Крестьянская реформа 1861 года в поэме Н.А. Некрасова «Коробейники»

Вэй Синьи кандидат филологических наук Аспирант, кафедра истории русской литературы XIX века филологического факультета, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова. 518100, Китай, специальный район, г. Шэньчжэнь, ул. Циньсюэ, Район Наньшань, Цзиньлун, кв. C— 503, Wei Xinyi PhD in Philology Postgraduate student, Department of the History of Russian Literature of the XIX Century, Faculty of Philology, Lomonosov Moscow State University. 518100, Kitai, spetsial'nyi raion, g. Shen'chzhen', ul. Tsin'syue, Raion Nan'shan', Tszin'lun, kv. C— 503, sinjivei@yandex.ru Другие публикации этого автора

Поэма «Коробейники» (1861) принадлежит к наиболее изученным произведениям Н.А. Некрасова. Изучались вопросы стилистики и проблемы композиции поэмы (см. например, ^[1]), много внимания уделялось ее фольклорной основе (см. ^[2]). В последние годы появилось факсимильное издание первой редакции «Коробейников» с новым комментарием, проясняющим некоторые «темные» стороны ее содержания ^[3]. Хорошо изучен топографический аспект поэмы ^[4]. Пристальное внимание уделяется необычной истории ее создания и публикации (поэма была опубликована и в "Современнике", и отдельным дешевым изданием для народа) ^[5] и ^[6]. Обращается внимание на специфику изображения народа в поэме ^[7].

Несмотря на все это, некоторые стороны содержания некрасовской поэмы остаются до сих пор непонятыми. Прежде всего мы имеем в виду ее исторический контекст. Поэма была закончена в августе 1861 года (в так называемое «грешневское лето»), то есть спустя всего примерно пять месяцев после выхода Манифеста об отмене крепостного права. Для Некрасова, несомненно, искренне желавшего народного блага, крестьянская реформа имела огромную важность и интерес к ней был у поэта пристальным. Однако вопрос о том, отразились ли размышления поэта об этом великом событии в написанном вскоре после него произведении, и если да, то какой взгляд на него Некрасова эта поэма содержит, поставлен был слабо и поверхностно (см. например ^[8]). Во многом правильному пониманию этой (так сказать, злободневной) стороны содержания «Коробейников» препятствуют до сих пор не преодоленные советские идеологические представления о «революционном характере» некрасовской поэзии, о Некрасове как «поэте-демократе (см., например ^[9] и ^[10]). С такой точки зрения (с которой крестьянская реформа представлялась обманом народа, совершенным в пользу помещиков), конечно, непросто адекватно интерпретировать содержание данного произведения. Ни революционного пафоса, ни гневного осуждения действий правительства в нем нет (отсюда попытки показать «Коробейники» как произведение «вневременное», никак не связанное с актуальным историческим этапом – ^[11]).

В настоящей статье мы хотим восполнить имеющийся пробел и показать, во-первых, что размышления Некрасова над теми изменениями, которые крестьянская реформа вносила в жизнь России, в «Коробейниках» отразились, и, во-вторых, что эти размышления развивались в духе не «революционно-демократических», а скорее капиталистических идеалов и представлений о прогрессе. Методологическую опору нашей работе составляют, во-первых, работы М.С. Макеева, показавшего, что мышление Некрасова как человека и поэта было в значительной степени мышлением предпринимателя, для которого рынок, идея бизнеса и торговли имели положительный характер (см. ^[12] и ^[13]). В своем анализе мы опираемся также на достижения актуальной методологии «новой экономической критики» (общий обзор ее методов и достигнутых результатов представлен в солидном и содержательном сборнике с одноименным названием ^[14]). Исследователи, примыкающие к этому направлению в литературоведении, показывают, как процессы, происходящие в экономике, влияют на художественный текст, определяют его структуру и содержание и в тех случаях, когда экономическая проблематика не выражена в нем прямо и декларативно (см. прежде всего работы Марка Шелла ^[15],[16] и Пола Делани ^[17]). Текст поэмы «Коробейники» цитируется по академическому Полному собранию сочинений Н.А. Некрасова ^[18].

Разные источники говорят об отношении Некрасова к Манифесту 19 февраля по-разному. Чрезвычайно близкий в это время к поэту Н.Г. Чернышевский вспоминал, что Некрасов был реформой разочарован: «В тот день, когда было обнародовано решение дела, я вхожу утром в спальную Некрасова <...> Он лежит на подушке головой, забыв о чае, который стоит на столике подле него. Руки лежат вдоль тела. В правой руке тот печатный лист, на котором обнародовано решение крестьянского дела. На лице выражение печали. Глаза потуплены в грудь. При моем входе он встрепенулся, поднялся на постели, стискивая лист, бывший у него в руке, и с волнением проговорил: "Так вот что такое эта "воля". Вот что такое она!"» ^[19].

