Культ Сараписа в эллинистическом Египте как продолжение политики «слияния народов»

Сивкина Наталья Юрьевна доктор исторических наук профессор, кафедра Истории древнего мира и Средних веков, Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского; НОЦ "Славяно-греко-латинский кабинет" при Нижегородском государственном лингвистическом университете им. Н.А. Добролюбова 603000, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, ул. Ульянова, 2 Sivkina Nataliya Yurievna Doctor of History Professor, Department of Ancient and Medieval History, N. I. Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod 603000, Russia, Nizhegorodskaya oblast', g. Nizhnii Novgorod, ul. Ul'yanova, 2 natalia-sivkina@yandex.ru Другие публикации этого автора

Можеровцева Александра Дмитриевна студент, кафедра истории древнего мира и Средних веков, Нижегородский государственный университет имени Н.И. Лобачевского 603000, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, ул. Ульянова, 2 Mozherovtseva Aleksandra Dmitrievna Student, Department of History of the Ancient World and the Middle Ages, Lobachevsky State University of Nizhni Novgorod 603000, Russia, Nizhny Novgorod region, Nizhny Novgorod, Ulyanova str., 2 santarium_s@mail.ru

Момент, когда на трон Египта взошел один из сатрапов Александра Птолемей Лаг, означал, что сам Египет и его население уже не могли жить в рамках только своей культуры и традиций. Стремясь сделать государство сильнее и крепче, новый царь проводил вполне обычную для таких ситуаций политику. Важно было, чтобы местное население и приехавшие в страну эллины чувствовали себя если не единым народом Египта, то хотя бы родственными, близкими народами со схожей культурой. Поскольку древние религии лежали в основе жизни и мировоззрения египтян и греков, то вполне естественно, что цари искали основу для сближения народов в религиозной политике. Поэтому выяснение эффективности такой политики является актуальным и в наши дни.

Античные авторы оставили интересные упоминания о культе Сараписа, есть версии о возникновении этого культа в Египте, приводятся некоторые особенности изображений бога и облика его храмов. При этом все древние авторы могли быть знакомы с теми версиями культа Сараписа, которые бытовали в Риме, Афинах, на Сицилии и в других местах греко-римского мира, но не в Египте. Поскольку все источники относятся к более поздним временам, никто из них не может дать точную предысторию внедрения культа, описать его характерные черты, присущие эпохе первых Птолемеев. Арриан, Плутарх и Тацит в своих трудах дают наиболее известные уже в их времена версии того, как и откуда взялся этот бог. Страбон – великий географ античности, наравне с Павсанием описывает, как выглядели храмы Сараписа и какими они сохранились до римского периода. Но географ и периэгет тоже не были современниками диадохов и эпигонов, и руководствовались при написании своих трудов иными целями, чем историки. Таким образом, источниковая база исследования, хотя и разнообразна, но не предоставляет полной и объективной картины о религиозной политике первых Птолемеев и о культе Сараписа, в частности.

Современные исследователи не могут обойти вниманием этот культ, являвшийся важной составляющей частью эллинистического Египта. О роли культа Сараписа в истории Птолемеевского периода в Египте более или менее подробно писали А.Б. Ранович ^[6] в советский период, в постсоветский – Ф.Ф. Зелинский ^[1], И.А. Ладынин ^[2], В.П. Поршнев ^[4][5]. Из зарубежных исследователей тема Сараписа и его культа затрагивается в работах М.И. Ростовцева ^[7], П. Левека ^[3], Т. Уилкинсона ^[9] – данные работы переведены на русский язык, а также в трудах Л. Кёнена ^[11], Р. Лоу ^[12], М. Робертсона ^[13], Дж. Роландсон ^[14] и Д. Томпсон ^[15]. В рамках настоящего исследования важно сравнение особенностей политики «слияния народов», как ее видел Александр Македонский и диадохи. Разбор некоторых элементов этой политики, проявлявшихся у преемников Александра и в более поздние времена, представлены в работах Н.Ю. Сивкиной ^[8] и Ф. Шахермайра ^[10].

В IV-III вв. до н.э. появление бога, который имел бы в себе черты, знакомые и понятные всем подданным, могло стать крепкой связующей нитью для столь различающихся групп населения. Как известно, политику «слияния народов» начал проводить Александр Македонский (Plut.Alex. 70; Just. XII. 10. 10; 12. 2; Diod. XVIII. 4. 4), хотя истоки этой политики были заложены еще его отцом Филиппом II ^{[8, с. 158 сл.]}. Внедрение им царского культа было первой попыткой найти религиозную основу для сплочения этнически разнородной державы. В сущности, целью его политики было унифицирование массы подданных ^{[10, с. 290 слл.]}. Диадохи отказались от планов Александра и не поддерживали идею смешения народов: вероятно, они полагали, что слияние на почве эллинизации состоится само собой ^{[7, с. 191]}. А вот царский культ (сначала культ Александра, потом собственный) казался гораздо более удачным инструментом в укреплении власти. Птолемеи, оказавшись в стране с весьма обширным пантеоном богов, возложили также надежды на установление и распространение культа Сараписа (Сераписа), который должен был иметь традиционные для египетской и греческой традиции черты или, по образному выражению, представлял «египетскую теологию в греческой одежде» ^{[11, р. 40]}.

