Столкновение культур в малой прозе Чимаманды Нгози Адичи

Шевченко Арина Рафаильевна ORCID: 0000-0002-0543-2481 Ассистент кафедры зарубежной литературы Института филологии и межкультурной коммуникации Казанского (Приволжского) федерального университета 420021, Россия, республика Татарстан, г. Казань, ул. Татарстан, 2, ауд. 425 Shevchenko Arina Rafail'evna Assistant, the department of World Literature, Institute of Philology and Multicultural Communication, Kazan (Volga Region) Federal University room 425, 2, Tatarstan str., Kazan, Republic of Tatarstan, Russia, 420021 sheara@inbox.ru

Основные тенденции развития современной американской мультикультурной прозы

Феномен мультикультурализма является одной из всеобъемлющих характеристик современной мировой культуры. Так, например, для американцев мультикультурная традиция является основополагающей. Вследствие хода развития американской истории литературное творчество представителей этой страны становилось многоликим и разнородным по причине регулярного прибытия новых жителей буквально со всех частей света, а также в силу феномена глобализации как универсальной константы современного мира. Расово-этническое, религиозное и, как следствие, культурное многообразие стали характерными признаками американской действительности со дня ее возникновения. Писатели США – государства, исторически сложившегося в условиях равноправного сосуществования множества наций, традиций, историй и культур – всегда тяготели к обращению особого внимания на проблемы национальной и культурной идентичности в своих произведениях.

Согласно утверждению О. Б. Карасик, в конце ХХ–начале XXI вв. творчество мультикультурных писателей стало представлять «общенациональную американскую литературу, а не только ее расовый компонент» ^{[1, с. 65]}. На данном этапе мультикультурные тенденции получили развитие практически во всех странах, в пределах которых взаимодействуют представители различных религий, рас и этносов. Многие исследователи, такие, как, например, М. В. Тлостанова, причисляют подобную литературу к литературе пограничья ^{[2; 3; 4]}. Причиной этому является изображение писателями героев на стыке двух и более культурных парадигм и типов мировосприятия, в состоянии духовного кризиса. В данном отношении отечественный литературовед Е. М. Бутенина умозаключает, что «этническим писателям в понятии идентичности необходимо было, с одной стороны, акцентировать личностное начало, а с другой, – отобразить групповой культурный опыт» ^{[5, c. 72]}.

Главный вопрос, ответ на который ищут герои мультикультурной прозы, – «кто я?». Причиной этому становится кризис идентичности, вызванный ситуацией столкновения культур, в которую их помещает автор. Кстати, в связи с подобным столкновением, описываемым в литературе мультикультурализма, некоторые отечественные исследователи, как, например, С. П. Толкачев, называют ее кросс-культурной ^{[6; 7]}. Мы согласны с подобным определением, в связи с чем в данном исследовании мы также прибегаем к этому наименованию. То, каким образом герои выше обозначенной литературы выходят из сложившегося кризиса – подменяя или утрачивая идентичность, отказываясь вступать в диалог с новой для них социокультурной реальностью; или же, наоборот, обретая гибридную идентичность, основанную на опыте существования в ситуации культурного взаимодействия – становится основой повествования в мультикультурных произведениях.

Художественное своеобразие прозы Ч. Н. Адичи (на материале сборника «Штука вокруг твоей шеи»)

Явление мультикультурализма в литературе США не статично. С появлением новых писателей оно развивается, трансформируется и приобретает новые черты. На рубеже ХХ–XXI вв. схожие вопросы идентичности, бордерного сознания, столкновения и взаимодействия культур вышли на передний план в большом количестве текстов англоязычной прозы. На сегодняшний день уже можно говорить о некоем новом витке в развитии мультикультурной литературы. Многих современных авторов уже невозможно отнести к какой-либо конкретной национальной литературе, так как они имеют опыт проживания в нескольких странах и являются носителями нескольких культурных кодов в результате столкновения с различными менталитетами и формирования собственной идентичности в ситуации взаимодействия культур. В связи с этим нам представляется вполне уместным обратиться к малой прозе американо-африканской писательницы Чимаманды Нгози Адичи (1977), чье творчество представляет собой определенный феномен, в основе которого – «симбиоз» литературных традиций Африки, США и Великобритании.

