Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Исторический журнал: научные исследования
Правильная ссылка на статью:

Книга пророка Исайи и борьба с еретиками и отступниками в России во второй половине XV–начале XVI в.

Сдирков Алексей Витальевич

аспирант, кафедра истории России до начала XIX века, Московский Государственный Университет имени М. В. Ломоносова

119192, Россия, г. Москва, ул. Ломоносовский Проспект, 27 к. 4

Sdirkov Aleksei Vital'evich

Postgraduate student, Department of History of Russia before the Beginning of the XIX Century, Lomonosov Moscow State University

119192, Russia, g. Moscow, ul. Lomonosovskii Prospekt, 27 k. 4

asdirkov@yandex.ru

DOI:

10.7256/2454-0609.2022.1.37612

Дата направления статьи в редакцию:

26-02-2022


Дата публикации:

19-03-2022


Аннотация: В работе рассмотрена проблема использования московскими книжниками времен Ивана III аллюзий на текст книги пророка Исайи в борьбе с еретиками и отступниками во второй половине XV–начале XVI в. Исследование проводилось с применением сравнительного и культурно-антропологического методов, который позволяет выяснить духовное состояние русского общества в указанный период, а также отношение населения к ключевым историческим процессам. В статье был поставлен вопрос о сущности понятий ереси и отступничества в указанное время. Особое внимание уделено политическим причинам актуализации этих понятий и развитию официальной идеологии Великого княжества Московского. Прежде всего это позволило сделать вывод о важности семантического аспекта наказания за религиозные преступления в условиях нарастания ожиданий конца света в 1492 г. Также было показано развитие идеи отступничества как религиозно-политического преступления в официальной московской идеологии того времени. Особую роль в развитии этой идеи сыграло противостояние Москвы и Новгорода в 1470–1471 гг. Отмечено возможное влияние книги Исайи на семантику наказания представителей ереси «жидовствующих» не только как еретиков, но и как отступников. Влияние книги Исайи прослеживается в сочинениях Иосифа Волоцкого - одного из инициаторов жестоких казней еретиков.


Ключевые слова:

книга Исайи, пророчество, символика наказания, еретики, отступники, Новгород, Иван III, Иосиф Волоцкий, эсхатология, жидовствующие

Abstract: The paper considers the problem of the use of allusions to the text of the Book of the Prophet Isaiah by Moscow scribes of the time of Ivan III in the fight against heretics and apostates in the second half of the XV–early XVI century. The study was conducted using comparative and cultural-anthropological methods, which allows us to find out the spiritual state of Russian society during this period, as well as the attitude of the population to key historical processes. The article raised the question of the essence of the concepts of heresy and apostasy at the specified time. Special attention is paid to the political reasons for the actualization of these concepts and the development of the official ideology of the Grand Duchy of Moscow. First of all, it allowed us to draw a conclusion about the importance of the semantic aspect of punishment for religious crimes in the conditions of increasing expectations of the end of the world in 1492. The development of the idea of apostasy as a religious and political crime in the official Moscow ideology of that time was also shown. A special role in the development of this idea was played by the confrontation between Moscow and Novgorod in 1470-1471 . The possible influence of the Book of Isaiah on the semantics of the punishment of representatives of the heresy of "Jews" is noted not only as heretics, but also as apostates. The influence of the Book of Isaiah can be traced in the writings of Joseph Volotsky, one of the initiators of the brutal executions of heretics.


Keywords:

the book of Isaiah, the prophecy, symbolism of punishment, heretics, apostates, Novgorod, Ivan III, Joseph Volotsky, eschatology, the Jews

В истории России период второй половины XV – начала XVI в. имеет особую важность. В это время шло формирование централизованного Русского государства. На месте прежних уделов устанавливалась власть великого князя, и они становились органичной частью его владений. Качественным образом изменилось отношение к великокняжеской (а потом – и царской) власти как имеющей божественное происхождение [3, с. 187]. Уже к периоду правления Василия II относится примечательное явление: великий князь московский начинает при жизни именоваться «царем» [4, с. 302]. Но главная роль здесь принадлежит объединителю русских земель Ивану III, перенявшему многие западноевропейские и византийские традиции государственности.

Указанный период был также временем эсхатологической напряженности, вызванной представлениями о наступлении Страшного суда по окончании семи тысяч лет от Сотворения мира. Многие традиционные взгляды на те или иные явления, в том числе на отношение к еретикам, подвергались пересмотру. По прошествии роковой даты – 7000 г. от Сотворения мира конец света не наступил, но откладывался на неопределенный срок. Это способствовало распространению эсхатологических переживаний и в XVI в.

Цель данного исследования – показать, что происходившие перемены существенно повлияли на изменение отношения общества и государства к наказанию совершивших тяжкие преступления против Церкви: еретиков и отступников. Соединение возможностей пенитенциарной системы светской власти (в данном случае – государей московских) и авторитета Церкви, опирающегося на св. Писание, на завершающем этапе образования единого Русского государства, по-видимому, и стало ключевой вехой в развитии практики наказания за ересь и отступничество. Те же, кто выступал против централизаторских устремлений Москвы или подвергал сомнению церковные каноны, становился отступником.

