритетное место занимают экологические.

Надо сказать, что сегодняшний кризис, например, для России может быть отображен посредством таких показателей, как падение спроса на российский экспорт, подавляющую часть (около 90%) в котором занимает сырье и полусырье; падение объемов производства из-за инфляции и снижение инвестиционной активности. Очевидно, что в таких условиях не только наша страна, но и все экономики мира – бедные, богатые и среднеразвитые на ближайшие десятилетия запрограммированы «на содействие поступательному, всеохватывающему и устойчивому экономическому росту». (Цель 8 ЦУР ООН). И это вполне объяснимо.

Введение

Крайне непростая ситуация, которая сложилась после глобального кризиса 2008–2009 гг. в разных странах мира, включая Россию, и характеризовалась «повсеместно хронически низкой эффективностью экономики» (Spence, 2021) в сочетании с прогрессирующей «социальный рецессией» даже в развитых экономиках (Jackson, 2017) и «планетарными проявлениями экологических ограничений роста» (Губанов, 2014), сегодня осложняется разрушительными последствиями для хозяйственной деятельности и других сторон жизни общества продолжающейся пандемии COVID-19.

Рост экономики – это, прежде всего, возможность обеспечить большинству людей достойный уровень доходов и богатства (Jackson, 2009). Кроме того, он повышает их шансы на продуктивную и созидательную занятость, способность быть ценными для общества, на образование и здоровье, словом, – все то, что создает свободу и возможность самореализации (Spence, 2012). Иными словами, «пока происходит рост экономики, положительные механизмы обратной связи, как правило, толкают систему в направлении дальнейшего развития» (Jackson, 2009).

В данном контексте заметим, что в соответствие с Целями устойчивого развития ООН (ЦУР) на период 2016–2030 гг., являющимися своеобразным призывом к действиям, исходящим от всех стран мира, ежегодный прирост ВВП на душу населения (наиболее адекватный на сегодня показатель роста благосостояния) установлен для наименее развитых экономик на уровне 7% (цель 8%); Высший Евразийский экономический совет определил для стран – членов ЕАЭС в качестве целевого ориентира по данному показателю – 5–5,5%. Примечательно, что, по оценкам академика РАН С. Ю. Глазьева, даже в условиях внешнего санкционного давления на Россию, «нормальная работоспособная» модель национальной экономики, не экспортно-ориентированная (рентная), а настроенная на постоянную технологическую модернизацию как встроенную, органическую компоненту, может обеспечить ежегодный экономический рост не менее чем на 10%  (Глазьев, 2018).

Кроме того, надо признать, что рост экономики в его неолиберальной модели (применительно к современной России – экспортно–сырьевой), в которой его основным «локомотивом» является валовое потребление, ведет к усилению нагрузки на экологию под влиянием увеличения экологического следа и экологического долга человечества, ухудшения качества окружающей среды (перенасыщение атмосферы парниковыми газами и изменение климата, наращивание вредных отходов и выбросов, сокращение биоразнообразия и запасов пресной воды, деградация почвы, истощение минерально–сырьевых ресурсов и др.). Обозначенные экологические вызовы, которые в наступившем XXI в. приобрели планетарный характер, диктуют необходимость смены экономической парадигмы: «переход к укладу экономики, функционирующему не наперекор производительным силам природы, а вместе с ними» (Фюкс, 2016), обеспечиваемый радикальными преобразованиями экономики в соответствии с глобальной ESG–повесткой (Бобылев, 2020; Сухарев, 2019). Важно заметить, что даже в условиях пандемического мира именно на эколого-экономические приоритеты развития стран был сделан акцент на Всемирном экономическом форуме, состоявшемся в Давосе в 2020 г.

Значимость проблемы

Для России в текущих условиях, когда беспрецедентное внешнее санкционное  давление фактически совпало с исчерпанием возможностей утвердившейся здесь экспортно-сырьевой (потребительской, рентной) модели экономического роста, сложно не признать, что экономика страны прибывает в бифуркационной точке своего развития, в состоянии неустойчивого равновесия, когда имеется несколько основных вариантов развития, продолжающих этот неустойчивый тренд. Надо сказать, что принятые в соответствии с Указом Президента РФ от 07.05.2018г. №204 Национальные проекты, новые предложения по посткризисному восстановлению экономики в условиях внешнего санкционного давления, безусловно необходимы и способны поддержать развитие Отечественной экономики. Вместе с тем, с точки зрения стратегической перспективы, они недостаточны для обеспечения темпов роста ВВП, опережающих мировую динамику. Сложившаяся сегодня ситуация принуждает искать пути формирования новой модели национальной экономики, способной развиваться и обеспечивать высокий уровень доходов не за счет природной и конъюнктурной ренты, а за счет наукоемкого, высокотехнологичного и энергоэффективного производства.

