Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Genesis: исторические исследования
Правильная ссылка на статью:

Уголовная ответственность за самоубийство в праве допетровской Руси

Велиев Артем Эрнестович

ORCID: 0000-0003-3548-6461

аспирант, кафедра уголовного права, Волгоградский государственный университет

400062, Россия, Волгоградская область, г. Волгоград, пр. Университетский, 100

Veliev Artem Ernestovich

PhD student, Department of Criminal Law, Volgograd State University

400062, Russia, Volgograd region, Volgograd, Universitetskiy ave., 100

aeveliev@ya.ru

DOI:

10.25136/2409-868X.2023.2.37587

EDN:

HNQPJW

Дата направления статьи в редакцию:

20-02-2022


Дата публикации:

07-02-2023


Аннотация: Настоящее исследование посвящено уголовно-правовому регулированию вопросов, связанных с самоубийством, в допетровской Руси. Данный период развития отечественного права характеризуется достаточно слабой, по сравнению с более поздними этапами истории уголовно-правового противодействия суициду, изученностью. В работе приведены свидетельства современников, а также привлечены памятники права, ранее в публикациях, посвящённых аналогичной тематике, не рассматривавшиеся. Описаны предписания затрагивающих суицидальное поведение норм позитивного права, а также санкции, грозившие самоубийцам по церковному и обычному праву рассматриваемого периода. Особое внимание уделяется расхожему мнению о тождественности убийства и самоубийства в древнерусском уголовном праве. На основании анализа нормативно-правовых актов рассматриваемой эпохи сделан вывод, о том, что хотя юридической ответственности непосредственно за совершение самоубийства в допетровской Руси не существовало, осуждение суицида со стороны государственной власти всё же находило выражение в иных формах, в частности, путём упоминания данного явления в негативном контексте. В то же время, на примере целого ряда нормативных правовых актов рассматриваемого периода показана несостоятельность распространённого в отечественной науке утверждения о том, что термин «душегубство» включал в себя не только убийство, но и самоубийство.


Ключевые слова:

самоубийство, суицид, суицидальное поведение, душегубство, уголовное право, каноническое право, обычное право, история, право, допетровская Русь

Abstract: This study is devoted to the criminal law regulation of issues related to suicide in pre-Petrine Russia. This period of development of domestic law is characterized by a rather weak, compared with the later stages of the history of criminal legal counteraction to suicide, study. The work presents the testimonies of contemporaries, as well as the monuments of law that were not previously considered in publications devoted to a similar topic. The prescriptions of the norms of positive law affecting suicidal behavior, as well as the sanctions that threatened suicides under the church and customary law of the period under review, are described. Special attention is paid to the popular opinion about the identity of murder and suicide in ancient Russian criminal law. Based on the analysis of normative legal acts of the era in question, it is concluded that although there was no legal responsibility directly for committing suicide in pre-Petrine Russia, the condemnation of suicide by the state authorities still found expression in other forms, in particular, by mentioning this phenomenon in a negative context. At the same time, on the example of a number of normative legal acts of the period under review, the inconsistency of the statement common in Russian science that the term "murder" included not only murder, but also suicide is shown.


Keywords:

self-murder, suicide, suicidal behavior, homicide, criminal law, canon law, customary law, history, law, pre-Petrine Russia

Несмотря на предпринимаемые усилия, Россия всё ещё остаётся одним из мировых лидеров по числу самоубийств на душу населения, что обуславливает активизацию уголовно-правовой политики в области противодействия суицидальному поведению. Между тем, несмотря на всплеск интереса к данной темы, её исторические аспекты остаются недостаточно изученным, что в особенности касается допетровского периода.

Об отношении славян к самоубийству до принятия христианства известно немногое. Фактически, единственным достоверным свидетельством о суициде является описываемый рядом современников т. н. обычай соумирания жён во время похорон своих супругов.

Так, в Стратегиконе Маврикия, написанном в конце VI-начале VII века среди прочих сведений о древнеславянских племенах находится такое: «Скромность их женщин превышает всякую человеческую природу, так что большинство их считает смерть своего мужа своей смертью и добровольно удушает себя, не считая пребывание во вдовстве за жизнь»[1, с. 243].

