Принципы положительной эстетики В.С. Соловьева в литературной критике И.Б. Роднянской

Захарова Елизавета Михайловна ORCID: 0000-0002-2087-6072 кандидат филологических наук научный сотрудник, Институт мировой литературы имени Максима Горького 121069, Россия, Москва область, г. Москва, ул. Поварская, 25 а Zakharova Elizaveta Mikhailovna PhD in Philology Researcher, Maxim Gorky Institute of World Literature 121069, Russia, Moskva oblast', g. Moscow, ul. Povarskaya, 25 a Elizakharova2019@gmail.com Другие публикации этого автора

В.С. Соловьев как литературный критик

Влияние личности и комплекса идей В.С. Соловьева обширно не только с географической точки зрения (так, во многом благодаря представителям русской эмиграции в XX веке о родоначальнике отечественной философии ^[3] узнали на западе), но и в тематическом отношении. Воздействие высказанных в трудах Соловьева мыслей распространялось и на область права, и философии, и литературоведения. Кроме того, философ стал одновременно теоретиком и практиком литературной критики.

Принципиально новым во взглядах Соловьева на искусство явилось то, что впоследствии будет названо теургией. Искусство при таком подходе определяется как источник преобразования: художник обязан менять бытие посредством своего творчества. В связи с этим поэзия предстает «как воплощение объективной красоты мира и человеческой души», что определяет ценностный и «эстетический подход к оценке литературного творчества, выразившийся в целом ряде статей о русских поэтах 60-90-х годов XIX в.» ^{[1, с. 30]}.

Исследователи, опираясь на совокупность сквозных мотивов, связывающих статьи, а также на общность позиции автора в них, разделяют литературно-критические работы Соловьева о русских поэтах на два цикла. Первый посвящен периоду Серебряного века, второй же сосредоточен на раскрытии мотива судьбы в творчестве А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, А.Б. Мицкевича и других авторов XIX века. Существенно, что обоим циклам присущ имманентный взгляд на поэтические миры.

Одной из важнейших черт литературной критики Соловьева является акцент на саморефлексии художника. Поэзия о поэзии служит источником изучения лирического «я». В первую очередь внимание уделяется мироощущению поэта, а также его философским воззрениям, а произведения оцениваются по тому, насколько поэтичны форма и содержание.

Теоретические рассуждения Соловьева о поэзии отличаются универсализмом: в стремлении предоставить исчерпывающий анализ критик опирается на данные как гуманитарного знания (психология, философия, теология, эстетика), так и естественных наук. В обобщенном виде можно сказать о том, что критический метод Соловьева состоит в «сакрализации поэзии как наивысшего, божественного рода искусств», а также «высоком уровне нравственных и эстетических требований критика к поэту» ^{[1, с. 35]}.

Цель настоящей статьи заключается в изложении принципов «положительной эстетики» Соловьева, существенно сказавшихся на философской критике Роднянской. Здесь необходимо заметить, что основоположником данного литературно-критического направления стал именно Соловьев. Так, свою задачу при разборе художественного произведения он определял так: «разобрать и показать, что именно из полноты всемирного смысла, какие его элементы, какие стороны или проявления истины особенно захватили душу поэта и по преимуществу выражены им в художественных образах и звуках. Критик должен “вскрыть глубочайшие корни” творчества у данного поэта не со стороны его психических мотивов – это более дело биографа и историка литературы, - а главным образом со стороны объективных основ этого творчества, или его идейного содержания» ^{[6, с. 530]}. Таким образом, поэтическая деятельность утверждалась «как прекрасный предмет, представляющий в тех или других формах правду жизни или смысл мира» ^{[6, с. 533]}.

Роднянской, как последовательнице Соловьева, интерес к философии был свойствен уже на заре творческого пути. В дальнейшем исследовательская и литературно-критическая деятельность будет развиваться в тесной связке с идеями крупнейших отечественных религиозных мыслителей и философов: С.Н. Булгакова, А.С. Хомякова, К.Э. Циолковского, Е.Н. Трубецкого, Н.А. Бердяева. И анализ произведений художественной литературы не будет обходиться без комплекса идей классической эстетики: к явлениям искусства прилагаются фундаментальные категории прекрасного: «Истина-Добро-Красота» ^[4].

Особняком в сфере интересов критика стоит устойчивое внимание к творческому пути Соловьева. Роднянская является автором статей о мыслителе в Философской энциклопедии (разделы: теория мирового процесса, эстетика философского эроса), составителем и автором вступительных статей к сборнику, объединившему работы по философии искусства литературно-критические труды, в соавторстве с Р.А. Гальцевой был подготовлен сборник «К портретам русских мыслителей», где творческая деятельность Соловьева рассматривается в аспекте «общественно-духовной роли христианского просветителя» ^{[2, с. 568]}.

