Психологические черты интеллигентности офицера в русской художественной литературе второй половины XVΙΙΙ века (Часть I)

Наумов Петр Юрьевич ORCID: 0000-0002-2875-2322 кандидат педагогических наук Помощник начальника госпиталя по правовой работе - начальник отделения правового обеспечения, ФГКУЗ "Главный военный клинический госпиталь войск национальной гвардии Российской Федерации" 143914, Россия, Московская область, г. Балашиха, ул. Вишняковская, 101 Naumov Petr Yur'evich PhD in Pedagogy Assistant to the Head of the Hospital for Legal Work; Head of the Department of Legal Support; Main Military Clinical Hospital of the National Guard Troops of the Russian Federation 143914, Russia, Moscow region, Balashikha, ul. Vishnyakovskaya, 101 petr.naumov.777@mail.ru Другие публикации этого автора

Актуальность. В третьем тысячелетии перед человечеством всерьез встают вопросы воспитания и развития качеств личности и субъектности. Это становится объективным следствием тех социальных потрясений, которые, несмотря на развитие идеалов и ценностей гуманизма, пережила наша планета за последние сто с небольшим лет. При этом уровень развития культуры, успехи педагогических и психологических наук наглядно свидетельствуют о том, что в условиях получения высшего образования можно и нужно формировать и развивать личность, которая способна к творчеству, сопереживанию, нравственности и совести, способна деятельностно преобразовывать окружающую реальность, опредмечивать и распредмечивать ценности культуры.

При этом отдельный социальный слой – профессиональные военные – офицеры, заслуживает особого внимания к воспитанию и развитию их личности потому, что, во-первых от них зависит оборона всей страны, безопасность личности, общества и государства, во-вторых в их руках постоянно находятся страшные изобретения человечества – оружие (в том числе оружие массового поражения), способное принести смерть и страдание тысячам людей, а применяемое комплексно несколькими странами способно и уничтожить все человечество.

В таких условиях сформировать систему ценностей будущих офицеров становится актуальной задачей профессионального военного образования. Ведь именно она наиболее соответствует ценностям и идеалам гуманизма и социальной ответственности, именно интеллигентность аккумулирует в себе воспитанность, интеллектуальность как производную от образованности, развитую систему ценностей, способность к самопожертвованию и т.д.

В деле формирования и развития интеллигентности будущих офицеров трудно игнорировать такое совершенное средство воспитания и развития личности как художественная литература, которая в себе содержит ключевые общечеловеческие ценности и смыслы и подает их в удобной для понимания и трансляции сознанием форме – форме художественного осмысления.

Хронологические рамки работы. Д. Н. Овсянико-Куликовский ведет историю русской интеллигенции с П. Я. Чаадаева и Грибоедовского Чацкого. Нам представляется, что отсчет формирования слоя русских образованных и мыслящих людей надо начинать со второй половины XVΙΙΙ века. В этот период собирались духовные силы, породившие то культурное богатство русского искусства XΙX века, которое поражает весь мир своим величием, мощью и глубиной. М. В. Ломоносов, Н. И. Новиков, Д. И. Фонвизин, Г. Р. Державин, А. Н. Радищев, И. А. Крылов и Н. М. Карамзин создавали те идеалы, которые были развиты в XΙX столетии, названном золотым веком отечественной культуры.

Советский литературовед и критик Г. П. Макогоненко писал, что вне достижений всей русской литературы XVΙΙΙ века ‒ как поэзии, так и прозы ‒ не может быть понята и раскрыта литература XΙX века, и прежде всего литература русского реализма. Ученый отмечает обращение прозы XVΙΙΙ века к «среднему роду людей», к разночинной и передовой дворянской интеллигенции и даже к грамотном мужику, указывая, что писатели-прозаики этого столетия создали русскую читающую публику, в чем особенно большая роль принадлежит просветителю Новикову ^{[9, с. V]}.

Литература второй половины XVΙΙΙ века, в отличие от литературы древнерусской, уже не ставит задач церковно-христианской пропаганды государственных изменений, она обращается к социальной жизни, к личности; русская мысль и русское слово освобождаются от служения церкви, писатели ставят и решают просветительские задачи, вырабатывая новые литературные формы и расширяя базу литературного языка; в русской словесности усиливаются элементы реализма, крепнут демократические и гуманистические тенденции.