Работы Адичи, известной писательницы нигерийского происхождения, которую можно обозначить и как полноправного представителя современной американской мультикультурной прозы, позволяют говорить о «размывании» границ между различными национальными литературами как о характерной тенденции в творчестве современных писателей. Ее знакомство с американской действительностью произошло благодаря поступлению в Дрексельский университет в Филадельфии. На сегодняшний день Адичи живет на две страны: в Нигерии, где дает уроки писательского мастерства, и в американском штате Мэриленд, где работает врачом ее супруг.

Произведения писательницы отличает лаконичная манера письма. В наибольшей степени в своем литературном творчестве Чимаманда Нгози Адичи обращается к африканской теме и расово-этнической проблематике. Многие ее герои – иммигранты, осваивающие новую для них американскую или европейскую действительность. Отдельное место в работах автора занимают вопросы, связанные с положением женщины в современном обществе.

На сегодняшний день Ч. Н. Адичи является автором трех романов, двух сборников – стихотворений и рассказов, а также многочисленных эссе. Все романы Адичи опубликованы на русском языке. Однако ее сборник рассказов «Штука вокруг твоей шеи» (The Thing Around Your Neck, 2009) до сих пор остается непереведенным, в связи с чем в рамках данного исследования мы приводим свой собственный перевод цитат из оригинального текста. До публикации в качестве самостоятельного издания двенадцать рассказов по отдельности появлялись в таких популярных журналах Великобритании и США, как «Гранта», «Нью-Йоркер» и др. Время и место действия в этих рассказах типичны для прозы Ч. Н. Адичи: Америка и Нигерия конца ХХ–начала XXI вв. Лишь один рассказ – «Упрямый историк» (The Headstrong Historian) – охватывает период со второй половины XIX века до 1970-х гг.

Интересно, что композиционно сборник Чимаманды Нгози Адичи «Штука вокруг твоей шеи» даже выстроен так, будто воспроизводит путь того, кто оказался под влиянием иной культуры – назад к корням и истокам. Его открывает рассказ «Камера номер один» (Cell One) – история о том, как негативное влияние американской хип-хоп культуры приводит подростка-нигерийца к преступному пути, и, таким образом, подмена культурных ценностей ведет к разрушению. Заканчивается сборник рассказом «Упрямый историк», где, несмотря на воздействие иной культуры на несколько поколений нигерийской семьи, героиня осознает свою истинную национальную идентичность и обращается к познанию истории и культуры родной земли. Подобный посыл писательницы нигерийского происхождения может быть обоснован колониальным прошлым ее родной страны и потребностью в «моральной компенсации» за годы подчинения (Нигерия была Британской колонией в период с 1861 по 1960 г.), а также попыткой возродить ценность культуры предков.

Особую роль в рассказах американо-африканки Ч. Н. Адичи играют женские образы. По мнению К. Х. Питерсен относительно кросс-культурной литературы, авторы-женщины, впрочем, как и их героини, подвергаются «двойной колонизации», так как их гендер в равной степени с цветом кожи становится барьером для полноценной самореализации в социуме ^[8]. Что касается африканской культурной традиции, исторически сложившуюся амбивалентность в положении женщин отмечает Ю. Л. Сапожникова: «Отношение к женщине в африканских племенах было неоднозначным: несмотря на то, что женщины выполняли большую часть работ и дома и в поле, они все же считались неравными мужчинам, а стремление женщин бороться с таким отношением наталкивалось на осуждение. Мужчины начинали обвинять женщин во всех грехах, ставили под вопрос ее моральный облик, чтобы доказать свою правоту […] с другой стороны, женщина-мать почиталась безмерно, с ней были связаны все самые светлые и теплые чувства» ^{[9, c. 41]}. Так как нигерийское общество построено по патриархальной модели, предоставить право голоса «вдвойне угнетенным» героиням, как их охарактеризовала Г. Спивак в каноническом в рамках постколониальной критики и литературы мультикультурализма эссе «Могут ли угнетенные говорить?» (Can the Subaltern Speak?, 1995) ^{[10, c. 26]} – как в своей культуре, где на первом плане стоят мужские ценности, так и в пространстве чуждого им западного мира, где они оказываются после иммиграции – становится крайне значимым для Адичи, позиционирующей себя как феминистку. В связи с чем неслучайно в большинстве рассказов сборника события преподносятся через призму женского восприятия, будь то истории героинь, от чьего лица ведется повествование, или же тех, в чье сознание проникает «всеведущий» рассказчик.

