Проблемы времени и пространства в философии Куки Сюдзо (1888-1941)

Карелова Любовь Борисовна ORCID: 0000-0001-8207-801X кандидат философских наук старший научный сотрудник, Институт философии РАН 109240, Россия, Москва область, г. Москва, ул. Гончарная, 12 стр1. Karelova Lyubov' Borisovna PhD in Philosophy Senior Scientific Associate, Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences 109240, Russia, Moskva oblast', g. Moscow, ul. Goncharnaya, 12 str1. lbkarelova@mail.ru Другие публикации этого автора

История жизни Куки Сюдзо нетипична для японского академического философа. Он родился в 1888 г. в Токио в очень состоятельной семье. Его отец Куки Рюити занимал высокие государственные посты в эпоху Мэйдзи (1868-1912), в частности был членом Тайного совета при императоре, членом Палаты пэров, членом Палаты старейшин и носил титул барона (дансяку).

Куки окончил Императорский токийский университет, где изучал западную философию под руководством приглашенного профессора Рафаэля фон Кёбера (1848-1923). Его выпускная работа «Вера и знание» (“Glauben und Wissen”) была посвящена средневековой европейской философии и написана на немецком языке. К окончанию университета он овладел не только немецким, но также французским, и английским языками. В 1921 г. Куки отправился в Европу и прожил там около 8 лет до 1928 г., знакомясь с основными философскими направлениями того времени непосредственно в европейских университетах. Вначале он посещал лекции наиболее популярного в тот момент в Германии неокантианца Генриха Рикерта (1863-1936) в Гейдельбергском университете и даже приглашал его на индивидуальные занятия к себе домой. Затем в 1924 г. отправился в Париж и познакомился с одним из ярчайших представителей философии жизни Анри Бергсоном (1859-1941). Он был единственным участником из Азии летних интеллектуальных встреч философов, литераторов и политиков, известных как «Декады Понтиньи». В Париже он встретился с Жан-Полем Сартром, который тогда был студентом и в течение двух с половиной месяцев помогал японскому стажеру в изучении французского языка и философии ^{[12, c. 13-26]}. Также в круг общения Куки входил и французский философ русского происхождения Александр Койре (1892-1964). В 1927 г. Куки Сюдзо приезжал во Фрейбург слушать лекции Гуссерля и Оскара Беккера по феноменологии, и Марбург, где посещал лекции и семинары Мартина Хайдеггера, а также неоднократно вел с ним неформальные философские беседы. В этот период он подружился также с еще одним немецким феноменологом и историком философии Карлом Лёвитом (1897-1973), который в те времена также был студентом Гуссерля и ассистентом Хайдеггера. Осмысление философских проблем Куки Сюдзо происходило в процессе раздумий над вышедшей в 1927 г. книгой Хайдеггера «Бытие и время» и под впечатлением личного общения с ним. Формулируя свои собственные идеи, Куки нередко выступал как реципиент и как критик хайдеггеровской феноменологии. Его встречи с Хайдеггером годы спустя были упомянуты немецким философом в статье «Из диалога о языке. Между японцем и спрашивающим», вошедшей в книгу «Время и бытие» (1959) ^{[1, с. 273-302]} .

Г. Маэда так писал о влиянии Хайдеггера на Куки Сюдзо и другого выдающегося японского философа Вацудзи Тэцуро, который также в 1927-1928 гг. находился в Европе ^{[10, с. 113-134]} : «Их увлечение Хайдеггером породило критику, которая происходила не изнутри европейской традиции, которую сам Хайдеггер критиковал и пытался революционизировать. Вацудзи и Куки продемонстрировали аутсайдерский подход, перспективу, которая выступала с критикой не изнутри его собственной традиции, но предлагала критику с точки зрения совершенно противоположной философской идиомы» ^{[11, с. 4]}. Одновременно они воспринимали и распространяли экзистенциальную феноменологию Хайдеггера, применяя ее для решения своих собственных задач.

Вернувшись в Японию, Куки Сюдзо получил должность профессора в Киотоском университете на факультете гуманитарных наук и проработал там до конца своей жизни, которая внезапно оборвалась в 1941 г. накануне вступления Японии во Вторую мировую войну.