В более позднем сочинении персидского географа Ибн Русты похоронные обычаи славян конца IX века описываются сходным образом: «Когда умирает у них кто-либо, труп его сжигают. Женщины же, когда случится у них покойник, царапают себе ножом руки и лица ... И если у покойника было три жены и одна из них утверждает, что она особенно любила его, то она приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб поперёк, привязывают посреди этой перекладины верёвку, она становится на скамейку и конец (верёвки) завязывает вокруг своей шеи. После того как она так сделает, скамью убирают из-под неё и она остаётся повисшей, пока не задохнётся и не умрёт, после чего её бросают в огонь, где она и сгорает»[1, с. 293].

Хотя из указанных свидетельств не следует того, что суицид был приемлем и в иных ситуациях, во всяком случае, можно заключить, что безусловным табу он не являлся.

Восприятие суицида начало меняться с приходом на Русь христианства, в соответствии с нормами  которого самоубийц, находившихся в момент лишения себя жизни во вменяемом состоянии, предписывалось лишать заупокойной службы. Каноническое право русской церкви восприняло отрицательное отношение к самоубийству из византийских источников, что подтверждается циркулированием на Руси множества списков Номоканона, где авторитетные мнения о самоубийстве можно найти уже в самых ранних рукописных сборниках ещё домонгольского периода[2, с. 67].

Негативная оценка суицида со стороны духовенства накладывалась и на народную веру в то, что умершие неествественной смертью навлекли на себя наказание божье, поэтому их нельзя хоронить, не погрешив перед Богом, который в противном случае может наслать бедствие на всю общину. И если с точки зрения церковных канонов следствием такого поступка должен быть только отказ в отпевании, обычаи того времени не допускали и простого предания тела земле.

Свидетельство об этом можно найти, например, в поучении Серапиона Владимирского, написанном около 1274 года: «И в наша лета чего не видехом зла: многи беды и скорби, рати, голод, от поганых насилья. Но никакож не переменимся от злых обычаи наших; ныне же гнев Божий видящи и заповедаете: хто буде удавленика или утопленика погребл, не погубите люди сих, выгребите. О, безумье злое! О, маловерье! Полни есми зла исполнени, о том не каем. Потоп был при Нои не про удавленаго, ни про утопленика, но за людския неправды, и иныя казни бещисленыя ... О человеци, се ли ваше покаянье? сим ли Бога умолите, что утопла или удавленика выгрести? сим ли Божию казнь хощете утишити? Лучши, братия, перестанем от зла» [3, прибавление, с. 14].

Из приведённого отрывка видно не только то, что на Руси существовала практика выгребания заложных покойников из могил, но и что, духовенство таких суеверий не разделяло и пыталось с ними бороться.

Компромиссом между описанными представлениями о погребении Д. К. Зеленин считал захоронение покойников в убогих домах (также известных как божедомки или скудельницы)[4, с. 95]. В соответствии с данным обычаем умерших нечистой смертью не отпевали и не закапывали в землю, а вместо этого клали в большие ямы, над которыми сооружали деревянное строение, а засыпали только в Семик — седьмой четверг после Пасхи. Свидетельствует о такой практике, в частности, жалованная грамота, данная в 1629 году арзамасскому Спасо-Преображенскому монастырю Патриархом Филаретом, а впоследствии также подтверждённая патриархами Иоасафом и Иосифом, в которой, помимо прочего, при упоминании о сборе похоронных пошлин с крестьян делается специальная оговорка: «а похороняти им тех людей, над которыми учинится скорая смерть, кусом подавится или кто кого ножем зарежет, или с древа убьется, или утонет не купаючися, или отравною смертию умрет, а не сам себя отравит, тех у церкви Божией похороняти и над ними отпевати как и над прочими Христианы; а который человек вина опьется, или удавится, или зарежется, или с качелей убьется, или купаючись утонет, или сам себя отравит, или иное какое дурно сам над собою учинит, и тех церкви Божией не похороняти и над ними не отпевати, велеши их класти в убогих домах, а похороннаго имати по гривне» (здесь и далее выделено мною)[5, с. 269].

Учитывая огромную важность норм обычаев и канонического права в обществе того времени, а также определённое их сходство с некоторыми правительственными предписаниями в Западной Европе, историю ответственности за суицид в России можно вести начиная уже с описанных выше практик.

