Политические репрессии советской эпохи в партийной исторической политике современной России

Тимшина Екатерина Леонидовна кандидат исторических наук доцент, кафедра языковой подготовки кадров государственного управления, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации 119571, Россия, г. Москва, ул. Проспект Вернадского, 82 стр.1 Timshina Ekaterina Leonidovna PhD in History Associate professor, Department of Linguistics for State Administration Personnel, Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration under the President of the Russian Federation 119571, Russia, g. Moscow, ul. Prospekt Vernadskogo, 82 str.1 k.timshina@yandex.ru Другие публикации этого автора

Первые идеи по изучению собственной памяти больших сообществ были предложены М. Хальбваксом ещё в начале 1940-х гг. в неоконченном труде «Коллективная и историческая память» ^[1], но настоящий рассвет данного направления приходится уже на последнюю треть XX в., когда работами Ж. Ле Гоффа, П. Хаттона, П. Нора, А. Ассман и П. Бурдье, были заложены методологические и практические основы изучения феномена исторической памяти. В нашей стране данное направление историографии активно начало развиваться уже после распада СССР и в центре внимания большинства исследователей (А. И. Миллер, Г. А. Бордюгов, О. И. Малинова, Н. Е. Копосов ^[2-7]) оказывались проблемы выработки государственной исторической политики в Российской Федерации и странах Восточной Европы. Деятельность политических партий в качестве акторов исторической политики часто оставалась на периферии внимания исследователей.

Предметом данной статьи является сравнительный анализ восприятия в нарративах современных партий России политики сталинских репрессий, а также, учитывая направление развития исторической политики в странах Восточной Европы, и в более широком разрезе борьбы государства с инакомыслием в советскую эпоху. В статье рассматриваются взгляды политических партий, принимавших участие в федеральных электоральных кампаниях 2016 и 2021 гг., как наиболее популярных и ведущих активную деятельность среди избирателей. Хотя далеко не все партии, участвовавшие в избирательной гонке, сформировали своё восприятие исторических событий, особенно это характерно для объединений, имеющих узкопрофильные программы, например, «Зелёных», «Зелёной альтернативы», «Российской партии пенсионеров за социальную справедливость».

После распада социалистического блока в Европе его бывшие страны-участники столкнулись c проблемами поиска собственной идентичности и конструирования новой исторической политики в постсоветском мире. Если в центре российского варианта государственной политики памяти после определенных исканий оказался патриотизм, в первую очередь, основанный на подвиге народа в годы Великой Отечественной войны, то во главе нарративов многих постсоветских государств, по определению А. И. Миллера оказались «страдания собственной нации» ^{[8, c. 224]}, в результате различных репрессий и притеснений со стороны тоталитарных режимов. В начале XXI в. в странах Восточной Европы (включая государства Балтии) история советского времени оказалась в центре ожесточенных дискуссий, при этом государство активно и агрессивно вмешивалось, навязывая свою интерпретацию коллективного прошлого (особенно характерно для Польши), в том числе при помощи специальных регулирующих представления о прошлом организаций (Институтов национальной памяти) и запретительных законов. Основными направлениями новой исторической политики стали декоммунизация и уравнивание советского и нацистского тоталитаризма по уровню нанесенного вреда.

Если в России историческая политика была подчинена, в первую очередь, интересам политики внутренней, то в Польше, Венгрии, странах Балтии она была ориентирована на решения задач внешней политики – за любые проблемные ситуации советского прошлого (а иногда и постсоветского) ответственность возлагалась на СССР и Российскую Федерацию. Укоренение в коллективном сознании собственных граждан, а в перспективе через институты ЕС и в европейском общественном сознании, образа России как «вечного врага», дало бы основания для выдвижения и обоснования внешнеполитических претензий. Агрессивная историческая политика, используемая для подкрепления своих внешнеполитических амбиций, получила название «войн памяти».