Первой среди философских проблем, которые привлекли внимание Куки Сюдзо и получили теоретическое развитие в его трудах, стала проблема времени.

По возвращении в Японию в 1929 г. им была написана статья «Проблемы времени. Бергсон и Хайдеггер», в заключении которой он, солидаризируясь с Бергсоном, высказался следующим образом: «Проблемы времени являются центральным пунктом, который сосредотачивает в себе практически все основные философские проблемы. А именно – проблемы трансцендентного в теории познания, проблемы особенного и всеобщего в метафизике, проблемы свободы, распространяющиеся на сферу этики. Все эти проблемы должны исследоваться как проблемы времени в своей основе» ^{[6, с. 105]}.

Годом раньше, еще находясь в Европе, он приехал во Францию, и там в рамках «Декад Понтиньи» 11-го и 18-го августа 1928 г. прочтал две лекции «Понятие времени и циклическое повторение времени на Востоке» и «Выражение “безграничного” в японском искусстве», которые были опубликованы во Франции в виде книги «Теория времени» («Propos sur le temps», 1928), ставшей его первой книгой. Как видно уже из этого названия, предметом рассмотрения стали представления о времени на Востоке. В процессе своего творческого пути он обращался к разным философским проблемам. Тем не менее тема пространства и времени оставалась для него сквозной и обретала новые оттенки осмысления.

Концепция циклического времени в лекции, прочитанной в Понтиньи

Попытки представить западной аудитории представления о цикличности времени на Востоке привели его к созданию собственной концепции возвращающегося времени как особого измерения времени, которая базировалась как на идеях трансмиграции в Упанишадах и буддийских источниках, так и на древнегреческих представленях о цикличности времени и концепии «вечного возвращения» у Ницше.

Ключевой идеей, которая начинает обосновываться Куки Сюдзо уже на первых страницах лекции-статьи «Понятие времени и циклическое повторение времени на Встоке», является идея связи времени и воли. Уже первая попытка дать определение времени содержит этот тезис: «Если говорить о “восточном времени”, то наиболее важным с моей точки зрения является время трансмиграции (цикличное время). Цикличное время – это повторяющееся время, периодическое время. Прежде чем рассматривать эту концепцию, необходимо дать определение времени в целом. Что такое время? Время относится к воле. Высказывание “время относится к воле” означает, что в отсутствие воли не существует и времени. У стола и стула нет времени. Если время существует для них, то это благодаря тому, что сознание, обладающее волей, наделяет их временем. Существование времени для них возможно только через связь с волей, с сознанием» ^{[5, с. 9]}.

Этот свой тезис он подкрепляет ссылками на высказывания целого ряда западных философов, утверждавших, что сущностной характеристикой времени является предвосхищение, или проецирование. Так, он обращает внимание на концепцию времени у французского философа Жана-Мари Гюйо (1854-1888), который в своей книге «Возникновение идеи времени» («La Genèse de ľidée de temps», 1923) определял время как расстояние между волей и ее целью, «различие между желаемым и действительным», «устремленную в будущее внутреннюю перспективу». Также Куки приводит в качестве примера и работу Германа Коэна «Логика чистого знания» («Logik der reinen Erkenntnis», 1922), где время рассматривается прежде всего как предвосхищение или Vorwegnahme, а также высказывания Мартина Хайдеггера о том, что изначальный феномен времени – это будущее, что будущее связано с впереди себя бытием (Sich-vorweg-sein) заботы, то есть проецированием себя в будущее. Идею предвосхищения будущего Куки находит и в концепции «чистой длительности» Бергсона. В результате он делает вывод, что «все эти концепции согласуются с рассмотрением времени как образованного волей» ^{[5, с. 10]}.

Далее Куки стремится показать, что и на Востоке время рассматривалось как имеющее в своей основе волю. Он приводит следующие примеры: «В “Шветашватара-упанишаде”^[1] говорится…, что время рождается из всемогущества бога из его воли. В “Бхагавадгите”^[2] Кришна^[3] заявляет: “Я – безграничное время”. И в несколько другом отношении в “Милинда-паньха”^[4] сказано: “Неведение – корень длящегося прошлого, настоящего и будущего. Из неведения проистекают устремления воли”. Таким образом из неведения вырастает воля, а из воли – время» ^{[5, с. 11]}.