Отступничество, таким образом, рассматривалось как нарушение обязательства перед Богом, взятого при крещении, и одно из наиболее тяжелых прегрешений (смертный грех), а с социальной точки зрения – как посягательство на основы религиозно-общественного строя [23, с. 494]. Как отметил К. Ю. Байковский, Иван III обладал полной духовной властью в своем понимании как государь, поэтому любой, противящийся власти православного государя, объективно становился в ряды отступников [1, с. 114]. Это позволяет характеризовать отступничество в понимании официальной московской идеологии как религиозно-политическое преступление, измена Богу и государю, власть которого имеет божественное происхождение.

Для достижения поставленной в работе цели требуется решить следующие вопросы: рассмотреть политический контекст преследования русских еретиков во второй половине XV – начале XVI в., так как конечное решение о формате физического наказания за ересь принималось именно светской властью; выявить ключевые подходы церковного и светского руководства к практике наказаний еретиков и отступников, а также раскрыть семантику этих экзекуций, те смысловые единицы культурного кода Московской Руси, которые отвечали за пенитенциарные практики; рассказать о роли книги Исайи в московской официальной идеологии того времени, особенно в рамках новгородско-московского противостояния и борьбы с ересью «жидовствующих».

Решению указанных задач способствуют примененные в работе сравнительный и культурно-антропологический методы. Первый метод позволил сопоставить различные публицистические памятники и выявить в них общую закономерность: широкое использование цитат и реминисценций из книги Исайи. Второй метод заключается в изучении культурной парадигмы русского общества и выявлении семантических аспектов наказания еретиков и отступников, связанных с развитием официальной идеологии великокняжеской власти и нарастанием эсхатологических переживаний населения. Это позволило сделать важные выводы об актуальности идеи отступничества для церковного и светского руководства Москвы во второй половине XV в.

Объектом исследования являются отношения государства и личности в рамках пенитенциарной системы Великого княжества Московского, предметом – комплекс представлений о наказании еретиков и отступников, а также воплощение этих представлений в реальность государственной властью. Хронологическими рамками является период со второй половины XV до начала XVI в. как наиболее важный этап в становлении единого Русского государства, однако, в случае необходимости, будут учтены более ранние или поздние события, так или иначе связанные с темой исследования. Территориальные рамки статьи ограничиваются отношениями Москвы и Новгорода, поскольку развитие этих отношений сыграло важнейшую роль в формировании идеологии отступничества.

Из-за специфических черт научной проблемы историографическая полнота исследования ее разных аспектов различна. Проблема наказания по светскому праву средневековой Руси изучается уже давно, но исследователи лишь недавно стали обращать внимание на происхождение и символику тех или иных наказаний за религиозные преступления. В целом вопрос о семантике наказания затронут в историографии крайне незначительно. Сами наказания изучались прежде всего в смысле юридическом, а факт их применения, как правило, лишь констатировался без подробного объяснения причины. То есть благодаря имеющимся исследованиям можно понять, в какое время и за какое преступление назначалось то или иное наказание, но важнейший вопрос о причине появления казни часто остается без ответа. К примеру, историография еретических движений XV–XVI вв. весьма обширна [7, 30, 31, 32]. Общеизвестным является факт сожжения в срубе еретиков в 1504 году. Но до сих пор не ясно, почему их сожгли именно в срубе, была ли эта казнь была разработана специально для еретиков и что послужило для нее основанием.

Ряд историографических выводов, безусловно, заслуживает внимания. Так, еще в 1975 г. немецкий исследователь Эдгар Хеш в своем известном труде о православии и ереси в Древней Руси говорил о таком процессе, как «политизация ереси» [32]. В последнее время исследователи все больше обращают внимание на значимость политического фактора в антиеретических кампаниях московских властей второй половины XV – начала XVI в., а также тесную связь между обвинениями в ереси и внешней («латинской») угрозой [25, 28, 30]. Вместе с тем наказание еретиков и отступников нередко приобретало символическую окраску на основе иконографических и литературных образов. Интерес к этим образам возрастал на фоне обострения эсхатологических переживаний населения. И выявление семантики таких пенитенциарных практик представляется актуальной научной проблемой.

Перспективность такого подхода подтверждают интересные выводы о наказании Иваном III пленных новгородцев в 1471 г. при помощи образов, взятых из книги пророка Иезекииля [16, 26, 27]. Описанные события рассматриваются и здесь, но уже с точки зрения книги Исайи. Исайя, наряду с Иеремией и Иезекиилем, входит в число наиболее значимых в христианской традиции пророков. Более того, авторитет пророка Исайи в славянской христианской традиции был столь велик, что ему приписывались апокрифические сочинения собственно славянского происхождения [29, с. 78-82]. Как показывают современные исследования, влияние текстов, так или иначе связанных с пророком Исайей, на русское общество второй половины XV в. сложно переоценить [5, 9, 10, 29]. Это, а также недостаточное внимание историографии к роли пророка в московской официальной идеологии XV в., обусловило выбор книги Исайи для изучения поставленного в статье вопроса о семантике наказания еретиков и отступников.

