Радикализация французских правых. От провала европейской конституции и «манифестации для всех» до Эрика Земмура

Осипов Евгений Александрович кандидат исторических наук старший научный сотрудник, Институт всеобщей истории РАН 119334, Россия, г. Москва, ул. Ленинский Проспект 32а, 26 Osipov Evgeny Aleksandrovich PhD in History Senior Scientific Associate, Institute of World History of the Russian Academy of Sciences 119334, Russia, Moscow, ul. Leninsky Prospekt 32a, 26 eaossipov@gmail.com Другие публикации этого автора

Термин «радикализм» один из самых упоминаемых в современных французских средствах массовой информации. Радикализация ислама, радикализация французской молодежи, радикализация политической жизни – постоянные темы для газет, журналов, социальных сетей и телевизионных передач. Раньше во французском языке под радикализмом понимали стремление дойти до сути вещей, до корней, и в этом значении синонимами выступали «фундаментальный», «естественный». Но сегодня, как и в других языках, французы под радикализмом имеют в виду крайние, бескомпромиссные позиции.

Во французской политической жизни сегодня происходят несколько важных тенденций. За несколько месяцев до очередных президентских выборов, которые должны состояться в апреле 2022 г., Франция сегодня «как никогда справа» ^[1]. Согласно проведенному в октябре 2021 г. социологическому исследованию, 37% французов определяют свои взгляды как правые (и только 20% относят себя к левому электорату), а, если выбирать из кандидатов, которые собираются участвовать в президентских выборах, то 56% французов готовы голосовать в первом туре за одного из правых кандидатов. Среди проблем, которые волнуют французов больше всего, также заметен правый уклон. Традиционная для правового электората проблема роста преступности волнует 51% населения (+5% по сравнению с апрелем 2021 г.), увеличение количества мигрантов в стране беспокоит 42% французов (снова рост в 5% с апреля 2021 г.). В то же время, традиционные для левого электората темы заметно потеряли в популярности. Проблема равенства волнует сегодня всего 43% населения страны, а борьба с безработицей находится в центре внимания всего 41% населения, что на 10% меньше, чем в апреле 2021 г ^[2].

Происходит поляризация политической жизни. Умеренные взгляды (как правые, так и левые), которые раньше определяли политическую систему страны, постепенно уступают место более радикальным идеям, считавшимся еще недавно маргинальными. Политический маятник сдвинулся от традиционных политических партий в сторону крайних концепций и движений. В правом политическом спектре это выразилось в том, что часть электората партии Республиканцы сегодня готова голосовать за Марин Ле Пен, Эрика Земмура или Марион Марешаль Ле Пен.

Радикализация правого спектра проходила постепенно. Точкой отчета можно считать провал 29 мая 2005 г. референдума по европейской конституции. Европейская тематика традиционно является одной из важнейших составляющих политического дискурса во Франции. Отказ от европейской конституции означал, что дальнейшее делегирование суверенитета наднациональным органам и усложнение организационной структуры Европейского союза в совокупности с его масштабным расширением вызывает у большинства французов серьезные опасения. На результаты референдума оказал влияние и христианский аспект. Тогда, впервые после большого перерыва, во Франции, и во всей Европе, стали снова говорить о христианских корнях старого континента ^{[2, p. 18]}. Брюссель, однако, отказался включать в преамбулу европейской конституции тезис о христианстве как о европейской религии, что стало одной из причин негативного голосования. О важности событий 2005 г., в том числе говорит и Эрик Земмур, который по собственному признанию после провала референдума приостановил работу над книгой «Французский суицид» ^[3], сделавшей его очень известным писателем после ее публикации в 2014 г. Он посчитал, что отказ от европейской конституции может стать отправной точкой к серьезным и позитивным изменениям ^{[4, p. 25]}. Однако, в итоге провал референдума никак не повлиял на процесс европейской интеграции, о чем свидетельствовало подписание Лиссабонского договора в 2007 г. Позиции евроскептиков после этого усилились, раскол между умеренными правыми, традиционно поддерживающими европейскую интеграцию, и сторонниками более радикальных политических взглядов стал заметнее.