Отправляясь от тезиса единства времени и воли, Куки рассматривает представления о циклическом времени, или времени трансмиграции, и показывает, что их следует воспринимать как одну из основных концепций времени наряду с «живым временем» и «измеряемым временем». Понятие цикличности, или трансмиграции, он обозначает буддийским термином риннэ 輪廻, выражающим круговорот человеческого существования, и определяет посредством использования понятия воли: «Трансмиграция – это безграничный процесс перерождений, постоянное повторение воли, бесконечное возвращение времени» ^{[5, с. 11]}.

В качестве иллюстраций японский философ приводит понимание времени в рамках действия закона кармы в индуизме и буддизме, и делает вывод, что «трансмиграция определяется законом причинности, связи причин и следствий» ^{[5, с. 12]} и законом тождества ^{[5, с. 13]}. Он показывает, что в соответствии с законом кармы человек переходит из одного существования в другое, и его последующее существование предопределено предыдущим. В понятии карма, которое буквально означет «действие» и моральное воздаяние, неизбежно заключается и понятие тождественности. В целом причинность имеет своей целью и результатом тождество. И доктрина трансмиграции　подчинена закону тождества: «А есть А». Поэтому случаи трансмиграции, когда человек перевоплощается в того же самого человека не являются исключением, а скорее типичным примером.

Наиболее выразительным и типичным случаем трансмиграции является случай, когда человек в результате непрерывных перерождений снова становится таким же человеком. Куки разъясняет принцип действия закона кармы следующим образом. Человек, который совершает добрые дела, перерождается в облике хорошего человека. Если человек, к примеру, перерождается в теле червя, то это означает, что в предыдущей жизни он уже вел жизнь червя. Хотя он меняет свой облик в следующем перерождении, он только приводит его в соответствие со своей сущностью. Таким образом, действие закона причинности в качестве неотъемлемого момента включает установление тождества. При этом данный процесс управляется волей, которая даже в период между смертью и новым перерождением никуда не исчезает, а продолжает существовать в потенциальном виде. По утверждению Куки, эта логика приводит к более общему выводу: «Все люди в их конкретных отношениях друг с другом и совокупности окружающих их условий периодически возвращаются, иначе говоря, мир в целом в том же самом состоянии периодически повторяется» ^{[5, с. 13]}.

Японский философ показывает, что время не может быть абстрагировано от его содержания и что циклическое восприятие времени в рамках этой логики нашло выражение в концепте космических периодов «кальп», в течении которых события повторяются и время совершает круг. В подтверждение значимости и правомерности циклической теории времени Куки Сюдзо приводит аналогичные примеры и в западной философии. Своеобразный аналог циклическому времени в индо-буддийской традиции Куки находит в представлениях о «Великом годе» у пифагорейцев и стоиков. Согласно этому представлению, мир бесконечно воспроизводит себя на протяжении циклов, повторяясь в деталях. Сократ снова родится в Афинах, женится на Ксантипе, умрет, выпив яд из болиголова, и все это будет повторяться бесконечно. Периодически повторяюшийся Великий год, если использовать терминологию Гуссерля, может рассматриваться как реализация «идеальной сингулярности». Все «Великие годы» идентичны, абсолютно одинаковы между собой. Великие годы строго говоря не имеют индивидуального характера. Их абсолютная идентичность никаким образом не противоречит их количественной множественности. Следовательно, каждый настоящий момент имеет идентичный ему момент в разные времена. Время рассматривается как круг, а не как прямая линия. Вместо того, чтобы иметь форму стрелы, оно имеет форму самовращающегося колеса. То, что осталось в прошлом, может оказаться в будущем, и наоборот. Время в этой концепции обладает свойством обратимости ^{[5, с.14-15]}. Еще один пример осмысления циклического времени Куки обнаруживает у Ницше. Его Заратустра, слыша лай собаки, вспоминал лай той же самой собаки давным-давно задолго до его рождения.