Прежде всего необходимо отметить, что в идеологических построениях московских книжников времен Ивана III тема отступничества приобрела особое звучание. Речь идет об известных событиях, произошедших в ходе борьбы великого князя Московского с Новгородом в 1470–1471 гг., которая завершилась разгромом новгородцев на р. Шелони и подписанием Коростынского мира. Победа московских войск воспринималась не только как военный и политический успех, но и как торжество защиты православной веры от посягательств «отступников». Это была важнейшая идеологема власти, получившая развитие в официальной московской книжности [25, с. 106]. Образ Ивана III в качестве борца за веру раскрывают «Словеса избранна от святых писаний <...> о гордости величавых мужей новгородских» (далее – «Словеса»). Этот литературный памятник был создан в окружении московского митрополита Филиппа вскоре после победы Ивана III над новгородцами в 1471 г. и вошел в Софийскую I летопись младшей редакции. Наиболее ясное представление об этой редакции дает ее Бальзеровский список (СПбИИ, колл. 11, № 23), завершающей частью которого и являются «Словеса» [11, c. 59].

Данное литературное произведение подчеркивает, что победа над отступниками-новгородцами, предавшими веру и обратившимися к «латинству», была дарована великому князю небесными силами за его благочестие и добродетели [2, с. 239]. Под отступничеством (в терминологии источника – «отступление») автор «Словес» понимал отказ от православной веры и переход на сторону католического врага, то есть преступление, имевшее и религиозную, и политическую подоплеку. Эта мысль неоднократно повторяется в источнике: «... хотячи отступити отъ своего государя отъ великого князя, а датися королю Латиньскому государю, хотячи лиха всему православью»; «... хотячи ввести мятежь великъ и расколу святѣй Божией церкви, да отступая отъ православия и отъ великие старины да хотятъ к Латином приступити»; «... занеже отъ православья отступаютъ къ королю къ Латыньскому государю»; «...чтоже они, людье наши, истинныя веры благочестия отступають, а къ Латиномъ ся отдавають»; «... а то все зло и пагуба ихъ сталася имъ отъ самѣхъ ихъ, за ихъ лукавьство и неправду, и за ихъ отступление к Латыньству». [18, с. 4-15].

Все это чрезвычайно важно для понимания того, какое наказание может быть назначено отступникам. Впрочем, сам термин «отступление» был тогда достаточно неопределенным: зачастую он не затрагивал политических вопросов и воспринимался как крайняя форма ереси. Или же наоборот, речь могла идти не об измене, а о политических уступках. Подобную формулировку можно встретить и в «Словесах» («... а которыхъ земль и водъ съ суда по старинѣ отступився князю великому») [18, c. 3].

Согласно «Словарю древнерусского языка XI–XVII вв.», термин «отступление» может иметь значение как «измена, отказ от повиновения кому-либо», так и «отречение, отступничество (от веры, убеждений)» [13, с. 42]. «Словарь древнерусского языка XI–XIV вв.» толкует действие «отъстоупити» в том числе как «отказаться, отвергнуть, отступиться, отречься от веры» («о епископѣхъ и о причетницѣхъ отступльшихъ от вѣры»), а также как «изменить кому-либо» [12, c. 287]. Такие же определения приведены и у И. И. Срезневского [24, c. 814]. При этом в источнике можно встретить прямое указание на измену новгородцев: «...двигнувся князь великий всѣми землями, поиде на свою отчину на Великий Новгородъ, за измѣнныхъ людей гордость и непокорьство и за ихъ отступленье къ Латыньству» [18, c. 9]. Важно и то, что пафос «Словес» достигает своего апогея в момент Шелонской битвы. Именно тогда в тексте появляется термин «отступники» применительно к новгородцам: «... якоже Гедеону надъ Мадьямы, и Авраму на царя Ходолмогора Содомьскаго, тако Богъ поможе и воеводам князя великого на сия неправдивыя отступникы (выделено мной – А.С.), на мужи Новгородстии» [18, c. 11].

События, произошедшие после битвы на р. Шелони 14 июля 1471 г., показывают серьезность намерений великого князя покарать «отступников». По летописным свидетельствам, пленным новгородцам отрезали носы, губы и уши, после чего отпускали, а их доспехи топили в воде или сжигали [20, с. 230],[21, с. 236-237]. Необычный способ наказания (независимо от того, было ли оно осуществлено на самом деле, или это литературный конструкт) ряд исследователей объясняет влиянием эсхатологических переживаний, заметно усилившихся к концу XV в. Отмечается прямая отсылка в летописном тексте к 23-й и 39-й главам книги пророка Иезекииля [26, с. 73-74],[28, с. 23],[16, с. 137].

Важная тенденция, наметившаяся в русской книжности XV в. – увеличение интереса к книге Толковых пророков. Как отмечает В. В. Калугин, читательский спрос на Толковые Пророчества в последней четверти XV в. обусловили несколько причин: ересь «жидовствующих», церковный собор против еретиков 1490 г., ожидания конца света в 7000 (1492) г. и работа по созданию полного славянского перевода Библии 1499 г. [9, c. 98]. А. В. Григорьев предполагает, что книги не только Иезекииля, но также Захарии и Исайи несли очевидную эсхатологическую нагрузку и могли быть особенно востребованы в период обостренных предчувствий грядущего светопреставления [5, с. 401-402]. И определенную связь темы отступничества с книгой пророка Исайи действительно можно обнаружить.