В таком контексте предпринимаемые действия должны быть адекватны генеральным закономерностям и тенденциям современной эпохи, среди которых приоритетное место, несомненно, занимают экологические (Фишман, Мартьянов, Давыдов, 2019). Иными словами, речь идет о такой модели национальной экономики, которая должна быть адекватна принципам глобальной ESG-повестки и обладать следующими важными чертами:

· приоритет в развитии получают наукоемкие и высокотехнологичные обрабатывающие и инфраструктурные виды хозяйственной деятельности с минимальным воздействием на окружающую среду;

· экологически эффективные взаимодействия производства и потребления, снижающие загрязнение окружающей среды;

· безотходность и рециклинг ресурсов;

· обеспечение экологической безопасности в качестве особого социального блага и др.

Итак, перед Россией сегодня стоит проблема, которую можно назвать «проблемой перехода», когда принципиальное значение приобретает, можно уже сказать общепринятая постановка вопроса об обеспечении экономического роста на базе такой компоненты совокупного спроса, как «инвестиционные расходы» (Сухарев, 2019, 2020; Spence, 2021). В обозначенном выше контексте главным условием и мощным фактором, «запускающим усиливающуюся динамику положительного роста экономики» (Spence, 2012), должны стать экологические инвестиции, «которые создают правильную среду для такого расцвета инноваций и такого преобразования окружающей среды, что мы даже не можем себе представить» (Gordon and Mokyr, 2016).

Важно сказать, что Россия может выиграть от смещения акцента на экологическое инвестирование по ряду причин: 1) игнорирование его возрастающей роли, обусловленное сохранением в нашей стране экспортно-сырьевой модели экономики, воспроизводит антиустойчивые экологические тенденции (высокий уровень природоемкости производства и интенсивности загрязнений); истощение природного капитала; преобладание в структуре экономики природоэксплуатирующих и загрязняющих окружающую среду видов хозяйственной деятельности; природоресурсный характер экспорта и т.п.), которые, в свою очередь, ставят под угрозу достигнутые экономические и социальные результаты; 2) значительное превышение экономических издержек от ухудшения качества окружающей среды в РФ  (по оценке экспертов ВБ, они составляют 1–6 % ВВП) по сравнению со значением этого показателя для развитых стран (Damianova, 2018), что снижает конкурентоспособность российской экономики на мировом рынке; 3) такие инвестиции способны создавать новые рабочие места, предоставить содержательную работу с низким углеродным следом, сократить бедность, повысить уровень и качество жизни населения (Banerjee and Duflo, 2019); 4) в сложившейся сегодня ситуации у России отсутствует необходимость выбирать между экономическим ростом и защитой окружающей среды; этих двух целей она может достичь одновременно в силу имеющегося резерва биоемкости.

 Экономическая рецессия, обусловленная пандемией COVID-19 и беспрецедентным внешним санкционным давлением на Россию, предоставляют ей уникальную возможность инвестировать в радикальные преобразования экономики XXI в., обеспечиваемые реализацией принципов глобальной ESG-повестки, чтобы осуществить решительный поворот с обочины на магистраль социально-экономического прогресса.

Экологические инвестиции – это ответственные инвестиции, по своей сути, и преобразующие – по функциональной роли.

В рамках развернувшейся в новейшей экономической науке сложной дискуссии о качестве окружающей среды при экономическом росте, все большее число ученых и специалистов связывают возможность возврата к устойчивому росту «совокупной факторной производительности” (TFP), обеспечивающего рост доходов и благосостояния (Gordon, 2016), с изменением баланса между потреблением и инвестициями в экономику в пользу последних (Jackson, 2009, 2017; Spence, 2012, 2021; Сухарев, 2019, 2020). Так лауреат Нобелевской премии по экономике M. Spence утверждает, что «рост требует инвестиций – жертвы, которую приносят сейчас ради будущей выгоды», а генерируют его (рост) инновации (Spence, 2021). В ряде работ в качестве возможной «опоры» и мощного фактора устойчивого роста TFP в условиях экстремальных экологических ограничений позиционируются «существенные заблаговременные экологические инвестиции» (Jackson, 2009, 2017; Banerjee and Duflo, 2019; Kormishkina, 2021; Спиридонова, 2020). Например, лауреат Нобелевской премии по экономике A. Banerjee и E. Duflo, уточняя теорию созидательного разрушения, разработанную Й. Шумтером, замечают, что «…совокупная факторная производительность также возрастает, когда мы открываем новые пути сокращения отходов или потерь времени, связанных с недоиспользованием сырья или работников».

