Миссия полкового священника на поле боя и православная этика во время Первой мировой войны (на примере Оренбургского и Сибирского казачьих войск)

Введение

В годы Первой мировой войны происходят изменения в институте военного духовенства: формулируются новые указания клирикам и изменяется роль военного священнослужителя на поле боя. Изучение миссии полкового священника в данных обстоятельствах представляет особый научный интерес при изучении этики войны.

В Первую мировую войну институт военного духовенства был источником норм и предписаний, которые оказывали влияние на этику войны. Полковые священники распространяли те представления о войне, которые были необходимы для поддержки солдат. Миссия полкового священника на поле боя основывается на православной культуре и включает в себя основную задачу клирика на фронте. Данная задача проявляется в поведении священника в бою: сопровождение атаки и взаимодействие с военнослужащими. Также её можно наблюдать и в совершении клириком ритуалов и богослужений на фронте.

Исследовательский вопрос нашей работы сформулирован следующим образом: каким образом концепты православной этики представлены в миссии священнослужителя в регулярных и иррегулярных (Оренбургское и Сибирское казачьи войска) воинских формированиях? Для изучения этого вопроса в настоящей статье проводится реконструкция нормативной и реальной модели поведения полковых клириков по источникам личного происхождения, проводится анализ этоса и элементов православной этики, которые в нём представлены. При анализе элементов православной этики в миссии на поле боя нами отбирались те случаи взаимодействия полкового священника с солдатами, которые наиболее детализированы и в которых представлены нешаблонные ситуации поведения священнослужителя на поле боя.

Осмысление миссии полкового священника формировалось из восприятия войны, вклада в победу и понимания Отечества как центра православной культуры. Для реконструкции миссии полкового священнослужителя на поле боя использовался семиотический анализ А. Страусса и Д. Корбин. Для анализа концептов православной этики в миссии клирика использовался антропологический инструментарий Дж. Зигона ^{[3, с. 49-64]}. Согласно теоретико-методологическим построениям антрополога, концепты православной этики в миссии священнослужителя могут проявляться при решении клириком моральных противоречий, дилемм и могут быть представлены в моральном выборе священника. Данный анализ был дополнен симптомологическим чтением П. Боянича ^{[5, с. 8-9]} для выявления имплицитных аспектов текста.

Нами предполагается, что в миссиях полковых священнослужителей концепты православной этики были связаны с милитаристскими настроениями и идеологической интерпретацию войны, поскольку это было типично для многих клириков в указанный период ^[13].

Религиовед Б. Кнорре отмечает, что основной концепцией этики войны в православной культуре является «церковь воинствующая», центральными категориями данной этики являются «грех», «смирение» и «послушание», которые применяются в авторитарном дискурсе ^[1]. При этом остается актуальным изучение концептов и принципов этики войны.

Труды отечественных исследователей деятельности военного духовенства в годы Первой мировой войны (1914-1918) сконцентрированы преимущественно на изучении социального портрета представителей духовенства и его образов (например, исследования В. Аксенова ^[4] и других). Указанные исследования являются важными для понимания деятельности военного духовенства в годы Первой мировой войны, однако они не затрагивают темы исследований конфликта – изучения этических диспозиций и морального поведения полковых священнослужителей на войне.

Зарубежные исследования деятельности военного духовенства периода Первой мировой войны (1914-1918) (например, М. Пантеа ^[2], и др.) в настоящее время сосредоточены преимущественно на микроисторических и биографических исследованиях, однако темы этики войны в них не освещены и нуждаются в дополнительных культурных изысканиях.

Основной подход в осмыслении конфликтов в сфере культуры и религии с позиций философской антропологии разработан философом Ю. Хабермасом. Мыслитель утверждал, что фактор религиозной культуры является значимым при формировании ценностной ориентации в историческом и биографическом плане ^[13]. Поэтому наше исследование основывается на анализе следующих источников: мемуары священников Турундаевских, запись речи полкового священника перед казаками Оренбургского казачьего войска и сведения о полковом священнике Н. Златогорском.

