Концепция международно-правовой политики государства как новый виток развития социологического подхода к международному праву

Магомедова Ольга Сергеевна ORCID: 0000-0003-0593-3101 аспирант, кафедра международного права, Московский Государственный Институт Международных Отношений (Университет) МИД России 119454, Россия, г. Москва, Проспект Вернадского, 76 Magomedova Olga Sergeevna Postgraduate student, the department of International Law, Moscow State Institute of International Relations of the Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation 119454, Russia, g. Moscow, Prospekt Vernadskogo, 76 olga.magomedova.96@mail.ru

Введение. Истоки социологического подхода к международному праву

В международно-правовой доктрине нет единого социологического подхода ^{[1, p. 2]}. Тем не менее с начала XX века юристы-международники выдвигают теории о применении методологических установок социологии в исследованиях международного права. По выражению Мартти Коскенниеми такие теории составляют «социологическую концепцию международного права» ^{[2, p. 17]}.

Для социологических теорий характерно фокусирование внимания на субъектах международного права и на анализе их поведения, как социально обусловленного явления. Так, социологические теории представляют гипотезы о статусе государств, как членах международного сообщества и об актуальном содержании концепции государственного суверенитета; о факторах, определяющих поведение государств в международных отношениях; об условиях формирования тех или иных национальных интересов государств; о международно-правовой оценке действий и позиций государств и об их значении для международного права ^{[1, p. 1]}. Таким образом, социологические теории международного права оказываются в некоторой оппозиции по отношению к нормативистским теориям международного права, которые сосредотачиваются на юридической силе норм-«структур», нежели на их институциональном воздействии (institutional effects) ^[3]. В этом отношении социологические теории ассоциируют с тезисами реализма, разработанными преимущественно американской доктриной, начиная с 1940-х гг. Неудивительно, что современные исследователи социологического подхода к международному праву, обращаясь к истокам данного подхода, анализируют наследие Ганса Моргентау, основателя американской школы реализма ^{[4, p. 112]}. В действительности идею социологического осмысления международно-правовой практики государств выдвинул швейцарский юрист, Макс Губер, ещё в 1910 г. ^[5].

Социологический подход Губера разрабатывался в духе своего времени: в начале XX века в правовой доктрине господствовал государствоцентризм, который был ощутим и во внутренней и во внешней политике государств на фоне растущего национализма ^{[7, p. 99]}. Поэтому за основу его работы было принято понимание государства, как «государства-нации» (nation state) и единственного субъекта международного права. Однако в своей теории Губер наделил государство не просто национальными интересами, определяющими антагонизм государств в международных отношениях, но национальным самосознанием (die Nationalität) ^{[7, p. 104]}. Тем самым под влиянием немецкой исторической школы права Губеру удалось подвести под поведение государств на международной арене «этнические», «проникнутые духом народа» основания ^{[7, p. 104]}. Проблема в том, что такая презумпция в конечном счете приводит к гоббсовской анархии – «войны всех против всех» прежде чем будет заключен «общественный договор». Поэтому продолжая рассуждать о поведении государства, как о социальном феномене, Губер предположил существование точек сближения среди государств – комплементарных интересов (komplementäre Interessen) и общих целей (Übereinstimmung von Zwecken) ^{[8, p. 68]}. Элементарный пример: появление морских держав, собственно государств, заинтересованных в мирном беспрепятственном мореходстве, повлекло необходимость утвердить свободы открытого моря. Таким образом, национальные интересы оказываются не только точками преткновения среди суверенов, но основой для образования международного сообщества. С развитием международного права данное международное сообщество становится полноценным правовым обществом (Rechtsgemeischaft). Причём в социологическом подходе Губера обязательность международного права основывается не на согласии государств принять на себя те или иные обязательства, как это утверждается позитивистами, а на общей заинтересованность государств в юридической силе этих норм ^{[8, p. 107]}. Такое понимание силы международного права объясняло существование норм обязательных для государств независимо от их согласия или возможность признания межгосударственных соглашений неправовыми ввиду их содержания, противоречащего общим интересам международного сообщества.

