Детско-родительские отношения в психогенезе женского психогенного бесплодия (психоаналитический взгляд)

В настоящем исследовании на основании анализа случаев бесплодия неясного генеза у женщин удалось проследить схожие паттерны нарушения привязанности, модель симбиотических отношений, фиксации на ранних объектных отношениях и другие трудности в опыте ранних объектных отношений, приводящие к соматизации внутренних конфликтов в виде бесплодия.

Функциональное (психогенное) бесплодие и особенности психологической сферы женщины, находящейся в ситуации бесплодия. Сегодня проблема бесплодия приобретает все большую актуальность, в связи с чем она становится фокусом изучения специалистов из различных научных направлений: медицины, нейропсихологии, социологии, психологии и т.д.

Все больше специалистов подтверждают влияние психики на фертильность. Некоторые из них предлагают отойти от разделения феномена бесплодия на органическое и психогенное, т.к. именно психологические факторы могут стать основополагающими для появления органических патологий, ведущих к бесплодию.

Французские ученые во главе с медицинским биологом Ф. Гране ^[18] провели ряд исследований, по результатам которых пришли к выводу, что к психогенному бесплодию можно отнести те виды бесплодия, где существуют репродуктивные патологии, недоступные для этиологического диагноза, а также тот вид бесплодия, где психический фактор является доминирующим.

По мнению французского психоаналитика М. Бидловски ^[16], бесплодие обусловлено сложной причинно-следственной связью, где присутствует медицинский и социальный факторы, но определяющим всегда является психический компонент.

Итак, психогенным (функциональным) бесплодием можно считать неспособность женщины зачать ребенка вследствие бессознательных внутренних конфликтов, которые тем или иным способом препятствуют зачатию.

Необходимо отметить, что женщина с диагнозом бесплодия находится под влиянием мощнейшего стрессогенного фактора. Психологический стресс, связанный с бесплодием обычно начинается с момента диагностики или когда приходит осознание, что желанная беременность не наступает ^[12].

Стресс, связанный с невозможностью забеременеть, влияет на межличностные, социальные, финансовые и профессиональные аспекты жизни пары. Психологическое страдание приводит к эмоциональной нестабильности и постоянной фрустрации, что может еще больше снизить шансы на наступление беременности.

Клинические исследования показывают, что повышение стресс-индуцированных биологических маркеров имеет прямое отношение к функционированию репродуктивной системы. Доминанта тревоги провоцирует концентрацию адреналина, норадреналина и кортизола, что снижает способность яйцеклеток к естественному оплодотворению ^[11].

В семейной жизни пары с ситуацией бесплодия часто наблюдается ухудшение взаимоотношений как в эмоциональной, так и в сексуальной сфере. Отмечено, что при лечении бесплодия у мужчин часто возникают проблемы с эякуляцией и потенцией, которых у них не было до диагноза бесплодие ^[10].

У многих бесплодных пар наблюдается снижение интереса к сексу и снижение частоты половых контактов в некоторых случаях до полного отказа от сексуальных отношений. Часто наблюдается нарушение коммуникации, в результате чего происходит эмоциональной дистанцирование между партнерами ^[9].

Нередко браки распадаются и обостряется экзистенциальный кризис каждого из партнеров. В силу своей амбивалентности желание беременности и рождения ребенка создает внутренний конфликт, который можно обозначить как кризис взросления, характерный для всех переходных периодов жизни женщины, т.н. «инициаций».

Невозможность контролировать ситуацию бесплодия вызывает у женщины чувство беспомощности, часто провоцирует агрессию и аутоагрессию, что может привести к появлению других психосоматических нарушений разной степени тяжести ^[8].

В патогенной ситуации женщина испытывает отчаяние, чувство собственной неполноценности – душевную боль, вокруг которой кристаллизируются все аспекты ее психической жизни, в результате чего могут возникать различные невротические расстройства, в т.ч. депрессия, обсессивные расстройства и т.д.

В случае, если с помощью вспомогательных репродуктивных технологий удается добиться беременности, у женщины может сформироваться особое отношение к ребенку и материнству в целом. При наступлении беременности опыт бесплодия, как правило, способствует интенсификации тревожных переживаний и обострению внутриличностных конфликтов.

Длительный период бесплодия не гарантирует адекватного отношения к материнству. Идея беременности становится сверхценной: все усилия направляются на зачатие и рождение ребенка, а не на родительство как сферу самореализации.

Установлено, что женщины, имеющие бесплодие в анамнезе, демонстрируют повышенную тревогу, связанную с родительской компетенцией ^[5]. Бесплодие может стать основой для искажения материнской позиции, где значимым будет факт появления ребенка, а не процесс заботы о нем.

Мужчины и женщины с диагнозом бесплодие проходят через стадии горевания: шок; отрицание; агрессия (или аутоагрессия); депрессия; принятие (смирение). Однако не во всех случаях удается благополучно пройти стадию депрессии самостоятельно. Многие женщины, страдающие бесплодием, отмечают, что их жизнь находится в «подвешенном состоянии» ^[2].

Бесплодие означает для женщины потерю части своей женской идентичности, у мужчины бесплодие также может провоцировать чувство несостоятельности себя как мужчины, чувство неполноценности. Часто пары, переживающие бесплодие, сталкиваются с социальной изоляцией, не получая нужную поддержку от своего социального окружения.

Необходимо отметить, что функциональное (психогенное) бесплодие может быть связано с понятием женственности, теорией объектных отношений и складывающимися в семье детско-родительскими отношениями.

Женственность в психоанализе рассматривается с точки зрения бисексуальной предрасположенности ребенка (теория З. Фрейда, Х. Дойч, М. Бонапарт и др.) и анатомических особенностей строения женского генитального аппарата. С данной точки зрения девочка до момента открытия пола развивается как маленький кастрированный мальчик и только позже она обретает типично женские влечения.

Согласно альтернативной точке зрения (К. Хорни, М. Кляйн, Э. Джонс, Р. Тайсон и Ф. Тайсон), женственность рассматривается как изначально присущее качество каждой женщине. Важное значение в понимание женственности имеет также социальный фактор, вследствие которого формируется некая модель с типично женскими и типично мужскими свойствами. Большую роль в формировании первичной женственности играет образ тела, который складывается у ребенка довольно рано.

Первичная женственность, начинающая свое формирование в ранних переживаниях младенца, становится настолько прочной частью идентичности взрослой женщины, что никакие сложности в развитии не смогут ей помешать. Для формирования ядра половой идентичности (или первичной женственности) большое значение играют ранние генитальные переживания ребенка, которые формируются вследствие фантазий матери, репрезентаций и образа ребенка у матери, материнского ухода.

Более зрелое осознание девочки себя, как принадлежащей к женскому полу, происходит в объектных отношениях с отцом и матерью. Удовлетворенность матери своей сексуальностью и женской ролью, принятие дочери отцом дают девочке чувство и принятие своей женственности.

Эдипов комплекс является одним из ключевых этапов женского развития. В ходе Эдипова комплекса манифестируется женственность девочки, формируется способность к триадным отношениями и при благоприятном исходе гетеросексуальная установка, где мужская фигура становится объектом любви.

Доэдипова привязанность девочки к матери во многом определяет то, в каких формах будет протекать Эдипов комплекс, ведь в это время закладывается нарциссически ценный ощущение собственной женственности и развивается женская половая роль.

Трудности в отношениях с матерью (например, зависть и чувство вины) могут задержать эдипово развитие девочки, и данный конфликт может спровоцировать регресс. Комплекс кастрации как важный элемент женского развития может как способствовать развитию женственности, так и препятствовать обретению женской установки. В норме с обнаружением и принятием кастрации, происходит идентификация с матерью, и влечения девочки от фаллически-активных сменяются пассивными-принимающими. Если же нарциссическая рана, которая возникла в связи с переживаниями собственной кастрации, слишком сильна, то девочка может не отказаться от своей фаллической активности и в дальнейшем развиваться по аналогии с мальчиком, переживая свою неполноценность и обделенность. Для преодоления комплекса кастрации крайне важны объектные отношения девочки с матерью и отцом, которые будут поощрять ее нарциссическую женскую ценность.

Комплекс маскулинности и сложности в сексуальной сфере являются типичными проявлениями подавленной женственности. В первом случае для девочки будет характерно бессознательное желание к перениманию мужской роли, наряду с ощущением собственной неполноценности и желанием это компенсировать. Комплекс маскулинности характеризуется сильной завистью к пенису, а также может возникнуть из-за фиксации на отце и тревоги, которая возникает от проявления ицестуозных желаний. Таким образом, женственность оказывается под запретом.

При подавленной женственности сексуальные желания могут оказаться под запретом из-за специфически женской генитальной тревожности. Женские гениталии в этом случае воспринимаются как поврежденные и травмированные органы, приносящие боль и разочарование, а сексуальный акт, из-за ранних впечатлений от первосцены, расцениваться как насилие.

Согласно Д. Пайнз ^[7], беременность является не только актом, символизирующим психологическое слияние с объектом любви, но и является триггером сепарационных процессов, их продолжением.

В своем психическом развитии женщина должна проделать сложный путь: с одной стороны, идентифицироваться с надежной, плодородной материнской фигурой, а, с другой стороны, сепарироваться от нее и стать самой матерью.

Желание иметь ребенка бессознательно амбивалентно. С одной стороны, это возможность пережить собственные ранние эмоциональные потребности, с другой стороны, это активирует ранние эмоциональные дефициты, что может вызвать интенсивное психическое страдание.

Патологические фиксации эдипального периода и ранние нарушения привязанности могут стать причиной внутрипсихического конфликта, который в дальнейшем может привести к бесплодию. Несмотря на эдипальную фрустрацию и соперничество с собственной матерью, девочке очень важно сохранить хорошую внутреннюю материнскую репрезентацию, чтобы реализовать собственное материнство.

Забеременев, женщина символически обретает пенис отца, желанный ею в детстве. Также с беременностью происходит воссоединение с первичным материнским образом, оживают бессознательные конфликты того периода.

По мнению Х. Дойч ^[17], разрешение Эдипова комплекса у девочки возможно только с появлением у нее собственного ребенка. Роды позволяют женщине избавиться от чувства вины перед матерью за ту боль, которую испытывала мать женщины во время своих родов - «изнасилование матери с центробежной силой» («le viol centrifuge de la mère»). Находясь у матери в утробе, ребенок является ее фаллическим символом независимо от его реального пола. Роды становятся ответом жизни на угрозу смерти. Однако многие женщины, которые во время собственного рождения столкнулись с реальной угрозой смерти (асфиксия, родовые травмы и т.д.) впоследствии страдают бесплодием из-за собственного травматического опыта.

Маленькая девочка идентифицируется с матерью в ее материнской роли. Если сама мать несчастна в своем материнстве, она сознательно или бессознательно передает дочери эту негативную установку. Сквозь года девочка проносит в своем бессознательном страх, а в некоторых случаях ужас перед материнством. М. Бидловски ^[15] называет беременность «transparence psychic» («психическая прозрачность») – состояние, когда бессознательные конфликты выходят на поверхность. Тогда бесплодие становится своеобразной защитой от реализации этого бессознательного страха и соприкосновения с собственными конфликтами.