Также следует обратить внимание на то, что вплоть до XVIII века санкции за суицид оставались предметом канонического права и правовых последствий со стороны княжеской и, позже, царской власти не влекли. Так, первым нормативно-правовым актом, изданным светской властью, в котором затрагивается проблематика суицида, является, по-видимому, Церковный устав князя Ярослава, датируемый различными исследователями в диапазоне от XI до XIII века. Данный памятник  права предусматривал, однако, ответственность не в отношении самоубийцы, а в отношении его или её родителей в тех случаях, когда их действия стали поводом для суицида. Несмотря на то, что Устав был издан светской властью, фактически он санкционировал передачу права решения вопроса о наказании родителей за самоубийство их детей в исключительную компетенцию церкви. Так, касательно случаев принуждения детей со стороны родителей ко вступлению в брак статья 29 Пространной редакции Устава гласит: «Аще девка не въсхощеть замуж, то отец и мати силою дадять. А что девка учинить над собою, то отец и мати митрополиту в вине»[6, с. 191]. Аналогичная норма в немного изменённом виде имеет место в статье 24 Краткой редакции Устава: «Аже девка не восхочеть замуж, а отець и мати силою дадут, а что створить над собою — отець и мати епископу в вине, а истор [расходы на приготовление к свадьбе] има платити. Тако же и отрок»[6, с. 169]. Сходное положение закреплено в статье 33 Краткой редакции, однако здесь ответственность за самоубийство отпрыска устанавливалась для тех случаев, когда самоубийство совершалось, напротив, по причине принуждения ко вступлению в брак: «Аже девка восхощеть замуж, а отець и мати не дадят, а что створить, епископу в вине отець и мати. Тако же и отрок»[6, с. 170]. Интересно, что в Ярославском списке Устава положение «епископу в вине» в этой, как и в большинстве других статей, имеется добавление «а князь казнит», что связывают с тенденцией к расширению княжеской юрисдикции по делам, традиционно принадлежавшим церковному суду[7, с. 244-245][7, с. 256]. Тем не менее, в данном случае неясным остаётся то, каким образом князь мог исполнить наказание, налагаемое епископом, учитывая, что имущественного наказания данной статьёй, в отличие от большинства других, не предусматривалось.

В отечественной науке широкое распространение получило утверждение о том, что термин «душегубство», употребляемый в памятниках законодательства Московской Руси, устанавливающих ответственность за убийство, относится и к самоубийству (см., например, [8, с. 18],[9, с. 74]). Однако при более критичном изучении данного тезиса приходится констатировать его ошибочность. Очевидно, что в случае полной тождественности убийства и самоубийства в правовом сознании людей той эпохи, самоубийство должно было бы влечь те же правовые последствия, что и умышленное лишение жизни другого человека. Тем не менее, не существует никаких сведений о наличии в русской истории аналогичных западноевропейским светских судебных процессов над телами умерших от собственной руки или над лицами, предпринимавшими попытку суицида. Кроме того, учитывая, что наказанием за неразбойное убийство в рассматриваемый период была вира, т. е. денежный штраф, наказание за суицид по правилам об ответственности за убийство было бы попросту невозможно ввиду отсутствия в живых самого субъекта преступления.

Датируемая же серединой XV века «Запись о душегубстве», несмотря на частое упоминание в работах по истории уголовно-правового противодействия суицидальному поведению в качестве документа, приравнивающего самоубийство к убийству (см., например, [10, с. 105],[11, с. 30]), и вовсе является памятником процессуального права, посвящённым, по большей части, вопросам установления подсудности отдельных категорий дел, и сама по себе какого-либо материально-правового регулирования вопросов суицида не содержит (равно как и упоминаний о нём в принципе).

Ошибочное отнесение Записи о душегубстве к числу источников, содержащих нормы, направленные на предупреждение суицида, по всей видимости, берёт начало в комментарии к ст. 1 «Записи», опубликованном в 1985 году во втором томе сборника российского законодательства X-XX веков под редакцией А. Д. Горского: «Под душегубством в рассматриваемое время понималось не только убийство, но и самоубийство (от своих рук утеряется), а также внезапная (без покаяния в грехах) смерть в результате несчастного случая»[12, с. 189]. Нужно заметить, что даже здесь речи о юридической тождественности «Записью» самоубийства к убийству не идёт, однако это не помешало возникнуть путанице, нашедшей заметное место в различных публикациях по соответствующей теме.

Таким образом, утверждения отдельных авторов о том, что «Запись» якобы содержала некие нормы, приравнивающие суицид к убийству, не соответствуют действительности. Не удалось найти таких норм и в других актах рассматриваемой эпохи. Напротив, существует немалое количество памятников права, где проводится чёткая грань между убийством и смертью от иных причин, в число которых входит и самоубийство.