Известно, что на Руси тексты книги Исайи существовали в двух редакциях: в составе Паремийников и книги Толковых пророков, причем тексты Паремийников отличаются гораздо большим объемом [6, c. 7]. Паремийник – собрание отрывков (паремий) из ветхозаветных книг, обычно читаемых в навечерие. Распространенность Паремийников была выше, они использовались не только в богослужебной практике, но и для домашнего чтения. Так, известно, что волынский князь Владимир Василькович в 1276 г. читал паремию из книги Исайи (Ис. 61:1-4) [17, с. 206], а рукопись Паремийника XIV в. (ОР РНБ, Q. I. 14) содержит надпись, датированную 1587 г.: «Сия книга домовая Никиты сына Григорьева Строганова» [8, c. 432]. Тексты из книги Толковых пророков также могли использоваться московскими книжниками. Книга Исайи содержится и в рукописи ОР РНБ, Кир. – Бел., № 9/134, с которой, возможно, связано составление «Московской повести о походе Ивана III на Новгород» [26, с. 74].

Автор «Словес» неоднократно использует реминисценции (так принято обозначать фрагменты Св. Писания, не маркируемые автографом [27, c. 5]) или прямые цитаты из книги Исайи применительно к новгородцам. Например, утверждая: «О нихъ же речеся: день Господа Саваофа приходить на всякого досадителя, и гордаго, и на всякого высока и величава» (Ис. 2:12) [18, c. 2]. Сравнивая новгородцев с иудеями, книжник приводит начальные стихи первой главы книги Исайи («...Пророкъ рече: слыши небо, внуши земле»), где пророк обличает «древнее преступление» израильтянами Моисеева закона [18, c. 2]. Полный текст этого стиха: «Слыши, небо, и внуши, земле, яко Господь возглагола: сыны родих и возвысих, тии же отвергошася мене» (Ис. 1:2). Параллель с евреями, впавшими в нечестие и погубившими Иерусалим, будет очень важна в дальнейшем, когда возникнет необходимость обличения ереси «жидовствующих».

Но самое главное, что, по мнению автора «Словес», новгородцы не вняли грозному предупреждению пророка: «…аще ли не хощете, ни послушаете мене, ни сотворите повелѣний моихъ, тьи изъѣдятъ труды ваша противнии ваши, и падете предъ супостаты вашими <…>, и погубитъ вы находяй мечь, и будетъ земля ваша пуста и двори ваши огнемъ пожжени» [18, c. 5]. Эта реминисценция из начала книги Исайи (Ис. 1:7 и 1:20) является еще одним подтверждением важности библейского мотива сожжения в деле наказания новгородских «отступников». Прямая отсылка («Исаия же глаголеть») касается действий великого князя Ивана III. Здесь, напротив, всячески подчеркивается одобрение этих действий Богом: «Отъ Сиона убо изыде законъ и слово Господне отъ Иерусалима, и судить посредѣ языкъ, и обличить люди многи» (Ис. 2:3-4) [18, c. 2]. Яркими красками памятник рисует образ Ивана III в качестве борца с беззаконием. Образ Москвы как нового Израиля раскрывается через обращение к Ис. 11:10: «Будеть корень Иосиевъ встаяй области языкъ, на нь языци уповають» [18, c. 3]. Это свидетельствует о развитии в великом княжестве Московском мессианских идей и стремлении к защите православной веры.

Особый интерес к книге Исайи московские власти проявляли отнюдь не случайно. Важные наблюдения об исключительной роли этого пророка в культурной парадигме Великого княжества Московского сделал М. П. Кудрявцев, исследовавший градостроительную политику московских государей XV–XVII вв. По мнению Кудрявцева, влияние книги Исайи на великокняжеские круги заметно уже в XV в. Автор считает, что именно в это время стали актуальны пророчества Исайи о переходе славы народа Божия на иные народы (Ис. 65:15), и о переходе славы Иерусалима на город с другим именем, то есть Москву: «И узрят языцы правду твою, и царие славу твою и прозовут тя именем новым, им же Господь именует е» (Ис. 62:2) [10, с. 227]. Схожие мотивы мы видим и в «Словесах избранных». Отмечается также пророчество, что стены нового города «созиждут сынове инороднии» (Ис. 60:10). Поэтому приглашение итальянских мастеров для строительства стен Кремля и Китай-города М. П. Кудрявцев расценивает как сознательное воплощение Иваном III пророчества Исайи [10, с. 227]. Более того, изречения пророка Исайи свидетельствуют о том, что пророчества, взятые именно из его книги, могли быть основой возникшего в русском средневековом обществе осознания духовной роли будущей России и ее столицы [10, с. 226].

Книга Исайи уделяет большое внимание вопросам отступничества и чистоты веры. В частности, в Ис. 1:28 говорится: «И сокрушатся беззаконнии и грешницы вкупе, и оставившии Господа скончаются». Эта и другие возможные аллюзии на книгу Исайи, видимо, не потеряют актуальности несколько позднее – в ходе борьбы с ересью «жидовствующих». Контекст этой борьбы чрезвычайно важен, поскольку для противников ереси существовала прямая связь между ее истоками и событиями московско-новгородского противостояния 1471 г. Более того, начало распространения ереси, как и новгородского «отступничества», будет связываться с приездом в Новгород в 1470 г. князя Михаила Олельковича. В его свите, по словам Иосифа Волоцкого, находился некий «жидовин именем Схария», который, якобы, и обратил в свою ересь первых последователей – попа Дениса и протопопа Алексея [22, с. 31].

