Образы природы в дневниках Д. Улзытуева

Халхарова Лариса Цымжитовна кандидат филологических наук доцент, кафедра бурятской и эвенкийской филологии, ФГБОУ ВО "Бурятский государственный университет" им. Д. Банзарова 670000, Россия, республика Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. Ранжурова, 4 Khalkharova Larisa PhD in Philology Associate Professor of the Department of Buryat and Evenk Philology at Buryat State University by name D. Banzarov 670000, Russia, respublika Buryatiya, g. Ulan-Ude, ul. Ranzhurova, 4 gloria_66@mail.ru Другие публикации этого автора

Дондок Улзытуев - выдающийся бурятский поэт второй половины ХХ века, которого по праву можно назвать классиком бурятской литературы. Как отмечает литературовед Л.С. Дампилова, «Дондок Улзытуев в бурятской поэзии – один из самых ярких художников-новаторов – многосторонне был связан с традициями национальной и мировой литературы, искал плодотворное решение взаимоотношений традиций и новаторства» [Дампилова 2016: 54]. Творчество Д. Улзытуева во многом остается еще не исследованным и до конца не прочитанным, несмотря на то, что о нем написано немало, и его стихи и поэмы становились объектом анализа многих литературоведов. Отдельного изучения требуют его дневники, являющиеся частью его творческого наследия. Дневники Д. Улзытуева открывают новые грани творческой личности поэта, в них запечатлелись его размышления, его творческие поиски. До сих пор они не были опубликованы, и только с 2019 года выходят отрывками в журнале «Байгал», а отдельной книгой изданы лишь в 2021 году.

Сохранились два дневника Д. Улзытуева, представляющие три небольшие тетради, первые из которых связаны с годами учебы поэта в Москве (1957-1958), в стенах Литературного института, а в третьей тетради зафиксированы события 1969-1970 годов, когда поэт проживал в с. Боярск на берегу Байкала.

В раннем дневнике Д. Улзытуева 1957-1958 годов (московского периода) мы обнаруживаем молодого человека, пытливо всматривающегося вокруг себя, внимательного к деталям окружающего мира. Он изучает жизнь на ходу, ничего не ускользает от его взгляда – ежедневные будничные дела, картины городского пейзажа, воспоминания о родном крае, размышления на самые различные темы - все это фиксируется в его записях. Происходящее вокруг писатель изображает не только, как последовательные события, но раскрывает через личное восприятие. Дневник является своего рода и лабораторией его литературных опытов, он включает его стихи, зарисовки, эскизы будущих произведений. Отметим, что эти записи были связаны с началом учебы поэта в Москве.

Что касается дневника 1969-1970 годов (байкальского периода), то в них отразились повседневные заботы писателя, касающиеся быта и насущных проблем, встречи и общение с разными людьми, оценка и восприятие поэтом реальности. Если в ранних записях мы видим молодого человека, который только начинает свой путь в жизни и творчестве, то в байкальских дневниках перед нами представлен уже зрелый и оформившийся художник.

Что из себя представляет дневник, в частности дневник писателя? Существуют разные трактовки жанра, например, по мнению Колобова, «дневник как форма литературного и публицистического повествования, особая коммуникационная система, своеобразная матрица эпохи – одно из самых значительных явлений человеческого интеллекта, креативный продукт развития цивилизации, концепт национальной и мировой культуры» [Колобов 2017: 3]. В целом, дневник писателя это и есть документально-художественное произведение, состоящее из ежедневных заметок о жизни обязательно с указанием даты.

Дневник, «…являясь результатом осознанного стремления авторов последовательно закреплять повседневное течение своей жизни, свои мысли и переживания наряду с впечатлениями от окружающего и ведённые сколько-нибудь длительный период» [Тартаковский 1991: 38], как жанр документально-художественной литературы представляет собой своеобразную духовную эволюцию писателя, связанную со становлением и развитием его творчества.