Другой распространенной бессознательной причиной бесплодия может стать ненависть женщины к своей собственной матери. В этом случае невозможна идентификация с материнским объектом. Также бессознательное нежелание идентифицироваться с матерью наблюдается у женщин, совершающих аборт, особенно, когда речь идет о первой беременности.

К. Эльячефф и Н. Эйниш в своей книге, посвященной отношениям между матерью и дочерью «Дочки-матери. 3-лишний?» ^[13], пишут, что отказываясь стать матерью, женщина, которая ищет способ избежать материнского захватничества, добивается своего освобождения от посягательств матери и отказывает ей сразу в двух подарках: не только в маленьком ребенке, которого можно присвоить, но и в подчинении, которое могло бы проявиться в том, чтобы стать, «как она». Радикальный отказ дочери от матери проявляется и в отказе «быть матерью».

В то же время женщина, выбирающая бездетность, рискует всю жизнь оставаться лишь «дочерью для своей матери», которая может до бесконечности продлевать с ней те же отношения, что существовали между ними, когда дочь была ребенком ^{[13, с. 337]}.

Однако можно предположить, что эта инфантильная фиксация при патологическом симбиозе может быть бессознательно желаема женщиной, которая так и не прошла путь психического взросления и не отделилась от материнского объекта.

Вследствие множества неразрешенных конфликтов и патологических фантазий материнство становится для женщины синонимом мазохизма и означает потерю самостоятельности и независимости. В таком случае, несмотря на сознательное желание забеременеть, беременность может не наступить.

Х. Дойч ^[17], исходя из своего психоаналитического опыта, считала, что существует взаимозависимость между сексуальным инстинктом и репродуктивной функцией, а именно: фригидность и бесплодие часто сочетаются, так как и то и другое, являются бессознательным нежеланием принять женственную позицию.

Р. Бриттон, М. Фельдман, Э. О’Шонесси ^[1] исследовали взаимосвязь между функцией яичников и изменениями психоэмоционального состояния женщин. Если для фолликулярной фазы, биологической целью которой является оплодотворение, характерны эмоции, способствующие физической и психической активности, то психодинамические процессы лютеиновой фазы могут способствовать регрессу.

Исследователи пришли к выводу, что в физиологию женщины естественно заложены тенденции к принятию и удержанию (receptive and retentive tendencies), которые в цикличном повторении фолликулярной и лютеиновой фазы способствуют созреванию репродуктивных функций и формированию готовности к материнству. Однако, если психологический регресс реактивирует мощные инфантильные конфликты, то может произойти физиологический сбой в любую фазу цикла.

В психике женщины формируется ощущение опасности такого регресса в своем ежемесячном цикличном повторении. В связи с чем, она постепенно выстраивает бессознательные защиты, которые могут привести к бесплодию.

Очень важно, какой посыл дают родители своей дочери относительно ее биологического пола и нарциссизма ее женской сущности. Если, будучи ребенком, у девочки были отношения надежной привязанности и чувство собственной ценности, то, став женщиной, она обретает внутреннюю репрезентацию «хорошей матери», что дает ей способность реализовать себя в материнской роли. По мнению М. Бидловски ^[14], именно в этом случае возможно подлинное «желание» родить ребенка, которое отличается от «необходимости» родить ребенка, которое часто встречается у женщин, страдающих бесплодием. Как правило, в их истории первичных объектных отношений была недостаточность родительской инвестиции в ценность их формирующейся женской идентичности

Ненадежно-амбивалентная привязанность оставляет неисполненным желание близости и вызывает агрессию в отношении матери из-за пережитой депривации.

По сути, в своем психическом развитии женщина, чтобы реализовать свою способность к материнству, должна интегрировать три необходимых элемента: удовлетворяющую связь с первичным материнским объектом; желание фаллоса-инцестуозное желание ребенка от отца; зрелое либидинозное отношения к своему сексуальному партнеру в настоящем. Таким образом, беременность представляет собой, с одной стороны, идентификацию с архаической матерью, с другой стороны, реализацию эдипального желания.

Е. Мордас ^[6] считает, что беременность следует рассматривать как специфическую кризисную стадию развития личности женщины, связанную с процессами регресса, трансформации, интеграции и переструктурирования внутриличностных образований.

В феномене женского бесплодия можно наблюдать парадоксальную ситуацию, когда осознание потребности в рождении ребенка стимулирует гестационную (материнскую) доминанту, но в то же время активизируется стрессовая доминанта, отрывающая тревогу и страх, непосредственно связанные с этой потребностью. Сильная нарциссическая дефицитарность личности, непроработанные потери, собственный пренатальный опыт, неуверенность в своей сексуальной идентичности, сильный эдипальный конфликт, в результате которого ребенок представляет исполнение инцестуозного желания и другие возможные конфликты в психическом пространстве женщины могут стать препятствием к зачатию и вынашиванию ребенка, несмотря на желание беременности на сознательном уровне.

Проведенный анализ показывает, что бесплодие провоцирует тяжелую стрессовую ситуацию, воздействующую на обоих партнеров и угрожающую их межличностным отношениям, что может привести к полному разрыву отношений. Именно поэтому сегодня бесплодие становится не только медицинской, но и психосоциальной проблемой, решение которой возможно не только в рамках медицинского лечения, но и в применении интегративных методик психологической помощи, в частности, психологического консультирования и психотерапии.

Влияние детско-родительских отношений на психологическое развитие девочки, формирование женственности и желание материнства. Раннее окружение ребенка является наиважнейшим компонентом в процессе формирования его психики. С самого рождения младенец нуждается в заботящихся объектах, которые создают необходимые условия для развития психической структуры ребенка. Это развитие происходит за счет эмпатической связи между ребенком и его первичными объектами, которые выполняют основные функции контейнирования аффектов, отражают появляющуюся самость, становятся основой для формирования паттерна привязанности, который будет ведущим на протяжении всей жизни индивида.

То, как происходило формирование и развитие объектных отношений на ранних этапах жизни ребенка, имеет непосредственное влияние на характер отношений с окружающей реальностью и с самим собой во взрослом возрасте. Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что различные нарушения в детско-родительских отношениях в детстве могут привести к формированию разнообразных внутрипсихических конфликтов у взрослого человека.

По мнению М. Кляйн ^[4], кастрационная тревога девочки спровоцирована страхом повреждения матерью половых органов девочки и атаками матери на ее способность иметь детей. Этот страх исходит из Эдипова комплекса и является наказанием за притязания на отцовский пенис и желание украсть и присвоить детей матери. Самая сильная тревога и у женщин, и у мужчин связана со способностью создавать, и именно эта способность матери вызывает самую сильную зависть.

М. Кляйн ^[3] указывает на важность отношения отца к своей дочери. Если у нее формируется «плохой» интроецированный образ отца, то это может привести к отказу от женственной роли, а в дальнейшем от материнства. Также, по мнению М. Кляйн, отношения между родителями, в том числе, отношение отца к матери, имеют основополагающее значение для сексуального развития девочки и определяют принятие или неприятие ею собственной женственности. Рассматривая возможные фиксации, приводящие к бесплодию, интересно наблюдение М. Кляйн о том, что начало менструации у девушки пубертатного возраста может ощущаться ею как повреждение и уничтожение детей внутри утробы, что может провоцировать страх бездетности. В дальнейшем страх поврежденных в утробе детей становится причиной того, что женщина сознательно или бессознательно отклоняет зачатие.

Развитие кляйнианской традиции объектных отношений привело к пониманию значения интернализация образа родительской пары, как основополагающего элемента последующего психологического развития и функционирования. Теоретики Британской школы объектных отношений отводят центральное место в формировании ядра самости родительской паре, отношениям в ней, которые предшествуют рождению ребенка и определяют его будущее: интроект родительской пары определяет для ребенка и то, каким родителем в дальнейшем будет он сам.

С. Лебовиси ^[20] говорит о том, что самость ребенка создается через либидинозное инвестирование матери в его первичный нарциссизм, где ребенок становится хранителем ее бессознательной и предсознательной сексуальности: фантазийный и воображаемый ребенок.

К.С. Эллман в своей статье «Пустая мать: страх деструктивной зависти у женщин» ^[12] пишет, что в отличие от мальчиков, которые могут поддерживать свой нарциссизм и всемогущество, опираясь на сходство своих гениталий и гениталий отца, девочка быстрее сталкивается с травмирующей реальностью.

Девочка осознает, что имеет ребенка, только когда фантазирует, играя с куклами, и не может соперничать с матерью, которая обладает грудью, пенисом отца и детьми. Однако ее нарциссизм укрепляется, если она добивается внимания отца и может идентифицироваться с его действиями и желаниями. Таким образом, через идентификацию с отцом девочка хотя бы частично может компенсировать свою нарциссическую рану.

Исходя из этого, можем предположить, что, если отец относится к девочке с любовью и принятием, ей легче вынести зависть к матери и порождаемые ею агрессивные импульсы. Переизбыток агрессивных импульсов в будущем может стать причиной бесплодия.

В психоаналитической традиции роль отца в системе детско-родительских отношений рассматривается с позиции теории триангуляции (концепции отношения «трех личностей»).

Д.В. Винникотт ^[21] обращается к исследованию роли отца как «третьего объекта», о котором у маленького ребенка уже довольно рано складывается особое внутреннее представление, необходимое ему для формирования структуры личности. Отношения с отцом позволяют развиться новому отношению к матери на более высоком, интегрирующем уровне. Если триангуляция будет достигнута, ребенок будет способен к «перекрестной идентификации», т.е. к взаимной идентификации с эмоциональным миром объекта. Способность поставить себя на место другого человека, «почувствовать себя в его шкуре» образно отражает суть перекрестной идентификации.

Появление контрастной по сравнению с матерью фигуры отца - как третьего объекта – позволяет выработать оптимальную дистанцию к матери и выйти из симбиотического слияния, из системы проективных отношений, которые приводят к параноидальному искажению реальности. Получить представление об объекте можно, только посмотрев на него «со стороны». Отношения с отцом делают возможным становление объективного восприятия действительности.

Согласно Д.В. Винникотту ^[21], первичная идентификация является самой ранней стадией процесса идентификации, характеризующейся наличием только одного объекта идентификации (мать или замещающее ее лицо), диадными отношениями с ним, т.е. недифференцированностью субъекта от объекта. Перекрестная идентификация является следующей стадией процесса идентификации, т.к. характеризуется разделением субъекта от объекта, что выражается в способности ребенка идентифицироваться с двумя объектами (мать и отец).