Объект представляемой работы. Психологические образы офицеров в русской литературе XVΙΙΙ века, являющиеся предшественниками образов военных людей в русской литературе XΙX века.

Предмет данной работы ‒ психологические черты художественных изображений военного интеллигента в художественной литературе второй половины XVIII века.

Анализ ключевых понятий. Словарь иностранных слов толкует интеллигентность как умственную развитость, как сочетание высокой нравственности и способности к постижению научного знания, как высокий уровень общей культуры и образования ^{[11, с. 345‒346]}. Интеллигентность и характеристики интеллигенции соотносятся напрямую: представители общественного слоя, профессионально занимающегося сложным умственным и творческим трудом, развитием и распространением культуры ^{[11, с. 346]}, в силу своей социальной миссии должны обладать интеллигентностью; и, действительно, многие из них, являясь истинными подвижниками, с честью выполняют свое общественное предназначение. Но предполагающееся долженствование не может дать однозначного жизненного результата, поэтому получается, что не всякий представитель интеллигенции интеллигентен ‒ с одной стороны, а со стороны другой ‒ интеллигентность бывает свойственна и людям иных социальных слоев, если эти люди порядочны и пытливы, обладают глубокими знаниями, а также мастерством профессии или какого-либо значимого и полезного дела, сохраняющего и развивающего человеческий опыт.

Соотношению обозначенных понятий посвящено исследование академика РАН, советского и российского переводчика, теоретика и историка литературы М. Л. Гаспарова «Интеллектуалы, интеллигенты, интеллигентность» ^{[3, с. 5‒14]}. Ученый говорит о расплывчатости понятия «интеллигент», об отсутствии его терминологической точности, заключая: здесь не явление ищет себе слова, а слово ищет для себя явления. М. Л. Гаспаров пишет о любопытной эволюции понятия «интеллигенция» в русском сознании: сначала это «служба ума», затем ‒ «служба совести», и, наконец, ‒ «служба воспитанности», добавляя малоизвестный элемент значения из неизданной «Методологии точного литературоведения» Б. И. Ярхо: наука проистекает из потребности в знании, но такой потребностью люди одарены в разной мере, однако именно этой мерой измеряется степень интеллигентности ‒ человек интеллигентный не есть субъект, много знающий, а обладающий жаждой знания выше средней нормы. Особенность отечественной интеллигенции М. Л. Гаспаров видит в том, что, отстраненная от участия во власти и неудовлетворенная повседневной практической работой, она сосредоточивается на работе теоретической ‒ выработке национального самосознания. Сравнивая западных интеллектуалов и русских интеллигентов, ученый признает: первые, беря на себя заботу о самосознании общества, вырабатывают науку социологию, а вторые ‒ создают идеал и символ веры, одно при этом рискует превратиться в игру мнимой объективностью, а другое ‒ замкнуться на самоанализе; на самом же деле в отношениях с природой важна истина, а в отношениях с обществом ‒ правда. Заканчивая статью, ученый резюмирует: русское общество медленно и с трудом, но всё же демократизируется, и сейчас, когда совесть уступает место просвещенности и интеллигентности как умению чувствовать в ближнем равного и относиться к нему с уважением, не нужно бороться за правду ‒ достаточно правду говорить, не надо убеждать других хорошо работать, а стоит самим показывать пример хорошей работы. Отказываясь называться интеллигентом, считая себя представителем умственного труда на государственной зарплате, М. Л. Гаспаров всё же ставит все те высокие вопросы отечественной общественной жизни, ответственностью за решение которых перед людьми управляет совесть интеллигента.

Энциклопедический словарь сообщает, что: 1) предпосылкой появления интеллигенции было разделение труда на умственный и физический; 2) зародившись в античных и средневековых обществах, она получила значительное развитие в индустриальном и постиндустриальном обществах; 3) термин «интеллигенция» введен в России известным писателем П. Д. Боборыкиным, на Западе же более распространен термин «интеллектуалы» ^[2]. «Историко-этимологический словарь латинских заимствований» констатирует, что слово «интеллигенция» было заимствовано из латинского языка через посредство языка польского ^[17]. Латинское слово «интеллигенция» в древности имело значение «знание, разум, здравый смысл, способность толковать сновидения». В XΙX веке в Европе слово обрело значение «образованная часть общества». В 1860-х годах в русских газетах и журналах высмеивали поляков, которые мнили себя «интеллигентами» Западного края.