Таким образом, дневник писателя становится «свидетельством духовного пути человека, средством ежедневного самопознания и самостановления: протекающая жизнь не просто фиксируется, а осознается как взаимодействие человека и природы, личности и эпохи, причем уловленное в самый момент этого взаимодействия, а не ретроспективно» [Чулюкина 2008: 173]

Цель данной статьи - рассмотреть образы природы в дневниках Д. Улзытуева, которые занимают в них значительное место, выявить их функции в раскрытии творческой индивидуальности поэта.

По мнению литературоведа В.Е. Хализева, «образы природы - неустранимая, вечно насущная грань литературы и искусства, исполненная глубочайшего смысла» [Хализев 1999: 209]. Говоря о поэзии Д. Улзытуева, исследователи отмечают, что «<… > пейзажные зарисовки поэта даются не сами по себе, они как бы являются основой к философским размышлениям о человеке и его судьбе» [Дугаржапова 1997: 107]. «<…> природа и земля – это тот мир, который дает плоть образам лирики Д. Улзытуева…<…> В воспевании, в сложении гимна родному краю, его неброской красоте пот находит высокую поэзию. Все, написанное поэтом, проникнуто искренней любовью к родной земле, к ее людям» [История бурятской литературы 1997: 168].

Образ природы в дневниках Д. Улзытуева, как и в его поэзии, выступает полифункциональным и обладает эстетической ценностью, наделяется психологизмом. «В пейзаже художник может не только запечатлеть внешний облик природы, но и раскрыть ее жизнь, выразить волнующие человека думы и чувства, помочь ощутить дыхание исторической эпохи» [Пигарев 1966: 8].

Первый дневник Д. Улзытуева (1957-1958 гг.) запечатлел время начала студенческой поры. В те годы студенты Литературного института проживали в общежитии в Переделкино, а занятия проходили в Москве. Записи свои Д. Улзытуев делал в своей комнате, в Переделкино. Дневник характеризуется описательностью, он построен как мозаичная картина, состоящая из точно подмеченных деталей, штрихов окружающей жизни. В сентябре 1957 года он пишет в своем дневнике: «Переделкино – ехэнхинь ород зоной байдаг газар. Олиггүй hайн агаартай… <… > Эндэ уран зохёолшуудай зуhалангууд бии. Би мүнөө үедэ хоёр монгол нүхэдөөрөө нэгэ таhaлга соо байнаб. Цокто - жэнхэн монгол. Нямдорж-монголой буряад, Цэрэн Галанай түрэл. Һайнаар бэшэнэ. Монголоор зохёоно. Энэнь ехэл hайн» [Улзытуев 2019: 51]. (здесь и далее подстрочный перевод наш – Л.Х.). (Переделкино – место, где проживают в основном русские. Великолепный воздух… Много писательских дач. Я живу в комнате с двумя монголами. Цокто – настоящий монгол. Нямдорж – монгольский бурят. Родственник Цырена Галанова. Хорошо пишет на монгольском. Это здорово). Д. Улзытуев даже назвал Переделкино по-бурятски «Сэлгэнгэ» (запись от 11 октября 1957 г.): «Энэ үдэшэлэн «гэртээ» Переделкино (Сэлгэнгэ) бусажа ябахадаа өөрынгөө мүнөө үедэ бэшэжэ байhан шүлэгүүд тухай ехэ муугаар бодожээ…Жэжэ тематика… жэжэ!» [Улзытуев 2019: 56]. (Сегодня вечером пока ехал «домой» в Переделкино, все думал о своих стихах… Они еще далеко не совершенны. Темы мелковаты, мелковаты…). Молодой Д. Улзытуев размышляет о природе творчества, в этих строках раскрывается его чрезвычайная требовательность к себе, к своим стихам.