Дж. Кестенберг ^[19], рассматривая формирование способности к материнству в онтогенезе развития девочки, отошла от мнения классического психоанализа о том, что желание иметь пенис у девочки преобразуется в желание иметь ребенка. Исследователь, напротив, считает, что желание иметь ребенка у девочки первично и впоследствии заменяется на желание пениса как олицетворения обладания отцом. Исследователь пишет о том, что основное желание девочки в эдипальный период – быть любимой свои отцом и уничтожить соперницу-мать. Девочка хочет стать фертильной и превзойти свою мать, подарив отцу больше детей, чем смогла ее мать. Став фиксацией, это желание может сохраняться вплоть до взрослого возраста, становясь символом соперничества с собственной матерью. Как отмечает Дж. Кестенберг, у некоторых женщин это «страстное» желание иметь больше детей, по сути, быть плодороднее, чем собственная мать, приводит к многочисленным абортам.

То, как будет происходит развитие девочки, во многом определяется ее опытом ранних объектных отношений. Д. Пайнз ^[7], основываясь на обширном опыте работы с женщинами, страдающими бесплодием пришла к выводу, что невозможность забеременеть усиливает фиксацию на самой ранней стадии их развития, когда они были не получали достаточной любви и принятия от матери. В дальнейшем, бессознательно завидуя своей фертильной матери, но не имея возможности с ней идентифицироваться, такие женщины могут столкнуться с внутренним ощущением, что им не дано материнского позволения родить собственного ребенка -формируется бессознательный запрет на материнство.

В подростковый период в связи с физическими изменениями в теле вновь оживают доэдиповы и эдиповы переживания. На фоне активации конфликтов по поводу ранней зависимости у девочки-подростка снова возникает противоречие между мужскими и женскими чертами идентичности, между активными и пассивными стремлениями. Удачная интеграция этих стремлений возможна, только если девочка сможет преодолеть доэдиповы конфликты и преодолеть страх ранней зависимости от материнской фигуры.

В таком случае девочка берет мать за образец женственности и материнства, ощущая внутреннюю репрезентацию матери в качестве надежного, заботливого объекта.

Родить ребенка – желание, единое для обоих полов, но только девочке биология позволяет реализовать его, пройдя сложный путь к психической и физической зрелости.

Желание родить ребенка зарождается у девочки в развитии идентификации с собственной матерью. Мать или функция матери, связанная с ее жертвенностью ребенку, теплотой, нежностью, заботой- все это формирует первичную привязанность, то, без чего младенец не выживет психически.

Е. Мордас ^[6] делает заключение, что у девочки ощущение принадлежности к женскому полу формируется, прежде всего из образа тела, который, в свою очередь, рождается из идентификации с ее матерью.

По мнению М. Бидловски ^[15], именно с этими материнскими качествами идентифицируется девочка, желая иметь ребенка от матери, который в фантазиях становится «маленьким мной, чтобы его любить».

Позднее в эдипальный период девочка поворачивается от своего первичного объекта любви – матери к отцу, и фантазия о ребенке теперь адресована ему. Повзрослев, женщине удается синтезировать обе ранние фантазии и перейти к желанию родить ребенка от своего сексуального партнера.

Дж. Винникотт называл родительство стадией психосексуального развития. С точки зрения психоанализа, ментальное здоровье и зрелость девочки означает обретение способности к таким отношениям, в которых сексуальность и привязанность интегрированы в живых, развивающихся и удовлетворяющих отношениях пары, готовой и способной стать родителями.

Таким образом, согласно теории объектных отношений, развитие человека и складывающиеся ситуации в его взрослой жизни определяются семейным опытом в младенчестве. При этом отношения ребенка с матерью в первую очередь определяют формирование его личности во взрослой жизни. Теория привязанности углубила понимание ранних объектных отношений. Результаты исследований привязанности поддерживают достоверность идеи развития ребенка через теорию объектных отношений и впечатления его ранней жизни. Психологические исследования в области раннего развития детей показывают, что формирование ментального мира обеспечивается межличностным взаимодействием между младенцем и родителем.

С точки зрения теории объектных отношений при развитии девочки важно осознанное формирование и укрепление привязанности беременной женщины и ее партнера к будущему ребенку, развитие материнских и отцовских навыков, активное содействие установлению удовлетворяющих базовые потребности отношений с новорожденным, что является важными элементами заботы о психическом здоровье и благополучии детей. При этом психоаналитический подход эффективен как в распознавании нарушений сексуальной сферы, так и в восстановлении нарушенного развития в терапевтическом процессе.

Методология исследования и анализ случаев.Исследование было проведено на основе анализа материала, полученного в ходе нескольких встреч с женщинами в возрасте 30-40 лет. Все женщины-респонденты обозначили невозможность забеременеть как основной запрос на психологическую консультацию. Во всех случаях желанная беременность не наступает более 3-х лет.

В каждом из рассматриваемых случаев были проведены все необходимые медицинские исследования как у самой женщины, так и у ее партнера, но органической патологии, приводящей к невозможности зачать, выявлено не было.

В одном из представленных случаев речь идет о вторичном бесплодии – феномене, когда у женщины уже есть ребенок (или несколько детей), но снова зачать у нее не получается.

С каждой женщиной было проведено авторское интервью о привязанности на основе «Интервью о привязанности для взрослых» (англ., Adult Attachment Interview, AAI), разработанном в 1982 г. под руководством американского психолога М. Мейн (Mary Main).

В целях систематизации полученных сведений в ходе проведения интервью о привязанности по каждому рассматриваемому нами случаю был составлен анализ диагностического профиля по «Методике обследования взрослого» (А. Фрейд, У. Нагера, Э. Фрейд).

Анализ Случая 1

Татьяна (далее – Т.), 36 лет.

Обследование проводилось в психологическом центре «Юнити».

1. Причина обращения.

Предложение об участии Т. в интервью поступило от ее родственницы, которая описала ее «неадекватное, порой, агрессивное поведение» в последнее время, выразив свои опасения по поводу психического состояния Т.

После краткого знакомства, пояснения сути и целей проведения интервью Т. охотно согласилась участвовать в эксперименте.

2. Описание особенностей пациента, прямо или косвенно выражаемых в ходе встречи.

Первоначально были выяснены общие и основные биографические данные респондента.

Работает Т. в компании с IT-профилем на довольно высокой руководящей должности, имеет высшее образование со специализацией в прикладной математике и информатике.

Внешне Т. выглядит привлекательно, обладает приятной наружностью, хорошо сложена, высокого роста. Особенностями поведения являются резкие движения и низковатый для женщины голос.

В ходе проведения интервью у респондента наблюдались признаки алекситимии. Почти постоянно во время интервью приходилось подбадривать Т., помогая говорить. Респондент старалась следовать за нитью разговора, как будто в поисках одобрения, боясь дать неправильный ответ. Т. использовала разную манеру говорить: иногда медленную, задумчивую, а потом вдруг громкую и быструю, как будто она нашла правильный ответ.

В речи Т. было использовано много деталей, важных, но не всегда имеющих отношение к поставленному вопросу. Например, можно отметить «синдром годовщины», когда она рассказывала о важной дате в ее жизни – дне рождении единственной близкой подруги, который совпал со днем смерти ее отца.

По ходу интервью Т. часто теряла контроль и давала волю эмоциям (плакала), гневу и агрессии (использовала нецензурную лексику). Часто Т. бормотала что-то невнятное, в ее речи было много пауз и вздохов. Это создавало болезненное ощущение хаоса, напряжения и неуверенности.

В реакции контрпереносав ходе проведения беседыощущалось сильное сочувствие к Т. Хаос, сильную амбивалентность, неуверенность и боль можно было ощутить во всех словах и даже движениях Т.

О серьезности психологических переживаний и нервозности говорит то, что в конце интервью Т. сказала о своем состоянии следующее: «Я уже не могу работать даже. Хочу бежать. Бросаюсь на людей...».

3. Семейное окружение (прошлое и настоящее) и история личности.

В ходе интервью было установлено, что Т. замужем (на момент проведения интервью 2,5 года), детей нет.

Следует полагать, что психологические и психосоматические проблемы Т. связаны с нарушением объектных отношений в детском и подростковом возрасте.

Так, в ходе интервью было выяснено, что в жизни респондента имела место сильная травматизация, что связано со следующими причинами:

1) нарушением сложившихся межличностных связей с окружающими и привязанностей ввиду частых переездов семьи и смены места жительства;

2) постоянным ощущением потери, т.к. и отец, и мать оставались эмоционально недоступными для нее;

3) алкоголизмом и позже смертью отца;

4) изменами матери отцу;

5) проявлением физического насилия в семье.

Следует полагать, что именно нарушения объектных отношений послужили причинами формирования психических расстройств и страха забеременеть.

Так, отец Т., будучи алкоголиком, не обеспечил ей формирование уверенности по отношению к внешнему миру. Со стороны отцапроявлялась вербальная и физическая агрессия. Т. неоднократно становилась свидетелем побоев матери нетрезвым отцом.

Т. потеряла отца в подростковом возрасте, именно тогда, когда должно было происходить окончательное становление женственности. В проявлении эмоций Т. ощущалась сильная злость на отца, которую, однако, она не выражала напрямую.

Мать Т. не давала ей эмоционального отражения, нужную базу психологической опоры, внутреннюю уверенность в себе. Эмоциональная недоступность матери у Т. выражается в том, что теперь респондент испытывала затруднения, описывая мать в детстве: не могла подобрать слова, описывая ее, т.е. происходила некая деперсонализация, как будто нет никаких поведенческих и психологических особенностей, которые характеризовали бы ее мать как личность. Сдерживая себя, лишь в конце интервью Т. выразила обиду и гнев на мать, обвинив ее в неискренности.

Детство Т. было наполнено бесконечными сценами семейных конфликтов. Тогда для нее были характерны аутоподобные защиты, когда девочка пряталась в своей кровати и закрывалась с головой одеялом, прячась от внешнего мира.

Подтверждением данной ситуации выступают и соматические проявления. Так, в детстве, по ее словам, у Т. часто болели ноги и спина, что говорит о том, что не было «устойчивости» - внутренней уверенности; было тяжело нести в себе боль от отношений в семье.

4. Важные факторы, относящиеся к окружению пациента.

«Заменителем» матери для Т. выступила бабушка. Т. оживилась, говоря о своих бабушке и дедушке по материнской линии. Было видно, что эти воспоминания ей приятны.

Также Т. на удивление хорошо давались точные науки в детстве, что говорит о присутствии функции отца. На это же указывает и профессиональная деятельность Т. – информационные технологии в большей степени привлекают мужчин, а не женщин. Т. сумела сохранить теплые детские воспоминания об общении с отцом. Она очень держится за них, т.к. они питают его очевидную идеализацию ею.

У Т. также сильна сиблинговая привязанность к брату. Их единство было большой опорой в ее нелегком детстве.

Позитивным фактом выступает и то, что после ряда неудачных любовных отношений Т. все же удалось создать семью.

На сегодняшний день положительной выглядит и ситуация общения с матерью. По словам респондента, в данный период времени Т. часто общается со своей матерью.