Образы иммигрантов в рассказах сборника

В заглавие книги вынесено название рассказа «Штука вокруг твоей шеи», в котором затрагиваются многие темы, знаковые как для рассматриваемого сборника писательницы, так и для ее литературного творчества в целом – иммиграция и столкновение культур, приводящие героев к одиночеству, и ситуации отрыва от корней или даже утраты идентичности; гендерная и расово-этническая дискриминация; харрасмент; клише и стереотипы, существующие как в сознании африканцев относительно жизни в Америке, так и в умах представителей западного мира об Африке. В данном рассказе повествуется о молодой нигерийке Акунне. После иммиграции в Штаты ее надежды на новую, лучшую жизнь буквально рушатся одна за другой.

Повествование в рассказе «Штука вокруг твоей шеи» ведется от второго лица. С одной стороны, это позволяет автору создать впечатление беседы, которую рассказчик ведет с главной героиней, постоянно обращаясь к ней на «ты». С другой, при прочтении кажется, что он написан в форме диалога Акунны с самой собой, так как все изображаемое насыщено мельчайшими деталями, которые могут быть известны только лишь самой героине. Так как описываемое излагается в прошедшем времени, в тоне повествования чувствуется обреченность, депрессивность, как будто бы то, что попытки героини освоить Америку закончатся неудачей известно заранее.

Для того, чтобы охарактеризовать существование главной героини в пределах американской действительности, автор прибегает к метафоре невидимости: «Порой ты чувствовала себя невидимкой и пыталась пройти сквозь стену своей комнаты в коридор» ^{[11, c. 64]}. Из-за стереотипных представлений и клише, существующих в общественном культурном сознании, Акунна, как и многие герои-иммигранты, носители Другого в восприятии социума, куда они внедряются после переезда, не может адекватно самоидентифицироваться в пределах чужой для нее американской реальности. По мнению Адичи, «традиция того, что Африка – это место […] людей, которые, по словам замечательного поэта Редьярда Киплинга, были “полу-дьяволами, полу-детьми” сохраняется в современном обществе и по сей день ^[124]. Для изображаемых в «Штуке вокруг твоей шеи» американцев африканцы – сродни «экзотическому трофею вроде бивня из слоновой кости» ^{[11, c. 67]}. Так, например, дядя Акунны описывает своей племяннице реакцию живущих неподалеку от него американцев на приезд его семьи: «...спустя несколько месяцев после того, как он въехал в свой дом, соседи заговорили, что белки стали исчезать, и они, мол, слышали, что африканцы едят всех диких животных» ^{[11, c. 62]}. Здесь будет уместным процитировать С. П. Толкачева, который в своей статье «Путешествие в сердце тьмы»: травестия традиционных сюжетов в творчестве мультикультурных писателей» справедливо отмечает, что «всё “африканское” до сих пор носит характер непонятного, страшного, враждебного – образ, который продолжает преобладать в западном культурном сознании» ^{[12, c. 306]}. Даже в имени главной героини – Акунна – содержится отсылка к первому, что приходит на ум белому человеку, в связи с Африкой: песня «Акунаматата» из саундтрека к известному мультфильму «Король Лев» (The Lion King, 1994). Собственно, это – первое, что произносит бойфренд Акунны, когда узнает ее имя. Так, подобные воззрения словно стирают индивидуальность героини и лишают ее возможности адекватной саморепрезентации в инородном для нее культурном пространстве.

В отношении негласной дискриминации, которой подвергается пара героев, показательна сцена в китайском ресторане, где официант спрашивает у бойфренда Акунны прямо при ней о том, есть ли у него девушка. Причем этот вопрос задается не белым американцем, а китайцем – с помощью этой художественной детали писательница словно подчеркивает, насколько заполнено стереотипами и клише сознание всех наций и в какой степени это становится помехой продуктивному взаимодействию этносов. С помощью подобных эпизодов акцентируется идея о том, что в массовом сознании черная женщина в паре с белым мужчиной не может быть воспринята всерьез. Так, после иммиграции в США жизненное пространство героини не «размыкается» благодаря знакомству с новой социокультурной действительностью, а, наоборот, «замыкается» в плену стереотипов и клише.