Тимур Тархов в статье «Российская интеллигенция: тени забытых предков» писал, что русская интеллигенция оказалась непохожей на европейскую или китайскую: «кающиеся» дворяне, соединившись с образованными выходцами из мещанства, духовенства, купечества и крестьянства, образовали особое сословие с собственной системой взглядов и ценностей, придерживаться которых было необходимостью настолько, что тот, кто этих взглядов и ценностей не разделял, к интеллигенции не принадлежал, будь это даже аристократ ^[18].

Энциклопедия русской философии: 1) добавляет, что предложенное П. Д. Боборыкиным слово для названия высшего образованного слоя общества в России, а потом и в Западной Европе, быстро вытеснило понятие «нигилист», известное по произведениям И. С. Тургенева, и понятие «мыслящий пролетариат», известное по статьям Д. И. Писарева; 2) отмечает, что в русской литературе XΙX ‒ XX вв. заметна тенденция к идеализации интеллигенции как решающей силы в духовном развитии человечества, как носительницы истины и нравственного судьи; 3) указывает, что хронологические рамки возникновения русской интеллигенции дискуссионны: 2-я половина XVΙΙΙ века, «замечательное десятилетие» 40-х годов XΙX века и крестьянская реформа 60-х годов XΙX века ^[16].

Перу выдающегося русского литературоведа, языковеда, историка культуры и психолога Д. Н. Овсянико-Куликовского принадлежит уникальный труд ‒ «История русской интеллигенции» ^[12]. Для ученого интеллигенция ‒ это «образованная и мыслящая часть общества, созидающая и распространяющая общечеловеческiя духовныя цѣнности», он указывает, что именно в странах отсталых и запоздалых интеллигенты то и дело задаются недоуменными вопросами «кто виноват?», «что делать?» и что именно в таких странах необходимо описывать историю интеллигенции как историю этих мудреных вопросов, и такое исследование превращается в психологию исканий, томлений мысли, душевных мук идеологов, «лишних людей» и их преемников.

Социальные функции офицера в художественной литературе. Издавна военные люди занимали в обществе совершенно особое почетное и ответственное место. Древнегреческий мыслитель Платон в трактате «Государство» видит безупречного стража проворным и сильным, обладающим по своей природе и стремлением к мудрости, и стремлением познавать, а воспитание стражей он представляет двояким ‒ в первую очередь мусическим (словесность: мифы Гесиода, Гомера и других поэтов о богах и героях), а затем гимнастическим. Философ говорит, что жилища военных и прочее их имущество должны быть государством устроены, но без обладания ими какой-либо частной собственностью, без лишнего пропитания, а также без золота и серебра. Платон предостерегает: «… чуть только заведется у них собственная земля, дома, деньги, как сейчас же из стражей станут они хозяевами и земледельцами; из союзников остальных граждан сделаются враждебными им владыками; ненавидя сами и вызывая к себе ненависть, питая злые умыслы и их опасаясь, будут они все время жить в большем страхе перед внутренними врагами, чем перед внешними, а в таком случае и сами они, и все государство устремится к своей скорейшей гибели» ^{[14, с. 417]}.

Двадцать веков разделяет Платона и Томаса Мора, а говорит лорд-канцлер английского королевства и автор «Утопии» о том же, описывая военное дело утопийцев: «… их уверенность в себе создается осведомленностью в военных науках; … храбрость их усиливается от правильных воззрений, которые внушены им с детства и образованием, и прекрасным государственным строем. В силу этого они не ценят жизнь настолько дешево, чтобы тратить ее зря, но вместе с тем и не дорожат ею с таким бесстыдством, чтобы жадно и позорно цепляться за нее, когда долг чести внушает сложить ее» ^{[10, с. 191]}.

Несмотря на то, что оба автора исходят из устройства идеального государства, их представления о воинах-защитниках своего Отечества не слишком далеки от жизни.

Немецкое слово «Offizier», образованное от латинского «officiarius» (должностное лицо) означает лицо командного (начальствующего) состава в вооруженных силах, службах безопасности, милиции, полиции, жандармерии; впервые звание офицера появилось в конце XVΙ века во Франции, в России ‒ в 30-х годах XVΙΙ века ^{[11, с. 593]}.