Направления социологического подхода к международному праву

В дальнейшем свой вклад в развитие социологического подхода к международному праву внесли такие юристы-международники, как Жорж Ссель (теория международного права, как права народов (droit des gens), не межгосударственного права) ^[9], Шарль Дюпюи (идея солидарности наций) ^[10], Дитрих Шиндлер (идея социологических факторов в международном праве) ^[11], Георг Шварценбергер (идея сочетания в международном праве характеристик права силы и права кооперации) ^[13], Джулиус Стоун (идея трансформации международного права от западно-центричной к мультикультурной правовой системе) ^[13] и др. Наибольший подъём исследования в социологическом ключе получили в межвоенный период и следом за второй мировой войной ^[14]. Но, как указывает швейцарский юрист А. Бьянки, социологическая концепция международного права развивалась главным образом как междисциплинарное направление на стыке дисциплин международного права и международных отношений ^{[4, p. 110-134]}. Поэтому социологические основания международного права фактически подменяются основаниями политическими. Междисциплинарный проект международного права и международных отношений неизбежно обречен на перевес одной дисциплины ^{[15, p. 120]}. Прежде всего возникает проблема технического переноса терминов из дисциплины международных отношений в международно-правовое поле, как «либеральные государства» ^[16], «группы интересов» ^[17] и т.п. Также сказывается концептуальное различие дисциплин. Сосредоточение на анализе поведения государств и характеристике государств как членов международного сообщества приводит к неизбежной оценке поведения государств часто по внеправовым критериям. Вопреки юридической презумпции суверенного равенства государств данный подход приводит к маргинализации государств, не проходящих по избранным критериям. Так, например, юристы-международники критикуют междисциплинарные исследования, посвященные выявлению взаимосвязи между приверженностью государства либеральным и демократическим ценностям и соблюдением международного права ^[18]. Такие методологические «трения» препятствуют выработке единой методологии, которая бы позволила оформить цельный социологический подход к международному праву. По замечанию Мартти Коскенниеми, международное право до сих пор не было исследовано с точки зрения социологии ^[19].

Новый подъём исследовательского интереса к «социологическому осмыслению международного права» (sociologisation du droit international) знаменует первую четверть XXI века в духе международно-правового плюрализма. Применительно к международному праву термин «плюрализм» используется в значении множественности правовых режимов, образуемых в результате применения одних и тех же норм разными институтами, представляющими неидентичные интересы различных стран, т.е. в результате фрагментации международного права ^[20]. И вместе с тем международно-правовой плюрализм обретает новое значение на фоне развития сравнительных исследований в международном праве, где речь уже идет о различных подходах государств к пониманию, толкованию и применению одних и тех же норм международного права ^[22].

В результате так называемого «эмпирического поворота» в международно-правовой доктрине возросла популярность международно-правовых исследований поведения государств ^[23]. Для классификации исследований израильский юрист-международник Моше Хирш выделяет три возможные направления развития социологической концепции международного права: структурный функционализм (structural functionalism), символический интеракционизм (symbolic interactionist perspective), направление социальных конфликтов (social conflicts perspective) ^[24]. Согласно базовому тезису структурного функционализма социальные процессы не могут рассматриваться изолированно на примере отдельных субъектов общества, поэтому в данном направлении исследователи оперируют понятиями «общество», «группы», «социальные паттерны» и другими макро-социологическими категориями ^{[25, p. 1-13]}. Исследования в данном направлении также определяют как «теории систем», где все элементы рассматриваются как тесно взаимосвязанные. Поэтому структурный функционализм подчеркивает тяготение членов международного сообщества к социальному балансу и стабильности, которые гарантирует международное право, предоставляя своеобразные инструменты «социального контроля» и «социализации».