Несмотря на то, что молодой человек Акунны неоднократно посещал африканские страны, многое знает о них и готов отправиться туда вновь ради своей девушки, она сама отстраняется от него из-за собственного внутреннего конфликта, спровоцированного ситуацией столкновения культур. Примечательно, что в тексте не дается имени молодого человека героини. Его индивидуальность стерта, так как согласно авторскому замыслу важна не личность этого героя, а его функция как белого американца, представителя как другой расы, так и иной культуры.

На протяжении всего рассказа автором неоднократно упоминаются странные ощущения, сродни удушью, которые героиня начинает испытывать после переезда в Штаты. Лейтмотивом всего повествования становятся следующие строки: «...по ночам что-то обвивало твою шею, какая-то штука, которая чуть ли не душила тебя, пока ты не уснешь» ^{[11, c. 64]}. Акунне кажется, что в связи с появлением в ее жизни бойфренда-американца появляется надежда на перемены: «...штука начала ослаблять хватку, исчезать» ^{[11, c. 67]}, но их противоречия, спровоцированные разницей менталитетов, не позволяют этой «штуке» навсегда оставить героиню. На родину героиню возвращает смерть отца, на похороны к которому она не смогла прилететь из Штатов. Финал рассказа можно назвать открытым. Акунна понимает, что должна вернуться в Америку в течение года, чтобы сохранить грин-карту, но на уровне эмоционального подтекста чувствуется, что она может остаться на родине навсегда. Так, «штука вокруг шеи» ^{[11, c. 64]} становится не чем иным, как символом национальной идентичности и связи с родной культурой, отказ от которой не представляется Акунне возможным.

В рассказах сборника, где повествование сосредоточено на изображении американской реальности, писательница рассказывает о судьбах нигерийских иммигрантов первого поколения, оказавшихся на абсолютно новой и неизведанной для них земле. Для подобных героев Чимаманды Нгози Адичи важным оказывается путь к корням и истокам как способ обретения себя и, в первую очередь, сохранения связи с родной нигерийской культурой.

Хранителями культурных ценностей, традиций и связи с корнями в иммигрантских семьях в рассказах Чимаманды Нгози Адичи являются женщины. Герои-мужчины, напротив, отказываются от своей истинной идентичности и культуры в пользу американской. Подобная идея также наблюдаются и в рассказе «Сваты» (The Arrangers of Marriage), где муж героини Чиназы даже меняет имя, превращаясь из Офодиле Уденвы в Дэйва Белла, чтобы не выделяться среди американцев. Данный художественный прием часто встречается в работах мультикультурных авторов, так как имя, как правило, является символом связи с родной культурой, а отказ от него свидетельствует о мимикрии героя.

Офодиле, несколько лет проживший в Америке, настаивает на том, чтобы и его новоиспеченная супруга Чиназа «стерла» свою нигерийскую идентичность после иммиграции в Штаты. Он запрещает ей готовить блюда африканской кухни, так как не хочет, чтобы соседи знали их как «людей, которые наполняют дом запахами чужеземной пищи» ^{[11, c. 95]}, хотя для его жены, как и для многих других героинь-иммигранток в мультикультурной прозе, приготовление национальных блюд – единственная возможность сохранить связь с родной культурой. Офодиле также рьяно настаивает на том, чтобы Чиназа перестала использовать в речи слова и выражения, более свойственные британскому английскому, за счет чего писательнице удается придать диалогам героев определенный комизм. Так, например, его раздражает, когда в супермаркете Чиназа, незнакомая с разницей между американским и британским вариантами английского языка, называет печенье британским словом ‘biscuits’, а не более привычным американскому уху ‘cookies’ ^{[11, c. 91]}. В данном случае невозможно дословно передать разницу между британским ‘biscuits’ и американским ‘cookies’. Точка зрения о том, что ‘biscuits’ – бисквитные печенья, маленькие пирожные и все, что сделано из бисквитного теста, а ‘cookies’ – это крекеры, галеты или любое другое сухое хрустящее печенье – здесь малофункциональна, так как автором намеренно акцентируется абсурдность того, что героя рассказа выводит из себя именно использование британского английского вместо американского.