Москва редко становится местом действия в записях писателя. Изредка встречаются упоминания об отдельных районах, улицах, площадях, зданиях: Арбат, Красная площадь, Пушкинская площадь, Тверской проспект, Никитские ворота, станция метро Краснопресненская и др. Образ города, Москвы рисуется штрихами (запись от 14 сентября 1957 г.): «<… > бүгшэм халуун хотодо элүүр ябахань хүшэр» [Улзытуев 2019: 56]. ( …в душном городе сложно быть здоровым). Окружающая жизнь автора представлена по календарному типу - осень (запись от 7 октября 1957 г.): «Москвада намар… Уляа тополиин намаа набшаhан эгээн түрүүн шарлажа, hүүлээрнь шэнэhэнэй hахалшье шарлаба. Бургааhанайл набшаhад ногоон зандаа үлөөд, үглөө мүнөө үдэрөө хүлеэн, эшэ дороо шэшэргэнэн шэбэнэнэ» [Улзытуев 2019: 67]. (В Москве осень… Первыми пожелтели листья осин и тополей, затем дошла очередь и до лиственниц. Только листья кустарников еще сохраняют зелень, однако и они ждут своего срока, с содроганием шурша под ветвями). Автор воспроизводит смену времен суток, времен года - зимняя ночьв городе изображается с помощью антитезы (запись от 31 декабря 1957 г): «Хара hүни, сагаан саhан, тэнгэри, замби дайдые хам тэбэрин абаад эдэлжэ байhандал…»[Улзытуев 2019: 68.]. (Темная ночь, белый снег, небо, как будто крепко обняв землю, не хочет ее выпускать…). Картина ранней весны в Москве (запись от 11 марта 1958 г.): «Манан. Нойтон. Сагай турша соо саһа бороон һэлгэнэ. Москвагай үйлсээр уһа саһан шабартай. Ямаршье хото гэшээб даа, энэ дэлхэйдэ иимэрхүү город олохогүйш. Дархигар ехэ аад, модо шулуу, түмэр түдэгэ холбожо байжа барижархиһан сарай мэтэ. Дэлхэйн эгээл ехэ деревни гэжэ дэмы бэшэ нэрлэгдэһэн ха» [Улзытуев 2019: 78]. (Туман. Сыро. То снег, то дождь сменяют друг друга. По улицам Москвы слякоть, грязь. Что за город, нигде такого города не найдешь. Огромный город, но построен так несуразно, как большой сарай из подручного материала. Недаром ее называют большой деревней). Городские пейзажи даны в динамике, в переданной смене красок, пронизаны авторским настроением, и через них читатель воспринимает саму эпоху.

Каждый день из жизни повествователя имеет свою особую окраску, передается на основе его впечатлений: отношение варьируется от неприятия большого города с его душным воздухом, сыростью и слякотью до его приятия и даже иногда, восхищения (запись от 12 июля 1958 г.): «Үдэшын Москвагай галнуудай гоё гээшэнь. Оршон тойрон хуу һаали шэлнүүдэй барималнууд. Инаглаһан залуушуул университедэй бульварнууд соогуур һубарилдана, гранит түшэн зогсонод»[Улзытуев 2019: 76]. (Как красива вечерняя Москва. Кругом одни стеклянные здания. Влюбленные парочки гуляют по университетскому бульвару, некоторые стоят, облокотившись о гранитные выступы).

Особое место в дневнике занимают воспоминания о родине поэта, о Шибертуе, Бурятии, Байкале, они постепенно начинают вытеснять в сознании поэта урбанистический пейзаж (запись от 12 июля 1958 г.): «…Шэбэртын шугы… Хабарhаа эхилжэ тэрэ шугынууд соо хүхын донгодоон, жэмбүүрэй абяан таhалгаряагүй шахуу. Зарим үдэрнүүдтэ шугымнай дууража байха. Дээгүүрнь хирээ элихэ…» [Улзытуев 2019: 77]. (…Шибертуйские рощи… С весны там поют кукушки, слышен птичий гомон. Иногда там такая тишина, будто все дремлют. Только коршуны парят в небе…). Писатель поэтизирует родную природу, она прекрасна своим естественным ритмом, простотой.