Еще более знаковые события для французского политического спектра произошли в 2012-2013 гг., когда во Франции принимался закон о легализации однополых браков. Негативная реакция значительной части французов на разрешение «браков для всех» выразилась в так называемых «манифестациях для всех», которые шли по всей Франции на протяжении нескольких месяцев. «Манифестации для всех» быстро стали настоящим выражением консервативной идеологии, включающей в себя целый комплекс вопросов, связанных с религией, биоэтикой, философией и т.д. Манифестанты выступали не только против гомосексуальных союзов, но и против усыновления детей однополыми парами, против возможности предоставления вспомогательных репродуктивных технологий (самая распространенная форма – экстракорпоральное оплодотворение) для однополых пар, против легализации суррогатного материнства, против распространения популярной в англосаксонском мире гендерной теории, против искажения традиционных и принятых в христианском мире представлений о семье и т.д. В конечном счете, «манифестации для всех» стали логичным продолжением дискуссии про идентичность, которая бывает не только национальной или религиозной, но и семейной.

Легализация однополых браков стала серьезным вызовом для католической части населения. Во-первых, парламент принял закон, нарушающий фундаментальные христианские принципы семьи. Во-вторых, даже массовые манифестации не помешали его принять, что лишний раз подчеркивало, что католики больше не являются серьезной силой. Однако, именно во время «манифестаций для всех» «католики вышли из летаргического сна» ^{[5, p. 33]} и стали постепенно возвращаться в политическую жизнь страны, произошла консолидация консервативного, католического электората, что еще больше подчеркнуло поляризацию французской политической жизни. Кстати, с 2019 г. легализация однополых союзов еще и включена в школьную программу по истории, как одно из самых важных событий во французской истории, что также способствует расколу в обществе ^{[6, p. 9]}.

Легализация однополых союзов изменила расклад сил не только внутри правого электората, но и среди французских мусульман, которые до этого традиционно голосовали за социалистов. В первом туре президентских выборов 2012 г. 57% участвовавших в выборах французских мусульман поддержали социалиста Франсуа Олланда, а 20% - крайне левого кандидата Жан-Люка Меланшона. После же легализации социалистами однополых браков в первом туре президентских выборов 2017 г. Ж.-Л. Меланшон получил 37% голосов мусульман, Э. Макрон 24%, а кандидат от социалистов Бенуа Амон – всего 17% ^[7]. Таким образом, легализация однополых браков социалистами в 2013 г. привела не только к потере ими поддержки со стороны мусульман, но и к тому, что внутри мусульманского сообщества также произошла заметная радикализация, часть электората перешла с умеренных социалистических позиций на крайне-левую риторику Ж.-Л. Меланшона.

Радикализация правого политического спектра стала еще заметнее в период проведения «праймериз» правых и центра в 2016 г., которые как раз мыслились как отбор лучших кандидатов для более эффективного противостояния крайним идеям. Однако, в итоге столкновение программ и разных направлений внутри партии Республиканцы привело к обратному эффекту – к победе самых крайних из представленных на праймериз кандидатов. По ключевым для правого электората темам – продолжительность рабочего дня, взаимоотношения между работниками и работодателями, иммиграционный кризис, вопросы внешней политики – у победителя праймериз правых и центра Франсуа Фийона была самая радикальная программа ^[8]. Он предлагал увеличить продолжительность рабочей недели с 35 до 39 часов без дополнительной оплаты, расширить полномочия работодателей по увольнению сотрудников, что означало значительное изменение французского социального законодательства. В вопросах европейской политики Фийон выступал с голлистских позиций, то есть поддерживал идею возвращения к «Европе отечеств», в которой все страны сохраняют свой национальный суверенитет. Что касается темы миграционного кризиса, мультикультурализма и вопросов обеспечения безопасности, то здесь Фийон и вовсе был достаточно близок к Марин Ле Пен. Если добавить, что он еще и позиционировал себя как католический кандидат, лично выступающий, например, за запрет абортов, то получается, что на праймериз правых и центра французы, действительно, выбрали самого правого кандидата из всех участвовавших. Более того, вместо консолидации избирателей вокруг победителя, главным итогом стало, наоборот, исключение из предвыборной гонки Алена Жюппе, центриста, который считался главным претендентом на пост президента страны. В итоге, Э. Макрон, победив на выборах 2017 г., во многом начал реализовывать программу именно Алена Жюппе, а премьер-министром страны стал Эдуар Филипп, один из ближайших соратников Жюппе.