Наибольшее удивление у героини вызывает то, что муж вынуждает и ее сменить имя и пользоваться тем, что было дано ей при крещении – Агата – в сочетании с выдуманной им самим фамилией Белл. Здесь вновь обыгрывается мотив отрыва от корней, так как христианство – религия, насажденная в Нигерии извне европейскими миссионерами, а не часть национальной культуры этой страны. В связи с этим и имя героини, соотносимое с христианской традицией, не предоставляет ей связи с истоками. В данном отношении знаковым также становится эпизод в аэропорту из самого начала рассказа, где работники таможни изымают у Чиназы семена нигерийских растений, которые она хотела посадить, как прибудет на новое место, – словно американская земля не даст героине «пустить корни», а, наоборот, заставит попрощаться с ними.

Кредо героя, выбравшего в жены Чиназу только лишь потому, что у нее светлый оттенок кожи, с которым их будущим детям станет легче жить в Америке, – «если хочешь куда-нибудь продвинуться, нужно быть в теме настолько, насколько это возможно. Если не сможешь – останешься у обочины» ^{[11, c. 91]}. Оно в корне противоречит посылу Адичи, ратующей за сохранение связи с корнями. Не осуждая, а беспристрастно описывая подобных героев, карикатурных в своем желании стать настоящими американцами, писательница еще более явно заостряет внимание на том, как они утрачивают свое истинное «я» и оказываются в ситуации декультурации.

Образ Африки в массовом культурном сознании в контексте художественного восприятия писательницы

В своем сборнике автор также обращается к образу Африки в массовом сознании и изображает, насколько африканская действительность стереотипизирована и сведена к набору клише в западном мире. В контексте данной темы отдельное место в сборнике занимает рассказ «Джампинг Манки Хилл» (Jumping Monkey Hill), в заглавие которого вынесено название выдуманного писательницей южноафриканского курорта. Это место преподносится автором как некий симулякр Африки, куда преимущественно белые туристы приезжают насладиться экзотикой. Название, которое Адичи дает этому фикциональному локусу, является отсылкой к реально существующей в Кейптауне курортной зоне «Манки Валли Резорт» (Monkey Valley Resort), где в 2003 году проходил писательский семинар в рамках мероприятий, посвященных вручению Премии Кейна (The Caine Prize for African Writing).

Композицию «Джампинг Манки Хилл» необходимо охарактеризовать как рамочную, или рассказ в рассказе. В центре повествования – начинающая нигерийская писательница Уджунва, которая пишет автобиографический рассказ о молодой девушке Чиоме в рамках участия в семинаре, организованном британцем Эдвардом и его женой Изабель. Сам рассказ Уджунвы также включается в текст. Помимо Уджунвы в этом мероприятии принимают участие и другие молодые авторы, каждый из которых является представителем одной из африканских стран, что позволяет охарактеризовать изображаемую автором группу персонажей как образ Африки в миниатюре. Примечательно, что в данном рассказе Адичи прибегает к приему деноминации – ни у одного из персонажей-африканцев, собравшихся вместе для обмена творческим опытом, кроме Уджунвы, нет имени. Автор сознательно называет их «Танзаниец», «Сенегалка», «Кениец», «Зимбабвец», «Угандец» и т.п. С одной стороны, это делается для того, чтобы отразить поверхностное, неиндивидуализированное представление об африканских жителях. В данном отношении показательна описываемая в рассказе сцена отдыха африканских писателей, где они ради забавы сначала выкрикивают друг другу стереотипные «обвинения», основанные на их национальной принадлежности: «Вы, нигерийцы, слишком агрессивные! А у тех, кто из Танзании, вообще нет никакого вкуса! Ох уж эти сенегальцы, все мозги французами промыты!», а затем, чтобы еще больше развеселить себя, изображают прыгающих туземцев, подобно тем, что описывались Джозефом Конрадом в «Сердце тьмы» (Heart of Darkness, 1902) ^{[11, c. 55]}. С другой, подобный прием, напротив, акцентирует, насколько обширна и разнообразна Африка и какое множество культур, народностей, традиций и историй она в себе таит.