Методология описания психологических черт офицера-интеллигента. «Большой психологический словарь» признает: искусство сохраняет человеческий мир целостным, оно постоянно напоминает науке о существовании целостного неосколочного мира; многие психологи обращались к искусству; психология искусства вносит вклад в развитие целостных представлений о человеке, в изучение живой души и сознания человека. ^[2]. Всеобщее признание получил фундаментальный труд «Психология искусства» Л. С. Выготского ‒ выдающегося отечественного ученого, внесшего значительный вклад в развитие психологической науки XX века.

Стилевой характеристикой художественных произведений, глубоко и подробно изображающих ощущения, мысли, чувства персонажей, то есть их внутренний мир, дающих убедительный и тонкий анализ душевных явлений и поведения героев, именуют психологизм в литературоведении. Именно литературоведческие исследования, считают психологи, являются единственной сферой, где психологизм имеет положительную репутацию и коннотацию ‒ во всех других контекстах он осуждается.

Российский психолингвист, доктор филологических наук, кандидат психологических наук, профессор В. П. Белянин в своей книге «Психологическое литературоведение» ^[1], перечисляя направления исследования художественного текста (лингвистический анализ, лингвострановедческий анализ, литературоведческий анализ, социологическая трактовка, лингвофеноменологический подход к тексту, работы в русле экспериментальной эстетики, работы в области физиологии сенсорных систем), останавливается на психолингвистике, которой присущ широкий взгляд на речь как на результат речемыслительной деятельности человека, что позволяет рассматривать текст как феномен речевой деятельности человека, как способ отражения действительности в речевом сознании автора с помощью элементов системы языка. Описав психологический и психоаналитический подходы к художественному тексту, В. П. Белянин определяет подход к персонажу, указывая: обращение психолога к типам героев произведений и к художественной литературе как к достаточно достоверному описанию внутренней жизни человека закономерно и оправдано; персонажи художественного текста представляют собой определенные лица, значимые в том или ином отношении для «жизненного пространства» автора. Психиатрический подход к персонажу Белянин называет выражением крайне субъективного взгляда на литературу, ссылаясь на К. Леонарда, который вводит понятие акцентуации характера, выделяя типы акцентуированных личностей (демонстративные, педантические, застревающие, возбудимые, гипертимические, дистимические, аффективно-лабильные, аффективно-экзальтированные, тревожные, эмотивные, экстравертированные, интровертированные) и соотнося с этими типами классификацию персонажей литературных произведений.

Хрестоматийным стал труд известного культуролога и литературоведа А. Б. Есина «Психологизм русской классической литературы» ^[4]. Основные положения этой работы таковы.

А. Ни одно литературное произведение не может обойтись без какой-то, пусть самой краткой и примитивной, информации о внутреннем мире действующих лиц. Однако о психологизме можно говорить лишь тогда, когда психологическое изображение становится основным способом, с помощью которого познается изображенный характер; когда оно несет значительную содержательную нагрузку, раскрывая особенности тематики, проблематики и пафоса произведения; когда оно велико по объему.

Б. Психологическое изображение в литературе осуществляется в нескольких основных формах: 1) прямой форме (выделил И. В. Страхов: изображение характеров «изнутри», то есть путем художественного познания внутреннего мира действующих лиц, выражаемого при посредстве внутренней речи, образов памяти и воображения); 2) косвенной форме (выделил также И.В. Страхов: психологический анализ «извне», выражающийся в психологической интерпретации писателем выразительных особенностей речи, речевого поведения, мимического и других средств внешнего проявления психики); 3) суммарно-обозначающей форме ‒ с помощью называния, предельно краткого обозначения тех процессов, которые протекают во внутреннем мире (А. П. Скафтымов писал об этом приеме, сравнивая особенности психологического изображения героев у Стендаля и Л. Толстого).

В. На ранней ступени развития общества психологическое изображение в литературе существует лишь как фиксация внешних проявлений внутреннего мира человека с ограниченным набором простых переживаний; психологизм возникает тогда, когда сформирован высокий уровень развития культуры общества в целом, когда в этой культуре неповторимая человеческая личность осознается как ценность: античный психологизм, активное освоение внутреннего мира человека в литературе эпохи Возрождения; качественные сдвиги в развитии психологизма на рубеже XVΙΙΙ ‒ XΙX веков с литературными направлениями сентиментализма и романтизма; повышение удельного веса психологического изображения в повествовании и точность фиксации психологических процессов и состояний в реалистической литературе XΙX века; психологическое изображение психических процессов как всеобъемлющая и единственная стихия повествования в модернистском психологизме.