По убеждению волоцкого игумена, для водворения порядка в стране необходимо было полное физическое уничтожение всех еретиков. Он писал, что возможность спастись есть у каждого, кроме еретиков, потому что ересь – сквернее любого беззакония [22, с. 171]. Искоренение ереси объявлялось делом всех православных, это было необходимо чтобы «причаститься» Небесного Царства [22, с. 482]. В отличие от древних еретиков, нынешние как самые худшие и опасные были названы отступниками, для которых наказание должно быть самым суровым. Особая роль отводилась светской власти. Цари и князья, по Иосифу, получили власть от Бога для наказания преступников. Он писал, что царь «властию же подобенъ есть вышнему Богу» [22, с. 547]. Очень важно, что преподобный Иосиф апеллировал одновременно и к отступничеству «жидовствующих», и к возможности светской власти наказывать их. А наказывать «отступников» к этому времени власть уже очень хорошо умела и делала это показательно.

Для обоснования необходимости сурового наказания еретиков Иосиф Волоцкий опирался не только на византийские законы и древние случаи расправы над еретиками, но и на сюжеты из книг ветхозаветных пророков. Прежде всего речь идет о мотиве саморазжигания огня грешником, в котором тот и погибает. Вероятно, этот довод, хотя и простой по сути, оказался в деле еретиков самым убийственным. Эта идея содержится в книге пророка Исайи: «Се, вси вы огнь раждизаете укрепляете пламень: ходите светом огня вашего и пламенем, егоже разжегосте. Мене ради быша сия вам, в печали успнете» (Ис. 50:11).

Именно на эту фразу ссылается преподобный Иосиф, говоря, что еретики, рассуждающие о Втором Христовом пришествии, как раз и бросают вверх камень, который сокрушит их головы, и разжигают огонь, от которого сгорят [22, с. 379]. То есть огонь уже заранее предназначен для еретиков (а еретики – для огня), и сожжение их, по Иосифу, будет не только идеальной казнью, но и предзнаменованием грядущего. Поэтому можно согласиться с А. Д. Охоцимским в том, что сожжение на костре более явно, чем другие способы казни, указывает не только на уже состоявшуюся земную, но также и на еще предстоящую Божью кару [14, с. 176]. Конец многолетнему преследованию еретиков подвел церковный собор 1504 г., по итогам которого виднейшие из них подверглись жестокой казни. Ивана Волка Курицына, Митю Коноплева и Ивана Максимова сожгли в срубе 27 декабря в Москве, а Некраса Рукавова, архимандрита Юрьева монастыря Кассиана и некоторых других еретиков сожгли в Новгороде [19, с. 371-372]. Не это ли один из первых примеров перенесения представлений о посмертном воздаянии в реальную практику?

После поражения новгородцев в открытом противостоянии с Иваном III конфликт отнюдь не был погашен. Отголосками тех событий стали аресты богатых новгородцев и разграбление их дворов зимой 1483–1484 гг. по ложному обвинению в связях с Литвой [19, с. 318-319]. А спустя всего несколько лет, в 1487 г., новгородский архиепископ Геннадий (Гонзов) сообщает епископу Прохору Сарскому о появлении в Новгороде еретиков «жидовская мудрствующих» [7, c. 310]. К этому времени относятся и первые известия о наказании новгородских еретиков. В феврале 1488 г. Иван III велел подвергнуть троих еретиков «градской казни» и отправил их к Геннадию с распоряжением передать не покаявшихся наместникам Захарьиным для повторного наказания с конфискацией имущества [7, c. 314].

В этих условиях политический аспект в деле еретиков «жидовствующих» проявился особенно отчетливо. На это указывает как поведение самого Геннадия, вступившего в конфликт с местным духовенством и поддержавшего политику московских наместников, так и отсутствие жестких санкций против большинства обвиненных Геннадием в ереси на церковном соборе 1488 г. Судя по всему, существенным препятствием для их осуждения стала позиция митрополита Геронтия, который будучи ярым противником любых отступлений от православия, видимо, не считал доказательства Геннадия о существовании «ереси» очевидными и достаточными [15, c. 223]. Совсем иной была ситуация на соборе 1490 г., на ход которого Геронтий, скончавшийся в 1489 г., повлиять был не в силах.

Интересен и сам характер обвинения в «жидовстве». Вообще термины «жидовская мудрствующий», «жидовствующий» были довольно широко распространены в византийской антиеретической литературе, исходившей из того, что все ереси основаны на «твердоумии» иудеев или ошибках язычников [30, c. 64]. Это предполагает достаточно широкий характер обвинений, зачастую слабо согласующихся между собой. Так, «жидовствующих» стремились отождествить с древними еретиками для придания законности их осуждению. Иосиф Волоцкий писал, что они придерживались саддукейской и мессалианской (богомильской) ереси [22, c. 44]. О. В. Чумичева отмечает, что такое помещение в один ряд в одном обвинении разнородных ересей для средневекового человека было вполне возможно ввиду их равной греховности. Это отвечало мировоззрению русских людей, унаследованному от Византии [31, c. 223].