В ноябре 2021 г., за пять месяцев до очередных президентских выборов во Франции, рейтинг Марин Ле Пен и Э. Земмура, двух крайне правых политиков, достиг 17-18 %, то есть в совокупности за них готовы проголосовать около 35% избирателей. Рейтинг же Ксавье Бертрана, самого популярного из умеренных правых, составляет всего около 13 %. Показательно также, что из тех избирателей, кто в июне 2021 г. на региональных выборах голосовал за «республиканцев», 20% сегодня готовы отдать свой голос Э. Земмуру и 10% - Марин Ле Пен ^[9].

Эрик Земмур – новое и очень показательное явление во французской политике. Еще даже не объявив официально о выдвижении своей кандидатуры на президентские выборы, известный французский журналист и публицист за сентябрь-ноябрь 2021 г., согласно социологическим опросам, сравнялся по популярности с Марин Ле Пен и реально претендует на выход во второй тур. Для данной статьи не так важно, будет ли в итоге Земмур участвовать в выборах и выйдет ли во второй тур, гораздо важнее, что его взгляды сегодня очень востребованы во французском обществе, хотя еще несколько лет назад подобное развитие событий казалось маловероятным.

Земмур известен своими крайне-правыми взглядами и скандальными высказываниями расистского, ксенофобского и сексистского характера. 65% его избирателей сами себя считают «радикалами». Преступления, совершаемые мигрантами на территории Франции, Земмур называет «джихадом» против коренного населения, а самих мигрантов предлагает вывезти кораблями и самолетами из страны ^{[10, p. 3, 6, 10]}. Он также является сторонником теории «великого замещения». Этот термин придумал в 2010 г. французский писатель и политический деятель Рено Камю ^[11]. По сути, это праворадикальная теория заговора, основанная на идее постепенного замещения европейцев выходцами из Северной Африки. У теории много сторонников, хотя ее регулярно разоблачают. Так, например, парижский Институт Монтеня в 2016 г. провел исследование, результаты которого показали, что 15% из тех, у кого родители – мусульмане, не считают себя таковыми, в то время как процент французских мусульман, у кого ни один из родителей не исповедует ислам, составляет всего 7,5%. Т.е. в действительности во Франции чаще «уходят» от ислама, чем «приходят» к нему ^{[12, p. 26-27]}.

В своей недавно вышедшей книге «Франция еще не сказала своего последнего слова» Земмур пишет: «У меня впечатление, что ни один из политиков не осознает реальности: смерть той Франции, которую мы знаем. Франция 1960-1970-х гг. больше не существует. Достаточно посмотреть фильмы того времени, чтобы убедиться в этом. «Великое замещение» не миф и не заговор, а неумолимый процесс. Проблема сохранения идентичности отодвигает на второй план все остальные, даже такие важные как школа, промышленность, социальная защита, место Франции в мире. Я убежден, что ни один кандидат, даже Марин Ле Пен, не рискнет поставить идентитарный и цивилизационный вопрос в центр своей программы…Марин Ле Пен говорит уже как Э. Макрон, который говорит как Марин Ле Пен. Один Жан-Люк Меланшон осмеливается поднимать этот сюжет, но только, чтобы воздать хвалу будущей метисской или креольской Франции…Креолизация или метисация на самом деле означают «исламизацию»: превращение Франции, древней христианской земли, в мусульманскую Умму. Это процесс, который происходил в Византии тысячу лет назад, в Египте пять веков назад, в Косово несколько десятилетий назад» ^{[4, p. 24-25]}.

Взгляды Земмура базируются на триптихе «Иммиграция. Преступность. Ислам». 96% его сторонников считают, что ислам представляет угрозу для французского общества и несовместим с республиканскими ценностями, 98% выступают за закрытие границ для мигрантов, более половины (51%) воспринимают рост преступности со стороны мусульманского меньшинства как одну из главных угроз для французского общества ^{[10, p. 3]}. Земмур призывает к радикальным действиям: «Наши правители считают, что, отказываясь от конфликта, они его избегут. Они ошибаются. Есть только одна альтернатива: либо мы решимся на борьбу, как мы это делали в течение веков, либо мы проиграем и будем ликвидированы» ^{[10, p. 9]}.