Надо сказать, что до настоящего времени экологические инвестиции мало изучены и не имеют общепринятого четкого терминологического определения; зачастую они отождествляются с «“зеленым” финансированием». Опираясь на толкование «зеленной» экономики ЮНЕП и многочисленные конкурирующие между собой цели экологического инвестирования (сокращение выбросов в атмосферу углекислого газа, продуктивное использование природного капитала, замена, невозобновляемых природных ресурсов возобновляемыми, адаптации и улучшение экосистем, создание общественных активов и др.) (Jackson, 2017), обозначенные инвестиции правомерно рассматривать как все виды имущественных и интеллектуальных вложений в хозяйственную деятельность, обеспечивающие инвесторам не только получение дохода, но и достижение известной экологической выгоды и позитивного социального изменения в контексте экологически устойчивого развития.

Такой подход к сути экологического инвестирования формирует четкое понимание: наносить вред окружающей среде хозяйственной деятельностью неправильно, как и неправильно получать доходы от экологической катастрофы. Это означает, что экологические инвестиции одновременно порождают деинвестиции, то есть изъятие средств и направление их в другие, экологически безопасные отрасли, отказ от инвестиций в ценные бумаги и фонды, которые осуществляют неэтичную или морально сомнительную деятельность с позиции глобальной ESG-повестки (Анимица, 2020; Фишман, 2019). И, наконец, в контексте обеспечения долговременного устойчивого роста TFP экологические инвестиции адекватны критериям и движущим силам «четвертой промышленной революции» (Шваб, 2017) и неоиндустриальной парадигмы современного развития России, обоснованной еще до пандемической экономической рецессии и внешнего санкционного давления на РФ отечественными учеными-экономистами (Губанов, 2012; Дасковский и Киселев, 2016).

Проведенное исследование свидетельствует о неравномерности прогресса даже в крупнейших экономиках мира в области политики и инвестиций, обеспечивающих становление «зеленой» экономики, что наглядно подтверждается значениями глобального индекса «зеленой» экономики (Global Green Economy Index, GGEI). По результатам расчета GGEI 2018 г., который был проведен по 130 странам мира по четырем параметрам (лидерство и изменение климата, секторы эффективности, рынки и инвестиции, окружающая среда), среди 5 крупнейших экономик самые высокие показатели в общем индексе были отмечены у Германии (6-е место; GGEI=0,69), Японии (19-е место с индексом 0,59), Китая (28-е место; индекс=0,55); США (31-е место, с индексом в 0,55) и Индия (36-е место; с индексом в 0,54) (рис. 1).

 Рисунок 1. Глобальный индекс «зеленой» экономики

по странам мира, 2018 г.

Источник: Американская консалтинговая компания Dual Citizen: официальный сайт. Нью–Йорк. URL:https://dualcitizeninc.com (дата обращения: 04.04.2022).

Россия в этом рейтинге заняла лишь 103-е место (GGEI=0,41), несмотря на 6-е место в мировом рейтинге по показателю «зеленые экономические возможности» (Green Economic Opportunities), значение которого составляло 37,17%. Для сравнения: у Германии значение GEO равнялось 63,73, у Китая – 48,57 (Рис. 2).

Рисунок 2. Зеленые экономические возможности

некоторых стран мира, 2020

Источник: GGGI Technical Report. 2020. No 16 (дата обращения: 04.04.2022).

На необходимость признания экологического аспекта хозяйственной деятельности в качестве императивного указывает, помимо прочего, устойчивость в большинстве стран мира такой негативной тенденции, как увеличивающийся экологический след человечества и/или рост дефицита биоемкости (наши экологические активы) (таблица 1).

Таблица 1. Динамика экологического следа и дефицита (профицита) биоемкости на человека в 2008–2018 гг., гга

Из данных табл. 1, следует, что в РФ, несмотря на автономную экономическую рецессию 2013–2017 гг., наблюдалось увеличение экологического следа и сокращение биоемкости в расчете на человека. И хотя имеющиеся у страны «зеленые» экологические возможности (рис. 2) позволяют ей пока сохранять профицит биоемкости, все отчетливее проявляются ресурсные и экологические ограничения утвердившейся здесь экспортно–сырьевой модели роста.