Стоит признать, что значение сделанного в развитии литературного психологизма русскими писателями XVΙΙΙ века недостаточно полно оценено А. Б. Есиным.

Таким образом в работе в качестве ведущего принципа исследования применен системный, деятельностный и психолингвистический подходы, а в качестве основных научных методов применялся сравнительный, структурный, функциональный, семантический и лингво-технологический анализ, синтез полученных результатов, аналогия и сравнение, дедукция и концептуализация.

Образы офицеров в русской литературе XVΙΙΙ века и их психологические черты. В литературном творчестве одного из самых великих сыновей нашей Родины Михаила Васильевича Ломоносова мы встречаемся с образом Петра Ι, который в одах предстает как идеал просвещенного монарха, а в поэме «Петр Великий» ^{[7, с. 297‒329]} ‒ как «строитель, плаватель, в полях, в морях герой». Первый русский император изображается в поэме воином-завоевателем, победителем, преобразователем, неутомимым тружеником, воодушевляющим всех своим личным примером ‒ и это на историческом сюжете, с верным следованием действительности в изображении событий. Поиск исторического героя вели уже Кантемир и Феофан Прокопович. Так, видный деятель культуры Петровской эпохи, оратор, поэт и драматург Ф. Прокопович в «Слове похвальном о флоте российском и о победе галерами российскими над кораблями шведскими иулии 27 дня [1720 года] полученной» ^{[15, с. 17‒21]} возносит прославление Петру Ι столь высокое и восторженное, что оно еще просто заменяет недавнюю хвалу Богу в религиозных сочинениях и в произведениях литературы: на место Господа светское лицо поставлено пока только механически. У Ломоносова тема Петра получила социальное звучание и художественную выразительность.

Какие качества героя-самодержца отмечает автор?

Усерд к наукам был, миролюбив и щедр,

Притом и меч простер и на море и в поле.

Сомнительно, чем он, войной иль миром боле.

Другие в чести храм рвались чрез ту вступить,

Но ею он желал Россию просветить.

Усердие, миролюбие, щедрость, воинский дух, прозорливость и твердость дополняются также присутствием веры в свое дело и неиссякаемой энергией творящего человека. Убеждая подданных в том, что русские Колумбы

меж льдами новый путь отворят на восток,

И наша досягнет в Америку держава»,

Петр сам исполнен готовности к свершениям:

Надежды полный взгляд слова его скончал,

И бодрый дух к трудам на всем лице сиял.

Понятно, что показ этих психологических качеств носит условный характер, как условно-героична и вся поэма. Но риторичность и патетика, сопряженные в данном произведении с динамичностью картин, придают личностным чертам Петра Ι основательность и реальность. Ломоносов, прославляя монарха, высоко ценя его вклад в создание мощи Российской державы, при описании своего героя делает акцент на психологическом механизме преодоления:

…Он превыше человека

Понес труды для нас, неслыханны от века,

С каким усердием, Отечество любя,

Ужасным подвергал опасностям себя…

Как гениальный исследователь, М. В. Ломоносов подчеркнул роль труда в развитии физических и духовных свойств государя, а также в прорывных для страны делах, которые тот смог совершить; из составляющих элементов структуры материальной и духовной деятельности Петра подчеркнул мотивы и цели.

Михаил Васильевич в течение пяти лет собирал и изучал исторические источники, прежде чем издать 2 песни поэмы, в которых поэт ведет поэтический рассказ о плавании государя по Белому морю, о стрелецких бунтах, а также в 1702 году об осаде Нотебурга и штурме Шлиссельбургской крепости ‒ древней русской крепости, заложенной в XΙV веке новгородцами и с 1612 по 1702 год принадлежащей шведам. Штурм описан исторически точно и подробно, в деталях передана заключительная пехотная атака. Предельно точно описана и психология русского воина и русского командира. Когда Петр видит, что шведы наносят русским силам большой урон. Он приказывает временно отступить:

Что всуе добрых мне, ‒ сказал, ‒ сынов губить?

Голицыну спеша велите отступить».

Примером показал монарх наш, что герои

Не радостию чтут кровопролитны бои;

И славных над врагом прибыточных побед

Покрытый трупами всегда прискорбен след.