Более того, выявляется связь «жидовская мудрствующих» с антилатинскими переводными сочинениями. Так, основная часть обвинений в адрес «латинян» и иудеев здесь совпадает: хула на Св. Духа, употребление опресноков в Евхаристии, нарушение порядка постов, особое значение субботы, отказ от поклонения иконам, хула на Богородицу, означающая и неверие в божественность Христа и так далее [31, с. 219]. Соответственно, грань между «жидовским мудрствованием» и «латинством» для русских людей той эпохи была достаточно условной [31, c. 223]. Учитывая, что новгородцы в 1471 г. уже обвинялись московскими властями в «латинстве», и характер этого явно тенденциозного обвинения был чисто книжным [25, c. 109], а также размытость и неопределенность обвинений владыки Геннадия против новгородских «еретиков» [15, c. 239], позволяет включить эти события в общую линию новгородско-московского конфликта.

Итак, противостояние Москвы и Новгорода в последней трети XV в. вызвало повышенный интерес книжников к теме ереси и отступничества. Это выражалось не только в появлении публицистических сочинений наподобие «Словес избранных», но и в выдвижении конкретных обвинений в «латинстве» и «жидовстве» против новгородцев. Поход Ивана III на Новгород в 1471 г. важен тем, что к этому времени в официальной московской идеологии формируется идея отступничества как измены Богу и государю, власть которого имеет божественное происхождение. Летописные данные содержат повествование о символическом наказании новгородских «отступников», в котором можно видеть аллюзии на библейские сюжеты из книг пророков Иезекииля и Исайи. Последняя вообще очень показательна с точки зрения отношения к отступничеству. Возможно, поэтому Исайя неоднократно цитируется в «Словесах избранных», отражавших московскую версию похода на Новгород и составленных в канцелярии митрополита. Стоит отметить, что изменению отношения общества и государства к наказанию еретиков и отступников также способствовали нарастание в стране эсхатологических переживаний и распространение ереси «жидовствующих».

В заключение следует сказать, что для сурового наказания по столь неочевидным обвинениям требовалось опереться на действительно признанный всеми авторитет, которым, без сомнения, обладали Пророчества. Книга Исайи, как одна из самых известных на Руси пророческих книг, с ее грозными проклятиями в адрес злодеев и отступников, вполне могла служить для такой цели. Еще один схожий образ огня, содержащийся в ней, это Ис. 7:4, где сирийцы и израильский царь Факей, пытавшиеся захватить Иерусалим, сравниваются с горящими головнями, загоревшимися от собственного гнева. Однако они не могли навредить иудейской столице как оплоту истинной веры, и их огонь оказался вреден лишь для них самих. Теперь же среди горящих головней было суждено оказаться «жидовствующим».