Нет оснований не доверять мемуаристу, однако имеются и другие факты, показывающие существенно более оптимистическое чувство Некрасова в отношении начинающихся в стране изменений. Прежде всего это отразилось в написанном в том же году стихотворении «Свобода», которое нам представляется целесообразным привести здесь целиком:

Родина-мать! по равнинам твоим

Я не езжал еще с чувством таким!

Вижу дитя на руках у родимой,

Сердце волнуется думой любимой:

В добрую пору дитя родилось,

Милостив бог! не узнаешь ты слез!

С детства никем не запуган, свободен,

Выберешь дело, к которому годен,

Хочешь — останешься век мужиком,

Сможешь — под небо взовьешься орлом!

В этих фантазиях много ошибок:

Ум человеческий тонок и гибок,

Знаю, на место сетей крепостных

Люди придумали много иных,

Так!. но распутать их легче народу.

Муза! с надеждой приветствуй свободу!

Это противоречие, видимо, объясняется своеобразием позиции Некрасова. С одной стороны, поэт разделял претензии к тем условиям, на которых совершилось уничтожение крепостного права (предполагавшее выкуп земли крестьянами у помещика, установившее переходный период «временнообязанности» для уже бывших крепостных, имевшее и другие черты, вызвавшие негодование многих сотрудников «Современника», ожидавших более справедливого и сочувственного по отношению к крестьянам решения их «дела»). С другой стороны, Некрасов, признавая несправедливость многих сторон реформы, видел в ней только начало долгого процесса, который тем, что начинается с неравных для участников «стартовых условий», вовсе не обречен на плачевный, неудачный результат.

В письме И.С. Тургеневу от 5 апреля 1861 г. (то есть спустя совсем немного времени после объявления Манифеста) поэт писал: «У нас теперь время любопытное — но самое дело и вся судьба его впереди» ^[20]. Каким бы ни было начало реформы, у Некрасова не могло вызывать сомнения, что она радикально меняла положение российского крестьянства и всю российскую жизнь в целом. Вопрос о том, что это за новое положение свободного крестьянина, в кого оно его превращает, как меняет отношения с другими сословиями, к какой роли в государстве оно его готовит и, в конечном счете, сможет ли народ воспользоваться обретенной свободой для улучшения своей жизни (найдет ли «счастье»), становится постоянным в пореформенном творчестве Некрасова, порождая произведения самого разного настроя и жанра (от пронизанного горькой иронией по отношению к этой «свободе» небольшого фрагмента «Пожарище» до пронизанной историческим оптимизмом поэмы «Кому на Руси жить хорошо»). Эти же вопросы, как мы постараемся показать, играют важную роль в поэме «Коробейники».

Во многом это «разногласие» с радикальными сотрудниками Некрасова его журнала связано с тем, что в это время само это улучшение виделось не в установлении справедливого общества на социалистических основах, но как будущее, основанное на равенстве прав и возможностей, то есть скорее капиталистическим, конечно, тоже идеализированным (мы, конечно, не можем утверждать, что сам Некрасов мыслил точно такими категориями).

Тому, что в основе поэмы лежит вопрос о будущем России, не противоречит отнесение действия поэмы к прошлому (действие происходит во время Крымской войны, которая предстает там и в рассуждении главных героев и через свои материальные приметы – коробейникам попадаются навстречу обозы с пленными турецкими солдатами: «Им обозики военные / Попадались иногда: / «Погляди-тко, турки пленные, /Эка пестрая орда!»). Настоящее, в котором «все только начиналось», несомненно еще не давало объективного материала для размышлений. Материал нужно было искать в прошлом, предполагая, что оно содержит в себе ростки, задатки будущего. В этом отношении Некрасов совсем не оригинален, опираясь на традиции, восходящие, например, к «Капитанской дочке» А.С. Пушкина (где изображение причин бунта, произошедшего в прошлом, позволяет делать предположение о «бессмысленности и беспощадности» «русского бунта» вообще, которого необходимо избежать в будущем) или к «Мертвым душам» Н.В. Гоголя (в которых действие отнесено ко времени, следующим за завершением «наполеоновских войн», что только помогает Гоголю, описывая это прошлое, размышлять о великом и неясном будущем России). Аналогичное движение мысли Некрасова обусловлено тем, что, как представлялось тогда наблюдателям и участникам исторических преобразований, судьбы России пореформенной в ближайшем будут зависеть прежде всего от тех же сословий и отношений между теми же сословиями, что и до реформы – крестьянами и помещиками. Именно эти отношения должны измениться.