Князь Михаил Голицын, который ведет приступ крепости, отвечает, что сейчас основная трудность преодолена, а при отступлении и втором приступе придется потерять людей в два раза больше.

И есть ли государь желает город взять,

Позволил бы нам бой начатый окончать».

С ответом на стену пред всеми поспешает,

Солдатам следовать себе повелевает.

Вот идеал художника: Петр, единый с народом трудом, волей и мыслью, и подполковник Голицын, воюющий с солдатами плечом к плечу и даже впереди. Безусловно, мы имеем здесь дело с идеализацией, но поэт сознательно ставит цель изобразить лучшие качества отца воинов и отца нации. Красной нитью через все литературное и публицистическое творчество Ломоносова проходит созданный им положительный пример Петра Ι, которому он призывает подражать.

Эпизодический образ предводителя штурма, полковника, высказавшего противоположную государевой точку зрения, также заслуживает внимания. Голицын вместе с солдатами лезет на стены крепости, но сверху на него падает бревно; командир упал, смертельно поверженный, но он не побежден:

Еще старается дать к твердости приказ,

Еще пресеченный болезнью нудит глас…

Солдаты, еще сильнее и мужественнее воюя, одерживают победу и берут крепость. Ломоносовский подполковник призывает солдат прославить Отечество и монарха, а вот реальный князь Михаил Голицын, когда ординарец Петра доставил ему приказ об отступлении, ответил словами, которые стали легендарными: «Государю скажи, что армия наша теперь не в его, а в Божьей воле!» и продолжил штурм.

Как классицист, ориентированный в высоких литературных жанрах изображать героями мифологических и античных персонажей, а также крупных исторических фигур, М. В. Ломоносов еще не упоминает в своей поэме тех «низовых» командиров, заслуга которых не менее велика, чем у командиров большого ранга. Это сделает русская литература XΙX века ‒ покажет таких, как поручик бомбардирской роты Преображенского полка Александр Меншиков, который собрал и переправил с противоположного берега Невы отряд на помощь штурмующим ‒ именно этот бросок, которого шведы не ожидали, заставил их рассредоточить свои силы, что ослабило неприятеля и в итоге привело шведов к поражению.

Петр, захватив город и крепость, отпускает шведов домой, снабдив кораблями. Поэт объясняет, почему государь предпринимает «почтительный возврат»:

Обычай воины из древних лет храня,

Чтоб храбрых почитать по сдаче сопостат:

Признаки мужества в руках их оставляют

И славу тем своей победы уважают.

Автор поэмы своими образами свидетельствует, что воинское дело держится не только на умножающемся век от века мастерстве ведения боя, но и на традициях, обычаях, в том числе уважения к противнику ‒ тем более, поверженному.

Описывает М. В. Ломоносов и горечь утраты бойцов, горечь потерь, показав это как чувство самого государя:

… к городским стенам приближаясь, воздыхает,

Смотря на разные повержения тел,

Кому как умереть предписан был предел;

Прощается у них печальными устами:

«О други верные, я вашими кровями

И общих и своих преодолел врагов;

Небесных радуйтесь сподобившись венцов.

Примером с высоты другим по вас сияйте

И мужество в сердца полкам моим вливайте».

Рыдание конец был жалкой речи сей,

И манием дал знак к сокрытию костей.

Взятие крепости Орешек фактически открыло Российскому государству потерянный путь к Балтийскому морю, но огромное значение этой победы не снимает горького понимания той цены, которой эта победа была оплачена. И в этом психологическая черта воинов ‒ помнить и ценить павших.

Сам же художник, прославляя победы оружия, негодует на войны и раздоры:

О смертные, на что вы смертию спешите?

Что прежде времени вы друг друга губите?

Или ко гробу нет кроме войны путей?

Везде нас тянет рок насильством злых когтей!

Исследованиями литературного творчества М. В. Ломоносова занимались: Г. Гуковский, А. Западов, А. Морозов (автор серии книг о жизни и творчестве Ломоносова), П. Берков, В. Федоров, Г. Моисеева, по-разному определявшие влияние идей классицизма, барокко и риторической рациональности на его произведения. Масштабный образ царя-реформатора в одах и в поэме М. В. Ломоносова оказал влияние на изображение Петра в последующей русской литературе, в частности, в творчестве Пушкина. Самого Ломоносова В. Г. Белинский называл «Петром Великим русской литературы».