Подводя итог, Куки Сюдзо пытается представить многомерную картину времени путем сопряжения двух основных существующих образов времени – линейного и циклического. При этом он использует хайдеггеровскую терминологию. В связи с этим интересно следующее его рассуждение: «В последнее время для характеристики онто-феноменологической структуры времени стало использоваться слово “экстазис”. Время имеет три вида экстазисов – бытия “вне себя” – будущее, настоящее и прошлое. Характеристика времени состоит в целостном единстве экстазисов, или “экстатическом единстве”, по выражению Хайдеггера в “Бытии и времени”, – продолжает Куки. – В этом смысле экстасис имеет горизонтальный характер. Однако относительно времени трансмиграции можно сказать, что существует другого рода экстазис, который является вертикальным. Каждое “сейчас” имеет и в будущем, и в прошлом бесконечное число тождественных моментов. Каждый из них – это момент, обладающий бесконечной глубиной. Однако этот экстазис становится уже не феноменологическим, а мистическим. Поэтому слово «экстазис» в какой-то мере вновь обретает свое первоначальное значение. Различие между феноменологическим экстазисом и мистическим экстазисом состоит в двух принципиальных моментах. Если в первом cущественной является непрерывность составляющих его элементов, то последний наоборот характеризуется прерывистостью составляющих его элементов, которые связаны чем-то вроде притяжения на расстоянии. В первом случае элементы обнаруживают чистую гетерогенность, и, следовательно, время необратимо. Во втором элементы экстазиса идентичны и гомогенны, и таким образом взаимозаменяемы. И в этом смысле время обратимо. Принимая во внимание эти различия между ними, можно сказать, что горизонтальный план представляет онтолого-феноменологический экстазис, а вертикальный план – метафизико-мистический. Хотя горизонтальный план является реальным, а вертикальный доступен только воображению, их пересечение есть не что иное как специфическая структура времени с его двумя сторонами – одной реальной и одной воображаемой» [См.: 5, с. 14-15].

Определяя концепцию трансмиграции как метафизико-мистическую, Куки Сюдзо рассматривает ее как иной образ феномена времени, который также имеет свое право на существование и к которому он постоянно возвращается в своих более поздних работах. Тем самым он показывает возможность множественности подходов к пониманию времени, каждый из которых дополняет общую картину представлений о нем, поскольку сама структура времени многослойна и многогранна.

Литературно-художественное творчество как взгдяд на пространство и время

Статья «Выражение “безграничного” в японском искусстве», в основу которой также легла вторая лекция Куки, прочитанная в Понтиньи, интересна не только с точки зрения теории эстетики, но и в ракурсе проблематики пространства и времени. Определяя японское искусство, Куки характеризует его как «идеальное выражение бесконечного в конечном» ^{[8, с. 33, 54]}, за которым стоят смыслы религиозно-философских учений буддизма и даосизма, а также дух пути самурая бусидо.

Выражение бесконечного абсолюта в конечных формах происходит, согласно Куки, путем избавления от затрудняющих это выражение пространства и времени путем целого ряда художественных средств. Этот процесс Куки поясняет прежде всего на примере изобразительного искусства, которое основано на создании пространственных образов: «...поиск абсолютной бесконечности может обрести свое художественное выражение только путем разрушения банальной концепции пространства» ^{[8, с. 34]}. В частности в изобразительном искусстве такими средствами являются слом перспективы, свободное конструирование, доминирование линии и письмо тушью вместо использования красок ^{[8, с. 37-38]}. Первым средством к выражению бесконечного является, как показывает Куки, слом перспективы, которая очень важна в европейском искусстве. Меняется представление о близком и далеком. Художник меняет математическую перспективу на метафизическую ^{[8, с. 34-35]}.

Второй прием, о котором говорит Куки – это свободное конструирование, когда художник создает произвольную композицию, содержащую пустые или неполные формы, такие как крыша вместо дома ^{[8, с. 35]}. Линии и черно-белая палитра при письме тушью позволяют избежать того, что отвлекает от видения сущностного [Там же, с. 35].