Символический интеракционизм, напротив, сосредоточен на поведении отдельных субъектов, отношениях между субъектами или внутри микро-групп, уделяя внимание индивидуальному опыту и собственным характеристикам субъектов. Поэтому в данном направлении социальные практики рассматриваются с точки зрения отдельных субъектов или группы субъектов одного типа. Предполагается, что социальные структуры формируются «снизу вверх» - от отдельных субъектов на уровень общества ^[26]. Соответственно, применительно к международному праву данный подход рассматривает появление международно-правовых норм, как частные модели поведения, получившие общее признание ^{[27, p. 12, 16]}.

Наконец, направление социальных конфликтов подчеркивает различия субъектов и разницу в соотношении их сил, которые служат основными драйверами изменений в жизни общества ^{[28, p. 232-234]}. Поэтому в фокусе данного направления находятся явления неравенства, стратификации, баланса сил, социальных изменений. В частности, явление неравенства рассматривается с точки зрения неравномерного распределения тех или иных ресурсов, как материальных, так и символичных ^{[29, p. 59-60]}. В международно-правовой сфере неравенство может выражаться в неравномерном распределении преимуществ из согласованной нормы – в ситуации, где одни государства удовлетворены результатом согласования воль в значительной степени больше, чем другие.

Определенно международное право возникает и функционирует среди социальных групп. Г. Шварценбергер называл международное право «типичным социальным правом», т.е. правом со всеми присущими ему социо-культурными характеристиками, которыми его наделяет соответствующее общество ^{[12, p. 500]}. Но в то же время условия уникальной правовой системы (права среди равных субъектов без системы принуждения) создают совершенно нетипичные социальные феномены, как международно-правовая политика государства ^[30].

Концепция международно-правовой политики государства

Феномен международно-правовой политики государства(далее – МППГ) получил теоретическое обоснование во французской международно-правовой доктрине 1980-х гг. и сегодня зарубежные исследователи обращаются к концепции МППГ как к классике французской правовой мысли ^{[31, 32, 33]}. Центральное место в концепции занимает государство и его индивидуальный вклад в развитие международного права – в этом смысле концепция относима к числу микросоциологических теорий. Предполагается, что каждое государство стремится обеспечить лучшие международно-правовые условия, которые бы удовлетворяли его собственным ценностям и интересам. Поскольку международное право формируется в результате согласования воль, государству необходимо успешно обосновывать свои позиции в международно-правовой практике, согласовывая их с меньшими уступками. Соответственно, поведение государства в международно-правовой сфере должно определяться его специально разработанной стратегией в отношении международного права – то, что Ги Ладре де Лашаррьер назвал международно-правовой политикой государств (politique juridique extérieure).Предположение основывается на следующих тезисах.

Во-первых, международно-правовая политика имеет своим основанием национальные интересы государства: тактика продвижения международно-правовой позиции государства выстраивается таким образом, чтобы максимизировать преимущества международно-правового порядка для государства или минимизировать уступки ^{[30, p. 13-14]}. Более того, определение национальных интересов как драйверов международно-правовой политики указывает на то, что такую политику реализует каждое государство. Самое главное то, что такая политика может быть не у всех субъектов международного права, но только у носителей национальных интересов, как государства, нации, борющиеся за самоопределение и государствоподобные образования. Следовательно, общая внешняя политика межгосударственных объединений представляет собой декларацию общих целей и взглядов, произведенную при согласовании международно-правовых позиций государств-членов такого объединения. Ведь поведение государства на международных площадках и в международных организациях также составляет часть международно-правовой политики каждого государства.

Во-вторых, поведение государства является целенаправленным. Государство стремится утвердить в международном праве те нормы, которые наилучшим образом отвечают его национальным интересам. Это значит, что государство всегда активно реализует свою международно-правовую политику, независимо от интенсивности проведения внешней политики: строгое соблюдение существующих норм является вкладом государства в утверждение настоящего порядка ^{[30, p. 198]}.