Воспоминания о священниках Турундаевских были записаны А. А. Турундаевским в 1960-е гг. на основе воспоминаний отца и его братьев, которые служили полковыми священниками в годы Первой мировой войны. Эти воспоминания были созданы с целью показать повседневную и религиозную жизнь полковых священников в Российской империи. По оценке изучавшего мемуары историка В. Н. Матонина, источник изобилует точными фактами и цитатами ^[7], что позволяет оценивать его как достоверный для изучения поведения полковых священников на поле боя.

Запись проповеди священника Троицкого перед военнослужащими Ларго-Кагульского полка была зафиксирована в провинциальной периодике – газете «Оренбургский церковно-общественный вестник» ^[10] и была записана протоиереем П. Марсовым сразу же после поездки членов Оренбургской духовной консистории на фронт в начале июня 1917 года. В публикации воспроизведены многие детали быта военнослужащих, а также зафиксированы сведения о полке ^[9], что позволяет оценить данный источник как достоверный.

Сведения о священнослужителе Н. И. Златогорском, который погиб на фронте 10 августа 1916 года у деревни Затужино при исполнении внебогослужебных бесед, зафиксированы в документах Омской Духовной консистории ^[12] и также встречаются в архивных документах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА. Ф. 16196. Оп. 1. Д. 1347. Л. 35). Записанные сведения о его деятельности, которые подтверждаются также документами фондов центральных архивов, можно оценивать как достоверные.

Институт военного духовенства в регулярных и иррегулярных войсках в период начала XX в.

По результатам исторических исследований Л. В. Мельниковой и К. Г. Капкова ^{[6, 8]} известно, что институт военного духовенства возникает в российской армии во время создания регулярной армии и флота при правлении Петра I. В течение XVIII и XIX вв. структура института постепенно усложнялась, были введены новые должности корпусных священников и обер-священника. В С 1 по 11 июля 1914 г., прошёл I Всероссийский съезд военного и морского духовенства, на котором была разработана и принята памятка-инструкция военному священнику, содержавшая развернутый перечень обязательств полковых клириков. Согласно этой инструкции полковому священнику предписывалось помимо отправления культа и внебогослужебных бесед сопровождать раненых и больных на поле боя, организовывать воинские захоронения и другое. Также для священнослужителей были изданы предписания по содержанию проповедей на фронте, поскольку на клириков возлагались и задачи распространения имперской идеологии. В 1915 г. штаб Верховного главнокомандования издал брошюру «Руководственные указания Духовенству действующей армии», в которой воинскому духовенству предписывалось «проповедовать на современные, затрагиваемые обстоятельствами времени темы, освещая с патриотической и религиозной точек зрения события общественной, государственной и военной жизни» ^[11].

Специфика военного духовенства казачьих войск Южного Урала и Сибири заключалась в том, что полковые клирики были тесно связаны с локальными духовными консисториями (Оренбургская духовная консистория, Омская духовная консистория) и избирались из числа мирских священнослужителей, которые отличались в служении ^[14]. Так, формирование кадров военного духовенства происходило на местах формирования полков и не было связано с руководственными перемещениями или высылкой священников из специальных институтов или приходов иных регионов. Главной святыней казачьего войска считалась походная церковь, которая хранилась у генерала.

Таким образом, данные предписания подразумевали ситуацию, когда полковой священник постоянно участвует в наступлении, сопровождает атаку. Случаи поведения во время оборонительных боев, в плену для полковых клириков не проговаривались, однако существуют немногочисленные воспоминания и письма, которые показывают, что во время плена или оборонительных боев священнослужители проповедовали солдатам, совершали богослужения, молебны согласно приказам командования или по своему усмотрению, т. е. способствовали сохранению конфессиональной идентичности.