В совместной с Гальцевой статье «Реальное дело художника» положительная эстетика Соловьева получает развернутую характеристику: «В этой системе отсчета эстетика соотносится с высшим смыслом жизни, включаясь в стремление человека к идеалу» ^{[6, с. 9]}, а миссия творца сводится к пророческой функции. Вдохновение, по Соловьеву, такая категория, которую художник обречен ограждать как от собственных побуждений, так и от воздействия извне. В этой же работе также подчеркивается, что Соловьев есть «корифей русской философской критики, более того – ее подлинный основатель. <…> именно он продемонстрировал, что философский анализ не подчиняет художественное произведение схеме, внутри которой оно обречено служить иллюстрацией тезиса, а восходит к его объективной смысловой основе» ^{[6, с. 38]}.

Целью философского разбора, к которому позднее прибегает и Роднянская, объявляется выяснение того, «на какую сторону истинного Бытия откликается душа художника как на родную себе идею, какой луч сущей Красоты озаряет мир его созданий» ^{[6, с. 28-29]}. Само литературно-критическое наследие Соловьева, замечают Гальцева и Роднянская, содержит в себе «спасительную энергию, возвращающую искусство в мир духа» ^{[6, с. 29]}.

Исследователи вслед за признаниями самой Роднянской неоднократно называли ее последовательницей методологической системы Соловьева. В качестве частных примеров можно привести немало работ, где точкой отсчета для самостоятельных рассуждений становится сделанное Соловьевым. Так, статья «Глубокая борозда: Константин Случевский» напрямую соотносится с работой «Импрессионизм мысли»: о Соловьеве сказано: «проницательный эксперт, автор статьи о Случевском <…>» ^{[5, т. 1, с. 222]}.

В ряде других критических этюдов опора на концепции Соловьева о художниках имеет методологически важное значение. В этой связи нельзя не сказать о том, что схожими чертами обладают взгляды Роднянской и Соловьева на поэзию. Тождество можно увидеть в особенностях жанровых систем: доминантная форма как для Соловьева, так и для Роднянской – литературно-критический этюд о персоналии, где предпочтение отдается не литературному процессу, но наблюдению за спецификой целостного художественного мира.

В статье «Поэзия паузы: предчувствия и память» Роднянская вслед за Соловьевым классифицирует поэтическое творчество как высшее из искусств. Однако существенное различие методов Соловьева и Роднянской состоит в том, что последняя избирает в качестве объекта рассмотрения только близкие с эстетической точки зрения произведения. Для Роднянской, кроме того, свойственно в рассуждениях о современной и классической опираться на сведения из литературоведения. Так, почти художественные сентенции могут соседствовать со стиховедческими наблюдениями: «метр является чем-то как бы привнесенным в речь, в сплетение слов, призванных выразить мысль» ^{[5, т. 2, с. 373]}; «Лирическое стихотворение – это метризованное словесное высказывание, члены которого приобретают возможность вступать между собою в иные, помимо логических, отношения и порождать образный смысл» ^{[5, т. 2, с. 418]}; «Поэтика Блока – поэтика дрожания мира в воздушной струе» ^{[5, т. 1, с. 201]}.

Если же говорить о статьях, представляющих более практический ракурс, то можно заметить, что обоим авторам свойственно концентрироваться на исследовании писательской персоналии, а также комплексе его идей: «Личность Блока выражена в его ролях, но она же им отдана, раздарена» ^{[5, т. 1, с. 203]}. Во многом этими же задачами объясняется то, что Роднянская в большинстве текстов применяет прием литературных параллелей с целью включить творческую репутацию в определенный контекст: «Пришла пора сказать, что Блок для нас равен Пушкину» ^{[5, т. 1, с. 183]}; «Явление Блока показало, что давно миновало гармоническое пушкинское равновесие между человеком и поэтом, когда сферы человеческого и артистического разумно разделены между собой и косвенно соотнесены в единой высшей правде, питающей целостную личность» ^{[5, т. 1, с. 210]}; «Ближе всего “лермонтовскому человеку” герой блоковской лирической “легенды”, да он и создан сходной духовной ситуацией: неудавшаяся “теургия” символистов сродни неудавшемуся жизнестроительству романтиков» ^{[5, т. 1, с. 61]}.