В ходе писательского семинара каждый из участников поочередно представляет свой рассказ для открытого обсуждения, которым руководит ученый-африканист Эдвард. Хотя данный герой утверждает, что «рассуждает не как вышколенный Оксфордом африканист, а как тот, кто действительно любит настоящую Африку и не переносит западные идеалы на африканскую среду» ^{[11, c. 58]}, высокую оценку он дает только тем рассказам, в которых присутствует африканская экзотика. Каждый раз, когда Эдвард слышит рассказ, где нет места расхожим штампам об Африке и затрагиваются проблемы, характерные как для западного, так и для африканского мира, он начинает выступать в роли критика и упрекать участников семинара за недостаточную «африканскость» их произведений. Тот факт, что работы писателей, живущих в Африке, обвиняются в недостаточной аутентичности англичанином, придает подобным эпизодам рассказа определенный комизм. Так, например, он считает, что в африканском мире нет места гомосексуальным проявлениям: «Это, конечно, вполне соответствует 2000 году, но насколько по-африкански – признаваться семье в своей гомосексуальности?» ^{[11, c. 58]}. Рассказ главной героини Уджунвы, по мнению Эдварда, также «не отражает реальную Африку» [Там же] и «больше тянет на прозападную “повестку”» ^{[11, c. 60]}, так как в нем присутствуют сцены с сексуальными домогательствами. Тот факт, что и сам герой по ходу развития сюжета делал грубые недвусмысленные намеки Уджунве, им сознательно умалчивается. «Почему мы всегда молчим?» ^{[11, c. 60]} – вопрос, который девушка задает другой участнице семинара, когда узнает, что и та подвергалась харрасменту со стороны руководителя мероприятия, становится риторическим. В нем чувствуется обращение самой писательницы к женской половине читательской аудитории и протест против дискриминации женщин и неуважения по отношению к ним, как в африканском, так и в западном мире.

Описываемые в рассказе события имеют автобиографическую основу. Они отсылают к ситуации из прошлого самой писательницы, описанной ей в одной из речей для TED Talks, ежегодной конференции американского частного некоммерческого фонда: «...один преподаватель отметил, что мой роман не является “подлинно африканским” […] По сути, я даже не знала, что такое “африканская подлинность”. Он сказал, что мои персонажи были слишком похожи на него, образованного обеспеченного мужчину. Мои персонажи умели водить машину. Они не умирали от голода. Из-за этого они не были “настоящими” африканцами» ^[13]. Таким образом, изображаемое в рассказе Ч. Н. Адичи «Джампинг Манки Хилл» становится метафорой готовности западного белого общества не только верить в устоявшиеся культурные и национальные мифы, но и поддерживать их, демонстрируя нежелание узнавать об изменившейся реальности.

Нигерийская тема в малой прозе Ч. Н. Адичи

В рассказах, сосредоточенных на изображении африканской действительности, где действие происходит в Нигерии, затрагиваются такие социо-политические события из жизни страны, как приход миссионеров из Европы и колонизация Нигерии, гражданская война, столкновения мусульманской и христианской частей страны и режим правления генерала Сани Абачи в период с 1993 по 1998 год. В произведениях Чимаманды Нгози Адичи есть место открытой критике Нигерии, ее традиций и устоев, социально-экономического положения и позиции на мировой арене, несмотря на то, что сама писательница никогда не отрицает, а, наоборот, педалирует свою нигерийскую идентичность.

В основе завершающего сборник писательницы рассказа «Упрямый историк» (The Headstrong Historian) лежит интертекстуальный диалог с дебютным романом выдающегося нигерийского писателя Чинуа Ачебе «И пришло разрушение» (Things Fall Apart, 1958). Одно из первых африканских произведений, получивших мировое признание и включенных в африканские школьные программы в качестве книги для обязательного чтения, открывается описанием доколониального периода в жизни юго-восточной Нигерии и прибытия в нее европейцев в конце XIX века. По ходу развития сюжета влияние колониальной политики Европы и христианских миссионеров на нигерийский народ игбо рассматривается на примере семьи главного героя Оконкво.

Сама Адичи признавалась, что «Упрямый историк» был написан в попытке представить, как жила ее прабабушка, так как роман Ачебе показался ей изображением жизни предков ^{[14, c. 97]}. Время повествования в рассказе охватывает период с конца XIX века до начала 1970-х годов. На примере трех поколений одной нигерийской семьи в нем рассматривается то, как складывались взаимоотношения нигерийцев с «вторгающимся» в их мир западом.

