Осмысление церковной истории в монографиях и тематических сборниках в Украинской ССР во второй половине 1980-х гг.

Савчук Руслан Александрович научный рецензент Издательского совета Русской Православной Церкви 119435, Россия, г. Москва, ул. Погодинская, 20/3, стр. 2 Savchuk Ruslan Aleksandrovich Scientific reviewer of the Publishing Council of the Russian Orthodox Church 119435, Russia, Moscow, Pogodinskaya str., 20/3, p. 2 russ_sav@mail.ru

Введение

Историографический процесс в Украинской ССР во второй половине 1980-х гг. развивался в достаточно неоднозначных и противоречивых условиях. С одной стороны, сохраняла свое влияние официальная советская идеология с ее отрицательным отношением к церковной истории и украинскому национализму. С другой стороны, демократизация и гласность способствовали смягчению режима публикаций для исторических работ, посвященных «дореволюционной» эпохе, развитию краеведческого движения ^{[39, c. 408–409]}. Создание неформальных объединений, активизация диссидентского движения во второй половине 1980-х гг., широкое празднование юбилеев И. Франка, М. Шашкевича и Леся Курбаса, возвращение к народным традициям и национальной символике, способствовали резкому усилению национально-патриотической проблематики в самосознании украинской интеллигенции ^{[14, c. 394–395]}. Если говорить об осмыслении исторической роли Церкви, то в это время происходит активизация исследовательской деятельности в данном направлении. Появляется целый ряд публикаций, монографий, сборников документов, относящихся к церковной истории. Безусловно, способствовало возрастанию внимания к жизни Церкви и празднование 1000-летия крещения Руси в 1988 г.

Указанные особенности общественно-политической жизни страны способствовали формированию разных подходов к осмыслению роли и места Православной Церкви в украинской истории. В настоящей статье предпринята попытка на основании анализа монографий и тематических сборников выделить основные направления интеллектуального поиска в сфере церковной истории среди украинских ученых второй половины 1980-х гг. Актуальность настоящего исследования заключается, во-первых, в том, что именно в это время национальная интеллигенция формирует образы Церкви, которые будут активно интерпретироваться в разных подходах той или иной части общества к строительству церковной жизни в Украине как независимом государстве. Во-вторых, исторические особенности осмысления церковной истории в условиях активизации националистических лозунгов и патриотического подъема созвучны с современной ситуацией в украинском обществе. Выбор монографий и тематических сборников как предметной области научного анализа обосновывается тем, что именно в подобного рода изданиях особенности мировоззрения отдельных исследователей находят более полное отображение, что позволяет выделять необходимые пласты взглядов для общего анализа интеллектуального процесса в заданных пространственно-временных рамках.

Методологическую базу настоящего исследования составляют как общие методы научного анализа, так и специфические подходы исторического исследования. Среди последних можно выделить историко-генетический метод, позволивший проследить взаимосвязь между советской идеологией и подходами к осмыслению церковной истории в условиях независимого украинского государства. Значительное место в исследовании занимает идеографический метод, с помощью которого удалось выделить индивидуальные особенности мировоззрения украинских авторов указанного периода.

Историографический процесс второй половины 1980-х гг. в Украинской ССР, направления общественной мысли интеллигенции осмыслялись как в общих работах ^[14], так и в специальных исследованиях, посвященных данному периоду ^{[2, 18, 33, 40]} и отдельным личностям ^{[5, 31, 32]}. Однако, к сожалению, среди поставленных вопросов в работах исследователей проблема осмысления церковной истории не нашла сколько-нибудь заметного отражения.