В поэме изображены оба эти сословия. В ходе сюжета Некрасову удается описать и помещичью жизнь и даже несколько типов помещиков и крестьян, представителей народа. Однако в отличие от дореформенных произведений Некрасова, в «Коробейниках» практически не показано взаимодействие между представителями этих сословий. В поэме они как бы живут каждый в своей «нише», что отражается в самой композиции поэмы, где крестьяне практически не пересекаются между собой. Таким образом, отсутствует традиционное отношение и традиционная для предреформенных произведений Некрасова (среди многочисленных примеров «В дороге», «Родина», «Огородник» и др.) коллизия – злодей-помещик губит крестьянина или крестьянку (иногда таким губителем является как бы само крепостное право, как в стихотворении «Извозчик»). Удивительным образом Некрасов, описывая эпоху крепостного права и главных «действующих лиц» этой эпохи, собственно, не описывает крепостнических отношений. Точнее, он описывает отношения, существовавшие при крепостном праве, но не являются специфически крепостническими.

Элементом, который позволяет двум сословиям присутвовать в поэме, не входя в прямое взаимодействие, являются «коробейники», бродячие торговцы. Они представляют собой как бы «промежуточный» элемент. С одной стороны, они простолюдины (их речь подчеркнуто простонародна, изобилует просторечиями вроде «зазнобушка», «бабье», «пропилися» и т.п.) и, видимо, бывшие крепостные (старший коробейник Тихоныч рассказывает о «нашей» барыне: «Хоть бы наша: баба старая, /Угреватая лицом…»). С другой – их жизнь не вписывается в крепостнические отношения, основанные на производстве крестьянами продуктов, большая часть стоимости которых присваивается помещиком, которому они принадлежат. Они не просто не «прикреплены к земле» (среди крепостных, как мы хорошо знаем, была большая категория оброчных отходников»), но представляют собой «свободных предпринимателей», представителей экономики капиталистического типа, основанной на отношениях покупателя и продавца, на принципе свободного обмена товара на деньги (их назвают и «торгашами», и «мошейниками» и «купчиками-голубчиками»).

Это позволяет им не только постоянно находиться в движении («Полегоньку подвигаются,/ Накопляют барыши»), символизируя Россию, сорванную с места, вышедшую из многолетнего застоя, сидения на месте и двинувшуюся в будущее (мотив пути и движения, несомненно, один из важнейших в поэме, о чем уже не раз говорилось (см., например ^[21]). Те отношения, в которые коробейники вступают с крестьянами и помещиками, как бы уравнивают оба сословия, превращая их из рабов и господ (как должно происходить и в реальности, где одно сословие перестало «владеть» другим) в субъектов рыночных отношений, покупателей.

Несомненно, что в качестве покупателей, помещики и крестьяне имеют различия. Оно, однако, преимущественно количественное: у помещиков чаще всего больше денег и они могут приобретать товары лучшего качества и в большем количестве (у деревенских баб товары покупаются за «гроши медные», у помещиков счет может идти на сотни рублей). Одновременно сравнение эпизодов купли-продажи показывает большое сходство между помещиками и крестьянами. И те и другие любят сам процесс покупки – выбора товара, его оценки, торговли, приобретения: в селе «Началися толки рьяные, / Посреди села базар, / Бабы ходят словно пьяные, /Друг у дружки рвут товар…», помещики: «Всё сама руками белыми / Отбирает не спеша, /ь И берет кусками целыми — / Вот так барыня-душа!»

И те и другие любят красоту, стремятся покупать что-то добротное и одновременно красивое. Помещица ведет вежливый разговор с купчикам и приобретает все сама («,,Что возьмешь за серьги с бусами? / Что за алую парчу?" / Я тряхну кудрями русыми, / Заломлю — чего хочу!»), крестьянки могут и подраться из-за конкуренции: «Две снохи за ленту пеструю / Расцарапалися в кровь»). И те и другие могут демонстрировать и покупательскую рациональность и неразумную щедрость, готовность и экономить, и бессмысленно тратить имеющиеся у них излишки (крестьянки: «Где гроши какие медные / Были спрятаны в мотках, / Все достали бабы бедные, / Ходят в новеньких платках». Помещики: «Слово за слово, приятели / Посмеялись меж собой / Да три сотни и отпятили, / Не глядя, за короб мой».

Словом, и помещики и крестьяне представляют собой вполне благоприятную среду для торговли, обмена (что и показывает финальные части поэмы, в которых коробейники спешат домой с весьма внушительным результатом, который и делает их лакомой добычей для негодяя-лесника: ««Ой! пуста, пуста коробушка, /Полон денег кошелек»).