Но создалось впечатление, что даже сейчас Т. находится под сильным влиянием своей матери. Здесь можно говорить о пристрастной, запутанной привязанности (preoccupied, enmeshed attachment),когда люди, уже будучи взрослыми, сохраняют эмоциональную вовлеченность в отношения со значимыми фигурами детства.

Однако, по нашему мнению, это сближение с материнской фигурой в данный период может способствовать обретению Т. своей женской сущности. К тому же это общение побуждает Т. интересоваться своим детством, историей своей семьи, что позволяет ей восстанавливать трансгенерационные связи.

5. Оценка развития.

А. Развитие инстинктов.

1. Либидо.

Либидинальная позиция Т. пассивная, спокойная, на данный момент обследуемая находится в подавленном, депрессивном настроении. Либидо в данный момент направлено на собственное материальное и карьерное развитие (работа, повышение дохода и достатка) и на семейно-бытовые условия жизнь (приобретение новой квартиры, обустройство быта).

Так же большая часть либидо уходит на сепарацию от матери, в связи с тем, что изначально образ матери не был интериоризирован, не были присвоены «плохие» и «хорошие» части, много либидинальной энергии уходит на расщепление и отвержение.

Можно предположить, что уровень первичного нарциссизма невысок, Т. не достает внимания со стороны ближайших родственников, любящей заботы от матери и мужа.

2. Агрессия.

У Т. агрессия подавлена. Т. привыкла ни в чем не отказывать матери. Со стороны Т. идет проявление страха морального наказания за неповиновение, она чувствует свою «ущербность», т.к. не выполнила «главного предназначения женщины» – стать матерью. Проявляется много интроецированных долженствований перед семьей. Т. выступает неким нарциссическим расширением матери, она должна удовлетворять ее потребности в общении, радовать, восхищать, чтобы все окружающие восхищались ее матерью.

Агрессия у Т. направлена на себя, на проявление собственного самобичевания и использования. Следует полагать, что такое низкое самоуважение Т. является причиной дисгармонии объектных отношений.

Б. Развитие Эго и Супер-Эго.

Т. ждет одобрения своих действий и поступков как со стороны мужа, так и стороны матери, ей требуется моральная поддержка ближайших родственников, несмотря на свой достаточно высокий социальный статус, достижения и успехи. В ходе интервью это проявлялось, в частности, в том, что Т. важно было понять, какое отношение проявляется к ней, поддерживаются ли ее действия и поступки.

У Т. присутствует сильный запрет на сексуальные взаимоотношения, в детстве мама говорила, что это позор. Их родственница забеременела вне брака и это стало позором для семьи, мать Т. очень боялась такого же у Т. и всячески ее запугивала. В следствии строгого воспитания у Т. сформировалось сверх критикующее, оценивающее и запрещающее Супер-ЭГО.

Взгляд Т. часто был встревоженный, она проявляла много стыда за то, что «она такая». Нарциссизм Т. проявлялся в том, что она чувствовала себя с одной стороны ущербной («не родила ребенка») и в то же самое время самодостаточной и успешной, той, которая может «сама построить свою жизнь». Супер-Эго у Т. – жесткое: ей нельзя учиться на «4» - только на «5», нельзя совершать ошибки. В результате у Т. присутствует мазохистическое наказание себя и своей женственности – как мести матери.

Из инструментов защиты Т. используются следующие: расщепление, отрицание, идеализация, проективная идеализация, соматизация.

Расщепление. Проявлялось в рассказе Т. про свою попытку пойти на консультацию к психотерапевту, который предложил проделать работу горя из-за невозможности забеременеть, - Т. не согласилась с данным подходом, тем самым данный специалист стал для нее считаться плохим психотерапевтом.

Также расщепление проявлялось и в ходе экспериментальной работы. После проведенных нескольких встреч Т. стала говорить о своем желании обратиться к специалисту, работающему в формате песочной психотерапии, чтобы еще раз исследовать тему бесплодия уже по этой методике. Объясняя причину этого желания, она говорила, что есть недоверие и что «тут мы можем что-то понять». Несмотря на недоверие Т. прошла полностью весь эксперимент и посетила все назначенные сессии.

Отрицание. Проявлялось, прежде всего, в рассказах о детстве и отношении к матери. Эти воспоминания у Т. сейчас не вызывали никаких проявлений ярких эмоций, она говорила об этом достаточно спокойно, что да, так было и, что она сама была виновата в том, что «вела себя не так», шалила и хулиганила. Когда Т. спрашивали, что она бы чувствовала в такой же ситуации к маленькому ребенку, то только тогда она проявляла сочувствие и грусть, но злости и отвращения к взрослому, который так поступал бы она не чувствовала.

Идеализация. Эта защита проявилась уже в ходе первичного интервью – Т. говорила о том, что ей важно, чтобы исследователь верил, что беременность возможна. Когда он верит, то и зачатие может произойти. Ранее, когда Т. ходила на психотерапию, специалист сказал, что он может помочь ей отгоревать эту ситуация, с чем Т. не согласилась и завершила курс лечения, не доведя его до конца.

Проективная идентификация. Напрямую она не проявлялась в ходе интервью, но ее наличие можно предположить, исходя из рассказов Т. об ее отношениях с матерью. Т. часто указывала на свою злость по отношению к матери на нее. Т. часто вела себя вызывающе, отвергала и как будто бы наказывала мать своими словами, но в то же время очень боялось проявления злости матери в ответ на свои действия.

Соматизация. Т. склонна соматизировать эмоциональные состояния, болеть, когда злится, при страхе и тревоге. Еще в школьном возрасте она проявлялся страх и злость в виде соматизации, ступора, тряски. Свое бесплодие Т. рассматривает как некую месть матери за то, что она ее не любила так, как той хотелось бы.

6. Генетическая оценка (точек фиксаций и регрессий).

Мы можем предположить, что у Татьяны оральные фиксации. Она зависима от мужа, от мнения матери и брата, ей важно как она выглядит во время наших встреч и какое впечатление производит на окружающих. В данное время муж выполняет роль вспомогательного ЭГО, поддерживая и принимая ее любую.

Т. следит за правильным питанием и образом жизни – свежая и здоровая пища, физические занятия в фитнес-центре или дома (йога и бассейн), но также присутствует страх заражения коронавирусом и употребления лекарств.

Т. отмечала в ходе интервью, что в подростковом возрасте у нее был страх понравиться мальчикам, в связи с этим было сильное переедание, набор веса – с последующими голодовками, гормональным сбоем и гормональным лечением. Указанные данные говорят об оральных фиксациях у Т.

В связи с жестоким детским сценарием, Т. бессознательно выбрала себе в мужья мужчину с садистическими наклонностями. И таким образом ее мазохистические черты укрепились.

Также можно предполагать у Т. навязчивый характер, что проявляется в особой чистоплотности и пунктуальности. Но при этом присутствуют нерешительность и медлительность, что указывает на фиксации и на анально-садистической фазе.

7. Оценка конфликтов.

Внешний конфликт между ИД и ЭГО проявляется в том, что внешний мир воспринимается Т., как агрессивный, нападающий на нее, вторгающийся в ее личное пространство, выступая проекцией материнского образа и вызывая страх.

Интериоризированный конфликт между ЭГО – Супер-ЭГО и ИД проявляется в виде вины и долженствований перед мужем, мамой, братом. По мнению Т., она многим должна жертвовать для них, а если она сопротивляется этому, то чувствует страх и проявление вины.

У Т. также присутствует конфликт в том, как она воспринимает беременность и родительство, рассматривая их как что-то идеальное и однозначно приятное. По ее мнению, условия для беременности должны быть идеальными: хороший муж, просторная квартира, финансовое благополучие. При этом Т. понимает, что в жизни бывает всякое, стабильность не может быть постоянной, но при этом Т. стремится создать именно «идеальные» обстоятельства для протекания своей беременности.

Т. не может определить требуемые границы стабильности и благополучия своей семьи, что приводит к «размытой» картине – становится непонятно, каковы критерии и когда же настанет тот период, когда будут созданы «идеальные» условия для рождения ребенка и его воспитания.

8. Оценка некоторых общих характеристик.

Со стороны Т. проявляется очень низкая способность выдерживать фрустрации, много тревоги, волнений, отыгрываний. При появлении недовольства и небыстрой реализации своих желаний у Т. в ходе интервью, ей хотелось неоднократно прервать договоренности об экспериментальном исследовании, чтобы пойти к другому специалисту.

У Т. проявляется способность к сублимации, она многому учится в ходе эксперимента, говорит о том, что сублимирует свою агрессию и свое либидо.

Т. достаточно хорошо тестирует реальность. Она понимает, что терапия может помочь осознать страхи, внутренне мешающие настроиться на беременность, но ей нужна и медицинская поддержка. У Т. (по ее словам) нет и никогда не было галлюцинаций и бреда. Во время эксперимента Т. выражала эмпатию к исследующему.

Неспецифические проявления слабости ЭГО проявляются в очень низкой способности переносить тревогу. Так, первичная встреча переносилась несколько раз, со стороны Т. было много телефонных звонков и СМС о предстоящей встрече и уже после нее. В рассказах Т. об отношениях с матерью было много тревоги о том, как она оценит ее поступок (участие в эксперименте с целью получения психологической и психотерапевтической помощи), что скажет, что подумает, правильно ли она поступает, не осудит ли ее.

В контр-переносе чувствовалось, что Т. позволяет себя «использовать», было ощущения всемогущества, что исследователь может многое чего сейчас взять у нее для своего научного исследования. Через несколько встреч, почувствовалась привязанность и сочувствие к Т., что можно связать с историей Т., с тем, как она чувствует себя использованной своей матерью, когда не считались с ее чувствами и желаниями. Временами экспериментатор начинала чувствовать злость на мать Т. и сочувствие ей. Но такие периоды часто менялись, в переносе исследователь то присоединялась к ее матери, то к Т.

9. Постановка диагнозов, рекомендации по психоаналитической работе.

Можно предположить у Т. пограничную нарциссическую организацию личности. Это проявляется в сильной тревожности в ходе эксперимента и в повседневной жизни, использовании примитивных защит, противоречивом, размытом восприятие себя и окружающих, жестком и сверхатакующем Супер-Эго, напряженных и дистантных объектных отношениях, подавлении своих чувств и желаний.

Результаты экспериментальной работы позволяют сделать следующие выводы:

1) можно говорить об амбивалентной небезопасной привязанности Т.;

2) у Т. существует проблема с принятием своей женской сущности ввиду нарушения объектных отношений с матерью и отцом;

3) отмечается не только «комплекс мертвой матери», но и «комплекс мертвого отца»;

4) нарушение объектных отношений в детстве привело к патологии – психосоматическому бесплодию.

Текущее состояние респондента характеризуется сбоем во внутренней рабочей модели привязанности. У Т. произошла реактивация и эскалация конфликта в связи с ненаступлением беременности, а также сомнениями в своей способности стать матерью.

Следует полагать, что Т. подошла к определенному личностному кризису, когда дальше существовать она не может из-за несформированного чувства идентичности. У Т. так и не случилась идентификация с матерью, т.е. со своей женской сущностью. У нее нет стабильного внутреннего материнского объекта. Можно предположить, что беременность у Т. не наступает в данный период времени по той же причине.