Есть несколько версий происхождения культа. Самые ранние упоминания есть у Арриана в «Анабасисе Александра» и у Плутарха в «Сравнительных жизнеописаниях». Оба автора называют Сараписа вавилонским богом. Когда царь Александр в Вавилоне заболел, и его состояние ухудшалось, «Пифон и Селевк были посланы в храм Сераписа, чтобы спросить у бога, не надо ли перенести Александра в его храм» (Plut. Alex. 76.4.). Иную версию приводит Тацит, он сообщает о Сараписе как о боге из Синопы, который появился в Египте в результате сна Птолемея. «Во сне предстал ему юноша необычайного роста и редкой красоты и приказал: «Пошли самых верных друзей своих в Понт, дабы они привезли оттуда мое изображение. Царству твоему оно принесет счастье, а храму, где его поставят, – величие и славу». Едва юноша произнес эти слова, как огненный вихрь вознес его на небо» (Tac. Hist. IV. 83. 1.).Посланцы Птолемея забрали упомянутую юношей статую из Синопы и привезли ее в Ракотис, в храм, на месте которого «стоял старинный маленький храм, посвященный Серапису и Изиде» (Tac. Hist. IV. 84. 3.). Сам Тацит указывает, что именно эту историю он слышал чаще всего, задавая вопрос о происхождении статуи и храма (вероятно, речь шла именно о том самом главном храме в Александрии, чей расцвет пришелся на эпоху Птолемея III). Вероятнее всего, эта история – не больше, чем храмовая легенда, которую могли рассказывать посетителям жрецы храмов Сараписа, в том числе и того, который находился в Риме.

Если отбросить чудесные прикрасы, то становится очевидным, что в Египте была проведена религиозная реформа, произведенная родоначальником новой династии египетских царей ^{[1, с. 213]}. Можно отметить еще одну версию происхождения этого бога и его культа, к которой склоняются многие исследователи, и которую также упоминает Тацит. Он пишет: «Есть также люди, считающие, что привез ее тот самый Птолемей, о котором шла речь выше [Птолемей I Сотер], но не из Синопы, а из Мемфиса, твердыни древнего Египта, пользовавшейся некогда громкой славой» (Tac. Hist. IV. 84. 4.). Последняя версия согласуется с теорией, что в основе нового культа Сараписа лежит мемфисский культ обожествленного быка Аписа – быка, посвященного Осирису и воплощавшего его или бога Аписа, почитавшегося в Мемфисе ^{[12, р. 154.]}. Птолемей познакомился с этим культом во время своего проживания в Мемфисе в роли сатрапа, ожидая постройки Александрии. Слияние Аписа и Осириса как Осораписа и легло в основу развития нового культа ^{[15, р. 107]}. Само имя бога – «Σέραπις» (дорич. «Σαραπις») – было заимствовано из недр египетского символизма, обозначая «ставшего Аписом – Осириса» ^{[1, с. 214.]}, что для эллинского уха звучало как «Серапис».

Птолемей проявлял достаточно почтения и уважения местным культам, чтивших священных животных как воплощений тех или иных богов. Из них культ быка Аписа был одним из известнейших, не последнюю роль здесь сыграла связь культа с царской властью, которая прослеживается еще со времен I династии ^{[9, с. 499]}. Дело в том, что в Египте культ вождей применительно к фараонам ушел в прошлое, точнее, приобрел довольно любопытную форму в ритуале хеб-сед. Более чистую форму культ сохранил лишь применительно к быку Апису. Вполне вероятно, именно этот факт повлиял на выбор Птолемея. Иными словами, культ Сараписа был создан на основе культа Аписа с примесями элементов и традиций других культов, в том числе и неегипетских. В правление первых Птолемеев это божество вполне устраивало и египтян, и греков, ведь первым было более важно имя бога, которое и было основой его божественности, а вторые не обращали внимание на имена богов, они для них были «меняющейся ризой божественного естества», и в том же Сараписе греки могли увидеть кого-то другого из своих богов ^{[1, с. 215.]}.

В пропаганде культа Сараписа сыграли большую роль основатель Мусея Деметрий Фалерский, сочинивший в честь нового бога хвалебный гимн (Diog. Laert. V. 5. 76), жрец Тимофей, знаток древних элевсинских мистерий, прекрасно владевший языком египтян и делавший с него переводы на греческий, и египтянин Манефон, писавший в те годы для греков труды по египетской истории и религии, пополнившие Александрийскую Библиотеку ^{[4, с. 306.]}.