После распада СССР и Российская Федерация, подобно странам Восточной Европы, оказалась в идентификационном вакууме, стоя перед необходимостью выработки собственных, отличных от коммунистических, символических и исторических политик, формирования комплекса обеспечивающего нарратива. Первоначально была продолжена историческая политика поздней Перестройки, когда в центре внимания оказалась критика и отрицание советского прошлого. Такая политика памяти носила несвязанный характер, преследующий сиюминутные цели. Государственная власть в 1990-х гг. не сформировала целостного представления о своём восприятии истории, ограничиваясь критикой СССР, она не пыталась выстроить историческую преемственность ни с временем империи, ни с короткой историей постфевральской демократии, слабо обращалась и к нарративам этих периодов. Одним из основных столпов для критики советского прошлого стали сталинские репрессии и в целом преследование коммунистическим режимом инакомыслящих граждан. В условиях острого противостояния президентской власти с Коммунистической партией РФ, достигшего апогея на выборах 1996 г., подобная историческая политика имела определенный тактический успех, но в перспективе усугубляла идейный раскол в обществе.

Поворот в исторической политике государства произошел во время первого президентского срока В. В. Путина. Теперь государство признавало все периоды истории одинаково значимыми, что было подчеркнуто и изменением в символической сфере через возвращение ряда ярких советских символов в официальный оборот. Основной задачей государственной политики памяти стало достижение общественного согласия внутри страны. Акцент властной пропаганды сосредотачивается на позитивных достижениях прошлого, при этом любые исторические события, способные вызвать общественные споры, отодвигались на второй план или не упоминались. По всем потенциально дискуссионным темам, к которым можно отнести и сталинские репрессии, государственные элиты стремились избежать явной формулировки собственной позиции, в крайнем случае использовались или обтекаемые, или двоякие формулировки Например, на государственном уровне сумели практически не «заметить» даже такое значимое событие как столетний юбилей двух революций 1917 г. Отсутствие явной позиции власти по ряду ключевых исторических событий позволило политическим партиям создать свой комплекс нарративов, имеющих значительные отличия, как от государственного восприятия истории, так и от сложившейся историографии.

Употребление для государственных целей исключительно удобного к политическому использованию прошлого привело к отсутствию внятной исторической политики по целому ряду сложных вопросов, что стало одной из причин пассивной позиции властей в «войнах памяти». Российские власти, сосредоточенные на внутреннем консенсусе, пропустили их начало, да и в дальнейшем реагировали реактивно и ситуативно лишь на отдельные выпады, в основном в рамке дискуссий о Великой Отечественной войне. Украинский кризис, как и за несколько лет до этого попытки Польши обвинить СССР в начале Второй мировой войны, на некоторое время всколыхнул и активизировал российскую политику памяти, однако в целом она не претерпела радикальных изменений, главным принципом осталось избегание острых исторических тем внутри страны. Если постсоветские страны построили дом своей исторической политики на фундаменте страданий от преступлений коммунизма, то в России происходило постепенное уменьшение в официальном дискурсе размышлений о перегибах советской эпохи. Однако это не была политика отрицания, государственная власть не произвела при этом радикального разрыва со сложившимися коммеморативными практиками: сохранился установленный в 1991 г. День памяти жертв политических репрессий, проводились митинги памяти, сохранялись мемориальные места (Соловецкий камень в Москве, Катынь, Сандармох, Пермь-36 и многие другие). Несмотря на активное введение в государственную историческую политику Победы в Великой Отечественной войне, как центрального события и мифа основания современного российского общества, образ главнокомандующего в войне И. В. Сталина так и не был закреплен в победном пантеоне, и он практически не упоминается в памятных церемониях, что ещё раз подчеркивает приоритет для власти ухода от любой дискуссии, а не в определении или насаждении удобного ей мнения.