В-третьих, позиции и действия государства рассматриваются, как стратегически взвешенные. Соответственно, вероятность непредсказуемого шага сводится к минимуму, поскольку государство само заинтересованно в соблюдении выстроенной стратегии. Разработка международно-правовой стратегии основывается на нескольких принципах ^{[34, с. 26]}. Для утверждения в международном праве новых норм или новых толкований существующих норм необходимо прежде всего полагаться на действующее международное право, согласованные модели поведения. Допускается та степень новизны толкования или нормообразования, которая не создает явного противоречия с общим пониманием международного права сегодня. Другой принцип планирования основывается на соблюдении последовательности собственных позиций и действий по одному международно-правовому вопросу, а также согласованности позиций в понимании действия одних и тех же норм применительно к различным ситуациям. Последовательность и согласованность создают соответствующие ожидания международного сообщества в отношении поведения данного государства. Кроме того, государству важно обосновать необходимость предлагаемой нормы или толкования в действующем международно-правовом порядке ^{[35, с. 65]}. Тем самым индивидуальная позиция обретает общее значение в международном праве. Таким образом, международно-правовая политика позволяет государству вносить вклад в определение содержания международного права в процессе аргументативной практики государств без обращения к силовым преимуществам. Сегодня принципы обоснования международно-правовых позиций рассматриваются не только в рамках концепции МППГ, но также составляют предмет самостоятельных зарубежных исследований в области международно-правовой аргументации ^[36].

В-четвертых, государство разрабатывает свою стратегию, учитывая природу международного права, как социального продукта – результата аргументативной практики государств ^[37]. Это значит, что цель интеграции новой нормы может быть реализована только посредством легитимации международно-правовой позиции государства. Силовые решения здесь не применимы, поскольку результаты таких решений остаются «в действии» только до перемены в соотношении сил. Легитимация международно-правовой позиции в международном сообществе государств предполагает интернализацию ценностей и сопутствующих идей другими государствами ^[38]. Иначе говоря, принятие предлагаемого алгоритма или точки зрения как соответствующих существующему международному праву и как разумных для современного уровня развития международных отношений.

В-пятых, участие в международно-правовой аргументативной практике и усилия государств по выстраиванию стратегии такого участия целесообразно, только если государство полагается на авторитет международного права. В этом отношении концепция МППГ подтверждает классический тезис М. Губера о силе международного права, основанной на убеждении государств в его необходимости. В то же время концепция МППГ учитывает, что международно-правовые политики государств могут быть более или менее успешные, более или менее «убедительные» в зависимости от положения самого государства в международном сообществе. В этом выражается сущностное отличие концепции от позитивистских установок. В концепции МППГ возможно прямо рассуждать об отличии в поведении государств, наделенных определенной силой (les puissances – державных государств), от поведения остальных государств, занимающих более слабое положение в балансе сил ^{[30, p. 138]}. Например, замечено, что государства, не пользующиеся сильным экономическим, военным или иным положением в международных отношениях, предпочитают урегулировать международные споры в судебном или арбитражном процессе, тогда как державные государства предпочитают урегулировать конфликты в двухстороннем порядке или при посредничестве ^{[30, p. 139]}. Данное наблюдение как правило используется в подтверждение гипотезы о большей приверженности международному праву малых государств в сравнении с державами, полагающимися на «право силы». Но в действительности урегулирование конфликта в порядке переговоров также входит в число средств мирного разрешения спора, устанавливаемых международным правом (ст. 33 Устава ООН). Поэтому переговоры являются «не менее правовым» средством, чем арбитраж или судебный процесс.