Так, в Уставной земской грамоте волостей Малой Пенежки, Выйской и Суры Двинского уезда от 1552 года прямо установлены различные правовые последствия между душегубством и «нехитросным делом», т. е. смертью от причин, не порождающих уголовно-правовых отношений: «А не доищетца в котором убийстве душегубства, а будет нехитросным делом сталосе которое душегубство, хто утеряется от своих рук, или озябет, или утонет, или згорит, или кто водою припловет, или кто в дереве убьетца, или ково возом сотрет, или громом убьет, или кого зверь съест, или кто поткинет мертвым незнаемым человеком, а обыщет того бесхитростно, и они то являют излюбленным своим головам да того мертвого хоронят, а им продажи нет в том ни от кого»[6, с. 230-231].

Приведённой нормой вводится исключение из правила о дикой вире —  выплачиваемого всей общиной штрафа в случае невыдачи властям лица, виновного в совершении убийства. При условии доказанности того, что  умерший погиб ненасильственной смертью община не несла наказания за нахождение мёртвого тела в пределах её земель.

Приведённый пример не является единственным — аналогичные предписания находят место во множестве уставных грамот, издававшихся с середины XV по начало XVII века и регулировавших местное управление на соответствующих территориях. Так, Н. П. Загоскин, изучивший и сведший воедино содержание пятнадцати уставных грамот, обнаружил параллельные места, посвящённые освобождению общины от уплаты дикой виры за тела умерших от причин, не влекущих уголовной ответственности (в том числе самоубийц), в двенадцати из них, а именно: в Белозерской 1488 года, Переяславским рыболовам 1506 года, Артемоновского стана крестьянам 1506 года, Каменского стана бобровникам 1509 года, села Высоцкого 1536 года, Онежской 1536 года, Ильмехотского стана боровникам 1537 года, Пермской 1553 года, Афанасьевского и Васильевского сёл 1554 года, Борисоглебской слободы 1584 года, Устюжно-Железопольской 1614 года, и Двинской эпохи Ивана IV[13, с. 51-53][13, с. 144].

Помимо грамот, исследованных в работе Н. П. Загоскина, аналогичную клаузулу можно обнаружить и в других источниках подобного рода. Например, в жалованной грамоте игумену Вяжищского монастыря 1510 года[14, с. 16], на владения Спасо-Евфимиева монастыря 1551 года[15, с. 547], упомянутой выше уставной грамоте крестьянам трёх волостей Двинского уезда 1552 года[6, с. 230-231], изданном не ранее 1621 года по указу Михаила Фёдоровича уложении о ямской гоньбе и ямских слободах[16, с. 105-107] и др.

Наконец, имеет смысл сказать и ещё об одном памятнике права допетровской эпохи, в котором, хотя и вскользь, также упоминается самоубийство.

В годы Смуты, при Лжедмитрии I либо Василии Шуйском (а возможно, что при участии обоих), был составлен единый свод законов, в котором были кодифицированы нормативные акты, изданные после выхода Судебников 1550 и 1589 годов. Впоследствии за ним закрепилось название «Сводный судебник» (см. [17]).

В главах 141-146 грани 22 данного документа был установлен запрет на дачу присяги с целованием креста, причём как ложной (накриве), так и истинной (направе). Наказание за данный проступок предусматривалось в виде епитимьи, налагаемой на согрешившего священником, с запретом последнему пускать провинившихся в храм, поминать на литургии, ходить к ним домой и брать приношения. Дабы мотивировать священство налагать столь серьёзное взыскание, глава 146 Судебника сулит священникам, не выполнившим этой обязанности, ту же участь, что и самим клятвенно поцеловавшим крест, тяжесть греха которых ставится в один ряд с еретиками и самоубийцами, которых ждёт вечная мука: «…аще станете вы, Попове, к ротником в домы приходити, или велите им к церкви приходити: сами общую муку приимете, геену огненую, и тму кромешную, занеже ротником и еретиком, или хто сам на собя осил положит, да удавитца от своих рук, те все едину муку приимуть на втором пришествии Христове, не каятися без ответа, то в муку вечную пошли, — и вы, попове, тех унимайте, наказывайте их и учите, занеже вам велено вязати и решати, не стыдите лица своего от них»[18, с. 358-359].

Аналогичное положение содержится в Указе о крестном целовании 1558 года, который, судя по всему, и лежит в основе соответствующей грани Сводного Судебника: «Аще станете вы, попове, к ротником в домы приходити или им  велите в церковь ходити, то вы с ними злую муку приимете и геону огненую и тму кромешную, занеже ротником и еретиком или удавитца от своих рук, и на свои рукы падают насмерть; то те все триедину муку приимут, а на втором пришествии не каятися им будет, без ответа в муку вечную пойдут»(цит. по: [19, с. 511]; см. также: [20]).