В целом же ситуации сегодня такова, что принципиально предложить новое, адекватное глобальной ESG–повестке решение актуальной проблемы восстановления долгосрочного устойчивого роста TFP. Последний должен генерироваться экологическими («зелеными») инновациями – новыми технологиями, производственными процессами, цепочками поставок, которые способны решать вопросы переработки отходов и промышленного воспроизводства сырья из отходоресурсов, а также использования альтернативных источников энергии (Banerjee and Duflo, 2019). Решение этой сверхглобальной задачи, еще до конца полностью не осознанной обществом, требует заблаговременных массовых экологических инвестиций.

Исходя из сказанного выше, экологические инвестиции представляется возможным рассматривать как специфический вид экономических ресурсов (денежные, материальные и интеллектуальные вложения), которые могут быть направлены на:

· повышение эффективности использования ресурсов; приводящее к их экономии (например, энергоэффективность и энергосбережение, сокращение отходов и их переработка);

· замену традиционных технологий экологически чистыми или низкоуглеродными технологиями, работающими в соответствии с принципами замкнутого ресурсного цикла (например, возобновляемые источники энергии; принципиально новые, прорывные технологии, исключающие появление отходов, промышленное воспроизводство сырья из отходов);

· улучшение состояния экосистем и повышение качества окружающей среды (адаптация климата, посадка лесов, обновление водно–заболоченных земель и др.) (Kormishkina, 2021).

В таком понимании экологическое инвестирование согласуется с известными 17–ю целями устойчивого развития (ЦУР) на период 2016–2030 гг. для всех стран мира, которые были сформулированы в концептуальных документах ООН и утверждены на конференции ООН в 2015 г. Примечательно, что 7 целей (6,7,11,12–15) в данном перечне носят экологический характер (они касаются водных ресурсов, источников энергии, экологической устойчивости городов и населенных пунктов, изменение климата, экосистем суши, морей и океанов и в др.).

Проведенный авторами сравнительный анализ содержания ЦУР и приоритетов экологического инвестирования послужил основанием для вывода о том, что значительная их часть этих целей не только взаимосвязана с обозначенными в таблице 2 направлениями таких инвестиций, но и взаимодополняют друг друга, а их совместное решение может дать, наряду с экологическим, экономический и социальный эффекты (таблица 2).

Таблица 2. Сравнительный анализ целей устойчивого развития и приоритетных направлений экологического инвестирования

Учитывая отмеченную взаимосвязь и взаимодополняемость целей ЦУР и обозначенных приоритетов экологических инвестиций, справедливо утверждать, что последние следует рассматривать как ответственные, по своей сути, и преобразующие, – по функциональной роли. Такие инвестиции, при определенных рыночных условиях, способны принести хозяйствующим субъектам высокую прибыль и удовлетворение их растущей потребности в системах защиты окружающей среды, а обществу – создание новых высокотехнологичных рабочих мест в секторах экономики с низким уровнем выбросов CO2, сохранение естественного капитала и улучшение состояния экосистем, энергетическую независимость и переход к прогрессивной («зеленой») модели экономики.

Вывод о преобразующей роли экологических инвестиций, кроме того, может быть конкретизирован с позиций теории эндогенного экономического роста и известной концепции Й. Шумпетера, которые в точных выражениях объясняют «каковы экономические стимулы к инновациям, и как работает эта динамика» (Spence, 2012). Исходя из обозначенных ранее приоритетных направлений экологического инвестирования, они априори связаны с «зелеными» инновациями в виде новейших, прорывных экологически чистых технологий (или безотходных технологий), обеспечивающих глубокую очистку конечного продукта и всех целевых компонентов окружающей среды; исключения появления неутилизированных отходов и использование альтернативных источников энергии; создание новой высокотехнологичной продукции в результате промышленного воспроизводства сырья. На этом фоне можно утверждать, что экологическое инвестирование дает импульс следующим радикальным изменениям экономики XXI в., обеспеченных становлением новой модели экономики развития – «зеленой» экономики:

· экономическое развитие не будет зависеть от потребления сырья;

· сократиться использование невозобновляемых источников энергии (нефти, газа, угля);

· уменьшится техногенное воздействие энергетики на экологию;

· появятся новые высокотехнологичные рабочие места в секторах экономики с низким уровнем выбросов CO2 и др.