Общим для Соловьева и Роднянской следует считать сюжет, заключающийся в решении проблемы, связанной со сферой духовности или, в узком смысле, с исследованием души художника: «Все поэтические роли Блока <…> суть встречи его души с тем или иным веянием эпохи, культуры, духа» ^{[5, т. 1, с. 204]}; «как раз интеллигентско-артистическая “беспочвенность” и “неустойчивость” делали внутреннюю жизнь Блока “местом, где сходятся все духовные нити, куда доходят все звуки” (из его дневника), и в сочетании с огромным и вширь и вглубь даром – площадкой для развертывания мировой культурной драмы» ^{[5, т. 1, с. 205]}.

По мнению Соловьева, «художественная деятельность… служит общей жизненной цели человечества» ^{[6, с. 95]}. Именно в момент творческой реализации личность осуществляет наиболее «проникновение в божественную действительность» ^{[7, с. 283]}. Залогом успеха в этом погружении называлось человеческое подчинение «помыслов и действий нравственным велениям» ^{[7, с. 283]}. Более того, Соловьев настаивает на том, что искусство не свободно от этических категорий: «Добро, отделенное от истины и красоты, есть только неопределенное чувство, бессильный порыв, истина отвлеченная есть пустое слово, а красота без добра и истины есть кумир» ^{[6, с. 76]}. В другой работе философ отмечает, что построение положительной эстетики и начинается тогда, когда будет признано: «художественная деятельность не имеет в себе самой какого-то особого высшего предмета, а лишь по-своему, своими средствами служит общей жизненной цели человечества» ^{[6, с. 95]}.

Поэтика философской критики

В завершении обзора основных принципов положительной эстетики Соловьева, сказавшихся на литературной критике Роднянской, можно отметить, что это влияние имело не только внутренний, но и внешний характер. Так, типологическое сближение обнаруживается в поэтике литературно-критических высказываний философского направления. Структура литературно-критического суждения философского направления неизменно включает в себя обобщающие суждения афористического характера: «Живя сразу во многих временах, поэт всегда с кем-то далеким аукается, за кем-то невидимым следит» ^{[5, т.1, с. 48]}; «Лирическое чувство умещается в рамках определенного канона чувствований» ^{[5, т.2, с. 410]}.

Нельзя не сказать о том, что работы представителей философского направления критики отличаются наличием двух временных пластов. Как Соловьев, так и Роднянская, обращаясь к современности, опираются в суждениях на универсальные, вневременные категории, что выражается, прежде всего, в использовании библейских образов. Такой подход помогает обозначению вневременного характера рассматриваемых явлений и проблем в их связи с евангельскими и ветхозаветными событиями.

Образ автора в текстах Роднянской точнее всего охарактеризовать словами: искренность и откровенность, эмоциональность же достигается не в последнюю очередь благодаря экспрессивной интонации восклицаний («<…> в какие только игрушки не пытаются – понапрасну, без толку – играть у Битова взрослые люди!» ^{[5, т.1, с. 72]}) и умолчаний. Автор ставит перед собой проблемные вопросы: «Как же Достоевский рискует в эту омраченную и катастрофически накаленную среду внести мысль о том, что “жизнь есть рай” – здесь и теперь?» ^{[5, т.2, с. 219]}. В то же время вопросно-ответная форма – излюбленная форма подачи материала, зачина статьи: «нуждается ли он [Достоевский] в апологии?»; «любовь – лучший путь к познанию личности» ^{[5, т.2, с. 233]}. Итак, авторский образ предстает глубоко личным, но в то же время стремящимся к солидарности с целым поколением: «Мое поколение, познакомившееся с его стихами в силу исторических обстоятельств с немалым запозданием, какое-то время недоуменно дивилось чуду Заболоцкого, чуду его поучительной сказки о мире – что же это: стилизация, мистификация, ирония, патетика?» ^{[5, т.2, с. 369]}.

Исследователи отмечают, что в работах Соловьева также можно наблюдать своеобразную двойственность: «Образ автора в статьях Соловьева характеризуется определенными чертами: это всезнающий автор, с учительскими, менторскими интонациями, как бы носитель абсолютной правды, позволяющий себе говорить иногда от имени Провидения»; «Язык критических статей Соловьева характеризуется сочетанием двух стилевых начал: аналитически-дискурсивного и лирически-образного, блестящего критического анализа с метафизическими размышлениями <…>» ^{[1, с. 34]}.

В наиболее полном собрании работ Роднянской «Движение литературы» имя Соловьева в разных контекстах встречается более пятидесяти раз. Опора на концепции философа содержится в работах о Пушкине, Достоевском, Мандельштаме и многих других авторах XIX–XX вв.. Можно говорить о том, что отсутствие целостного учения об эстетике у Соловьева не препятствовало тому, что основные принципы были использованы Роднянской в частных литературно-критических наблюдениях.