Концепты православной этики в миссии полкового священника на поле боя в годы Первой мировой войны

В мемуарах Афинадора Турундаевского моральная дилемма, которую разрешал полковой клирик, заключалась в принятии решения между следующими стратегиями поведения: оказывать духовную поддержку солдатам или ограничиться проведением богослужения:

«…Служу обедни по праздникам, и больше от меня никакого дела нет. Проповедями сроду не занимался. Считаю, что они во фронтовой обстановке не нужны. Наша задача – поддержать настроение солдат верой. А как поддержать? – Мудрено... Так вот я и решил: лучше ничего не говорить. Отслужил – да и набок... Мы – попы – нужны царю батюшке как укротители волнующихся масс. Господь, прости мне мои сомнения, мои согрешения!» ^[7].

Моральный выбор священнослужителя был представлен в частичном исполнении предписанных стратегий поведения, клирик совершал богослужения для солдат без воинственных проповедей, поскольку опасался непонимания со стороны солдат. Это непонимание было обусловлено тем, что священнослужитель совершал богослужения для ополчения – людей, которые не привыкли видеть духовенство призывающим совершать насилие. После поражений 1915 года солдаты воспринимали войну как дело, чуждое ожиданиям народа. Указанные обстоятельства препятствовали священнослужителям воспринимать солдат как сообщество верующих, которые осуществляют санкционированное высшими силами насилие на фронте.

В композиции миссии священнослужителя на поле боя ведущую роль играет концепт «любви к ближнему», что также проговаривалось священнослужителями в воспоминаниях. Основными категориями, в русле которых осмыслялся опыт войны были «смирение» и, в некоторых случаях, «грех», когда возникали случаи конфликта между миссией на поле боя и идеологией войны. Категория «смирения» подкреплялась концептами «православного Отечества», а также некоторыми аскетическими идеями. Например, как это представлено в письмах игумена Нестора, это были концепты «аскетического очищения» перед смертью, «воины-страстотерпцы», которые мужественно переносят тяготы военной жизни. В случае с воспоминаниями священников Турундаевских можно наблюдать, какую важную роль в структуре концептов православной этики играет категория «греха»: противоречие между желаниями солдат и идеологией войны находит свое отражение в концепте «единства воинов церкви», которому нужна поддержка верой, но также в ней отмечено и «грешное укрощение масс», необходимое «царю батюшке», при этом четкое противопоставление «укрощаемых масс» и «воинов церкви» не проговаривается.

По случаю июньского наступления в 1917 году о. Троицкий ^[9] произнес казакам 191 пехотного Ларго-Кагульского полка (Оренбургское казачье войско) следующую речь перед раздачей Рождественских подарков:

«… продолжайте великое святое дело защиты родины и борьбы с этим коварным и жестоким врагом, который без всякого с нашей стороны повода вторгся в пределы нашего возлюбленного отечества и нарушил мирное течение нашей Государственной жизни!.. Пусть добро восторжествует над злом, правда над ложью, человеколюбие над жестокостью и бесчеловечностью. Господь Бог Да будет вашим помощником в этой великой священной борьбе. Матерь Божья да будет вашей всегдашней защитницей и покровительницей. Небесные силы да сопутствуют вам во всех обстоятельствах вашей опасной тяжёлой военной жизни» ^[10].

В качестве моральной дилеммы перед священником Троицким могло выступать противоречие между тем, чтобы преподнести подарки воинам с богослужением на позиции, и тем, чтобы произнести перед казаками проповедь о смысле войны. В своем моральном выборе полковой клирик решил произнести казакам напутственную речь. В ней можно выделить следующие концепты православной культуры: «помощь высших сил в военном деле», а также «священное дело защиты Родины», которое является своеобразным отображением этического сюжета борьбы «добра со злом» и «человеколюбия с бесчеловечностью», а также гносеологической проблемы борьбы «правды с ложью». Победа в этой борьбе с привлечением высших сил заключается не столько в количестве военных трофеев, сколько именно в возвращении к мирной «государственной жизни», и данное высказывание о «мирной государственной жизни» отображает чаяния клирика в возвращении к жизни до Февральской революции.