Заметим, что перспективы формирования и развития таких технологий безграничны, это создает большое поле деятельности для новаторского бизнеса, а значит, для обеспечения долгосрочного устойчивого роста TFP.

Аналитическая оценка экологического инвестирования в РФ

В рамках исследования были построены регрессионные модели зависимости роста ВВП РФ от объемов экологического инвестирования. Отсутствие единого подхода к сути понятийного аппарата, терминологическая неопределенность и несовершенство форм федерального статистического наблюдения в области экологического инвестирования значительно затрудняют проведение аналитической оценки в рамках обозначенной проблематики. Опираясь на доступные официальные фактологические данные и предположив, что динамика экологических инвестиций отражает главные тенденции природоохранных затрат в РФ, было установлено, что доля инвестиций в основной капитал, направленных на обращение с отходами в общей величине природоохранных инвестиций сокращается. Так, если в 2014 г. она составляла 10%, в 2015 г. – 8%, в 2016 г. – 6%, в 2020 г. – 3,8%. Даже абсолютный рост данных инвестиций в фактически действовавших ценах за анализируемый период несопоставим с динамикой отходоёмкости экономики.

Осознание возрастающей роли экологических инвестиций в становлении новой модели экономики образца XXI в. и долговременного устойчивого роста TFP сопровождается их положительной динамикой в разных странах мира. Так, в Южной Корее, доля таких расходов в антикризисных пакетах 2020 г. достигла 81%, в странах ЕС–59%, в Китае–38%, США–12% (Миркин, 2020).

 Вместе с тем, несмотря на возможность получения упомянутых ранее выгод от экологического инвестирования, в сегодняшней России сохраняется ряд факторов, сдерживающих активность этого процесса, среди которых можно назвать: несовершенство рынка в области экологии (проблемы так называемых отрицательных внешних эффектов и эффекта коллективного отказа); инертность развития технологической базы и ее обновления, которая свидетельствует о неразвитости в РФ институтов, регулирующих процесс замены технологий; отсутствие четкой и понятной системы государственной поддержки таких инвестиций; неуверенность инвесторов в «зеленой» и «циркулярной» экономике, их приверженность нынешней концепции производства; слабое развитие соответствующих компетенций в финансовом секторе.

Учитывая устойчивость таких факторов в России, в рамках данного исследования были построены регрессионные модели с целью прогнозирования объема инвестиций в основной капитал, направленных на охрану окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов в РФ на 2022–2024 гг. (Рис. 3).

Рисунок. 3. Динамика и прогнозирование на 2022–2024 гг. объема инвестиций в основной капитал в РФ, направленных на охрану окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов в РФ

Источник: расчеты авторов.

Таблица 3. Трендовые модели (кривые роста) анализа и прогнозирования динамики объема инвестиций в основной капитал в РФ, направленных на охрану окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов

Анализ данных таблицы 3 позволяет сделать вывод о том, что общая тенденция объема инвестиций в основной капитал в РФ, направленных на охрану окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов, в прогнозной перспективе наиболее точно может быть выражена линейной моделью тренда с наименьшей ошибкой аппроксимации (10,39%):

Данная регрессионная модель, кроме того, подчеркивает недостаточную интенсивность экологического инвестирования, а также пока еще слабого используемого в РФ экономического инструментария его государственной поддержки.

Экономическое стимулирование экологического инвестирования в России

Изучение практического опыта ведущих стран мира по использованию различных механизмов и экономического инструментария государственной политики в области стимулирования экологического инвестирования явилось основанием для выдвижения следующих основных рекомендаций по обеспечению комплексного подхода к формированию такой политики в постпандемической России:

1) достижение рационального (предельного) значения по такому обобщающему индикатору устойчивости и безопасности инвестиционной деятельности, как доля накопления валовых инвестиций в ВВП. Очевидно, что экологическое инвестирование, предполагающее замену традиционных технологий экологически чистыми или низкоуглеродными, повышение качества окружающей среды и т.п., ориентирует на развитие наукоемких и инновационных, а, следовательно, капиталоемких производств и секторов экономики. В этих условиях  представляется целесообразным увеличить долю накопления валовых инвестиций в ВВП РФ с современных 21,9 % (2020 г.) минимум до 28-30 % ВВП.