В силу того, что египетские боги не имели четко приписанных конкретных функций, современным исследователям, так же как грекам-современникам Птолемеев, крайне сложно выделить, с кем из египетских или греческих богов связывать нового бога. «Бога этого одни считают Эскулапом, так как он излечивает болезни, другие Осирисом – древнейшим божеством Египта; многие говорят, что раз он правит сущим, то это должен быть Юпитер; большинство же видит в нем отца Дита, поскольку многие признаки указывают на это прямо, а другие могут быть истолкованы в таком же смысле»(Tac. Hist. IV. 84. 5). К этим аналогиям можно добавить Посейдона, Диониса и даже Зевса: нередко встречается надпись «един Зевс-Сарапис» ^{[1, с. 221.]}

Такие ассоциации и аналогии не случайны. Для египтян Осирис – главный бог «пантеона» (египетские боги не имели четкой иерархии и структуры, как греческие или римские), царь загробного мира, судья усопших душ, именно он определял судьбу души в вечной жизни. Им был вполне понятен этот культ: существовало огромное количество культов животных, которые объявлялись земными воплощениями египетских богов, сам фараон был воплощением и сыном бога-покровителя Египта ^{[1, с. 213.]}, поэтому для местного населения культ Сераписа поначалу не особо выделялся из ряда привычных местному населению культов.

Для греков же этот культ и эти боги были незнакомыми и странными, поэтому греческое население использовало всевозможные ассоциации и объяснения наподобие тех, что можно увидеть у Тацита. Такое разнообразие сравнений может быть объяснено тем, что в разных полисах и регионах, где проживали греки, были разные боги, которых чтили больше остальных – Зевс, Дионис или другие, поэтому для приехавших в Египет греков Сарапис становился аналогом почитаемому ими богу. Птолемей I сделал все, чтобы дать иммигрантам религиозный центр, который они могли бы отождествить со своим новым домом, но который не был бы им чужд, как египетские зооморфные божества ^{[14, с. 252.]}. Не следует забывать, что Птолемей преследовал еще другую, более важную для него цель: он хотел под знаком объединяющей религии сплотить между собою оба элемента своего народа, греческий с туземным ^{[1, с. 213]}.

Хотя Сарапис, очевидно, египетского происхождения, в его изображениях нет никаких следов чего-то неэллинского ^[13]. В скульптурах Сараписа в качестве одного из его символов используется модий – небольшая корзинка, которая часто встречается при описаниях и изображениях Аида (Плутона), этот элемент еще в те времена вводил в недоумение многих греков. Существует интересная история, объясняющая, почему же эллинистический бог Сарапис так похож именно на Аида (Плутона), и связана она с известнейшей статуей авторства, предположительно, скульптора Бриаксида. Бриаксид жил и творил почти на полвека раньше, чем появился культ Сараписа, и он явно не мог знать об этом боге. Получается, что Бриаксид, главный в Анатолии (а именно там располагается город Синопа) художник, изваял для синопцев их Плутона, которого затем Птолемей перевез в Александрию ^{[1, с. 215]}, а эта история с перевозкой статуи вполне могла лечь в основу появившейся позднее легенды. Но с момента, как статуя обосновалась в Египте, Сарапис стал изображаться в образе мужчины средних лет с пышной шевелюрой и бородой, головой, украшенной модием (изображением меры зерна [та самая корзинка Аида]), с благожелательным и безмятежным выражением лица ^{[3, с. 152.]} Храм же его, хоть и имел египетские черты вроде сфинксов, вероятно, был более схож с храмами греческих типов.

Египетская природа Сараписа хоть и подчеркивалась самими Птолемеями, однако он был немного ближе все же грекам, нежели египтянам, по вполне понятным причинам. С одной стороны, известны культовые места в Александрии и вблизи нее, где были в изобилии собраны со всего Египта изображения местных богов: это храмы Сараписа на Ракотисе и в Канопе, отстроенные Птолемеем III в середине III в. до н.э. ^{[2, с. 163]}. Это было сделано намеренно, так как среди египтян считалось, что храм – это дом для одного или нескольких богов. Поэтому собрание изображений местных богов было призвано доказать местным подданным, что Сарапис – древний бог, принятый другими богами, раз они распорядились поместить свои статуи в его храме. Еще одним доказательством древности культа Сараписа должно было стать строительствоего храма в Мемфисе, на его «родине». Однако само расположение культового сооружения четко говорит о том, какое место занял этот бог в «пантеоне» египтян: «Существует в Мемфисе и Сарапий, находящийся в очень песчаном месте, так что ветры нагромождают там песчаные холмы» (Strab. XVII. I. 32.), а сфинксы, ведущие к этому храму (ко многим египетским храмам вела аллея сфинксов), стояли засыпанные песком. Сами египтяне же отнеслись к этому богу не так, как обычно относились к своим богам: они точно знали, какие боги древние, а какие – нет ^{[9, с. 499]}. Египтянам Сарапис оказался чужд.