В фондах Государственного исторического архива Омской области нами были обнаружены сведения о полковом священнике Николае Златогорском, который совершал службы в 104 пехотном генерала Устюжского князя Багратиона полка ^[12]. По случаю его гибели на поле боя протоиерей А. Соловьев Омской духовной консистории сообщал:

«Волею Всевышнего 10 августа отец Николай Златогорский скончался от ран, полученных им при исполнении служебного и пастырского долга на передовом перевязочном пункте, когда он утешал и облегчал раненых. Жестокий и коварный враг - немцы обстреливали перевязочный пункт, и осколками разорвавшегося снаряда отец Николай был смертельно ранен во многие части тела и после перевязки умер» ^[12].

Моральная дилемма военного священника Н. Златогорского была основана на противоречии между спасением собственной жизни и продолжением внебогослужебных бесед в условиях обстрела позиции. Полковой клирик выбрал стратегию продолжения внебогослужебных бесед, поскольку считал важным утешение и облегчение раненых, «духовную помощь» на поле боя. Среди концептов православной культуры, на которые ориентировался Н. Златогорский при осуществлении стратегии на поле боя можно выделить «любовь к ближнему», «утешение верующих». Эти концепты в миссии священнослужителя на поле боя были важны, поскольку служили основой для поведения клириков на фронте, которое демонстрировало их гуманность, «человеколюбие» и, возможно, «святость».

Таким образом, в среде полковых священников, которые совершали службу в казачьих войсках Южного Урала и Сибири на примере приведенных отрывков можно установить, что концепты православной культуры (например, «священное дело защиты родины»), которые они использовали на поле боя, не были подвержены тем революционным изменениям в обществе, которые стали уже распространенными в среде ополчения. В этих концептах сохранялся милитаристский дискурс, который проявлялся в том, что многие действия и высказывания военного духовенства были направлены на продолжение войны, при этом конфликтных националистических высказываний не было обнаружено.

Заключение

Таким образом, на основе проанализированных источников можно утверждать, что основным принципом миссии полкового священника как представителя «церкви воинствующей» на поле боя в годы Первой мировой войны была «любовь к ближнему». Однако этот принцип применялся священниками по-разному в зависимости от тех настроений, которые были распространены среди военнослужащих. Как показало сравнение, в случае, когда степень подготовки солдат была низкой и когда в их среде распространялась большевистская или социалистическая пропаганда, то полковые священники использовали принцип «любовь к ближнему своему» в своей стратегии частично, насколько это позволяла сделать обстановка. Поведение священнослужителя на поле боя воспринималось сквозь призму категорий «смирение», «грех», поскольку клирики осознавали, что свои обязанности (в том числе и идеологические) на поле боя они осуществляли частично.

Совершенно иная обстановка складывалась в казачьих войсках, где священнослужители имели долгие и прочные связи с военнослужащими высокой степени подготовки и хорошо знали друг друга. Анализ архивных документов, повествующих о поведении полковых клириков, которые были нами обнаружены, показал, что в казачьих войсках осмысление военным духовенством своих действий и стратегий проходило сквозь призму принципа «любовь к ближнему» полноценно, а проповеди священнослужителей на фронте были наполнены милитаристскими настроениями, направленными на поддержание защиты и обороны. Концепты, которые использовали полковые священники, также наполнялись и космологическими коннотациями, чего не наблюдалось среди священнослужителей, которые совершали богослужения и произносили проповеди в регулярной армии. Категориями православной этики, в которые были вплетены концепты православной культуры, в данных случаях было «смирение» и «послушание» высшим силам, которые помогали осуществлять «борьбу добра со злом, правды с ложью, человеколюбия с бесчеловечностью». Полковые священники использовали эти категории для того, чтобы воодушевить казаков Южного Урала и Сибири на ведение «священного дела защиты родины» с «жестоким и коварным врагом».

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 20-18-00240)