На фоне этого произошла идентификация с отцом: очевидна идеализация отца и идентификация с агрессором.

Т. постоянно как бы оправдывает алкоголизм отца и сочувствует ему в его «болезни». В процессе интервью она многократно переходила на тему отца, обозначая этим явное желание говорить именно об этой части своего внутреннего конфликта.

Чувствуется «цепляние» за образ отца, она как будто застряла в роли девочки-подростка, потерявшей отца.

Ее адгезивное отношение («цепляние») также чувствуется по отношению к родному брату.

Т. периодически регрессирует к возникшим в детстве оральным и анальным точкам фиксации. Эго у Т. достаточно развито, но Супер-Эго жесткое, контролирующее. Также можно наблюдать регрессии Эго и Супер-Эго, что приводит к пограничному расстройству личности. У Т. нарушена интеграция объектов и интеграция Я.

По результатам проведенного исследования можно дать прогностическую оценку для психоаналитической терапии.

По нашему мнению, Т. необходимо проработать горевание по отцу и траур по своему детству, чтобы встать на путь к индивидуальности, самовыражению и принятию себя, что она сама пожелала своему фантазийному ребенку, отвечая на последний вопрос интервью.

Также Т. рекомендована психоаналитическая психотерапия для того, чтобы произвести сепарацию от материнской фигуры, что может помочь ей в осуществлении желания зачать ребенка.

Следует полагать, что у людей, которые, подобно Т., росли в семьях с депрессивными и мазохистическими матерями, а также агрессивными девиантными отцами-алкоголиками, есть все предпосылки к формированию серьезных психопатологий во взрослом возрасте, что может приводить и к ситуации психосоматического бесплодия.

Анализ Случая 2

Наталия (далее – Н.), 33 года.

Обследование проводилось в психологическом центре «Юнити».

1. Причина обращения.

Н. обратилась с запросом на выяснение возможных причин ненаступления беременности по совету своей коллеги, врача-гинеколога. В истории Н. было уже две неудавшиеся попытки ЭКО, одна из которых закончилась самопроизвольным выкидышем на сроке 8 недель. Женщина очень сильно переживала это событие, что и сподвигло ее искать психологической помощи.

2. Описание особенностей пациента, прямо или косвенно выражаемых в ходе встречи.

Первоначально были выяснены общие и основные биографические данные респондента.

Н. по профессии является врачом гинекологом.

Респондент среднего роста, внешне выглядит очень привлекательно, обладает красивой фигурой.

В целом, в ходе беседы можно было отметить высокую когерентность дискурса: речь Н. была логична и последовательна, несмотря на малое количество сообщаемых воспоминаний о детстве. Н. обладает способностью к символизации, хотя доступ к проявлению эмоций ограничен.

В ходе интервью отмечалась некая защитная эмоциональная отстраненность, особенно в момент рассказа о травматических событиях. В целом же, Н. достаточно активно и вдумчиво отвечала на поставленные в ходе интервью вопросы.

3. Семейное окружение (прошлое и настоящее) и история личности.

На момент проведения исследования Н. состояла в браке уже 7 лет, но детей не было.

В ходе беседы было установлено, что Н. родилась на территории Армении в небольшом поселке, где по соседству проживало много родственников семьи, в т.ч. родные тети и бабушка, с которой Н. проводила в детстве много времени. Н. была первым ребенком в семье, через 1,5 года родился ее младший брат.

В возрасте 5 лет Н. вместе с родителями переехала в г. Москву. По словам респондента, из своего детства она помнит очень мало, из школьного возраста и юности также остались только фрагментарные воспоминания.

Уже во взрослом возрасте Н. узнала от матери подробности своего рождения и первых лет жизни, которые были насыщены травматическими событиями и дисгармонией детско-родительских отношений.

Н. стала желанным ребенком, но протекание беременности и роды были связаны у с излишними переживаниями и тревогами матери. Накануне родов отец Н. отвез жену к своим родственникам в деревню и оставил там вплоть до родов, уехав на заработки в город.

Оказавшись вдали от дома, мать Н. была подавлена в незнакомой обстановке, к тому же родственники мужа заставляли выполнять ее тяжелую работу по дому, не считаясь с ее беременностью.

В момент родов, которые прошли благополучно, женщина была в тревоге, потому что, испытывая боль родовых схваток, думала, что умрет. Таким образом, протекание беременности и роды матери Н. были связаны с депрессией и страхами, что передавалось и плоду.

Кроме этого, беременность матери Н. (и позже младенчество самой Н.) было ознаменовано трагическими событиями в жизни женщины – ухудшением физического состояния и смертью отца. Весь ранний период жизни Н. был сопряжен с разлуками, т.к. мать уезжала заботиться об умирающем родственнике, оставляя Н. с бабушкой. Мать Н. не помнила точно, сколько кормила ее грудью, но предположительно этот период был меньше года.

Матери Н. приходилось много физически работать по хозяйству, вручную стирать одежду и выполнять другую работу. Поэтому одно из немногих обрывочных воспоминаний Н. о матери из детства было связано с ее израненными от постоянного соприкосновения с водой руками.

Н. характеризует свою мать как несчастливую, замученную бытом женщину, с которой, несмотря на регулярное общение, у Н. нет близких отношений. Н. не могла вспомнить ласковых слов или телесного контакта с матерью в детстве, однако предполагала, что он все-таки был.

4. Важные факторы, относящиеся к окружению пациента.

В ходе проведения интервью из приятных детских воспоминаний Н. называла вкус молочной каши, которой кормила ее бабушка по материнской линии. Следует полагать, что в данной ситуации бабушка могла стать определенным замещением в качестве «доброй и заботливой матери».

Из воспоминаний детства Н. также называет постоянные ссоры с братом, с которым до подросткового возраста она проживала в одной комнате. Н. также помнит (но затрудняется назвать точный возраст), когда их с братом купали вместе. В данном случае возможно проявление инцестуозности.

В качестве фигуры идентификации в детстве Н. назвала свою родную тетю по материнской линии, которая всегда была успешна в карьерном плане, активна и финансово независима. Также Н. указывала и на других родственниц, которые были благополучны в материальном отношении, но у них никогда не было детей.

Таким образом, подсознательно Н. уже во взрослом возрасте могла определять свои приоритеты в жизни с позиции феминизма, где главным выглядели независимость и успех; это могло привести к определенной деградации женского типа, формированию психологии мужского типа и сложностью идентификации с плодородной матерью.

Очевидно, что родители Н. были незрелыми психологически нарушенными личностями, не сумевшими стать надежными объектами привязанности для своих детей. Можно наблюдать трансгенерационный механизм передачи психической патологии: брат Н. унаследовал от отца злокачественный нарциссизм в форме злоупотребления алкоголем.

В настоящее время Н. регулярно общается с матерью, отцом и братом, которые проживают вместе в подмосковном городе. Но каждое посещение семьи оказывается психологическим испытанием для Н. Она испытывает интенсивное чувство вины перед тем, что ее жизнь складывается счастливее в финансовом и карьерном плане, чем жизнь ее матери и отца, но особенно брата, хотя, с ее слов, никто никогда не упрекал ее в этом. Н. считает своим долгом финансово поддерживать своих родителей и брата, который из-за злоупотребления алкоголем приобрел хроническое заболевание и стал инвалидом.

5. Оценка развития.

А. Развитие инстинктов.

1. Либидо.

Либидинальная позиция Н. активная, агрессивная, нападающая, контролирующая. Это проявлялось и во время интервью – Н. много говорила, практически не делая пауз, и таким образом контролировала исследователя и его интервенции.

Можно предположить, что Н. находится на оральной стадии фиксации, что проявляется в ее сильной зависимости от матери и от своего партнера. Хотя внешне это может проявляться как отвержение, проявляемая агрессия со стороны Н. выступает защитой от ощущения внутреннего страха быть оставленной, брошенной, как это часто было с ней в детстве.

В детские и подростковые годы Н. была очень нужна поддержка матери, когда та часто уезжала, оставляя ее у родственников. Но мать сама находилась в состоянии депрессии из-за проблем со здоровьем собственных родителей, алкогольной зависимостью мужа, нежеланной беременности.

Ребенком Н. хотела родительской заботы, разделения свои чувств и переживаний, но мать находилась в депрессии, она была не доступна и прогоняла ее, часто говорила: «Уйди, мне не до тебя». Поэтому Н. самой пришлось становится «взрослой», проявлять заботу о матери, часто делая работу по дому, контролируя нахождение матери и жалея ее.

Н. ввиду частого отсутствия матери не смогла получить такой контакт, который бы удовлетворил ее в травматичной ситуации. Н. научилась подавлять свои чувство потери и тяги к матери и отцу. Сейчас у Н. чувства подавлены, «заморожены» - как она говорит - и это чувствуется в контрпереносе.

Н. в ходе интервью неоднократно упоминала о своей вере в собственное всемогущество, в мистику, в высшие силы, таким образом проявлялось ее магическое мышление. Но при этом у Н., скорее всего, можно предположить нарциссическую организацию, ее ощущение себя колеблется от крайности к крайности - что она «богиня», которая может все за всех решать и знать все лучше всех, и тем, что она ничтожная и ненужная, незначима для родственников, ее бросит муж и т.п.

Рассказывая о себе, Н. впечатляла и шокировала исследователя травматичными подробностями из своей жизни, при этом явно наслаждаясь тем впечатлением, которое она производила. Мазохизм Н. также проявлялся в ее рассказах о сексуальной жизни и сексуальных фантазиях - они были перверзны и мазохистичны.

Скорее всего, у Н. было нарушение удовлетворения первичного нарциссизма на фоне того, что мать мало уделяла внимания дочери, больше занимаясь своими переживаниями, ссорами с отцом, не вкладывала свое либидо в ребенка.

Супер-Эго Н. жесткое и контролирующее, ей всегда надо быть какой-то особенной и в отношениях с мужчиной она не может расслабиться, ей всегда надо что-то из себя «представлять», видимо еще и для того, чтобы удовлетворять свое Эго и «быть лучшей».

В половой жизни Н. постоянный поиск восхищения и одобрения партнером, также говорит о поврежденном Эго. В предэдиповой фазе Н. осталась на уровне диадных отношений, отец боготворил ребенка, мать использовала ее для отвлечения от конфликтов с отцом.

Н., будучи ребенком и подростком чувствовала свое превосходство над матерью, но тем не менее сама Эдипова ситуация разрешалась в пользу матери, т.е. отец все-равно был, прежде всего, с ней. При этом Н. хотела от матери такой же любви, которую давал ей отец.

Таким образом Эдипов период был пережит Н. без достижения триангуляции.

2. Агрессия.