Исследователь бурятской литературы И. Булгутова отмечает, что «… Улзытуев всегда называет себя певцом, осмысливая предназначение поэта в контексте национальной культуры как выразителя традиционного отношения к природе и окружающему миру, которое можно назвать культовым» [Булгутова 2017: 38]. Образы родной природы, в лоне которой вырос сам писатель, родины – Бурятии, в записях автора приобретают полностью идиллический характер (запись от 11 октября 1957 г.): «Буряад орон! Байгал далай hүлдэтэйш! Үүлые сүмэ хадхаhан үндэр шобхи уула хадануудшни, нюдэ алдама захагүй үргэн талануудшни, төөрижэ унама түглэ, шугы, тайгануудшни, халзан толгойто халюун мунхан хадануудшни, сэнхир тунгалаг шэдитэ hайхан голнуудшни, угалзата ногоон уужам элдин нугануудшни, гэгээн сэгээн гэрэлтэ мүнгэн нуурнуудшни… Үнеэнэй үүрhээн, хониной хохир… нэлэнхы дайдааршни нэбиижэ ургаhан нэхы торгон таряалан, үндэр тэнгэри, үрхэтэ айлнууд, үдэшын ёохор, үдэрэй дуунууд… үльгэр таабари, үерлэhэн дуран… Тэнгэри өөдэ тэмээшэлэн галдиhан тэниглэн хүхэ утаан…Эдэ бүгэдэ минии буряад орон… [Улзытуев 2019: 52]. (Бурятия! Имеющая духа-хранителя Байкал! Твои высокие горы и скалы упираются в облака, твои широкие поля, в которых теряется взгляд, твои таежные распадки, в которых можно заблудиться, покатые, гололобые хребты твои, прозрачные, кристально-чистые волшебные источники, зеленые узорные просторные луга твои, зеркально-голубые серебристые озера твои... Мычание коров, блеяние овец... раскинувшиеся по просторам сочные луга с шелковой травой, высокое небо, жилища людей, не смолкающие ни днем, ни вечером песни, ёхор, улигеры и отгадывание загадок, и разливающаяся во всем этом любовь... Синий дымок очага, медленно тянущийся к небу... Это все - моя родная Бурятия).

Исследователи пишут, что «пейзаж должен быть проникнут одним чувством - чувством любви к родине. Только при таком условии он станет пейзажем подлинно национальным» [Пигарев 1966: 8]. В таком контексте данный отрывок из дневника писателя предстает как лирический монолог о родной Бурятии, о ее бескрайних степях и лугах, о красоте родных мест, который раскрывает картину мира – традиционный образ жизни бурят-скотоводов, их национальный мир со всеми маркерами.

«Первое, очевидное, – писал Г.Д. Гачев, – что определяет лицо народа, – это природа, среди которой он вырастает и совершает свою историю» [Гачев 1988: 47]. Поэт обнаруживает способность воспринимать все разнообразие родной природы, весь монолог построен на передаче многочисленных реалий действительности, национальной картины мира: упоминаются горы, скалы, хребты, поля, степи, луга, озера, овцы и коровы, юрты и т.д. Как известно, «…функция создания национального колорита заключается в том, что пейзаж редко носит максимально отвлечённый характер, изображая, как правило, виды конкретной географической местности и обладая поэтому национальным своеобразием» [Себина 2004: 269]. Из этих конкретно переданных образов нас захватывает особое настроение восхищения, а также задумчивой печали, усиленное по принципу контраста унылой картиной города.

Если в первом дневнике, несмотря на то, что Д. Улзытуев жил в Москве, часто упоминался образ родной степи, то в дневнике 1969-1970 годов он практически исчезает, ему на замену приходит образ Байкала, морской стихии. Характер пейзажа, тесно связанного с настроением автора, меняется по мере развития повествования. В эти годы Д. Улзытуев жил на берегу Байкала, в селе Боярск.

В его записях этой поры субъективность в обращении к природе усиливается. Пасмурная погода, постоянный ветер на Байкале подчеркивают тяжесть быта и одиночество художника (запись от 1 октября 1969 г.): «Газаа бүрхэг… Тиибэшье хуурай, баргажан үлеэнэ. Байгал хара хүхэ долгидоо хүмэрюулhээр лэ байнхай [Улзытуев 2020: 89]. (На улице пасмурно… Однако нет дождя, дует «баргузин». Байкал плещется темно-синими волнами). Частое упоминание о пасмурной погоде, о Байкале соотнесены с его внутренним миром, его чувствами и переживаниями (запись от 4 октября 1969 г.): «Газаа бүрхэг. Далай долгитой, баруун хойноһоо һалхилна. Гансаараа хара гэрэй хаан, боро гэрэйнгээ богдо болоод һуунаб. Досоо жэгтэй гунигтай» [Улзытуев 2020: 92]. (На улице пасмурно. Море штормит, дует с северо-запада. Сижу совершенно один в своем доме, словно одинокий хан. На душе так тоскливо).