Результаты

Анализ монографий и тематических сборников, в которых затрагиваются вопросы церковной истории Украины, опубликованных во второй половине 1980-х гг., позволяет выделить несколько подходов к осмыслению церковного прошлого страны. Прежде всего, следует отметить подход, при котором с той или иной долей условности (учитывая реалии официальной атеистической идеологии) авторы стремились рассматривать церковную историю в рамках научной парадигмы, предполагающей стремление к объективности и нейтральности в суждениях. Другой подход к осмыслению церковного прошлого Украины представлен в публикациях авторов, которые в той или иной мере продолжали традиции советской атеистической методологии при рассмотрении вопросов истории Православной Церкви. Следует особо отметить, что в данном случае речь идет не о целенаправленном искажении исторических реалий, а скорее, о генетической зависимости от марксистской идеологии, глубинных ментальных установках исследователей, о методологических особенностях, иногда влияющих на качество сделанных выводов. Наконец, третий подход в осмыслении церковного прошлого Украины представлен в работах исследователей, которые допускали в той или иной степени идеологически или идейно мотивированные искажения исторического контекста. Церковная история в рамках указанного направления с научной проблемы легко могла перейти в область идеологической борьбы. При этом следует отметить, что наличие подобных особенностей в авторском изложении не лишает работы научной ценности, а скорее задает некий эмоциональный тон и идейный вектор, который можно использовать в зависимости от исторической ситуации и общественного мнения. В целом, можно сказать, что авторы, представляющие данный подход, в своих суждениях нередко мотивировались личным опытом противостояния официальной идеологии. По сути работы данного направления в определенном смысле можно назвать основанными на ресентименте, что определяло значительное влияние личностных отношений и переживаний на вектор научного поиска.

Более подробно об особенностях указанных подходов можно судить при рассмотрении конкретных изданий. При этом необходимо отметить, что выбор того или иного издания для характеристики одного из подходов не означает, что в нем не использованы другие подходы. Речь идет не об оценках изданий или авторов. Парадигма научного анализа позволяет судить о характерных особенностях мировоззрения авторов, отображенных в опубликованных текстах, и перспективах развития и интерпретации высказанных идей.

В рамках первого подхода, прежде всего, следует отметить работу С. Н. Плохия «Папство и Украина. Политика римской курии на украинских землях в XVI-XVII вв..». Книга написана на основании широкого круга источников. Монографию отличает стремление к взвешенности выводов и большое внимание к анализу собственно исторических источников. Автор рассматривает политику римской курии в широком контексте религиозных, национальных, социальных и политических противоречий региона во второй половине XVI – середине XVII вв. Ученый показывает историческую роль церковно-славянского языка в борьбе с полонизацией и католической экспансией ^{[25, c. 16]}. Автор утверждает, что главными противниками унии были мещанство, а также мелкая и средняя шляхта во главе с частью крупных магнатов. При этом речь идет не о классовом подходе к анализу исторических данных, ученому удается сохранить научную взвешенность в данном контексте. С. Н. Плохий показывает, что крестьянство в первые годы после Бреста «оказывалось практически нейтральным» в виду сохранения восточной обрядности. И лишь с началом активных антиуниатских восстаний казацтва в начале 1620-х гг. проявило свое отрицательное отношение к унии ^{[25, c. 98–100]}. Рассмотрев широкий круг источников по истории Освободительной войны под предводительством Б. Хмельницкого, ученый пришел к выводу, что «широкие народные массы и складывающаяся украинская государственность отвергли унию как форму социального и национального угнетения, впервые в полном объеме поставив вопрос о ее уничтожении» ^{[25, c. 206]}. Анализ данной монографии позволяет говорить о том, что высокий научный уровень работы позволил С. Н. Плохию уйти от оценочных суждений и идеологических клише, и рассматривать проблему введения унии на украинских землях исключительно как исторический факт с конкретными предпосылками и последствиями.