Сводный Судебник, по всей видимости, так и не был официально утверждён, однако он интересен в двух аспектах. С одной стороны, он показывает, что самоубийство рассматривалось не просто как поступок, достойный осуждения, но и ставилось в один ряд с тягчайшими грехами, причём в санкционированном верховной властью источнике права. С другой, тот факт, что в столь масштабном сборнике правительственных узаконений единственное упоминание суицида не связано с какими-либо светскими санкциями, подтверждает, что самоубийство, хотя и было социально порицаемым, гражданской властью не преследовалось.

В дальнейшем содержание Указа было также учтено при составлении Соборного Уложения 1649 года — близкие по содержанию нормы нашли место в главе XIV, — однако в этой редакции упоминание о самоубийцах уже отсутствует: законодатель ограничился посулами вечных мук непосредственно нарушившим присягу, без проведения параллелей с участью иных грешников.

Суммируя изложенное, можно прийти к заключению, что в допетровской Руси никогда не существовало светских правовых норм, которые бы устанавливали ответственность непосредственно за самоубийство. Тем не менее, со времён крещения Руси суицид являлся социально порицаемым явлением, что, помимо прочего, находило отражение и в нормативных актах, издававшихся правительством. Самостоятельная же светская ответственность за самоубийство будет установлена лишь в результате рецепции Петром Первым западноевропейских правовых институтов, что ознаменует начало нового этапа в развитии правовых средств противодействия суицидальному поведению.