Двойственность и неопределенность позиции государства отразилась и на «партии власти» «Единой России». С одной стороны, представители партии осуждали преступления со стороны государственной власти советского времени, в основном речь шла о сталинской эпохе, с другой старались подчеркнуть и достижения того периода, уравновешивая первое заявление. Наиболее часто и критично тема репрессий поднималась в выступлениях лидера партии Д. А. Медведева. В 2009 г., занимая должность Президента России, в видеообращении в День памяти жертв политических репрессии он отметил, что «до сих пор можно слышать, что эти многочисленные жертвы были оправданы некими высшими государственными целями. Я убеждён, что никакое развитие страны, никакие её успехи, амбиции не могут достигаться ценой человеческого горя и потерь. Ничто не может ставиться выше ценности человеческой жизни» ^[9]. Президент указал на необходимость сохранения памяти не только о славных победах, но и о трагедиях в том числе через создание музеев и сохранении мемориальных мест. Следует отметить, что даже в таком критическом выступлении имеется оговорка, что «преступления Сталина не могут умалить подвиги народа, который одержал победу в Великой Отечественной войне. Сделал нашу страну могучей индустриальной державой. Поднял на мировой уровень нашу промышленность, науку, культуру» ^[9], т.е. в выступлении все нарушения закона связываются личностью одного человека (Сталина), а позитивные достижения приписываются народу, отношение к идеологии того времени и коммунистической партии Президент не сформулировал. В 2012 г. на памятных мероприятиях в Перми Д. А. Медведев высказал схожие оценки: руководители советского государства сталинской эпохи достойны «самой жесткой оценки», определил их политику как «тяжкое преступление», «войну с собственным народом», но отметил, что преступления не должны «зачеркивать славные страницы истории нашего Отечества советского периода» ^[10].

Подобное отношение демонстрировали и другие руководители партии, которое со временем практически не изменялось, хотя постепенно снижается частота упоминаний о необходимости открытия новых музеев и мест памяти. В 2017 г. и. о. секретаря Генсовета партии А. А. Турчак повторил тезис, что нельзя оправдать преступления против собственного народа, если в этот период и был достигнут ряд значимых успехов ^[11]. Даже в одной из наиболее позитивных по оценке «вождя народов» на сайте партии статей о личности Сталина за авторством А. В. Исаева (заместитель секретаря Генерального совета «Единой России»), перечислившего множество государственных свершений, достигнутых благодаря советскому руководителю, сохраняется неизменное утверждение, что «преступления, совершенные властью, возглавляемой Сталиным, не имеют оправдания и не могут быть забыты или амнистированы «за сроком давности» ^[12].

Таким образом, декларируемое лидерами партии отношение к сталинским репрессиям практически не претерпевало изменений ни со временем, ни под давлением внешней конъюнктуры. Единственным влиянием «войн памяти» можно считать появление и развитие в более поздних статьях и высказываниях утверждения, что даже преступления против народа, совершенные сталинским руководством, не дают права уравнивать советский режим с нацизмом. Этот тезис можно считать ответом на историческую политику восточно-европейских стран. Наиболее жесткие высказывания по этому вопросу относятся к 2021 г. и принадлежат лидеру предвыборного списка «Единой России» С. В. Лаврову: «нападки на Сталина как на главного злодея, сваливание в одну кучу всего, что он сделал в довоенное время, во время, после войны – это ведь тоже часть той самой атаки на наше прошлое, на итоги Второй мировой войны» ^[13].

Главный оппонент «Единой России» – Коммунистическая партия Российской Федерации, в отношении репрессий заняла противоположную позицию. В оценке личности И. В. Сталина КПРФ пришлось вырабатывать собственные подходы, заметно отличающиеся от советских нарративов. В противовес либеральной критике 1990-х гг. коммунисты сформировали собственное отношение к личности и политике советского вождя, значительно идеализируя и мифологизируя его образ. В публицистике КПРФ время сталинского правления описывается как лучшее время в российской истории, И. В. Сталин предстает идеальным руководителем, чей теоретический и практический опыт, подходит и для современной России, «строителем державы», «великим государственником», собирателем «семьи народов», руководителем, «восстанавливающим российскую духовно-государственную традицию» ^[14]. В такой ситуации перед представителями КПРФ стояла задача поиска развёрнутого ответа политическим противникам по наиболее уязвимому для построенной партией мифологемы вопросу, как «золотой век» совпал с эпохой «великого террора».