Для увеличения доли валового накопления в ВВП РФ важно создать надежный  механизм трансформации денежных средств, накопленных населением, в экологические инвестиции, путем гарантирования полного возврата вкладов при любых дефолтах и начислении повышенных процентов при их вложении в «зеленые» ценные бумаги, кредитующие экологические инвестиционные проекты;

2) повышение привлекательности экологических инвестиций для частного капитала за счет проведения политики снижения цен на низкоуглеродные инвестиционные проекты. Такая политика означает разработку и внедрение в хозяйственную практику экологических стандартов и норм, эко-менеджмента и аудита (ISO14000, EMAS), увеличение налогообложения и использование природных ресурсов при сокращении налогового бремени на другие факторы производства; использование  государственных гарантий по кредитам в чистые технологии и «зеленые» фирмы; отказ от субсидий, поощряющих использование энергии углеводородов (нефть, уголь) и истощающих природный капитал и, напротив, субсидирование чистой энергетики и чистых технологий; разработка системы контрольных показателей для проверки «надежности» экологических  инвестиций; создание «тестовых» территорий (инициатива КНР) и апробация на них системы торговли углеродными правами на выбросы, единицами их сокращения (кредитами или взаимозачетами, единицами поглощения СО2 и другими углеродными единицами). Бесспорно, что такая политика требует сильной политической воли. Вместе с тем очевидно, что в конечном итоге она содействует постепенному превращению экологической ответственности в экономический актив;

3) формирование нового финансово-экономического механизма, отличительной чертой которого является ресурсосбережение и максимальное вовлечение отходов производства и потребления в хозяйственный оборот в качестве адекватных новейшим глобальным экологическим вызовам источников сырья и для получения энергии. Реализация данного направления стимулирования экологического инвестирования предполагает:

- модернизацию ценообразования с учетом соблюдения принципа социальной справедливости, что означает необходимость определения полной суммы затрат производства продукции, включая стоимость переработки отходов, с привязкой платы за дальнейшую повторную переработку этой продукции (в виде незначительной суммы) к ее потребителю. Например, во Франции эта сумма названа «налогом за экоучастие»;

- государственные гарантии в виде субсидий на возмещение части затрат на уплату процентов по кредитам и займам, привлеченных частными инвесторами для реализации экологических проектов.

- предоставление комплекса льгот и преференций (например, налоговые льготы и вычеты, льготирование ставки по кредитам) предприятиям, осуществляющим переработку отходов по циркулярным технологиям и поставляющим вторичное сырье с улучшенными экологическими качествами, и, напротив, создание условий, при которых собственнику отходов становится экономически невыгодными хранить отходы (налог на сбор отходов и захоронение);

4) повышение экологической грамотности населения и бизнеса: понимание бизнесом того, какой вред для окружающей среды и для здоровья человека наносит сегодняшняя концепция производства; подготовленность общественного сознания в этом вопросе.

Выводы

Проведенное исследование вносит определенный вклад в развитие теории эндогенного экономического роста благодаря учету влияния экологического инвестирования, изначально ориентированного на эффективное использование природного капитала, на максимальное вовлечение отходоресурсов в хозяйственный оборот, замену традиционных технологий экологически чистыми или низкоуглеродными, улучшения экосистем и др., на производственный потенциал экономики, на качество окружающей среды и социальные изменения.

Обобщая вышеизложенное, считаем необходимым отметить, что приращение научного знания данного исследования заключается в следующем:

1) в выдвижении и теоретическом обосновании научной идеи об объективной необходимости активизации экологического инвестирования постпандемической России для преодоления сложившихся здесь «антиустойчивых экологических тенденций» и обеспечения радикальных преобразований ее экономики в соответствии с ESG-повесткой.

2) в теоретическом обосновании научной гипотезы о том, что экологические инвестиции, в условиях планетарных проявлений экологических ограничений роста, должны быть признаны ключевым фактором обеспечения долговременного устойчивого роста совокупной факторной производительности (TFP). В статье содержатся оригинальные научные суждения о влиянии экологического инвестирования на активизацию «зеленых» инноваций (экологически чистых технологий или безотходные технологии; новая высокотехнологичная продукция, полученная в результате промышленного воспроизводства сырья и т.д.);

3) в сформулированном минимально необходимом экономическом инструментарии государственной политики в области стимулирования экологического инвестирования в современной России.

Заметим, что предметная область экологического инвестирования находится еще в стадии становления. В связи с этим авторам данного исследования предстоит более глубоко изучить природу и особенности экологических инвестиций (новые условия инвестирования, норма и природа прибыли, сроки окупаемости, структура рынка капитала и т.п.), чтобы более четко конкретизировать механизмы их влияния на экономический рост и преобразования экономики и общества.