Оральный садизм Н. находит отражение в сильной бессознательной агрессии к матери – за ее депрессию, за то, что та не хотела участвовать в жизни ребенка, брать на себя материнские функции, за то, что Н. часто чувствовала себя лишней и ненужной. Часто вся эта агрессия выражалась не напрямую матери, а проявлялось в ненависти ко всему женскому: «курятник», «бесит беспомощность, бессилие», «все эти нежности».

На сегодняшний день невыраженная агрессия Н. направляется внутрь себя в связи с тем, что присутствует сильный бессознательный страх потерять мать.

Таким образом внутри Н. сформирован образ матери, которая «мертва», не любит, не поддерживает, использует и которую невозможно полюбить.

Поэтому в своей жизни Н. не может чувствовать привязанности и любви к мужу, не чувствует любви и к себе, т.к. любящий объект не был интроецирован.

Интеграции деструктивных влечений и влечения к удовольствию на оральной стадии не произошло, в связи с тем, что константности объектов не было в опыте Н., в связи с чем ей трудно переживать фрустрации в отношениях, не разрушая их. Деструктивные влечения не смягчились либидинозными и привязанность к партнеру не возникает.

Б. Развитие Эго и Супер-Эго.

Н. говорила о том, что не испытывает чувств, не понимает их, поэтому можно предположить, что у нее присутствует алекситимия. В памяти Н. присутствует много различных подробностей событий, произошедших с ней в детском возрасте, о которых она рассказывает не чувствуя, того, насколько они разрушительны для человека, для ребенка - скорее просто интеллектуально воспринимая их.

Все силы Н. направлены на то, чтобы произвести должное впечатление, понравиться. При попытке интерпретировать ее поведение, что таким образом Н. пытается получить любовь, она соглашается, немного успокаивается и расслабляется.

У Н. присутствуют параноидальные проекции из прошлого, а также мазохистические тенденции. Супер-Эго у Н. развито слабо. Регуляция самоуважения к себе зависит от внешних обстоятельств – оценке другими ее внешнего вида, достижений и т.п.

Сексуальное развитие и патологии Н. были связаны с запретами и психологическими травмы.

Первая менструация случилась у Н. в возрасте 10 лет, что было раньше, чем у девочек из ее окружения и вызывало у Н. интенсивное смущение. Мать никогда не обсуждала с ней вопросы женского развития и полового воспитания. Тема секса всегда была табуирована в семье.

В возрасте 13 лет Н. подверглась сексуальному домогательству со стороны незнакомого мужчины. Н. ничего не рассказала о случившемся матери, т.к. переживала, что та начнет винить себя за то, что оставила девочку одну. В данном случае можно также отметить дисгармонию объектных отношений – Н., испытывая чувство вины и стыда, не хотела выступать причиной возможного психологического разрушения матери, тем самым происходила некая инверсия ролей в родительской семье Н.

Собственные переживания Н. были связаны со страхом беременности от насильника на фоне отсутствия четких представления о процессе зачатия. Следует предположить, что данная ситуация психологической травмы Н. могла послужить основой формирования фантазий об ЭКО, как «лучшем» и «чистом» способе зачатия.

Примечательно, что про эту серьезную травматизацию Н. рассказывала совершенно спокойно: очевидно, произошла изоляция аффекта с последующим вытеснением травматических переживаний. Вместе с тем, пережитое сексуальное насилие до сих пор остается отщепленной, непроработанной травмой Н. Страх беременности от насильника, бессознательный страх беременности и родов, переданный опытом матери, невозможность идентифицироваться с ней в своей материнской функцией - все это стало причиной появления бессознательного психологического запрета на беременность.

В виде защитных механизмов Н. использовала отрицание, расщепление, примитивную идеализацию. Также присутствует реактивное образование, ненависть к матери Н. прикрывает опекой и заботой.

Отрицание проявляется в том, что Н. хочет забыть и не вспоминать события из детства. Иногда, по словам Н., ей кажется, что этого не было совсем, что это все неправда. Часто, когда проводилось интервью, у Н. возникало первоначальное сопротивление - ей не хотелось ничего вспоминать. Чувств к себе, к маленькой девочке, которую использовали и не видели в ней живого человека у Н. нет. При вопросах о ее чувствах она переключается на чувства матери или отца.

Также в ходе интервью проявлялись такие механизмы защиты как рационализация и интеллектуализация. Н. говорит открыто, объясняя, рационализируя свои слова и поступки. У респондента присутствует склонность к интеллектуализации, Н. размышляет о женственности, о том, какой должна быть настоящая женщина, прикрывая тем самым свой ущемленный нарциссизм.

Н. тестирует реальность, она понимает, что, хотя ей и хочется стать другим человеком, но это невозможно. Пока Н. не очень понимает, чем может помочь психоанализ или психотерапия, не хочет ждать, ищет способы получить быстрые изменения, инсайты.

Во время встречи Н. выражала эмпатию к исследователю. Н. старается отличать внешний источник тревоги от того, что внутри нее провоцирует данное состояние. Она честно оценивает поступки близких и свои собственные.

Неспецифические проявления слабости ЭГО проявляются в низкой способности переносить тревогу. Присутствует страх потерять мужа.

Также о слабости Эго у Н. может говорит еще и то, что иногда во время встреч она спрашивала о своем состоянии, как будто не была уверенна в выводах, которые она делала, или в оценке своих чувств, и хотела опираться на авторитет, который видела в исследователе.

Сублимация присутствует, Н. активно учится, ходит на психологические группы, участвует в мастер-классах. Есть желание чувствовать себя лучше и она прикладывает к этому усилия.

Интеграция Супер-Эго у Н. нарушена, много садистичных и идеализированных объект-репрезентаций детско-родительских отношений и отношений между матерью и отцом. Т.к. в ее детском опыте было много деструктивных отношений, Н. долгое время не понимала, что живет по сценарию, в котором много садизма по отношению к ней, использования и насилия. Можно отметить мазохистические и параноидные тенденции, как предшественники Супер-Эго.

В контр-переносе чувствовался внутри холод, онемение, когда Н. рассказывала о своих психических и физических травмах, о жестокости и садизме, о ее потерях и переживаниях. Исследователь чувствовала бессилие и отчаяние, когда Н. говорила о депрессии матери.

6. Генетическая оценка.

У Н. наблюдается оральная фиксация. Повышенная забота о здоровье и настроении матери говорит о том, что деструктивные импульсы, вина и злость у Н. сейчас вытеснены. «Мертвая» мать вызывает у женщины чувство пустоты и страх остаться одной, зависимость. Присутствуют симптомы параноидной навязчивости, преследования, наблюдения за объектом любви.

Н. зависима от мнения окружающих, начальника и своего мужа, от мнения исследователя о ней, Н. важно показать себя с хорошей стороны.

У Н. есть проявления анальной фиксации - в чувстве отвращения к тому, что происходило в их семье.

Генитальные фиксации проявлялись в конкуренции с матерью за любовь отца. Сейчас они выражены в использовании себя в качестве сексуального объекта.

У Н. функционирует репрезентация ненадежного и даже опасного внутреннего объекта. Невозможность справиться с интенсивной тревогой привела к расщеплениювнутреннего объекта и к изоляции аффекта от травматических переживаний. Агрессия заблокирована в теле и обращена против себя, что и приводит к соматизации в виде бесплодия. Для Н. с самого детства характерно использование соматизации как средства защиты от непереносимой психической боли.

Примечательно, что Н. сохранила очень мало сознательных воспоминаний детства, что свидетельствует о вытеснении болезненных переживаний.

Для Н. характерно использование идеализации и обесценивания, а также более зрелых защит в виде рационализации и интеллектуализации.

Бессознательный выбор профессии Н. можно считать видом сублимации, с одной стороны, а с другой стороны, он говорит о некой мазохистической составляющей ее психики. Идентификация с агрессором проявляется у Н. в виде идентификации с матерью, совершающей аборт. Этим можно объяснить невозможность выносить ребенка как в физическом, так и психическом смысле. С другой стороны, мы видим невозможность идентифицироваться с ней как с объектом, подарившим жизнь, «плодородностью». Здесь снова налицо работа механизмарасщепления.

7. Оценка конфликтов.

У Н. можно наблюдать внешние конфликты между ИД, Эго и объектным миром. У Н. присутствует страх перед внешним миром, мир ей представляется злым, угрожающим, отвергающим, пустым, грязным.

Интериоризованные конфликты между Эго, Супер-Эго и ИД присутствуют в чувстве вины за то, что Н. не смогла «оживить» мать, за то, что нет возможности удовлетворить все ее желания. Также присутствуют подавленная злость на мать и отца.

Н. имеет нарциссическую структуру личности с мазохистическими и параноидными чертами.

Следует полагать, что жизнь респондента в детском и подростковом возрасте была насыщена травматическими событиями на фоне дисгармонично складывающихся объектных отношений.

Уже в пренатальный период своего развития Н. находилась под влиянием материнской депрессии. Можно предположить, что аннигиляционный страх, который мать Н. испытывала в родах, стал структурирующей составляющей психики самой Н. Депрессивная мать, находящаяся в непрожитом горевании по своему собственному отцу, была не в состоянии обеспечить ребенку должного первичного симбиоза и эмоционального контейнирования, в связи с чем, можно говорить о ранней депривационной травме. Маленькая Н. часто разлучалась с матерью, оставаясь на попечении бабушки, которая стала важным объектом привязанности в ее жизни. Алкоголизм отца стал еще одной серьезной травматизацией. Н. росла в атмосфере недосказанности и запретов на обсуждение и выражение чувств.

8. Оценка некоторых общих характеристик.

Толерантность Н. к фрустрация низкая, о чем говорит ее импульсивность в действиях при тревоге, отыгрывания, а также напряжение. Присутствует параноидное преследование партнера, наблюдение за его жизнью.

Н. сопротивлялась проработке травм, говоря, что не хочется приходить на интервью, у нее нет желания рисовать рисунок матери и ребенка. Ей хочется получить волшебную палочку - чтобы все изменилось сразу, и она стала другим человеком.

Способность к сублимации у Н. низкая, присутствует много бессознательных импульсов и аффектов. В жизни Н. преобладает регрессия, сопротивление встречам.

Мать Н., имея собственный травматичный опыт, не смогла обеспечить дочери первичный холдинг, что привело к тяжелой соматизации у Н. в младенчестве и раннем детстве. Отсутствие должного эмпатического отклика у матери привело к тому, что она, не чувствуя границ в отношениях с дочерью, нагружала Н. собственными непосильными для ребенка переживаниями. Отсутствие границ характерного и для функционирования семьи в целом.

Также в ходе беседы была установлена склонность Н. к соматизации, повышенному внимании к собственному здоровью и самочувствию.

В настоящий период времени Н. страдает появляющимся время от времени псориазом. В данном случае можно говорить о наличии у Н. психологического эффекта Я-кожа, описанного Д. Анзье, который проявляется в кожных заболеваниях и является в данном случае следствием недостатка доверительного контакта с матерью на ранних этапах детства. Важным в этой ситуации выглядит и то, что Н. до сих пор не нашла доверительного контакта с матерью, сохраняет внутренние обиды на нее.