Одна из очень важных особенностей сложившейся сегодня политической ситуации во Франции в том, что у Земмура и Марин Ле Пен, хотя они оба представляют крайне правый политический спектр, разный электорат. Как и в 2017 г., Марин Ле Пен удерживает лидерство среди французского пролетариата (33% французских рабочих готовы голосовать за Национальное объединение). Земмур, наоборот, обладает наибольшей популярностью (19%) среди французского среднего класса и имеет 17% популярности среди самых богатых французов, хотя Марин Ле Пен набирает всего 6% в этой категории. Потенциальные избиратели Земмура имеют преимущество перед электоратом Марин Ле Пен по уровню образования: Земмур набирает довольно высокие 14% популярности среди самой образованной части французов, у Марин Ле Пен в этой категории всего 8% сторонников ^{[10, p. 25]}, более того, всего 15% электората Марин Ле Пен имеет высшее образование ^[13]. В отличие от лидера Национального объединения, чья популярность высока в маленьких городах и в сельской местности, Земмур имеет высокие 19% в Париже ^{[10, p. 24-26]}.

Важную роль в распределении голосов на выборах 2022 г. будет играть религиозный фактор. Среди французских католиков Земмур очень популярен, более четверти (26%) ^{[10, p. 26]} из них готовы отдать ему свои голоса. Популярность Земмура не только среди католиков, но и в целом среди французского населения, прежде всего объясняется страхом французов перед распространением ислама в стране, ростом преступности и провалом политики мультикультурализма. Принципиально важно, что в вопросе сохранения национальной и религиозной идентичности электорат Марин Ле Пен характеризуется скорее «арабофобией», вызванной бытовыми проблемами повседневной жизни рядом с представителями другой культуры. В то время как, электорат Земмура отличается «исламофобией», которая носит не бытовой, а скорее интеллектуальный и цивилизационный характер. В этом заключается один из главных элементов современной французской политической жизни. Элитарная и образованная часть французского общества все больше включается в процесс обсуждения проблемы постепенной исламизации Франции. В последние несколько лет ведущие научные центры страны (Институт политических исследований, Университет Сорбонна, Национальный центр научных исследований) ^[14], в том числе левой политической направленности (например, Фонд Жана Жореса) ^[15], выпустили ряд исследований о влиянии именно исламской религии на французское общество, показав, что это давно уже не вызванная социально-экономическими трудностями проблема бедных пригородов больших городов, а целенаправленная деятельность различных радикальных религиозных групп, в основном финансируемых из зарубежных стран. Быстрый рост популярности Земмура объясняется как раз тем, что для той части французского среднего и высшего класса, которая озабочена вопросами идентичности, интеллектуал-журналист Земмур гораздо более приемлемая фигура, чем Марин Ле Пен.

Для действующего президента Франции, Э. Макрона, возможное участие Земмура в выборах является положительной новостью. В 2017 г. Макрон победил благодаря расколу и среди социалистов, и среди «республиканцев», то есть он собрал вокруг себя весь умеренный электорат, составляющий большую часть населения страны. Рост популярности Земмура приведет к еще большому расколу среди правых. В случае своего участия в выборах он отберет у кандидата от республиканцев значительную часть электората Ф. Фийона, а также некоторую часть электората Марин Ле Пен, без сомнения, помешав последней занять первое место в первом туре, что было бы очень показательно и символично для лидера Национального объединения.

Шансы Земмура на победу на президентских выборах минимальны. Только 26% его сторонников считают, что он достоин быть президентом и всего 11% верят в то, что он будет во втором туре. У Марин Ле Пен совершенно другие показатели (90% и 59% соответственно, хотя ее шансы на итоговый успех тоже минимальны) ^{[10, p. 4]}. Однако, в ситуации с Земмуром важна тематика его политических выступлений. Он намеренно ставит проблему сохранения идентичности и распространения ислама в стране в центр политической дискуссии, стремясь сделать из противостояния умеренных и радикальных идей новый стержень политической жизни Франции, как это было с правыми и левыми политическими силами до 2017 г. Учитывая общую радикализацию политической жизни во Франции, этот сценарий выглядит вполне возможным. В таком случае итогом президентской кампании 2022 г. может стать формирование нового полюса французской политики – идентитарного, консервативного и католического, который сможет реально бороться за власть в следующем электоральном цикле.