В программе партии был выделен раздел «Уроки истории», в котором КПРФ представила свою позицию по ключевым событиям истории страны в ХХ в. В документе лишь вскользь упоминаются репрессии, они определяются «как нарушения социалистической законности 30-х и 40-х гг., которые были решительно осуждены партией» ^[15]. Анализ сайта КПРФ показывает, что партия достаточно редко употребляет сам термин «репрессии», устоявшийся в историографии, относительно сталинского периода, половина случаев использования слова относится к актуальной политической ситуации и применяется в контексте описаний преследования современных коммунистических активистов. При использовании термина в контексте сталинской эпохи слово «репрессии» или употребляется в кавычках, или с оборотом «так называемые», что подчеркивает скептическое отношение коммунистов к официальной версии событий. Критику сложившегося в публичном пространстве образа сталинских репрессий КПРФ развивает по нескольким направлениям. Партия считает несостоятельным тезис о личной ответственности И. В. Сталина, перекладывая ответственность на руководителей органов государственной безопасности, которые превысили свои полномочия и были за это наказаны. «Он [Сталин] не только не склонял к перегибам тех, чьей обязанностью было обеспечивать правопорядок в стране, но и жестко спрашивал с них за необоснованное «рвение», стоившее жизни или свободы невиновным» ^[14]. Другим направлением полемики стала критика утверждения о всесильности и безграничной власти репрессивных органов: «уже то, что первые лица госбезопасности сами в итоге попали под суд за свои проступки, не оставляет камня на камне от утверждений антисоветской пропаганды, будто госбезопасность в сталинские времена была неподконтрольной закону и обществу и творила, что хотела» ^[14].

Большой пласт нарративов КПРФ посвящён и критике оппонентов, в части утверждений о числе репрессированных. Партию возмущают обвинения в преследовании десятков миллионов людей: лидер КПРФ Г. А. Зюганов, в своих произведениях, ссылаясь на работы историка В. Н. Земскова, утверждает о 800 тыс. расстрелянных и около 4 млн осужденных по политическим статьям, большинство из которых были виновны ^[14]. Из-за смещения хронологических рамок правления И. В. Сталина (лидер КПРФ переносит его приход к власти на 1922 г., не используя принятую в историографии периодизацию с выделением стадии внутрипартийной борьбы, во время которой управление страной осуществлялось коллективно), в результате из статей формируется впечатление, что после установления правления И. В. Сталина объём наказанных за «контрреволюционные преступления» снижается: для 1922 и 1923 гг. указываются наименьшие цифры политических осужденных за период 1921-1953 гг.

КПРФ подвергает сомнению тезис, что преследованию подвергались в большинстве невиновные люди по надуманным предлогам. Г. А. Зюганов не отрицает возможность ошибочного осуждения, но объясняет её необходимостью: «Конечно, среди большого числа заключенных были и невиновные. Но в этот предвоенный, военный и послевоенный периоды, в беспримерной по накалу борьбе, у Сталина не было иного выбора, кроме как проводить жесткую, направленную на укрепление порядка и дисциплины политику, твердо и решительно пресекать все действия, расшатывающие государство» ^{[16, с. 53]}. Необходимость репрессий, как следует из материалов публикаций КПРФ, проистекала не только из-за потребности в укреплении страны перед большой войной, но и для предотвращения глобальных катастрофических событий, например, новой гражданской войны из-за выступлений местных партийных руководителей ^[17], или государственного переворота (наличие заговора среди военного командования партия считает доказанным событием ^[18-19]).

Причинами осуждения сталинской политики на XX съезде партии, по мнению современных коммунистов, стали личные амбиции Н. С. Хрущева по установлению своей власти в партии и сокрытие им собственных нарушений партийной дисциплины ^[20]. Если историческая политика КПРФ направлена на объяснение необходимости определенных репрессий в 1930-е гг. и борьбу с оппонентами, «преувеличивающими» их объемы, то после смерти Сталина деятельность органов партийного контроля и безопасности оцениваются партией как слабые и недостаточные, что объясняет приход к власти «нарушителей партийной дисциплины», «перерожденцев» и «ренегатов», разваливших СССР.