9. Постановка диагнозов, рекомендации по психоаналитической работе.

У Н. можно наблюдать регрессию влечений. Присутствует влечение к жизни и именно оно помогает ей искать себя. Присутствует регрессия Эго и Супер-Эго, что привело к пограничной организации личности. В связи с тем, что мать часто была в депрессии, была «мертвой», а затем и в предпубертатном возрасте ситуация повторилась, идентификации с материнской фигурой не произошло. Расщепление, невозможность принять разные стороны значимых первичных объектов, не дают ей строить гармоничные отношения с мужем.

О пограничной организации Н. говорит то, что во время проведения интервью при интерпретации защитных механизмов можно было наблюдать временное улучшение состояния Н., ее тревога снижалась. У Н. присутствуют в основном примитивные способы защиты, много мазохистических и параноидных черт. Слабая способность переносить тревогу и слабость Эго также говорят о пограничной структуре личности.

Результаты экспериментальной работы позволяют сделать следующие выводы:

1) у Н. можно предположить нарушение привязанности с чертами ненадежной организации внутренней репрезентации привязанности с неразрешенной травмой и потерей, ненадежно-амбивалентной организацией внутренней репрезентации с противоречивой предрасположенностью к привязанности. Можно также предположить, что страх привязанности с воображаемым ребенок настолько велик, что несмотря на сознательное желание Н. стать матерью, беременность так и не наступает;

2) недостаточный первичный симбиоз с матерью, аннулирование отца, инцестуозность, симбиотическая токсическая связь с братом, стыд, страх и травматические события детства, утрата хорошего внутреннего объекта привели к соматизации аффекта в виде бесплодия у Н.;

3) необходимо говорить о негативном влиянии дисгармонии объектных отношений в период детства и подростковом возрасте на дальнейшее психофизиологическое развитие Н., что и привело к соматическому бесплодию;

4) для Н., как для всех, переживших зависимость родителей, свойственно глубинное чувство вины, поэтому бесплодие также может выступать наказанием, призванным облегчить внутреннее ощущение своей «плохости» и дефективности.

По результатам проведенного исследования можно дать прогностическую оценку для психоаналитической терапии.

Н. активно использует механизм обесценивания, чтобы не чувствовать себя уязвленной в своей потребности привязанности. Она также склонна преуменьшать влияние своего детского опыта взаимоотношений на ее жизнь в настоящем. Однако, в ходе дальнейшей психотерапии Н. стала видеть и признавать связь ее внутреннего опыта и неспособность зачать ребенка, т.е. постепенно происходит работа по интеграции бессознательных аспектов ее личности и формирование «материнского пространства» в ее психике. Н. рекомендована длительная психоаналитическая терапия 2 раза в неделю.

Анализ Случая 3

Лариса (далее – Л.), 37 лет.

1. Причина обращения.

К психологу Л. обратилась по совету подруги, т.к. возникли проблемы, связанные с деторождением, которые никак не могут разрешиться. По ее словам, Л. всегда хотела второго ребенка, но по разным обстоятельствам откладывала его рождение. Последние 3 года Л. планирует беременность, но она не наступает. Она и ее супруг прошли необходимые обследования, но однозначной медицинской причины бесплодия выявлено не было.

Одной из причин обращения за психологической помощью также стали сложности в социальном взаимодействии, с чем была связана потребность смены работы.

2. Описание особенностей пациента, прямо или косвенно выражаемых в ходе встречи.

Первоначально были выяснены общие и основные биографические данные респондента.

Л. является специалистом по сервисному обслуживанию в банке. На момент проведения интервью была не трудоустроена, искала новую работу.

На момент проведения интервью Л. находилась в подавленном депрессивном состоянии.

Описание своего детства и взаимоотношений с родителями вызвало сильное напряжение, во время интервью в контрпереносе почувствовалась агрессия. Л. испытывает амбивалентные чувства по отношению к свои родителям, в которых ей сложно признаться, и о которых, как ей кажется, невозможно говорить.

3. Семейное окружение (прошлое и настоящее) и история личности.

В ходе интервью было установлено, что Л. находится в совокупности в официальном и неофициальном браке уже более 15 лет. В настоящее время брак не оформлен официально: супруги развелись 5 лет назад и 2 года жили отдельно, после чего 3 года назад снова стали жить вместе. У пары есть совместный ребенок – сын 17 лет.

Л. родилась и выросла в небольшом городке недалеко от г. Москвы. До 19 лет проживала с родителями, с которыми до сих пор регулярно общается.

По воспоминаниям Л., ее мать всегда держалась отстраненно и холодно - «ей было не до меня», - была занята другими заботами, много работала.

Л. считает, что ее отец занимался ею больше, чем мать, но назвать, в чем именно это выражалось, она не смогла. По словам респондента, в школе она была предоставлена сама себе, присутствие родителей помнит мало. При этом сама себя конфронтирует, предполагая, что кто-то из родителей делал с ней уроки, а, значит, какое-то взаимодействие все-таки было. В ходе беседы Л. не смогла четко определиться, кто из родителей был ей ближе, но, склонялась все-таки к тому, что, скорее всего, это мама.

Про свое рождение и период младенчества Л. практически ничего не знает, кроме того, что мать родила ее без особых проблем. Также ей известно о том, что мать кормила ее до одного года и был момент, когда Л. «выплевывала» грудь – не хотела ее брать, но позже ситуация нормализовалась. Также от кого-то из родственников она слышала, что родители очень хотели и ждали мальчика. В данном случае с позиции объектных отношений можно говорить о токсичности младенческих отношений с матерью и возможном неприятии своей женской сущности Л.

4. Важные факторы, относящиеся к окружению пациента.

В ходе интервью было установлено, что у Л. есть старший брат (на 10 лет), с которым отношения всегда «были на расстоянии». Он уехал учиться в другой город, где и проживает сейчас.

Другие значимые фигуры детства Л. затруднялась назвать. У нее были бабушки, но близких отношений с ними не было, т.к. виделись они с Л. редко.

Первым психологически близким человеком для Л. стал ее будущий муж, с которым они познакомились в школе. Но родители Л. не одобряли ее отношений с ним. Поэтому, когда Л. забеременела, они настаивали на проведении аборта.

При этом Л. вспоминает, что, еще будучи маленькой девочкой, хотела поскорее родить ребенка. Поэтому, когда в 19 лет узнала, что беременна, у нее не было сомнений, что она оставит этого ребенка.

Особенно негативной на беременность Л. была реакция матери. Л. до сих пор ассоциирует тот день, когда рассказала родителям о беременности, как один из самых ужасных дней в своей жизни. Мать кричала на нее и обзывала ужасными словами. В данном случае можно говорить о возможной сепарации, которая могла бы стать причиной развития психических расстройств у Л.

Однако вскоре родители смирились с ситуацией, успокоились и все вместе стали планировать предстоящую свадьбу. После нее Л. продолжала учебу в институте, но ушла из родительской семьи – она и ее муж первое время жили в квартире его родителей. На фоне психологии переживаний (страх по поводу появления нездорового ребенка, болезненности родов, отношений с родителями и др.) Л. нелегко далась беременность, несколько раз она лежала с угрозой выкидыша в больнице.

Время, когда ребенок родился, Л. также вспоминает как нервное и несчастливое: денег на жизнь не хватало, свекровь Л. постоянно донимала ее претензиями и ненужными советами по уходу за ребенком. Через полгода после рождения ребенка Л. не выдержала и, они с мужем переехали к ее родителям, где прожили последующие 3 года.

Мать Л. принимала активное участие в помощи по уходу за внуком. Но в период совместного проживания у мужа Л. возникали серьезные конфликты с ее родителями. Поэтому, когда сыну Л. исполнилось 3,5 года, они переехали в отдельную квартиру.

Родители с обеих сторон принимали активное участие в жизни молодой семьи, помогая материально и в уходе за внуком, осуществляя в том числе и контроль ситуации. В результате разногласия по поводу вмешательства родителей в жизнь семьиочень часто провоцировали ссоры между Л. и ее супругом. Как считает сама Л., именно это и послужило основным поводом для их развода.

В ходе беседы свои отношения с сыном Л. описывала как «очень близкие и доверительные», называла его «смыслом своей жизни». При этом Л. испытывает сильное чувство вины, что в период развода ее сын был свидетелем многочисленных ссор и скандалов, в том числе, с родителями супругов с обеих сторон.

В настоящее время Л. испытывает острую печаль от того, что ее сын уже вырос и нуждается в ней все меньше. Эти чувства еще больше усилили в ней желание родить второго ребенка. И тем больше ее отчаяние, что беременность не наступает.

Также важно отметить, что супруг Л. крайне неактивно поддерживает Л. в ее желании родить второго ребенка. Он послушно проходит необходимые медицинские обследования, но считает, что «им хорошо и так». Такое отношение супруга очень обижает Л. и провоцирует волну отчуждения между ними.

5. Оценка развития

А. Развитие инстинктов

1. Либидо.

Либидинальная позиция Л. агрессивная, активная, контролирующая. Л. много говорит, все знает, на работе ее называют «ходячий Google», про себя она так же все понимает. Интервью для респондента выступает своеобразным вызовом тому, что есть что-то, что Л. на сегодняшний день никак не может контролировать и знать.

Первичный нарциссизм у Л. не удовлетворен, она многое делает для того, чтобы получить восхищение коллег и родных, а также вызвать подобные чувства и у исследователя, например, рассказывая о прочитанных книгах и цитируя отдельные моменты. В связи с этим можно предположить дефицитарный нарциссизм. Л. должна была соответствовать родительским ожиданиям, хотя и не хотела этого. Объектные отношения регрессирующие, Л. часто говорит, что ей хочется быть маленькой девочкой в отношениях с мужем, посидеть на ручках, чтобы ее жалели.

2. Агрессия

У Л. агрессия подавлена. Чувства не дифференцируются, алекситимия. На вопросы о чувствах Л. отвечает рассказами о том, что она делает в связи с ситуацией. Агрессия направлена на себя, а также на конкуренцию с членами семьи, на то, чтобы стать лучше и умнее всех в семье. Интересно, что и тему бесплодия Л. также связала с конкуренцией, сказала, что видимо ей важно быть не такой как все в семье, «отличиться». Но также бесплодие в данной ситуации – это выражение злости матери, злости, которую невозможно выражать в открытую, и которая, через соматизацию дает отпор желаниям матери, ее требованию рождения нового ребенка.

Б. Развитие Эго и Супер-Эго.

У Л. отмечается хорошая память, она говорит о многих событиях из детства, но совсем не упоминает о своем чувственном опыте, о том, как она переживала те или иные события.

Л. много читает, смотрит документальные фильмы, приводит отдельные цитаты. Много читает про беременность и детей, находит информацию о патологиях и проецирует это на себя.

Тестирование реальности не снимает тревогу, ее возраст еще подходит для достаточно благополучного исхода беременности и родов, но эта информация не приносит ей успокоения. От проблем Л. предпочитает отворачиваться и быстро забывать.