Другим видом искусства, на примере которого Куки Сюдзо показывает выражение бесконечного в конечном, является японская поэзия. Он выделяет ряд приемов традиционной японской поэзии пятистиший танка и трехстиший хайку, которые разрушают привычные представления о времени. По словам Куки, в них «бесконечное освобождает себя от времени: короткий отрезок времени представляется как содержащий гораздо больше, чем продолжительное время». К числу таких приемов относятся асимметрия путем чередования пяти и восьми слогов, недосказанность, подчеркнутая простота, использование диссонансов, фиксация отдельных мгновений в потоке времени и т.д. ^{[8, с. 39-50]}.

Таким образом, художественные средства выступают проводниками философской идеи содержания безграничного абсолюта в единичном и конкретном, вечного в мгновенном.

Еще одной работой, посвященной японскому искусству и при этом тесно связанной с пространственно-временной проблематикой, можно считать статью «Метафизика в литературе» (1940). В этой работе Куки рассматривает литературу как словесное временнóе искусство, отражающее человеческое существование.

Отличие литературы от философии в том, что она имеет дело со случайностью, тогда как философия изучает фундаментальные закономерности существования. Отдельный интерес в этой работе представляет рассуждение о различии подходов ряда наук и литературы к пониманию времени с точки зрения модусов прошлого, настоящего и будущего.

Куки Сюдзо выделяет следующие взгляды на феномен времени. 1. Время – это то, что течет по направлению от прошлого к будущему. В этом случае отправным пунктом и основой времени становится память. 2. Время рождается в будущем и движется в направлении к настоящему и прошлому. Будущее – основа времени. В этом случае время определяется волей. 3. Основой времени считается настоящее, а прошлое и будущее не обладают реальностью. Таким образом настоящее как интуиция воспринимается в качестве сути времени. 4. Образ циклического возвращающегося времени, в котором настоящее как вечное сейчас содержит бесконечно повторяющееся прошлое и бесконечно повторяющееся будущее.

Первый взгяд на время, согласно Куки, характерен для биологии, второй – для этики, третий – для психологии и четвертый – для метафизики. ^{[2, с. 143-146]}. Отдельные литературные жанры, по мнению Куки, также тяготеют к различным образам времени, в частности, новелла сосредоточена на прошлом, драма – на будущем, а поэзия – на настоящем ^{[2, с. 147-168]}.

Концепция экзистенциально-антропологической перспективы времени и пространства

В статье «Что такое антропология?» (1938) Куки Сюдзо рассматривает три формы человеческого существования – природную (homonaturalis), историческую (homohistoricus) и метафизическую (homometaphysicus), которым соответствуют три подхода в антропологии. Проблемы пространства и времени в этом труде исследуются в ракурсе указанных трех подходов. При этом основное внимание он сосредотачивает на «человеке историческом» и утверждает, что именно к этой форме существования относятся хайдеггеровские характеристики временности. Так он пишет: «Очевидно, что человек исторический обладает временной структурой... Согласно Хайдеггеру, историчность – это ни что иное как конкретная временность, однако в качестве трех отличительных особенностей временности называются экстатичность, устремленность в будущее и конечность» ^{[7, с. 37]}.

Вместе с тем он подчеркивает, что человеческое существование не может рассматриваться только как «бытие в мире» отдельного человека, это ничто иное, как совместное «бытие в мире», сосуществование с другими. В связи с этим, по его словам, «подобно тому, как человек исторический в целом выдвигает проблемы временности, человек исторический в его социальном качестве выдвигает проблемы пространственности» ^{[7, с. 42]}. Рассматривая метафизическую форму человеческого существования, Куки определяет ее как область соприкосновения человеческого с абсолютом ^{[7, с. 48]}, гуманизации абсолюта ^{[7, с. 49]}. При этом временной аспект по сравнению с исторической формой существенно изменяется. По утверждению Куки, «если одной из отличительных черт временности, присущей исторической форме существования, является конечность, то здесь происходит освобождение от конечности и перемещение в область бесконечного» [Там же]. Бесконечность абсолюта во времени и пространстве, понимаемого как абсолютное бытие, или как абсолютное ничто, выражается понятиями «вечного сейчас», указывающего на единство противоположностей ^{[7, с. 53-54]}.