Стоит вспомнить кстати, что в то же время (в самом начале реформы) в консервативной публицистике будет не раз появляться идея о чуждости для русского мужика желания иметь излишние, дополнительные доходы, поскольку он не знает, куда их тратить, у него нет никаких культурных (в самом широком смысле) интересов. Поэтому рыночные механизмы и принципы очень трудно, по мнению многих публицистов, например, «Русского вестника», применимы в России, поскольку русский мужик не стремится заработать больше, чем ему нужно для поддержания своего хозяйства ^[22]. Некрасов в своей поэме стремится показать, что как у дворян, так и крестьян есть культурные запросы, запрос на (пусть и весьма умеренную), но роскошь и красоту (коробейник заманивает вполне легко деревенских девушек: «Ситцы есть у нас богатые, / Есть миткаль, кумач и плис. <…> Видишь, камни самоцветные / В перстеньке как жар горят»). В поэме не делается, конечно, вывод о том, что это может вполне заставить русского крестьяне больше работать, однако такой вывод для определенной группы читателей (читателей и подписчиков «Современника» - можно вспомнить, с каким удовольствием читают «Коробейников» прогрессивные герои романа «Что делать?») был вполне напрашивавшимся. В этом свете начало новых капиталистических отношений в России в поэме представляется вполне оптимистическим, многообещающим. В стране есть и предприимчивые люди, готовые «торговать», и покупатели, готовые включиться в рыночные отношения.

На первый взгляд, этим выводам противоречат рассуждения о «кризисе», об упадке торговли, жалобы на плохие доходы, звучащие из уст коробейников. Товары, по словам героев-протагонистов, сейчас продаются плохо, доходы коробейника сильно упали или стали доставаться существенно большим трудом: «— Нашим делом нынче многого / Не добыть — не те года!», «Счастье, Тихоныч, неровное, / Нынче выручка плоха». Важно, однако, что причины этого объективные, не лежат в плоскости «чуждости» для русского человека самой «идеи рынка». Причины того, почему русские люди стали меньше покупать у коробейников, в случае крестьян и помещиков отличаются. Крестьянство оскудело из-за войны (и тяжелые экономические последствия поражения оставались неприятной реальностью и в начале 1860-х гг.):

Подошла война проклятая,

Да и больно уж лиха,

Где бы свадебка богатая —

Цоп в солдаты жениха!

Царь дурит — народу горюшко!

Точит русскую казну,

Красит кровью Черно морюшко,

Корабли валит ко дну.

Перевод свинцу да олову,

Да удалым молодцам.

Весь народ повесил голову.

Стон стоит по деревням.

Утрата кормильцев, сыновей – все это подрывает, выражаясь языком экономистов, покупательную способность этого сословия (важно, конечно, и то, что, в трагические моменты государственной жизни народу становится не до роскоши, отсюда развивающееся пьянство в народе: «Пропилися, подоконники, / Где уж баб им наряжать! / В город едут, балахонники, /Ходят лапти занимать!). Дворянство превратилось в плохих покупателей по другой причине. Тихоныч обвиняет современных помещиков в том, что они не живут в своих поместьях («Нынче баре деревенские / Не живут по деревням»), уезжают за границу («Город есть такой: Париж, / Про него недаром сказано: / Как заедешь — угоришь»), и – самое главное – предпочитают отечественным товарам иностранные («И такие моды женские / Завелись... куда уж нам! <…> Вот от этих-то мошейников, / Что в том городе (Париже – В.С.) живут, / Ничего у коробейников / Нынче баре не берут. / Черт побрал бы моду новую!»). Заметим кстати, что и эта проблема – протекционизма и свободной торговли – в это время активно обсуждалась в печати. Публицисты некрасовского «Современника» при этом стояли однозначно на позиции протекционизма, необходимости защиты отечественного производителя от европейских конкурентов ^[23].

В эти речи, пусть и исходящие от простого человека, но одновременно опытного практика, Некрасов вкладывает вполне серьезную программу: для процветания торговли, а значит и государства, необходим мир и защита национальных интересов не военным, а экономическим путем. Тихоныч, конечно, говорит о процветании самих торговцев. Однако поведение народа и дворян в «рыночных» сценах говорит как минимум о том, что процветание торговли в стране не чуждо и их интересам.

Подведем итоги. Поэма «Коробейники», действие которой перенесено в недавнее прошлое, говорит столько же о нем, сколько о настоящем и будущем России, начавшей путь реформ. Эти реформы, возможно, в чем-то несправедливые, тем не менее, ликвидируя отношения рабства и господства между дворянами и крестьянством, давали возможность развития в стране рыночных отношений. Это обуславливает оптимистический взгляд поэта на отмену крепостного права. Препятствием для этих отношений, как хочет показать Некрасов, может стать не какая-то чуждость русского народа идее рынка (скорее наоборот, рыночные отношения вполне органичны для всех сословий русской нации), но тяжелые разорительные войны и незащищенность отечественного рынка от европейских товаров.