После смерти мужа нигерийка Нвмагба решает отдать сына Аниквенву на воспитание миссионерам, так как, по ее мнению, выучив их язык, он сможет отстоять в суде права на участок земли, который хотят отобрать у вдовы братья покойного супруга. Знаковым в сюжетном плане становится то, что героиня сознательно выбирает именно католических миссионеров, а не англиканских, потому что они не обучают африканских детей на родном языке и не пытаются сохранить их связь с родной культурой. Осуществление плана Нвмагбы приводит к полной утрате сыном его африканской идентичности. Оказавшись под воздействием иной культуры и религии, он начинает считать привычную для него ранее наготу, как собственную, так и его матери, и соплеменников – греховной, а обряды его племени – языческими и дьявольскими. Аниквенва отказывается от своего прежнего имени, предпочитая то, как его нарекли при крещении – Майкл и венчается с такой же, как и он, обращенной нигерийкой Мгбеке-Агнес. Нвмагба начинает сомневаться в правильности своего решения, понимая, что ее сын – «словно прилежно исполняет странную пантомиму» ^{[11, c. 111]}, а не живет, как полагается его народу.

Хотя в рассказе «Упрямый историк» нет речи об иммиграции, в роли подобного фактора, провоцирующего изменения в героях, выступает столкновение западной и африканской культур на территории Нигерии. Европейские миссионеры обесценивают африканские традиции, историю, культуру, позиционируя их как что-то неправильное, туземное, первобытное, греховное, языческое. Их оружием становятся религия и образование, которые дистанцируют изображаемых нигерийцев от их истоков, в связи с чем в повествовании наблюдается типичная для кросс-культурной литературы тенденция. Первое поколение – поколение матерей и отцов, представленное Нвмагбой и соплеменниками ее возраста – относится к иной культуре настороженно и воспринимает ее как вторжение в их существование. В данном случае это в буквальном смысле внедрение европейцев, нацелившихся «облагородить» диких туземцев. Поколение детей, в лице Аниквенвы-Майкла и его жены Мгбеке-Агнес, напротив, при столкновении с иной культурой пытаются подстроиться под нее или даже слиться с ней. Как это обычно бывает у подобных героев, они порой более рьяно ратуют за ценности чужой культуры, чем ее изначальные представители и полностью отвергают свою родную. Поколение внуков же, воплощенное в образе дочери Майкла и Агнес Грейс, испытывает сильную духовную потребность ответить на вопрос «кто я на самом деле?» и обрести комплексную идентичность, включающую в себя как опыт взаимодействия с иной культурой, так и связь с корнями. Примечательно, что Нвмагба с момента рождения Грейс воспринимает именно ее, а не другого внука, как реинкарнацию своего мужа, что в художественном плане объясняет ее возврат к истокам. Именно Грейс предстоит стать учителем истории, ратующим за включение уроков по нигерийской истории в школьное расписание, в то время как ее старшие коллеги будут выступать против: «Мистер Гбойега, нигериец с кожей шоколадного цвета, обученный в Лондоне эксперт по истории Британской империи, уволился, преисполненный отвращения, когда Западно-Африканский Экзаменационный Совет завел речь о включении истории Африки в общую программу. Ему была противна даже сама мысль о том, что африканскую историю будут рассматривать как школьный предмет» ^{[11, с. 113]}. Грейс даже напишет книгу о реальном прошлом колониальной Нигерии под названием «Усмирение пулями: восстановленная история Южной Нигерии» (Pacifying with Bullets: A Reclaimed History of Southern Nigeria) ^{[11, с. 114]}. Согласно точке зрения Дарии Тунка, это можно определить как аллюзию на роман «И пришло разрушение» Ачебе, где герой-миссионер рассуждает о жизни нигерийца Оконкво в главе своей книги «Усмирение первобытных племен, живущих у нижней части Нигера» (The Pacification of the Primitive Tribes of the Lower Niger) ^[15].