Но концепция МППГ объясняет различие в предпочтениях государств не отношением к международному праву, а способностью к проведению эффективной международно-правовой политики. Обращаясь к независимым судьям, государства соглашаются к урегулированию спора в соответствии с существующими нормами международного права в их общепринятом понимании ^{[30, p. 151]}. Тогда как государства, вступающие в переговоры, стремятся согласовать свои международно-правовые позиции путем выработки новых международно-правовых норм, скрепляющих их договоренности, т.е. пользуются возможностью активно продвигать свои международно-правовые позиции. Поэтому, признавая различия в положении суверенных государств, концепция МППГ презюмирует равные возможности государств пользоваться одним арсеналом приемов в международно-правовой аргументации. Благодаря этому при оценке международных отношений можно говорить о существовании в межгосударственном объединении государства-лидера мнений (opinion-leader), чьи позиции и предложения пользуются большей поддержкой; при выработке универсальных международных соглашений предложения западных государств, проходя жесткую критику развивающихся стран, трансформируются в общеприемлемые нормы и др. ^[39]. Таким образом, концепция МППГ придаёт значение не силе государства, а его мастерству в выстраивании международно-правовой аргументации, подкрепляемой последовательностью собственной практики и согласованностью представляемых позиций.

Место концепции МППГ среди исследований социологического подхода к международному праву

Надо признать, что концепцию МППГ сложно характеризовать однозначно, как теорию, относимую к одному из выделенных направлений социологической мысли. Концепция МППГ стоит особняком по своему происхождению. В отличии от большинства теорий, построенных умозрительно, концепция МППГ представляет собой умозаключение из многолетних наблюдений за поведением государств в зале переговоров, на полях международной организации или в стенах международного суда. Автор концепции МППГ Ги Ладре де Лашаррьер, мог лично наблюдать за международно-правовой практикой государств, работая в качестве дипломата, юриста-международника и судьей Международного суда ООН. Возможность такого всестороннего обозрения поведения государств позволила автору выйти за рамки традиционного противопоставления права и политики, и предложить новое видение – политику в отношении международного права. Безусловно феномен такой политик не мыслим вне международно-правовой сферы и возможен только ввиду активной роли суверенных субъектов международного права в образовании и реализации международного права.

Тем не менее концепция МППГ разделяет некоторые основные тезисы социологических теорий в трех выше обозначенных направлениях ^{[1, p. 3, 4]}.

Так, концепция поддерживает представление структуралистов о преобладании социальных ограничений над индивидуальными решениями, о взаимозависимости отдельных компонентов общества, о ценности процессов социализации. С точки зрения структуралистов международно-правовая легитимация как раз выполняет структурирующую функцию и обеспечивает активную роль международного сообщества государств: с одной стороны, легитимация гарантирует контроль международного сообщества над содержанием международного права; с другой стороны, от интернализации международным сообществом предлагаемых международно-правовых идей государства зависит легитимность его позиций (можно сказать, «социализация» государства на международно-правовом уровне). Однако центральное место в концепции МППГ занимает суверенное государство и его индивидуальный подход к международно-правовому поведению, что не позволяет относить концепцию к социологическим теориям «макро-уровня», как теории функционального структурализма.

Вместе с тем исследователей международно-правовой политики государств, как и сторонников символического интеракционизма, занимает вопрос о том, какое значение отдельный субъект может придавать социальным явлениям. В этом отношении актуальное содержание международного права, как социального продукта, определяется с учетом индивидуальных международно-правовых практик государств. В частности, в концепции МППГ образование международно-правовой нормы рассматривается как результат согласования индивидуальной инициативы (или нескольких) в урегулировании некоторого вопроса с принятыми правовыми установками и мнением большинства (или мнением релевантных в данных обстоятельствах субъектов) – т.е. по модели «снизу вверх».