Со схожих позиций рассматривается проблема репрессий в Советском Союзе и второй коммунистической партией «Коммунистами России», которые намного более активно чем КПРФ использовали мифологизированный образ И. В. Сталина в избирательных кампаниях последних лет – например, предложения партии по ключевым вопросам именуются в программах «сталинскими ударами». На сайте партии тема репрессий практически не упоминается, однако в ходе предвыборной кампании лидер партии М. А. Сурайкин высказался по этому поводу: «ставя во главу угла общество и сохранение страны, приходится принимать какие-то жесткие решения», то есть как и у КПРФ политика репрессий объясняется необходимостью предотвращения катастрофических последствий, перегибы при этом не отрицаются, но объясняются сложностью функционирования большой государственной системы и личными недостатками отдельных работников, в качестве примера приводится возможность произвола со стороны отдельных коррумпированных полицейских и в современной России ^[21]. Если КПРФ основной акцент делает на объяснении причин репрессий и уменьшении количества осужденных, то «Коммунисты России» полагают, что нельзя замыкаться только на сталинском периоде. По убеждению партии, значительные и более масштабные репрессии происходили при царизме (обычно подразумевается время правления Николая II) и «только всесторонний анализ поможет обществу найти взаимопонимание и дальше двигаться в развитии государства, минуя страшные практики политической борьбы прошлых эпох» ^[22]. Одновременно информирование общества о расстрелах и ссылках должно было препятствовать укоренению в обществе романтизированного образа Николая II; для оценки подлинных масштабов репрессий при царском режиме «Коммунисты России» обратились в Генеральную прокуратуру РФ ^[23].

Лидер ЛДПР во многих выступлениях вне избирательных кампаний резко негативно оценивал роль И. В. Сталина, в том числе и за политику необоснованных репрессий. В. В. Жириновский упоминал, что члены его семьи пострадали от сталинизма, что сформировало его «жгучую ненависть к сталинской эпохе» ^[24]. Однако в официальных документах партии позиция ЛДПР по вопросам репрессий изложена более аккуратно, что объясняется тем, что среди сторонников В. В. Жириновского число положительно оценивающих деятельность И. В. Сталина превосходило процент поддержки у сторонников других партий, в том числе и среди поклонников КПРФ ^[25].

В предвыборных же программах ЛДПР неоднократно упоминается «геноцид русского народа», однако партия не раскрывала в них, какие события она относит к геноциду. Только в программе 2011 г. указывались хронологические рамки геноцида – «1918-1924 гг.» ^[26], что исключает из рассмотрения сталинские репрессии и фактически сводит время геноцида к Гражданской войне и ее последствиям. ЛДПР предпринимала попытки и законодательного закрепления собственного виденья истории – неоднократно вносила предложения в Государственную Думу по принятию отдельного закона, направленного на защиту от «посягательств на историческую память о русских» – один из таких проектов законов, инициированный вскоре после выборов 2016 г., вносил, в случае его принятия, в Уголовный кодекс РФ статьи, предусматривающие тюремное наказание или штраф за «оправдание геноцида русских». Пояснительная записка к проекту закона позволяет лучше понять, какие события партия относит к геноциду. В перечне присутствуют австрийские лагеря времён Первой мировой войны, нацистские преступления, политика постсоветских государств, конфликт на территории Украины, однако нарушения законности в СССР упоминаются более аккуратно, например, сталинские репрессии впрямую не указываются. К событиям геноцида партия относит насильственное создание национальных республик и коренизацию населения в ущерб русскому народу, но в отдельных публикациях упоминалось, что в них входит и красный (большевицкий) террор, но значение этого термина и хронологические рамки террора не детализировались.

В рамках создания инфраструктуры памяти, подкрепляющей исторические воззрения партии, ЛДПР помимо традиционных методов предложила использовать и сравнительно новые. В западном мире статус музейного пространства в последние десятилетия подвергся достаточно радикальному пересмотру. Большее значение, нежели отстранённая научная репрезентативность, получила эмоциональная сторона экспозиции, её способность вызывать сопереживание и чувственный отклик у посетителя. Благодаря этому музеи становятся значимым ресурсом исторической политики, который формируют не только профессиональные историки, но запросы политических деятелей, предлагающих собственные версии эмоциональной памяти. Примерами такого подхода к музейной организации можно считать институты, посвящённые изучению коллективных травм общества – музеи жертв Холокоста в Западной Европе, музеи советской оккупации в Восточной Европе, музей Голодомора-геноцида на Украине, оказавшие значительное влияние на формирование национальной идентичности и коллективной памяти. ЛДПР выступила в рамках «увековечения памяти геноцида русских» за создание «Института Русского холокоста XX века» ^[26], который будет отвечать за расследование, изучение и музеефикацию преступлений против русского народа.