Библиография
1. Байковский К. Ю. Покорение Новгорода как «царское дело» Ивана III // Духовность: журнал гуманитарных исследований. Кн. 6. Сергиев Посад, 2004. С. 113-120.
2. Борисов Н. С. Иван III. М.: Мол. гвардия, 2000. 644 с.
3. Вальденберг В. Е. Древнерусские учения о пределах царской власти. Пг, тип. А. Бенке, 1916. 463 с.
4. Горский А. А. Русь. От славянского расселения до Московского царства. М.: Языки славянской культуры, 2004. 390 с.
5. Григорьев А. В. Источниковедение истории русской библейской фразеологии: Дис … д. филол. наук. М., 2008. 644 с.
6. Евсеев И. Е. Книга пророка Исаии в древнеславянском переводе. СПб: т-во "Печатня С. П. Яковлева", 1897. 322 с.
7. Источники по истории новгородско-московской ереси конца XV – начала XVI в. // Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV – начала XVI в. М.; Л.: АН СССР, 1955. С. 256-526.
8. Калайдович К. Ф., Строев П. М. Обстоятельное описание славяно-российских рукописей, хранящихся в Москве, в библиотеке графа Ф. А. Толстого. М.: тип. С. Селивановского, 1825. 811 с.
9. Калугин В. В. Протограф русских списков Толковых пророчеств конца XV – XIX в. и проблемы его реконструкции // Палеография, кодикология, дипломатика: Современный опыт исследования греческих, латинских и славянских рукописей и документов. Материалы Международной научной конференции в честь 80-летия доктора исторических наук, члена-корреспондента Афинской Академии Б. Л. Фонкича. Москва, 27–28 февраля 2018 г. / Отв. ред. И. Г. Коновалова, ред.-сост. М. А. Курышева. М.: ИВИ РАН, 2018. С. 97-104.
10. Кудрявцев М. П. Москва – третий Рим: Историко-градостроительное исследование. М.: Сол Систем, 1994. 287 с.
11. Летопись Софийская I // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л.: Наука, 1989. Вып. 2 (вторая половина XIV – XVI в.). Ч. 2. С. 57-60.
12. Отъстоупити // Словарь древнерусского языка XI – XIV вв. М.: Русский язык, 2000. Т. 6. С. 286-287.
13. Отступление // Словарь древнерусского языка XI – XVII вв. М.: Наука, 1988. Вып. 14. С. 42-43.
14. Охоцимский А. Д. Огонь в Библии // Огонь и свет в сакральном пространстве. Материалы международного симпозиума / Ред.-сост. А. М. Лидов. М.: Индрик, 2011. С. 168-190.
15. Печников М. В. Иван III и новгородский розыск 1487-1490 гг. Ч. 1. // Средневековая Русь: (сборник статей). М.: Индрик, 2018. Вып. 13. C. 181-240.
16. Подвальнов Е. Д. Интерпретация Коростынской битвы 1471 года в рамках центонно-парафразного метода // Novogardia. 2019. № 2. С. 131-144.
17. Полное собрание русских летописей. Ипатьевская летопись. СПб: тип. Эдуарда Праца, 1843. Т. 2. 373 с.
18. Полное собрание русских летописей. Софийские летописи. СПб: тип. Эдуарда Праца, 1853. Т. 6. 358 с.
19. Полное собрание русских летописей. Софийская вторая летопись. М.: Языки русской культуры, 2001. Т. 6. Вып. 2. 446 с.
20. Полное собрание русских летописей. Симеоновская летопись. СПб: тип. М. А. Александрова, 1913. Т. 18. 316 с.
21. Полное собрание русских летописей. Вологодско-Пермская летопись. М.; Л.: АН СССР, 1959. Т. 26. 412 с.
22. Просветитель, или обличение ереси жидовствующих. 3-е изд. Казань: тип. Императорского университета, 1896. 551 с.
23. Савченко Д. А. Формирование понятия «измены государю всея Руси» в русском праве начала XVI века // LEX RUSSICA (РУССКИЙ ЗАКОН). 2014. № 4. С. 493-501.
24. Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб: тип. Императорской академии наук, 1902. Т. 2. 479 с.
25. Тарасов А. Е. Церковь и подчинение Великого Новгорода // Новгородский исторический сборник. М.; СПб: Альянс-Архео, 2011. Вып. 12 (22). С. 71-109.
26. Тарасов А. Е. Эсхатологический контекст московской версии похода Ивана III на Новгород в 1471 году // Русь, Россия: Средневековье и Новое время. Выпуск 6: Шестые чтения памяти академика РАН Л. В. Милова. Материалы к международной научной конференции. Москва, 21-22 ноября 2019 г. М.: изд. Московского университета, 2019. С. 72-76.
27. Тупиков В.А. Особенности цитирования Священного Писания в оригинальных произведениях русской агиографии (на материале произведений Епифания Премудрого). Волгоград, 2011. Автореферат дисс. … канд. филолог. наук. 19 с.
28. Филюшкин А. И. Василий III. М.: Мол. гвардия, 2010. 345 с.
29. Хазанова С. И. «Видение Исайи о последнем веке» и «Слово святого Исайи, сына Амосова, о последних днях» в славянской письменности // Русь, Россия: Средневековье и Новое время. Выпуск 6: Шестые чтения памяти академика РАН Л. В. Милова. Материалы к международной научной конференции. Москва, 21-22 ноября 2019 г. М.: изд. Московского университета, 2019. С. 78-82.
30. Хоулетт Я. Р. Свидетельство архиепископа Геннадия о ереси «новгородских еретиков жидовская мудръствующих» // Труды отдела древнерусской литературы. СПб: Дмитрий Буланин, 1993. Т. 46. С. 53-74.
31. Чумичева О. В. Иноверцы или еретики: понятие «жидовская мудрствующие» в полемическом контексте на Руси конца XI-начала XVI в. // Очерки феодальной России: (сборник статей) / ред. С. Н. Кистерев. М.; СПб: Альянс-Архео, 2010. Вып. 14. С. 209-226.
32. Hösch E. Orthodoxie und Häresie im alten Russland. Schriften zur Geistesgeschichte des östlichen Europa. Vol. 7. Wiesbaden: Otto Harrassowitz in Kommission, 1975. 321 S.
References
1. Baykovsky K. Y. (2004). The conquest of Novgorod as the "tsar's business" of Ivan III. Spirituality: Journal of Humanitarian Studies. Vol. 6 (pp. 113-120). Sergiev Posad.
2. Borisov, N. S. (2000). Ivan III. Moscow: Mol. Gvardiya. 644 p.
3. Waldenberg V. E. (1916). Ancient Russian teachings on the limits of tsarist power. Petrograd: A. Benke printing house. 463 p.
4. Gorsky A. A. (2004). Rus. From Slavic settlement to the Moscow Kingdom. Moscow: Languages of Slavic Culture. 390 p.