Поначалу местное население спокойно воспринимало божество, по-видимому, как еще одну из форм существования Осириса. Их отношение изменилось с началом кризиса в державе Птолемеев и падением их авторитета в среди египтян. Первые Птолемеи в восприятии египтян были вполне похожи на прежних фараонов. С Птолемея IV или Птолемея V население уже стало мечтать о национальном царе и о Мемфисе, как его столице ^{[7, с. 196]}, египтяне переставали чтить царский культ, и вслед за ним и культ Сараписа стал им совершенно не нужен. В этом же кроется и некоторое сходство с позицией греков. Но если египтяне отвернулись от Сараписа из-за унизительной политики царей в отношении местного населения, то у греков, проживавших в Египте, изначально не было острой потребности в почитании этого бога.

Сделавшись божественным покровителем Александрии, Серапис за ее пределами был объектом почитания почти исключительно в областях Египта, населенных греческими колонистами ^{[5, с.106.]}.Таким образом, этот бог, с одной стороны, был близок, понятен грекам, но с другой, больше всего почитателей у Сараписа было за пределами Египта. В Галикарнасе он засвидетельствован уже в 307 г. Никокреонт ввел его у себя на Кипре. Но и в Афинах был установлен культ Сараписа (Paus. I. 18. 4). Сицилийский тиран Агафокл, женившись на падчерице Птолемея, Таоксене, ввел у себя почитание нового божества ^{[6, с. 174]}. Даже в Риме уже к концу I в. до н.э. появляются алтарь или небольшой храм, принадлежащий Сарапису. К концу династии ситуация складывается таким образом, что Птолемеям, дабы не расшатать еще сильнее свое положение, придется практически перестать финансировать и поддерживать этот культ, вернувшись к поддержке более традиционных греческих богов. Причем неприятие Сараписа греками имело причины, уходящие «корнями» к периоду правления Птолемея I Сотера. Греки считали себя господами на Востоке и скромной ролью лиц равноправных местным жителям ни в коем случае не удовольствовались бы ^{[7, с.191]}. И даже те из них, кто относился ко второму или третьему поколению, рожденному в Египте, продолжали считать своей родиной тот полис, откуда приехали их предки, а сам Египет – лишь местом, где можно было обогатиться. Египет не воспринимался ими как родина, для блага и славы которой следовало жить и творить ^{[5, с. 105]}. Даже ученые, приглашенные в Мусейон, рассматривали свое проживание в Египте как нечто временное, и большинство из них со временем уезжало на родину или в другие города греческого мира. Поэтому им не был нужен бог, имевший черты бога-покровителя их настоящей родины, поскольку они могли свободно чтить Диониса, Зевса или кого-то еще на территории Египта.

Таким образом, попытка установления культа Сараписа не привела к достижению политических целей, единения населения на религиозной основе не произошло. Сарапис был одной из попыток заполнить пустоту ^{[11, р. 44]} между египтянами и неегиптянами и объединить слишком разнородное население Египта. Культ подавал надежды на успех только на первых порах: при сильных правителях, успешной внешней и внутренней политике и надежде на будущее участие местных слоев населения в разных сферах жизни наравне с греко-македонским. Предполагалось, что за счет знакомых, привычных и узнаваемых черт своих богов и для египтян, и для греков Сарапис станет популярным и почитаемым божеством нового, общего пантеона. А универсальный культ этого бога будет способствовать сплочению и слиянию разных этносов в единый народ Египта. Первые Птолемеи, в отличие от Александра Македонского, отказались от политики «слияния народов». Но, нуждаясь в единой основе для укрепления своей власти, они предпочли сохранить и развивать на первых порах только религиозный аспект этой политики. Действительность же оказалась гораздо сложнее. Цели своего создания в державе Птолемеев культ Сараписа не достиг, не став связующим звеном между египтянами и греками, напротив, он скорее разъединял подданных, чем объединял их. Простые слои египетского населения отказались от этого культа, т.к. в их глазах он отождествлялся с династией, которая ко II до н.э. установила жесткий гнет в экономике, подчеркивая разницу в положении греков и египтян во всех сферах жизни. Эллины же не воспринимали Египет как родину, они имели собственных богов-покровителей полисов или различных занятий. Культ Сараписа был очень популярен за пределами Египта, но лишь как еще один экзотичный восточный культ. Особенности восприятия культа Сараписа в Птолемеевском Египте показывают несостоятельность не всей политики «слияния народов», задуманной Александром, а как раз ее ограниченное и непоследовательное воплощение.