В нарративах патриотической партии «Родина» просматривается поддержка И. В. Сталина, который укрепил государство, вывел его на новый уровень, выиграл тяжелейшую войну, провел модернизацию страны. В части репрессий и нарушения законности «Родина» склонна к их оправданию, считая несущественными (кроме относительно короткого пика в 1936-1938 гг.), объяснимыми требованиями исторического момента, необходимыми для укрепления государства, при этом, как и представители КПРФ, вину самого Сталина в событиях они отрицали: «Основной объем жертв 36-38 годов на совести врагов Сталина, а вовсе не его самого. А пресловутые списки, которые якобы подписывал Сталин, являются либо (частично) фальшивкой, либо следствием тем самых политических обстоятельств, которые опутывают любого более или менее крупного политика» ^[28]. В дальнейшем развитии государства, по мнению партии, именно ослабление органов безопасности стало одной из причин распада страны.

«Справедливая Россия» во главе с С. М. Мироновым последовательно осуждала сталинскую «безжалостную политику по отношению к собственному народу». Лидер партии упоминал, что в мартирологе жертв есть и его предки: деда, зажиточного крестьянина, расстреляли в 1937 г. как кулака. По мнению «Справедливой России», такие преступления нельзя ни объяснить, ни оправдать никакими государственными интересами. «Такие события забывать нельзя. История забвения не прощает. <…> Это – предостережение тем, кто пытается сегодня вернуться в те тяжкие времена, когда людей преследовали, пытали, ссылали и расстреливали за то, что они просто хотели жить – достойно и честно ^[29].

Несмотря на активное осуждение преступлений сталинизма справедливоросы, так же как и их коллеги из «Единой России» выступили против его тождественности с нацизмом, указав на невозможность уравнивания двух тоталитарных режимов.^[30]

В 2021 г. накануне избирательной кампании в Государственную Думу РФ произошло слияние трёх политических объединений с образованием единой партии «Справедливая Россия – Патриоты России – За правду». Изменение состава партии могло привести к изменению её исторической политики по отношению к сталинским репрессиям, так как лидер движения «За правду» Захар Прилепин не раз демонстрировал свои просталинские взгляды, высказывался за необходимость установки памятников советскому руководителю. 2021 г. был отмечен коротким спором между руководителями партии по вопросу коммеморации Сталина, однако дискуссия не переросла в раскол, и новая партия осталась на позиции «Справедливой России» по вопросу об отношении к репрессиям. Одной из причин сохранения политики стало то, что на выборах кандидаты от «Справедливой России» показали в целом лучшие результаты, чем представители «За правду».

Либеральная часть политического спектра, представленная РОДП «Яблоко» и Партией народной свободы (ПАРНАС), выступает с резким осуждением репрессивной политики СССР, при этом в отличие от своих оппонентов критикуют не только сталинскую политику репрессий, но и последующую борьбу с инакомыслием в СССР и частично находят её черты в современной России. Например, ПАРНАС закрепила в своей политической программе утверждение, что «метастазы преступного сталинского режима продолжают преследовать наше настоящее и будущее» ^[31].

Заместитель председателя ПАРНАС историк А.Б. Зубов определил деятельность большевиков как «государственный терроризм». «Красный террор в 1918-21, Голодомор в 1932-33, Большой террор в 1937-38, новый террор и голодомор с 1946 года до смерти Сталина. Убиты или умерли преждевременной смертью от голода, болезней и непосильного труда за это время несколько десятков миллионов людей» ^[32]. Преступления власти, по мнению ПАРНАСа, при этом не закончились со смертью Сталина, что роднит взгляды партии с исторической политикой стран Восточной Европы, а продолжались, пусть и в меньшей степени до 1989 г., когда «народ чудом обрёл свободу». А. Б. Зубов полагает, что комплекс репрессивных действий нельзя объяснить ни модернизацией, ни необходимостью создания промышленности, полагая, что цель была «исключительно в запугивании людей на несколько поколений вперед», т.е. «терроризмом со стороны государства».

Со схожих позиций подошла к оценке проблематики репрессий партия «Яблоко». На федеральных выборах 2016 г. яблочники представили своё виденье исторической политики. И. В. Сталина они определили как «генерального идеолога и верховного организатора террора», а «террористические деяния этого периода должны быть приравнены к преступлениям против человечности» ^[33]. В отличие от остальных партий, «Яблоко» уравнивает преступления коммунистического режима и фашизма: «Коренная особенность большевизма, как и другой тоталитарной идеологии XX века, фашизма, – отрицание морали, следование принципу «цель оправдывает средства», отрицание ценности отдельной человеческой жизни и оправдание любого числа жертв в настоящем построением идеального общества в будущем» ^[33].