5. Grigoriev, A. V. (2008). Source study of the history of Russian biblical phraseology. Dissertation of the doctor of historical sciences. Moscow. 644 p.
6. Yevseev, I. E. (1897). The Book of the prophet Isaiah in the old slavic translation. Saint Petersburg: Partnership "S. P. Yakovlev printing house". 322 p.
7. Kazakova, N. A & Lurie, Y. S. (1955). Sources on the history of the Novgorod-Moscow heresy of the late XV-early XVI century [Anti-feudal heretical movements in Russia of the XIV-beginning of the XVI century] (pp. 256-526). Moscow & Leningrad: Academy of sciences of the USSR.
8. Kalaidovich, C. F & Stroev, P. M. (1825). A detailed description of the Slavic-Russian manuscripts stored in Moscow, in the library of Count F. A. Tolstoy. Saint Petersburg: S. Selivanovsky printing house. 811 p.
9. Kalugin, V. V. (2018). Protograph of Russian lists of Explanatory Prophecies of the end of the XV-XIX century and the problems of its reconstruction. In: I. G. Konovalova & M. A. Kurysheva (Eds.), Paleography, Codicology, diplomacy: Modern experience in the study of Greek, Latin and Slavic manuscripts and documents. Materials of the International Scientific Conference in honor of the 80th anniversary of the Doctor of historical sciences, corresponding member of the Athens Academy B. L. Fonkich. Moscow, February 27-28, 2018 (pp. 97-104). Moscow: Universal History Institute.
10. Kudryavtsev, M. P. (1994). Moscow-the Third Rome: historical and urban planning research. Moscow: Sol System. 287 p.
11. The Chronicle Sofiyskaya I. (1989). Dictionary of scribes and bookishness of ancient Russia. Vol. 2 (pp. 57-60). Part 2. Noscow: Science.
12. Ot'stoupiti (2000). Dictionary of the old Russian language of the XI-XIV centuries. Vol. 6 (pp. 286-287). Moscow: Russian language.
13. Otstuplenie (1988). IDictionary of the old Russian language of the XI-XVII centuries. Vol. 14 (pp. 42-43). Moscow: Science.
14. Okhotsimsky, A. D. (2011). Fire in the Bible. In: A. M. Lidov (Ed.), Fire and light in the sacred space. Materials of the International symposium (pp. 168-190). Moscow: Indrik.
15. Pechnikov, M. V. (2018). Ivan III and the Novgorod investigation 1487-1490. Part 1. Medieval Russia: (compilation of articles) (pp. 168-190). Moscow: Indrik.
16. Podvalnov, E. D. (2019). Interpretation of the Battle of Korostyn in 1471 in the framework of the centonic-paraphrase method. Novogardia, 2, 131-144.
17. The complete collection of Russian Chronicles. Ipatievskaya Cronicle. (1843). Vol. 2. Saint Petersburg: Eduard Prats printing house. 373 p.
18. The complete collection of Russian Chronicles. Sofiyskie Cronicles. (1853). Vol. 6. Saint Petersburg: Eduard Prats printing house. 358 p.
19. The complete collection of Russian Chronicles. Sofiyskaya II Cronicle. (2001). Vol. 6. Release 2. Moscow: languages of Slavic culture. 446 p.
20. The complete collection of Russian Chronicles. Simeonovskaya Cronicle. (1913). Vol. 18. Saint Petersburg: M. A. Alexandrov printing house. 316 p.
21. The complete collection of Russian Chronicles. Vologodsko-Permskaya Cronicle. (1959). Vol. 26. Moscow & Leningrad: Academy of sciences of the USSR. 412 p.
22. The Enlightener, or the denunciation of the heresy of the Judaizers. (1896). 3rd ed. Kazan: Imperial University printing house. 551 p.
23. Savchenko D. A. (2014). Formation of the concept of "treason to the sovereign of all Russia" in the Russian law of the beginning of the XVI century. LEX RUSSICA (RUSSIAN LAW), 4, 493-501.
24. Sreznevsky, I. I. (1902). Materials for the dictionary of the Old Russian language based on written monuments. Vol. 2. Saint Petersburg: Imperial academy of sciences. 479 p.
25. Tarasov, A. E. (2011). The Church and the Subjection of Veliky Novgorod, Novgorod historical collection, 12(22), 71-109.
26. Tarasov, A. E. (2019). The Eschatological context of the Moscow version of Ivan III's campaign against Novgorod in 1471. Rus', Russia: The Middle Ages and Modern Times. Issue 6: the sixth readings in memory of Academician of the Russian academy of sciences L. V. Milov. Materials for the international scientific conference. Moscow, November 21-22, 2019 (pp. 72-76). Moscow: Lomonosov University printing house.
27. Tupikov, V. A. (2011). Features of quoting the Holy Scripture in the original works of Russian hagiography (based on the material of the works of Epiphanius the Wise). Abstract of the dissertation of the candidate of historical sciences. Volgograd. 19 p.
28. Filiushkin, A. I. (2010). Vasily III. Moscow: Mol. Gvardiya. 345 p.
29. Khazanova, S. I. (2019). "Isaiah's Vision of the Last Century" and "The Word of Saint Isaiah, the Son of Amos, about the Last Days" in Slavic writing. Rus', Russia: The Middle Ages and Modern Times. Issue 6: the sixth readings in memory of Academician of the Russian academy of sciences L. V. Milov. Materials for the international scientific conference. Moscow, November 21-22, 2019 (pp. 78-82). Moscow: Lomonosov University printing house.
30. Howlett, Y. R. (1993). The testimony of Archbishop Gennady about the heresy of the "Novgorod Judaizers". Proceedings of the Department of ancient Russian literature. Vol. 46 (pp. 53-74). Saint Petersburg: Dmitry Bulanin.
31. Chumicheva, O. V. (2010). Gentiles or heretics: the concept of "Judaizers" in the polemical context in Russia of the late XI-early XVI century. Essays of feudal Russia: (compilation of articles). Vol. 14 (pp. 209-226). Moscow & Saint Petersburg: Aliance-Archeo.
32. Hösch, E. (1975) Orthodoxie und Häresie im alten Russland. Schriften zur Geistesgeschichte des östlichen Europa. Vol. 7. Wiesbaden: Otto Harrassowitz in Kommission. 321 S.

Результаты процедуры рецензирования статьи

Рецензия скрыта по просьбе автора