Библиография
1. Материалы по истории СССР для семинарских и практических занятий. Вып. 1. Древнейшие народы и государства на территории СССР. М.: Высшая школа, 1985. 303 с.
2. Паперно И. Самоубийство как культурный институт. М.: Новое литературное обозрение, 1999. 256 с.
3. Петухов Е. В. Серапион Владимирский, русский проповедник XIII века. СПб.: типография Императорской Академии наук, 1888. 282 с.
4. Зеленин Д. К. Избранные труды. Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки. М.: Индрик, 1995. 432 с.
5. История российской иерархии, собранная Новгородской семинарии ректором и богословии учителем Антониева монастыря Архимандритом Амвросием. Ч. 3. М.: при Синодальной типографии, 1811. 761 с.
6. Законодательство Древней Руси. Том 1 / отв. ред. В. Л. Янин. М.: Юридическая литература, 1984. 430 с.
7. Щапов Я. Н. Правда Русская и Устав князя Ярослава о церковных судах // Ярославский список Правды Русской : Законодательство Ярослава Мудрого / Сост. Н . А. Грязнова, Д. К. Морозов. Ярославль, Рыбинск: Изд-во «Рыбинский Дом печати», 2010. 271 с.
8. Эльмурзаев Д. И. Уголовная ответственность за доведение до самоубийства: дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2004. 162 с.
9. Хатуев В. Б. Эволюция российского уголовного законодательства об ответственности за доведение до самоубийства или покушения на самоубийство // Российское правосудие, 2015. № 9. С. 72-82.
10. Милова И. Е., Милова Е. А. К вопросу о развитии представлений об уголовной ответственности за доведение до самоубийства // Вестник Волжского университета им. В. Н. Татищева. 2017. № 3. С. 105-111.
11. Рыжов Э. В. Уголовная ответственность за доведение до самоубийства: дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2019. 216 с.
12. Законодательство Древней Руси. Том 2 / отв. ред. А. Д. Горский. М.: Юридическая литература, 1984. 520 с.
13. Загоскин Н. П. Уставные грамоты XIV-го – XVI-го вв., определяющие порядок местного правительственного управления. Выпуск второй. Казань, 1876. 144 с.
14. Жалованная обельно-несудимая односрочная, заповедная (от ездоков, незваных гостей и попрошатаев) и проезжая грамота в. кн. Василия III Ивановича игумену Вяжищского м-ря Мисаилу на вотчины в Водской, Обонежской, Деревской и Шелонской пятинах и дворы в Старой Русе, кормы и пошлины новгородскому архиепископу и его людям и наместничий корм // Акты новгородского Вяжищского монастыря конца XV — начала XVII в. / Подгот. публ. И. Ю. Анкудинов. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2013. 263 c.
15. Жалованная несудимая ободная грамота ц. и в. кн. Ив. Васильевича (Грозного) на владения Спасо-Евфимиева м-ря, данная взамен и в дополнение изветшавшей жалованной грамоты 1450 г. // Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV — начала XVI в. Том II. М.: Издательство Академии наук СССР, 1958. 727 с.
16. Уложение о ямской гоньбе и ямских слободах // Законодательные акты русского государства второй половины XVI — первой половины XVII века. Ленинград: Издательство «Наука», 1986. 260 с.
17. Чупова М. Д. Забытые судебники (1589 и 1606/07) // Lex Russica. 2017. № 2. С. 184-207.
18. Сводный Судебник // Памятники русского права периода укрепления централизованного государства. XV XVII вв. / под ред. Л. В. Черепнина. М.: Государственное издательство юридической литературы, 1956. С. 358-359.
19. Указ о крестном целовании // Корогодина М. В. Исповедь в России в XIV-XIX веках : Исследование и тексты. СПб.: «Дмитрий Буланин», 2006. 579 с.
20. Корогодина М. В. Правила о крестном целовании // Исследования по истории средневековой Руси: к 80-летию Юрия Георгиевича Алексеева / Сост. С. В. Стрельников. СПб.: Альянс-Архео, 2006. С. 171-178.
References
1. Материалы по истории СССР для семинарских и практических занятий. Вып. 1. Древнейшие народы и государства на территории СССР [Reading matters on the history of the USSR for seminars and practicals. Issue 1: Antient peoples and countries on the USSR’s territory]. Moscow, Vysshaya Shkola Publ., 1985. 303 p.
2. Paperno I. (1999) Самоубийство как культурный институт [Suicide as a cultural institution]. Moscow, Novoe literaturnoe obozrenie Publ., 1999. 256 p.
3. Petukhov E. V. (1888) Серапион Владимирский, русский проповедник XIII века [Serapion of Vladimir, the 13th century Russian preacher], Saint-Petersburg: tipografiya Imperatorskoi Akademii nauk, 1888. 282 p.
4. Zelenin D. K. (1995). Избранные труды. Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки [Selected works. Essays on Russian mythology: People who met a violent death and mermaids]. Moscow, Indrik Publ., 1995. 432 p.
5. История российской иерархии, собранная Новгородской семинарии ректором и богословии учителем Антониева монастыря Архимандритом Амвросием. Ч. 3. [History of the Russian hierarchy collected by the rector and a teacher of the St. Anthony’s Monastery archimandrite Ambrosy. Part 3]. Moscow, pri Sinodal'noi tipografii, 1811. 761 p.