В предложенной РОДП «Яблоко» исторической политике просматривается влияние методов, использованных политическим руководством стран Восточной Европы и бывших республик СССР при формировании нового пространства коллективной памяти – это идея создания специальных институтов по изучению преступлений коммунистического режима; изменение системы школьного образования с акцентом на преподавание демократических практик и истории диссидентского движения; люстрация и уголовное преследование людей публично оправдывающих репрессии и т.д. «Яблоко» подчеркнуло, что пока современная власть не осудит преступления сталинизма и не разорвёт все связи с тоталитарным прошлым, у неё не будет будущего, её ждёт архаизация и тупик развития.

Политические репрессии остаются одним из наиболее травмирующих событий российской истории прошедшего века. Конечно, ряд событий (Революция, Великая Отечественная война и распад СССР) более значимы для формирования современного общества, однако по ним, кроме событий 1917 г., существует достаточно выраженная государственная политика.

По отношению к политическим репрессиям и иным нарушениям прав человека в СССР ведущие политические партии России использовали различные подходы. Можно выделить следующие группы:

– партии, оправдывающие репрессии (КПРФ, «Родина», «Коммунисты России») – организации, считающие, что нарушение законности государственным аппаратом было допустимо ради неких высших целей (модернизация страны, предотвращение гражданской войны, борьба с угрозой заговора) или в значительной степени преувеличено или сфальсифицировано для очернения достижений советского общественного строя;

– партии, осудившие репрессии (ЛДПР, «Яблоко», ПАРНАС, «Справедливая Россия», «Единая Россия»). Данная группа партий неоднородна, в части степени осуждения и хронологических рамок нарушения закона. Если «Единая Россия» и «Справедливая Россия» осудили репрессии, но признают наличие значительных достижений в советский период, которые, хотя и не оправдывают нарушения закона, не дают считать это время однозначно негативным, их критика ограничивается исключительно сталинским периодом, то ПАРНАС и «Яблоко» рассматривают нарушения в более широкой хронологии с прихода к власти большевиков до поздней перестройки.

Парламентские партии («Единая Россия», «Справедливая Россия» и ЛДПР) полагают, что «сталинским ошибкам и преступлениям» уже дана необходимая оценка и нет необходимости в дальнейших мерах по «десталинизации», в том числе с участием каких-либо иностранных или наднациональных структур, так же эти партии считают категорически неприемлемым сравнение, а тем более уравнивание, характерное для некоторых стран Восточной Европы, сталинского тоталитаризма и немецкого нацизма в любых официальных документах или определениях. «Яблоко» и ПАРНАС считают незавершенными меры по осуждению и изучению совершенных преступлений, и настаивают на дополнительных законодательных и организационных мерах, ориентируясь на опыт постсоветских стран.

Несмотря на попытки переформатирования коллективной памяти после распада СССР и формальный отказ от исторических нарративов советской эпохи, они продолжают оказывать влияние на современные политические процессы. «Войны памяти», хотя и вызвали некоторую активизацию исторической политики для внешней аудитории, но не привели к формированию единого взгляда. Центральными в исторической политике партий остаются дискуссии, начатые во время Перестройки, а если обращаться к теме сталинских репрессий, то частично и во времена хрущёвской Оттепели, при этом дискурс сохраняет в основном внутренний характер. Данный факт в развитии исторической политики настораживает, так как за несколько десятилетий, прошедших после распада СССР, фактически не произошло модификаций тем дискуссий. Для формирования идентичности нации важным является общность коллективного восприятия собственной истории, в том числе и её трагических страниц. В России, как видно из дискурса политических партий, произошла консервация споров переходного периода. Цель российской государственной политики – склеить разобщенное общество через отказ от любых исторических дискуссий достигла успеха, но по определению она не могла привести к достижению цели глобальной – создания единой национальной идентичности. Выработка политическими партиями собственной исторической политики по наиболее сложным вопросам, её развитие и публичная трансляция являются хорошим знаком, она может подтолкнуть государство к интенсификации собственной политики памяти о трагических событиях истории.