Метафизическое время в учении Куки Сюдзо

Проблема времени с точки зрения метафизики также рассматривается Куки Сюдзо в специальной статье «Метафизическое время», написанной в 1931 г. Понятие «метафизическое время» получает здесь следующее объяснение: «Метафизика – это наука, подвергающая вопрошанию абсолютные основания вещей. Метафизическое время – это время, которое исследуется с точки зрения его абсолютных оснований» ^{[9, с. 193]}.

Далее в этой работе он определяет данную форму времени как «нечто подобное “чистой длительности”, противоположное измерямому времени», а также как «универсальное время», «надсубъективное время», относящееся не к сознанию отдельных индивидов, а к общему сознанию [Там же].

Время метафизического абсолюта, как показывает Куки, есть ни что иное, как циклическое время. Его повторяемость выражает завершенность метафизического абсолюта как целого и бесконечность потенциальных возможностей ^{[9, с. 213]}. Позднее в книге «Проблемы случайности» эта тема развивается и метафизический абсолют рассматривается как «полнота всех возможностей» ^{[4, с. 300]}.

Куки возвращается к идее циклического времени на этот раз в форме «повторяющегся времени» или «возвращающегся времени» (кайкитэки дзикан 回帰的時間). Понятие, обозначающее это время, включает буддийское понятие риннэ, обозначающее круговорот человеческого существования, или цикл как частный пример ^{[9, с. 197]}. Его соотношение с феноменологическим временем, исследованным Гуссерлем и Хайдеггером, Куки уподобляет соотношению эвклидова и неэвклидова пространства ^{[9, с. 212]}.

Осмысление проблемы случайности в ракурсе времени и пространства

В 1932 г. в Киотоском университете Куки Сюдзо была защищена диссертация, посвященная случайности. Позднее в 1935 г. на основе этой работы была издана книга «Проблема случайности» («Гудзэнсэй-но мондай»). Также отдельно были изданы статьи «Различные аспекты случайности» («Гудзэн-но сёсо», 1936). Динамика необходимости и случайности рассматривалась японским философом как форма экспликации метафизического абсолюта ^{[4, c. 323]}. «Необходимость-случайность» часто употребляются им слитно, выражая их противоречивое единство. Вместе с тем Куки Сюдзо использует также и термин «первоначальная случайность» – гэнси гудзэн, производный от Urzufall Шеллинга, подчеркивая первичность и непосредственную данность случайности, к которой сводятся все причинно-следственные цепочки, утверждающие необходимость ^{[4, c. 183]}.

В книге «Проблемы случайности» и статье «Различные аспекты случайности» случайность предварительно определяется логически как «отрицание необходимости», понимаемой как «так, как должно быть» ^{[4, с. 1; 3, с. 134]}.

Также подчеркивается, что случайность «реализуется через неразрывную внутреннюю связь сущего и не-сущего», «на поверхности соприкосновения бытия и ничто», когда «бытие противопоставлено небытию» ^{[3, с. 134]}. Феномены необходимости и случайности рассматриваются Куки с точки зрения лежащего в их основе отношения тождества и его отрицания: «Необходимость – это внешнее выражение идентичности отождествляемых вещей; в противоположность этому случайность – это ни что иное, как внешнее выражение двойственности одного и противостоящего ему другого. Необходимость основывается на утверждении «Я есть я». Случайность возникает, когда напротив «я» стоит «ты»» ^{[3, с. 136]}. Вместе с тем случайность для Куки – это то, что спонтанно возникает само собой, «творит само себя» ^{[4, с. 265]}, а не конструируется субъектом.

Необходимость анализируется в трех аспектах модальности – категорическом, гипотетическом и дизъюнктивном, смоделированных по примеру трех типов суждений у Канта. Поскольку необходимость и случайность взаимосвязаны, то этим трем формам необходимости, соответствуют одноименные формы случайности, которые являются их отрицанием ^{[4, с. 5-31]}. Если категорическая необходимость подразумевает логические связи и логический анализ понятий, то категорическая случайность, согласно Куки, относится к сфере опыта и эмпирического знания, в которых возникают отдельные факты и события, идущие вразрез с логикой, представляющие собой исключения, редкие явления. Категорическая случайность мыслится Куки через пространственный образ удаления, дистанцирования от закономерного хода вещей. Чтобы акцентировать этот момент, он демонстрирует наличие смыслового компонента, или ма 間 (промежуток, отрезок пространства) в словах, которые означают редкость, исключительность, таких как «иногда» (мама), а также находит фонетическое присутствие слога «ма» в словах «редкий», «необычный» (маарэ) и «время от времени» (тама) ^{[3, с. 138-139]} .