Денис Иванович Фонвизин, давший в своем творчестве первые образцы национальной русской драматургии, создал в комедии «Бригадир» ^{[19, с. 3‒63]} образ бывшего кавалериста, старого служаки-дворянина в отставке. Хотя Игнатий Андреевич имеет высокое военное звание (выше полковника и ниже генерала, звание существовало в русской армии в XVΙΙΙ веке), это глубоко невежественный человек, не знающий грамоты и считающий ее ненужной, но советующий читать «Артикул», «Военный Устав» и «Межевую инструкцию», вымещавший на жене «вину всякого рядового». Сын бригадира Иван презирает свою страну, всё русское и, воспитанный французским кучером, бредит одной Францией. Игнатий Андреевич сожалеет, что разрешил супруге избаловать сына, что не отправил его в полк (уже действует Указ о вольности дворянства, освобождающий дворян от обязательной гражданской и военной службы):

… не говаривал ли я тебе: жена! не балуй ребенка; запишем его

в полк; пусть он, служа в полку, ума набирается, как то и я

делывал; а ты всегда изволила болтать: ах! батюшка! нет, мой

батюшка! что ты с младенцем делать хочешь? не умори его, свет

мой! ‒ Вот, мать моя! вот он здравствует. Вот за минуту

применил меня к кобелю: не изволишь ли и ты послушать? ^{[19, с. 33]}.

Бригадир испытывает глубокое чувство сожаления, то есть предается болезненному эмоциональному переживанию, которое вызвано горечью из-за упущенного времени. Баланс мыслительного процесса нарушается, внимание концентрируется на конкретной теме ‒ теме антивоспитания сына Ивана. Идет оценка жизни и поиск виновного. Комизм данной трагической ситуации в том, что, постоянно третируя жену своей силой и строгостью, бригадир, оказывается, в таком важном семейном деле, как воспитание ребенка, выглядит покорным исполнителем воли слабой женщины. Уровень интенсивности сожаления драматург передает, вкладывая в уста героя понимание того, что ситуацию можно было повернуть совсем в другую сторону, при которой Иван вырос бы достойным человеком.

Д. И. Фонвизин считает воспитание средством для излечения всех социальных недугов, а воспитание истинных дворян ‒ умных, образованных, любящих Отечество и уважающих родную культуру, людей долга и высокой морали ‒ полагает первостепенной общественной задачей.

Комедию «Бригадир» толковали Г. П. Макогоненко, А. Западов, Л. И. Кулакова, К. В. Пигарев, В. Н. Всеволодский-Гернгросс, В. И. Глухов, Ю. П. Стенник. Несмотря на недостатки этой классицистической комедии, исследователи подчеркивают постановку в ней злободневных вопросов модного воспитания и общественной роли дворянина. Бригадира Фонвизина считают литературным предком грибоедовского Скалозуба.

Является ли бригадир примером подражания для сына? Нет, отец сам порочен, ибо единственной целью его службы была корысть, а в отставке опыт службы используется им только для чванства пред женой, советницей и тем же сыном. Г. П. Макогоненко в своей книге «Денис Фонвизин. Творческий путь» указывает, что писатель, в русле идей передовой литературы XVΙΙΙ века, боровшейся с проповедью сословных и кастовых преимуществ, феодальных привилегий, которые оправдывались «благородством происхождения», в «Бригадире» вывел на сцену не отдельного «недостойного» из дворянского корпуса, как это делал Сумароков в своих памфлетных комедиях, а рядовых, типических представителей российского дворянства ‒ тех рабовладельцев, которые были поражены корыстолюбием, жестокостью, ханжеством, невежеством и развращенностью ^{[8, с. 108‒109]}. Г. П. Макогоненко приводит слова П. Вяземского: «Влияние, произведенное комедией Фонвизина, можно определить одним указанием: от нее звание бригадира обратилось в смешное нарицание».

В комедии «Недоросль», являющейся самым значительным произведением Фонвизина, рассказывается о семье Простаковых, в которой растет недоросль Митрофан ‒ дворянский отпрыск, записанный на службу, но еще не достигший совершеннолетия. После петровских времен дворянину без образования поступить на службу было невозможно, и поэтому Митрофана обучают ‒ но недоучки, а то и вовсе кучера.