Окружающий мир иногда предстает перед писателем пространством, находящимся во власти суровой природы – бесконечных ветров, снежных буранов (запись от 17 февраля 1970 г.): «Орой hүни болотор нойргүй хэбтээб. Һүниин 12 болотор намдуу аалин саhа бургажа байтараа, гэнтэ далай тээhээ шанга hалхин буужа, буи сагаанаар шуургалшаба. Гэрэй орой хобхо татажа абашахань гү гэхээр шуургална. Минии досоо мүншье намдуу бэшэ, шадахыса шуургална, олон табые бодожо, ухаа сэдьхэл хоёрни урагша хойшоо буляалдан угзаралдана» [Улзытуев 2020: 96]. (До поздней ночи не сомкнул глаз. Тихо падали на землю снежные хлопья, шел снегопад, однако с 12 часов ночи погода испортилась, с моря подул сильный ветер, начался буран. Такой силы ветер, кажется, что вот-вот сорвет крышу дома. У меня на душе тоже неспокойно, свои ветра и вьюги, о многом размышляю, душа и разум в извечной борьбе). В приведенных примерах выражен образ природы, который уже перестает быть идиллическим. Природа в соответствии с характером переживаний героя неспокойна и грозна.

По мнению М. Эпштейна, «…бурный, или грозный, пейзаж отличается динамикой и смещением основных его составляющих частей с привычных позиций, в чём находит выражение непреодолимое могущество сил природы. Унылый, или мрачный, пейзаж ориентирован на трансляцию грустно-мечтательных мотивов, составляющих жанровую особенность элегии» [Эпштейн 1990:148].

Грустные раздумья героя чаще всего связаны с ночным пейзажем, который имеет в дневнике символическое значение. Ночь воспринимается как ожидание утра, а утро – это всегда начало нового дня, новой жизни (запись от 14 октября 1970 г.): «Үглөө хүлеэн 6 саг болотор бодолдо абтан хэбтэбэб. Һанаха юумэеэ хуу һанаа хаб даа» [Улзытуев 2020: 97]. (В ожидании утра так и пролежал до 6 часов, не сомкнув глаз, охваченный разными мыслями. Много мыслей, много). Ночь символизирует собой нечто зловещее, связанное с ночными кошмарами во сне, в которых возникает смятение, потерянность в сознании поэта (запись от 11 февраля 1970 г.): «Арай гэжэ бүрхэгшье hаа үглөөгүүр болобо. Энэ hүни элдэб муухай зүүдэ үзэжэ хонобоб. Намайе юундэшьеб даа, ехэ ноёной зарлигаар, түрмэдэ хааха, саазалха гэжэ баряад байна ха. Үхэхэhөө айнагүйб. Теэд юундэ иимэ зарлигай гараhы ойлгожо ядажа зобооб» [Улзытуев 2020: 102].(Наконец наступило утро, хотя и пасмурное. В эту ночь мне приснились кошмары. Меня по приказу какого-то большого начальника держат в тюрьме, чтобы казнить. Я смерти не боюсь. Мучил себя вопросом, что я такого сделал, чтобы меня приговорили к казни).