Также концепции МППГ близка идея из направления социальных конфликтов о постоянном стремлении членов общества исправить ситуацию их фактического неравенства. В международно-правовом поле это стремление выражается в процессе согласования воль государств, их конкурирующих позиций. Соответственно, концепция МППГ также допускает образование доминирующих субъектов (государств, успешно проводящих МППГ) и субъектов в менее благополучном положении (государств, чья международно-правовая политика терпит уступки). Естественно, доминируюшие субъекты стремятся к сохранению существующих социальных структур, что в концепции МППГ выражается в сохранении правового режима status quo. Тогда как уступающие субъекты стремятся к перестановке сил.

Вероятно, ближе всего концепции МППГ тезисы теории взаимодействия Ютты Брунни и Стефена Тупа (interactional theory) ^{[40, 41]}. Согласно данной теории нормативная сила международного права образуется в процессе взаимодействия государств, где государства оперируют нормами и принципами поведения, разделяют общее представлении об урегулировании международных вопросов и тем самым укрепляют правовую практику (дословно «практику законности» (practice of legality) – поскольку авторы теории сочетают понятие «законности» (legality) в значении работ Лона Л. Фуллера ^[42] и понятие «сообщества практики» (communities of practice) в значении работ Эманюэля Адлера ^[43]. Исходным положением теории взаимодействия является система общих представлений субъектов о необходимости стандартов поведения ^{[4, p. 119]}. Само понимание следует из взаимодействий субъектов, а установление стандартов уже определяет образ действий, направление и характер представлений о лучшем урегулировании международных вопросов и т.п. Таким образом, стандарты, основанные на общих представлениях, могут обретать нормативное значение при соответствии определенным критериям законности (восьми принципам законности, разработанным Л.Л. Фуллером). Именно в процессе образования международно-правовых норм выражается приверженность международному праву (‘fidelity to law’). Соответственно, в данной теории международное обязательство (obligation) рассматривается как интернализованное «обязательство» (internalized commitment), т.е. убеждение государства в необходимости выполнения обязательства ^{[41, p. 312, 313]}. При этом для существования международного права в «community of practice» не требуется строгое соблюдение идентичности реализуемых моделей поведений и взглядов. Благодаря чему в международно-правовой сфере допускается существование «ценностных обязательств» (value commitments). Благодаря чему, с одной стороны, государства могут в некоторой мере отклоняться от согласованных моделей поведения, а, с другой стороны, выполнять те модели поведения, которые не обязательны, но ожидаемы международным сообществом.

Такое же представление о международно-правовой практике государств разделяет концепция МППГ. Однако в отличии от теории взаимодействия, где значимая роль в международно-правовой практике отводится несуверенным участникам международных процессов, как некоммерческие организации, транснациональные компании и др., концепция МППГ стоит на классических началах социологического подхода к международному праву (подхода М. Губера), где единственными субъектами выступают суверенные государства. Поэтому, хотя значение частных субъектов и учитывается в концепции МППГ, оно рассматривается исключительно как фактор формирования международно-правовой политики конкретного государства, но не фактор развития международно-правовой практики в целом.

Заключение

Хотя концепцию МППГ возможно поставить в один ряд современных теорий социологического подхода к международному праву, концепция представляется сугубо самостоятельным методологическим проектом. В отличии от большинства социологических теорий, основанных на попытке сочетания эпистемологических оснований двух дисциплин, международного права и международных отношений, концепция МППГ избегает крайности политизации в исследовании международно-правового значения поведения государств. Действия и позиции государств на международной арене рассматриваются как часть международно-правовой практики, и в том числе неправомерные акты определяются как неэффективные шаги проведения международно-правовой политики государства. Несмотря на то, что концепция МППГ основана на индивидуальном подходе к анализу поведения государств в международном-правовом поле (можно сказать консервативном подходе), концепция отвечает и современным тенденциям доктрины в обосновании необходимости совместного регулирования глобальных проблем ^[44]. Концепция прямо указывает на постоянную вовлеченность государств в развитие международного права и определяет современные глобальные вызовы, как факторы к активному согласованию международно-правовых позиций для разрешения общих задач.