Офицер в комедии ‒ Милон. Художественная обрисовка этого персонажа намного бледнее, чем изображение отрицательных героев. Но это образ благонравного молодого человека, который почитает «добродетель, украшенную рассудком просвещенным». А. А. Кайев в учебнике «Русская литература» пишет о героях комедии «Недоросль» Милоне и Софье, что «это идеализированные представители той ″новой природы″ людей, которую, хотя и не особенно успешно, но действительно пытались создавать по идеям Локка и Руссо в некоторых педагогических заведениях (например, Бецкого) и в условиях домашнего воспитания» ^{[6, с. 531]}.

Милон со шпагой в руках вырывает из рук прислуги Простаковых любимую им Софью, которую насильно хотят обвенчать с Митрофаном. Офицер отважен, о мере этого качества он очень емко рассуждает: 1) храбрость ‒ в сердце, для офицера это ‒ его честь; 2) неустрашимость ‒ в душе, а не в сердце; «в нашем военном ремесле храбр, должен быть воин, неустрашим начальник»; неустрашимость военачальника ‒ «… не в том, чтоб презирать жизнь свою… Он умеет ею жертвовать»;

3) «храбрость сердца доказывается в час сражения, а

неустрашимость души ‒ во всех испытаниях, во всех положениях

жизни. И какая разница между бесстрашием солдата, который

на приступе отваживает жизнь свою… и между

неустрашимостью человека государственного, который говорит

правду государю, отваживаясь его прогневать! Судья, который,

не убояся ни мщения, ни угроз сильного, отдал справедливость

беспомощному, в моих глазах герой…» ^{[19, с. 125]}.

Советский литературовед, правнук и биограф Ф. И. Тютчева К. В. Пигарев выделяет речевые особенности образов фонвизинских комедий: язык персонажей «Бригадира» служит для их социально-бытовой характеристики (речевая индивидуализация бригадира находит выражение в его военном лексиконе), а язык «Недоросля» одновременно отвечает задачам психологической характеристики ^{[13, с. 131]}. Так, Милон оценивает общественные процессы на основе своей профессиональной сферы ‒ военной, на основе строго выполнения присяги и самых высоких представлений о воинском, дворянском и мужском долге.

Комедию «Недоросль» в XΙX и XX веках изучали В. О. Ключевский, П. Н. Берков, Л. В. Пумпянский, К. В. Пигарев, Г. П. Макогоненко. В веке XXΙ Т. В. Зверева предлагает вывести фонвизинскую пьесу за пределы идеологического прочтения и обратиться к сфере универсальных смыслов. Исследователь определяет Стародума, Правдина и Милона как героев-идей, «бессмертие» которых обеспечивается их непринадлежностью к жизни, ино-бытийностью, и заключает: устремленность к высшему миру вечных идей и отказ от земного существования ‒ характерная черта всей русской литературы, а главный ее герой ‒ лишний человек, не способный различать Близкого, обреченный на дальнее зрение; в «Недоросле» запечатлено недоверие к окружающему миру вещей, которое в дальнейшем будет характеризовать российскую словесность в целом ^{[6, с. 41‒44]}.

Последовательное изучение и комплексное изучение названного выше произведения, а также выделенных в нем психологических черт офицера-интеллигента завершает первую часть статьи.

Вывод. Таким образом, художественная литература выступает источником и отражением качеств интеллигентности для различных слоев интеллигенции, в том числе и офицеров. Художественные произведения аккумулируя психологические свойства, характерные для офицера ответственность, честность, справедливость, добросовестность, порядочность, сострадание, интеллектуальность. Осчет формирования слоя русских образованных и мыслящих людей начинается со второй половины XVΙΙΙ века. В этот период собирались духовные силы, породившие то культурное богатство русского искусства XΙX века, которое поражает весь мир своим величием, мощью и глубиной. М. В. Ломоносов, Н. И. Новиков, Д. И. Фонвизин, Г. Р. Державин, А. Н. Радищев, И. А. Крылов и Н. М. Карамзин создавали те идеалы, которые были развиты в XΙX столетии, названном золотым веком отечественной культуры и в которых были сосредоточены ценности и смыслы российской интеллигенции. Проведенное исследование открывает перспективы для дальнейшего анализа психологических черт венной интеллигенции, что будет произведено в части II данной статьи.