В Боярске поэт жил с сыном Амарсана, которому в ту пору было всего 6 лет, а остальная семья – жена Валентина и дочь Баирма находились в Улан-Удэ, которые лишь изредка навещали их. Его записи свидетельствуют о драматической истории его взаимоотношений с женой, о возникших к этому времени недомолвках и непонимании (запись от 12 октября 1970 г.): «Валя намайе оройдоошье хүндэлхэеэ болинхой, дуран тухай хэлсээдшье яалай. Хүүгэдни хайратай, теэд сугтаа байха болоо һаамнай бүришье хайратай байдалда орохол хүүгэд. Би найман жэлэй туршада аһан шадалаараа гэр үриеэ үндылгэхэ гэжэ ябааб…» [Улзытуев 2020: 99]. (Валя меня уже не уважает, что уж говорить о любви. Детей жалко, если даже начнем жить как раньше, вместе, боюсь, что детям будет еще хуже. Восемь лет я старался изо всех сил быть хорошим отцом своим детям и семьянином…).

Судя по этим записям, нетрудно предположить, что отношения в семье сложились достаточно сложные, жена поэта не всегда понимала его и поддерживала, и отсюда горечь и разочарование звучат в этих строках. Описания природы отражают его мучительные переживания: они становятся скупыми, холодными, сводясь к будничным и прозаичным (запись от 16 февраля 1970 г.): «Наруули аглаг үглөөгүүр. Амарсанаа орон дээрээ сомсойжо hуунхай, hамар сэмэжэ hууна. Сэмэhэн hамараа саарhан тулам хуруусгайлжа хээд, тэрээн соогоо түүнэ.Гал хүлөө түлижэ,эдеэ болбосоруулнаб. Валимнай энэ амаралтада ерэхэб гэhэн аад, ерэбэгүй» [Улзытуев 2020: 109]. (Солнечное зимнее утро. Амарсана, сидя на корточках на кровати, щелкает орехи. Шелуху собирает в бумажный конверт, который сам и сделал. Я затопил печь, хлопочу с едой. Валя опять не приехала, хотя обещала приехать в эти выходные).

Отчаяние мы чувствуем и в словах, и во тьме ночного пейзажа, в общей примиренности со своей потерянностью (запись от 12 октября 1970 г.):

Гуламтаяа тахи тахиһаар

Гушан гурба хүрэһэнээ мэдэнэгүйб.

Ганса һанаата шамайе һахи һахиһаар

Галта зүрхэнэйнгөө залиржа байһые мэдэбэгүйб.

Мүнөө гансаардаад, эндэ һуухадаа,

Мүнгэдэ хашагданаб.

Мүрөө алдажа, гуйраншалха хүн гүб, али,

Мүлхижэшье һаань, бодохо хүн гүб, бү мэдэ.

Мүльһэтэжэ байһан Байгалай эрьедэ,

Мүшэтэ тэнгэриие шэртэн гансаарханаа һуухадаа

Мүндэр шэнги эдир наһаяа һанажа,

Мүрни ганса, мүргэлни нэгэ гэжэ шиидэбэб.

[Улзытуев 2020: 101].

(Пока я сохранял тепло очага своего,

Не заметил, как стукнуло тридцать три года.

Пока был все это время с тобой,

Не заметил, как истлело мое сердце.

Живу один, без тебя,

Денег не хватает на жизнь.

Что делать мне? Идти просить милостыню или все же подняться найти сил, не знаю.

Сидя в одиночестве на берегу Байкала, покрытого льдом

Всматриваясь в звездное небо,

Вспоминая молодость, прошедшую подобно граду,

Понимаю, что мне все равно, и путь мой один и вера одна).

Это стихотворение воспроизводит картину ночного пейзажа: здесь упоминаются берег Байкала, звездное небо, именно они рождают сложную гамму чувств в душе автора – одиночества, тоски, отчаяния, разочарования в любимом человеке. Поэт тонко улавливает связь человека с природой, с окружающим миром. Его душевная боль выражается не громко, хотя и открыто. Как мы видим, в дневнике байкальского периода главный герой – человек с его неустроенной судьбой и тоской о былом.

Таким образом, в дневниках Д. Улзытуева мы находим описания его повседневной жизни, происшедших событий, фактов, картины природы, воспоминания, общение с родными и друзьями, в которых раскрываются его раздумья, касающиеся самых различных сторон жизни. Изучение природных образов, пейзажных зарисовок в дневниках Д. Улзытуева оказывается важным, они позволяют проанализировать и содержательные, и формальные категории текста, рассмотреть основы поэтики писателя.