Несмотря на желание получать информацию, телевидение не привлекает Л. – различные происходящие в мире катастрофы и трагедии (которыми насыщены любые новостные выпуски) приносят Л. много невыносимой тревоги, она предпочитает не знать того, что может вызвать у нее чувство страха.

Из различных защит Л. использует изоляцию аффекта, расщепление, всемогущий контроль, отрицание, соматизацию.

Изоляция аффекта. При рассказах о травматичных событиях жизни у Л. нет особых чувств, она мгновенно находит объяснение событию. Уходит от обсуждения больных тем или чувств, переходя на другие вопросы и обсуждения.

Расщепление. Людей делит на плохих и хороших, на тех, кто поступает или говорит что-то правильно или нет. Использует эту защиту для снижения уровня тревоги.

Всемогущий контроль. Л. хочется получить гарантии, проконтролировать, чтобы с ребенком и с беременностью точно было все хорошо, чтобы ребенок был здоровый. Она не хочет беременеть просто так, без гарантий, ей очень сложно признать и принять свое бессилие полностью контролировать всю свою жизнь. Ей хочется контролировать и жизнь окружающих, создавая иллюзию того, что она про других многое знает, понимает и может на них влиять.

Отрицание. Отрицает чувства и события из детства – «все было хорошо, так в нашей семье заведено», говорит она. «Мир прекрасен и удивителен, все в нем чудесно» - утверждает Л. И это девиз, с которым она проживает свою жизнь, предпочитая не видеть катастроф, преступлений и горя, которых много вокруг.

Соматизация. В детстве привлекала к себе внимание матери с помощью болезней, очень много болела респираторными заболеваниями и расстройством желудка, что возможно говорит о сдерживаемой агрессии. На данный момент бесплодие связывает с тем, что это также будет нарушением ее личных границ, которые она может выстраивать только таким образом, запрещая себе беременеть. Не хватает слов для осознания и выражения своих чувств и состояний. Сама признает, что болезнь как спасение для нее.

Во время проведения интервью при интерпретации защитных механизмов можно было наблюдать временное улучшение состояния, тревога снижалась.

Л. тестирует реальность, хотя ей и хочется приукрасить действительность и не видеть проблем. Она старается отличать внешний источник тревоги от того, что внутри нее провоцирует данное состояние. Честно и реалистично оценивает поступки своих близких и свои. Галлюцинаций и бреда нет.

Неспецифические проявления слабости ЭГО проявляются в низкой способности переносить тревогу. Способность к сублимации есть, Л. уходит в работу, либидо, которое могло бы быть направлено на рождение нового ребенка, направлено на трудовую деятельность. Эго слабое, о чем говорит и такая защита как изоляция аффекта, у Л. нет сил чувствовать боль.

Интеграция Супер-Эго у Л. нарушена, сформировано ложное Я, чтобы соответствовать требованиям близких родственников и социума. Присутствуют параноидные признаки, как предшественники Супер-Эго.

У Л. много сил уходит на поддержание своего авторитета у коллег и семьи, на то, чтобы выглядеть умной, «иметь всегда рецепт на любую ситуацию».

Эго и Супер-Эго у Л. частично развиты рано, в результате этого присутствует невроз навязчивости. Дома Н. всегда поддерживает готовит вкусную и здоровую пищу, заботиться о членах семьи.

У Л. Эго окончательно не развито, Сверх-Я очень жесткое и давит на Эго. Сформировано ложное Я.

Л. рано начала половую жизнь и до брака имела несколько половых партнеров. В подростковом возрасте были отмечены травмирующие события – она дважды столкнулась с попытками изнасилования в 12 и в 14 лет, но все закончилось без печальных последствий.

Ранняя половая жизнь стала для Л., с одной стороны, единственным средством для выражения внутренних чувств, а с другой стороны, можно говорить об отчаянной попытке обрести близость с объектом хотя бы на доступном физическом уровне.

6. Генетическая оценка (регрессия и точки фиксации)

У Л. отмечается скрытая оральная фиксация, скомпенсированная на фаллической стадии. У респондента присутствует псевдогенитальность.

Присутствуют идеализированные фантазии о «новой» крепкой семье, без конфликтов и разногласий, образе нереалистичного младшего ребенка, что указывает на завышенные ожидания от себя и супруга, о том, что возможные проблемы пугают ее и вытесняются.

По мнению Л., проблем для не существует, она говорит о том, что на любую возникшую проблему у нее есть список решений, с помощью которого можно со всем успешно справиться. При этом непонимание возникшей ситуации, если она выходит из-под контроля Л., вызывает у нее сильную тревогу.

7. Оценка конфликтов

У Л. внешний мир вызывает страх; любые трагедии или катастрофы несут тревогу и страх, с которыми она не может справиться и вытесняет их, отстраняясь от новостей и какой-либо пугающей информации. Окружающие люди также вызывают у Л. страх, они навязывают свою заботу – не ту, которая нужна ей, а также тем, что ей необходимо всегда соответствовать ожиданиям других людей.

Присутствует постоянная вина, что она не идеальна, не соответствует всем требованиям матери, не может повторно зачать ребенка.

Проявляются внутренние конфликты в виде амбивалентных чувств по отношению к родственникам.

С другой стороны, у Л. присутствует страх поглощения, ей страшно, что новый ребенок и забота о нем полностью заполнят ее личное пространство, у нее не будет ничего своего, границ не будет, ребенок будет властвовать над ней. При этом, Л. ей хочется родить нового ребенка, «скрепить» семью. Кроме этого, она считает, что новорожденный будет удовлетворять ее жажду любви, ребенок будет тем человеком, который искренне будет ее любить.

8. Оценка некоторых общих характеристик

У Л. присутствует низкий уровень толерантности к фрустрации. Она с трудом справляется с тревогой, чаще интелектуализируя, вытесняя или отрицая ее. Это помогает Л. быть оптимистично настроенной, даже если она не сможет забеременеть в ближайшее время. Точно также она отрицает другие проблемы и свои состояния, закрывается от них, предпочитает не чувствовать боль, стыд, зависть, подавляя их.

Основная психологическая травма Л. связана с родительским отчуждением. Эмоционально недоступная мать и психически отсутствующий отец создали в семье атмосферу холодных «мертвых» отношений. Это особенно проявляется в степени алекситимичности Л.

Уже на этапе младенчества можно проследить модель «токсичных» отношений с матерью. Сепарироваться от родителей Л. попыталась за счет собственной беременности. Но на свои отношения с мужем Л. перенесла модель все тех же холодных, мало эмоциональных семейных отношений.

Создается впечатление, что супруг Л. также выполняет функцию замещающего объекта, не вызывая при этом чувства сильной привязанности. В настоящее время единственным объектом привязанности является взрослый сын Л. В отношениях с ним можно предположить сложности, основанные на сепарационной тревоге Л.

Полностью не осознавая корни этой тревоги, Л. надеется избавиться от нее за счет новой беременности. Но в ее психическом пространстве явно нет ресурса для нового ребенка. Отчужденные отношения с мужем, сложности во взаимоотношениях на работе, ненаступление беременности активировали внутренние конфликты, берущие свое начало в ранних детско-родительских отношениях Л. В данном случае очевиден кризис идентичности респондента.

Можно предположить, что Л. так и не прошла психическую сепарацию, прежде всего, от матери. И хотя отношения с ней стали ближе на фоне рождения сына Л., активировались прежние конфликты, блокирующие способность зачать в настоящий период времени.

9. Постановка диагнозов, рекомендации по психоаналитической работе.

Размытая диффузная идентичность, сформированное ложное Я, преобладание первичных защитных механизмов говорят о пограничной личностной организации Л.

В данном случае можно говорить о вторичном бесплодии неясного генеза. Бесплодие - как страх поглощения, как нарушение ее границ, как в детстве делала мать.

Результаты экспериментальной работы позволяют сделать следующие выводы:

1) психосоматические проблемы бесплодия респондента во многом объясняются изъянами формирования объектных отношений в детском и подростковом возрасте;

2) в детстве у Л. сформировалась ненадежная привязанность с избегающим поведением. Во взрослом возрасте функционирует ненадежно-амбивалентная организация внутренней репрезентации с противоречивой предрасположенностью к привязанности;

3) основными защитными механизмами, используемыми респондентом, стали: интелектуализация, расщепление, отрицание, соматизация.

По результатам проведенного исследования можно дать прогностическую оценку для психоаналитической терапии.

По нашему мнению, для создания психологического пространства для появления ребенка Л. необходимо создание эмоциональных отношений с супругом при надежной эмоциональной базе в терапии. Для того, чтобы Л. смогла понять свои чувства, связывать их с событиями из детства, понять, что останавливает ее сейчас ставить границы, справляться с тревогой, а также разобраться в своем желании снова забеременеть, Л. рекомендована психоаналитическая психотерапия 2 раза в неделю.

Заключение

В первом случае у респондента был отмечен ряда неудачных попыток создания семьи и наличие внутреннего конфликта. В другом случае решить проблему деторождения не помогли и несколько процедур ЭКО. В третьем из представленных случаев речь шла о вторичном бесплодии, когда уже ранее рожавшая женщина не может зачать нового. Проведенные медицинские исследования как у самих женщин, так и у их партнеров, не показали наличия органической патологии, приводящей к невозможности зачатия. Все это указывает на соматический характер бесплодия.

Во всех рассматриваемых случаях были выявлены схожие предпосылки для формирования психогенного бесплодия. У всех трех респонденток выявлен ненадежный тип привязанности, сложившийся в раннем детстве. В первых двух случаях речь идет о ненадежно-амбивалентной организации внутренней репрезентации с противоречивой предрасположенностью к привязанности («enmeshed preoccupied»). В третьем случае выявлена ненадежно-избегающая организация внутренней репрезентации с заниженной предрасположенностью к привязанности («dismissing»). В рамках психической организации всех трех женщин можно отнести к пограничной структуре с преобладанием нарциссического контекста. Прослеживается невыраженная агрессия, обращенная, прежде всего, на себя; очевидно строгое и контролирующее Супер-ЭГО при относительно слабом и дефицитарном ЭГО. У респонденток не сформированы надежные внутренние родительские интроекты, нарушены идентификации. У всех трех женщин прослеживаются нарушения детско-родительских отношений (недостаточность контейнирования, эмоциональная недоступность матери, нарушенная функция отцовского объекта и т.д.); ведущий психический конфликт (бессознательно амбивалентное отношение к беременности и материнству, спутанная незрелая идентичность); основные защиты (вытеснение, расщепление, рационализация, изоляция аффекта, идеализация и обесценивание, идентификация с агрессором, соматизация); влияние трансгенерационного опыта, которое не осознается и не интегрируется респондентками; непроработанная травматизация и непрожитое горевание). Все это подтверждает, что дисгармония детско-родительских отношений в стадии младенчества, детства, в подростковом возрасте, нерешенные проблемы семейных отношений во взрослой жизни с большой долей вероятности способствовали формированию соматического бесплодия.