С помощью анафорического повтора в предложениях двух последних абзацев в финале рассказа довольно интересным способом подчеркивается роль Грейс в сохранении нигерийской культуры и истории, и ее путь возвращения к корням. Обозначенный стилистический прием в данном случае также придает прозаическому тексту определенную ритмичность и мелодичность: «Это Грейс начнет пересматривать свое школьное образование, вспоминая, с каким вожделением она пела в День Империи “Боже, благослови нашего прекрасного короля” […] это Грейс […] приводили в ступор такие слова из школьных учебников, как “обои” и “нарциссы”, которые она не могла себе представить […] это Грейс, чувствуя странную безродность и утрату связи с корнями в более поздние годы своей жизни […] поедет в здание лагосского суда и официально поменяет имя на Афамефуну» ^{[11, c. 113-114]}. В данном случае смена прежнего имени, данного при крещении, на нигерийское, придуманное ее бабушкой, трактуется не как подмена идентичности, а, наоборот, возврат к корням. В данном контексте символичен и перевод имени Афамефуна с языка игбо – «мое имя не будет потеряно» ^{[11, c. 112]} – что можно интерпретировать как дань памяти героини о бабушке и о вечной духовной связи с родной землей. С точки зрения грамматики будущая история Грейс удачно обыгрывается использованием времени Future in the Past, используемом в английском языке для описания прошедшего времени, в котором, исходя из контекста, шла речь о будущих событиях. Это позволяет автору буквально «забегать вперед» в описании становление истинно нигерийской идентичности героини.

Согласно точке зрения С. П. Толкачева, в кросс-культурной литературе «актуальной оказывается также и проблема разрешения конфликта между принадлежностью личности к диаспоре и коллективным бессознательным, что формирует критически переосмысленное чувство общности, приводит к исцелению от травмы, вызванной колониальным и постколониальным дискурсивным разрывом» ^{[14, c. 155]}. Подобную тенденцию можно наблюдать и в рассказе Ч. Н. Адичи «Упрямый историк». В данном рассказе писательница подвергает критике как европейцев, насаждающих извне свои культурные приоритеты и забирающих детей из семей, что приводит к разрушению нигерийского общества, так и африканцев, отказывающихся от родной культуры в пользу чужой, что ведет к утрате идентичности и исчезновению духа нации. «Упрямый историк» может быть интерпретирован как призыв вернуться к «нигерийскости» и сохранять ее, а не уничтожать.

Заключение

Американо-африканка Чимаманда Нгози Адичи принадлежит к молодому поколению авторов, придерживающихся политики культурного многообразия, которая является доминирующей константой развития в США, государства, где началась ее писательская карьера и где она продолжает свое творческое становление по сей день. В ее сборнике «Штука вокруг твоей шеи» освещается проблема столкновения культур, возникающая при взаимодействии представителей различных стран, рас и этносов.

В малой прозе Адичи сопоставление образов Америки и Нигерии строится согласно принципу бинарных оппозиций, что на уровне художественного текста осуществляется за счет их противопоставления в сознании героев. Дисгармоничные отношения женщин и мужчин в рассказах Адичи об иммигрантах символизируют неосуществимость их американской мечты. Несмотря на желание любой ценой стать частью американской действительности, подобных героев сборника «Штука вокруг твоей шеи» тяготит тоска по дому, так как после иммиграции они вынуждены низводить к минимуму связь со своей родиной. Так, они убеждаются в иллюзорности своих «больших надежд», которые не выдерживает столкновения с прозаичной реальностью, где они оказываются, покинув родину.

В «Штуке вокруг твоей шеи» автор придает особое значение женским образам. Именно героиням Адичи чаще всего предоставляет «право голоса», которого они лишены как в патриархальном нигерийском обществе, так и в американском, где их образ стигматизирован в связи с расово-этническими и гендерными клише, а также стереотипами об Африке, существующими в массовом культурном сознании. В рассказах писательницы героини обладают большей связью с родной культурой и становятся авторскими посредниками для выражения основной идеи произведений.

В рассказах, где на первый план выходит африканская тема, Ч. Н. Адичи выступает против культурных штампов и клише, связанных с восприятием Африки западным социумом. Согласно мировоззрению писательницы, находящему отражение в ее творчестве, отсутствие равноправного и продуктивного диалога культур приводит или к утрате, или подмене идентичности. В связи с этим, можно сделать вывод, что писательская миссия Адичи заключается в своего рода призыве сохранять связь с родной культурой и гармонично вписывать ее в существование в условиях современной гетерогенной действительности.