6. Законодательство Древней Руси. Том 1 [Laws of ancient Rus’. Vol. 1]. Yanin V. L. (ed.). Moscow, Yuridicheskaya literature Publ., 1984. 430 p.
7. Shchapov Ya. N. (2010). Правда Русская и Устав князя Ярослава о церковных судах [Russkaya Pravda and the Church Statute of Prince Yaroslav on church courts]. In: Ярославский список Правды Русской : Законодательство Ярослава Мудрого [Yaroslavl copy of Russian Pravda: laws of Yaroslav the Wise]. Gryaznova N. A., Morozov D. K. (eds.). Yaroslavl', Rybinsk, Rybinskii Dom pechati Publ. 271 p.
8. Ehl'murzaev D. I. (2004). Уголовная ответственность за доведение до самоубийства [Criminal liability for driving to suicide]: Cand. jurid. sci. diss. Moscow, 2004. 162 p.
9. Khatuev V. B. (2015). Эволюция российского уголовного законодательства об ответственности за доведение до самоубийства или покушения на самоубийство [The evolution of the Russian criminal law for driving to suicide or suicide attempt], Rossiiskoe pravosudie [Russian Justice], (9), pp. 72-82.
10. Milova I. E., Milova E. A. (2017). К вопросу о развитии представлений об уголовной ответственности за доведение до самоубийства [On development of the ideas about criminal liability for driving to suicide]. Vestnik Volzhskogo universiteta im. V. N. Tatishcheva [Vestnik of Volzhsky University after V. N. Tatischev], (3), pp. 105-111
11. Ryzhov Eh. V. (2019). Уголовная ответственность за доведение до самоубийства [Criminal liability for driving to suicide]: Cand. jurid. sci. diss. Moscow, 216 p.
12. Законодательство Древней Руси. Том 2 [Laws of ancient Rus’. Vol. 2]. Gorskii A D. (ed.). Moscow, Yuridicheskaya literature Publ., 1984. 520 p.
13. Zagoskin N. P. (1876) Уставные грамоты XIV-го – XVI-го вв., определяющие порядок местного правительственного управления. Выпуск второй [Charters of 14th-16th centuries, dedicated to the order of the local governance. Issue 2]. Kazan'. 144 p.
14. Жалованная обельно-несудимая односрочная, заповедная (от ездоков, незваных гостей и попрошатаев) и проезжая грамота в. кн. Василия III Ивановича игумену Вяжищского м-ря Мисаилу на вотчины в Водской, Обонежской, Деревской и Шелонской пятинах и дворы в Старой Русе, кормы и пошлины новгородскому архиепископу и его людям и наместничий корм [Charter of Vasili III for hegumen of Vyazhishchsky Monastery Misail]. In: Акты новгородского Вяжищского монастыря конца XV — начала XVII в. [Acts of Novgorod Vyazhishchsky Monastery of the end of the 15th-the early XVII centuries]. Ankudinov I. Yu. (ed.). Moscow, Rukopisnye pamyatniki Drevnei Rusi Publ., 2013. 263 p.
15. Жалованная несудимая ободная грамота ц. и в. кн. Ив. Васильевича (Грозного) на владения Спасо-Евфимиева м-ря, данная взамен и в дополнение изветшавшей жалованной грамоты 1450 г. [Charter of Ivan Vasil’evich (the Terrible) for the domain of the Monastery of St. Euthymius, given instead and in addition of dilapidated charter of 1450 year]. In: Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV — начала XVI в. Том II [Acts of social-economic history of the north-eastern Rus’ of the end of the 14th-the early 16th centuries. Vol. 2]. Moscow, USSR Academy of Sciences publ., 1958. 727 p.
16. Уложение о ямской гоньбе и ямских слободах [Legal code on coachman delivery and coachman settlements]. In: Законодательные акты русского государства второй половины XVI — первой половины XVII века [Legal acts of the Russian state of the second half of the 16th-first half of the 17 centuries]. Leningrad, Nauka Publ., 1986. 260 p.
17. Chupova M. D. (2017). Забытые судебники (1589 и 1606/07) [Forgotten legal codes (1589 and 161/07)], Lex Russica, (2), pp. 184-207.
18. Сводный Судебник [Synoptic legal code]. In: Памятники русского права периода укрепления централизованного государства. XV XVII вв. [Sources of law of the period of rise of the centralized state]. Cherepnin L. V. (ed.). Moscow, Gosudarstvennoe izdatel'stvo yuridicheskoi literatury Publ., 1956. Pp. 358-359.
19. Указ о крестном целовании [Oath Taking Act]. In: Korogodina M. V. (2006). Исповедь в России в XIV-XIX веках : Исследование и тексты [Confession in Russian in 14th-19-th centuries. Study and texts]. Saint-Petersburg, Dmitrii Bulanin Publ. 579 p.
20. Korogodina M. V. (2006). Правила о крестном целовании [Rules on oath taking]. In: Исследования по истории средневековой Руси: к 80-летию Юрия Георгиевича Алексеева [Essays on the history of medieval Rus’: To the 80th birthday of Yuri Georgievich Alekseev]. Strel’nikov S. V. (ed.). Saint-Petersburg, Al'yans-Arkheo Publ., pp. 171-178.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