Рассматривая другие разновидности случайности, японский философ также уделяет внимание и ее временному и пространственному ракурсам. И прежде всего это относится к формам гипотетической случайности, таким как причинная и целеполагающая случайность, которые подразумевают одновременность и последовательность событий.

При этом Куки Сюдзо выдвигает тезис, что случайность всегда связана с настоящим: «Временной характер случайности определяется текущим моментом» ^{[4, с. 168]}. Также он подчеркивает и пространственный аспект случайности, отчасти используя определение французского философа и математика Антуана Курно (1801-1877) : «В самом общем смысле случайность присутствует в точке пересечения двух или более чем двух цепочек причинных связей, и она реализуется “здесь и сейчас” (hicetnunc). Она определяется пространственным “здесь” и временным “сейчас”» ^{[4, с. 168]}. Он аргументирует это положение тем, что случайность возникает только при условии живого контакта двух нетождественных индивидуальных вещей и событий, существующих в пространстве. Дизъюнктивная случайность отличается тем, что предполагает как возможность, что такая встреча произойдет, так и того, что она не состоится. Она выражает характер связи частей и целого ^{[4, c. 185]}.　

С другой стороны, необходимость Куки Сюдзо связывает с прошлым. Он пишет: «В целом развитие – это движение от возможности, относящейся к будушему, к необходимости, имеющей характер прошлого. Поскольку возможность связана с предвосхищением развития еще до того, как оно произошло, она связана с будущим. Напротив необходимость как уже состоявшееся развитие, относится к прошлому. Если временность возможности – будущее, то временность необходимости – прошлое, а случайности – настоящее. Таким образом возможность будущего посредством действительности переходит в необходимость прошлого» ^{[4, с. 265]}. Связь необходимости с прошлым он обосновывает также и тем, что «если представить необходимость как развитие реальности, она непременно должна нести в себе воспоминание» ^{[4, с. 264]}.

При этом японский философ подчеркивает, что определения случайности как отрицания необходимости и как возможного события относятся к области логики, которая далеко отстоит от непосредственного опыта ^{[4, с. 268]}.

Используя доводы Брентано о том, что лишь настоящее не искажает восприятия и обладает подлинной реальностью, и опираясь на гегелевскую характеристику случайности как «единственного наличного бытия» (Eine Existenz) он приходит к заключению, что именно случайность, связанная с переживанием настоящего момента, это и есть то, что реально существует ^{[4, с. 268-270]}.

Таким образом, использование пространственно-временного ракурса проблемы случайности служит для Куки Сюдзо инструментом, помогающим обосновать его позицию, утверждающую первичность случайности.

х х х

Находясь долгое время за границей, Куки стремился представить на Западе смыслы восточной культуры и японской культуры как ее части. И его дальнейшие работы, написанные уже в Японии, представляют собой апелляцию не только к японской, но и к широкой международной аудитории. В них применяется подлинно межкультурный метод, рассматривающий общефилософские проблемы с учетом достижений и западной, и восточной мысли.

Несмотря на то, что Куки Сюдзо не создал фундаментального труда, специально посвященного времени и пространству, в его творчестве тем не менее можно заметить оригинальный подход к анализу этих феноменов, которые, как он показывает, трансформируются, приобретают целый ряд разновидностей в зависимости от аспекта реальности (антропологический, метафизический, феноменальный, исторический, сотериологический, художественный и т.д.), в связи с которым они рассматриваются. Поставленные им проблемы, такие как возможность восприятия времени и пространства как антропологических категорий, отражение взгляда на пространство и время в различных видах искусства, соотношение времени, пространства и случайности, даже сегодня не утратили своей актуальности и побуждают к новым размышлениям.