РЕЦЕНЗИЯ на статью на тему «Уголовная ответственность за самоубийство в праве допетровской Руси».
Предмет исследования. Предложенная на рецензирование статья посвящена актуальным вопросам изучения уголовной ответственности «…за самоубийство в праве допетровской Руси». Автором выбран особый предмет исследования: предложенные вопросы исследуются с точки зрения в основном канонического права, и частично точки зрения права светского, при этом автором отмечено, что «Об отношении славян к самоубийству до принятия христианства известно немногое». Изучается в основном исторические источники и императивы: «…в Стратегиконе Маврикия, написанном в конце VI-начале VII века…, в …сочинении персидского географа Ибн Русты, …Каноническое право русской церкви восприняло отрицательное отношение к самоубийству из византийских источников, что подтверждается циркулированием на Руси множества списков Номоканона, где авторитетные мнения о самоубийстве можно найти уже в самых ранних рукописных сборниках ещё домонгольского периода[2, с. 67]». Также изучается и обобщается определенный объем научной литературы (однако отсутствует огромный пласт литературы, предложенный в работах других авторов, не упоминаемых почему-то в данном исследовании, например работы Хатуева В. Б., 2021 и 2019г., Худякова С. С., 2008г. и др.) по заявленной проблематике. При этом автор отмечает, что «В отечественной науке широкое распространение получило утверждение о том, что термин «душегубство», употребляемый в памятниках законодательства Московской Руси, устанавливающих ответственность за убийство, относится и к самоубийству (см., например, [8, с. 18],[9, с. 74]). Однако при более критичном изучении данного тезиса приходится констатировать его ошибочность». Это одна только ссылка на работу Хатуева В. Б., но у него, как отмечено, есть другие интересные исследования по данной теме.
Методология исследования. Цель исследования определена названием и содержанием работы «… Россия всё ещё остаётся одним из мировых лидеров по числу самоубийств на душу населения, что обуславливает активизацию уголовно-правовой политики в области противодействия суицидальному поведению. Между тем, несмотря на всплеск интереса к данной темы, её исторические аспекты остаются недостаточно изученным, что в особенности касается допетровского периода». Она может быть обозначена в качестве рассмотрения и разрешения отдельных проблемных аспектов, связанных с вышеназванными вопросами и использованием определенного опыта. Исходя из поставленных цели и задач, автором выбрана определенная методологическая основа исследования. В частности, автором используется совокупность общенаучных и специально-юридических методов познания. В частности, методы анализа и синтеза позволили обобщить и разделить выводы различных подходов к предложенной тематике, а также сделать некоторые выводы из материалов оппонентов. Наибольшую роль сыграли специально-юридические методы. В частности, автором применялся формально-юридический метод, который позволил провести анализ и осуществить толкование норм церковного и светского права. Таким образом, выбранная автором методология в полной мере адекватна цели статьи, позволяет изучить определенные аспекты темы.
Актуальность заявленной проблематики не вызывает сомнений. Данная тема является одной из важных в России, с правовой и исторической точки зрения предлагаемая автором работа может считаться актуальной, а именно он отмечает, что «…в допетровской Руси никогда не существовало светских правовых норм, которые бы устанавливали ответственность непосредственно за самоубийство. Тем не менее, со времён крещения Руси суицид являлся социально порицаемым явлением, что, помимо прочего, находило отражение и в нормативных актах, издававшихся правительством». Тем самым, научные изыскания в предложенной области стоит только приветствовать.
Научная новизна предложенной статьи вызывает некоторые сомнения. Она не выражается в конкретных научных выводах автора. И многие промежуточные выводы следуют из работ оппонентов. Но как видно, «теоретические» выводы могут быть использованы в дальнейших научных исследованиях. Таким образом, материалы статьи в представленном виде имеют определенный интерес для научного сообщества с точки зрения вклада в развитие науки.
Стиль, структура, содержание. Тематика статьи соответствует специализации журнала «Genesis: исторические исследования», так как она посвящена актуальным вопросам изучения уголовной ответственности «…за самоубийство в праве допетровской Руси». В статье отсутствуют ссылки на работы оппонентов, в которых уже ставился этот вопрос. Содержание статьи в определенной мере соответствует названию, так как автор рассмотрел заявленные проблемы. Качество представления исследования и его результатов следует признать доработанным. Из текста статьи прямо следуют предмет, задачи, методология и некоторые результаты исторического исследования. Оформление работы в целом соответствует требованиям, предъявляемым к подобного рода работам. Существенных нарушений данных требований не обнаружено.
Библиография. Следует высоко оценить качество использованной литературы. Автором активно использованы первоисточники, но отсутствуют некоторые достаточно интересные отечественные исследования последних лет. Таким образом, труды приведенных авторов соответствуют теме исследования, обладают признаком достаточности, способствуют раскрытию отдельных аспектов темы.
Апелляция к оппонентам. Автор провел серьезный анализ текущего состояния исследуемой проблемы. Автор описывает разные точки зрения на проблему, пытается аргументировать более правильную по его мнению позицию, предлагает варианты решения отдельных проблем. Но в целом необходимо использование некоторых достаточно интересных отечественные исследования последних лет по данной тематике.
Выводы, интерес читательской аудитории. Выводы являются логичными, они получены с использованием общепризнанной методологии. Статья в данном виде может быть интересна читательской аудитории в плане наличия в ней систематизированных позиций автора применительно к заявленным в статье вопросам. На основании изложенного, суммируя все положительные и отрицательные стороны статьи рекомендую «опубликовать» с учетом замечаний относительно оппонентов.