Достаточно взвешенной по тону изложения и разносторонней по методологическому наполнению в контексте официальной советской историографии следует признать монографию В. М. Зубарь и Ю. В. Павленко «Херсонес Таврический и распространение христианства на Руси». Авторы стремились «показать распространение христианства в южной половине Восточной Европы на широком фоне всемирно-исторического процесса, а также выявить социальные предпосылки и идейные истоки тех изменений в мировоззрении людей, которые сперва в Крыму, а затем и на Руси определили возможность перехода от язычества к христианству» ^{[12, c. 4]}. Безусловно положительной стороной монографии является стремление к соблюдению строго научного подхода в интерпретации сложных исторических явлений и процессов. В. М. Зубарь и Ю. В. Павленко в рамках научного дискурса решились даже на то, чтобы откровенно противостоять односложности идеологического подхода к исследованию христианства в официальной советской историографии. Так, авторы, приступая к изложению вопроса о «сторонниках и противниках» христианства на Руси, указывают, что ограничиться традиционным взглядом, что «христианство было выгодно господствующим классам, а значит его принятие в качестве официальной идеологии укрепляло власть эксплуататоров над эксплуатируемыми», «означало бы упрощать проблему» ^{[12, c. 123]}. Ученые выдвигают три важных аргумента для обоснования своей позиции. Во-первых, христианизации противились и влиятельные группировки в среде господствующего класса. В то же время наиболее развитые и культурные для своей эпохи «слои трудового народа» - торгово-ремесленный люд киевского посада – «оказались достаточно восприимчивыми к новой религии». Во-вторых, христианство все же объективно «в какой-то мере препятствовало проявлению жестокости в обращении между людьми». В-третьих, сплочение древнерусского общества в рамках единой Церкви «было на благо не только представителям господствующего класса» ^{[12, c. 123–124]}. Достаточно тщательно проанализировав имеющиеся на то время данные о сущности и формах славянского язычества ^{[12, c. 86–122]}, авторы приходят к выводу, что принятие христианства было «прогрессивным, выводящим восточнославянское общество раннего средневековья на новую ступень социально-экономического и культурного развития» ^{[12, c. 125]}. В то же время оппозицию и сопротивление христианизации на Руси ученые связывают с наличием в древнерусском обществе двух культур – «феодально-городской, открытой внешнему миру и активно усваивающей достижения более развитых, главным образом, уже христианских народов, и патриархально-деревенской, упорно держащейся за свой традиционный быт, верования и культы» ^{[12, c. 127]}. Наконец, авторы отмечают наличие и личностных факторов, которые также влияли на позицию представителей тех или иных групп населения относительно христианства ^{[12, c. 129]}. Что же касается изложения исторических фактов, связанных с распространением христианства на Руси, то здесь книга не отличается оригинальностью. Авторы опираются в повествовании на существующую историографию (А. М. Сахаров, М. Ю. Брайчевский и др.) с минимальной критикой письменных источников. В то же время следует отметить достаточно взвешенное отношение В. М. Зубарь и Ю. В. Павленко к языческой реакции против христианства в ХІ в., что является нехарактерным для официальной советской историографии, использовавшей данные факты для подтверждения идеи о широком сопротивлении простого народа христианизации. Авторы монографии напротив не представляют это явление как факт безусловного отвержения простым народом навязываемой религии, но рассматривают его в контексте мировоззренческих различий двух культур древнерусского общества ^{[12, c. 190–197]}.

Определенный интерес в контексте рассматриваемой темы представляет сборник научных трудов «Древние славяне и Киевская Русь», изданный институтом истории Академии наук УССР. Церковно-историческая тема представлена в сборнике лишь в качестве сопутствующей. Тем не менее общий характер подходов к ее освещению у разных авторов свидетельствует о формировании во второй половине 1980-х гг. среди отдельных представителей академического сообщества взвешенного и научно обоснованного отношения к церковной истории. Примечательно, что Церковь в публикациях настоящего сборника зачастую вписывалась в контекст общественно-политической жизни древней Руси как ее естественная составляющая, без идеологически окрашенных оценок. Так, П. П. Толочко в статье «Город и сельскохозяйственная округа на Руси в IX – XIII вв.» ^[35] частично касается проблемы церковного землевладения и экономической деятельности монастырей. Автор избегает оценочных суждений, следуя строгой научной логике изложения фактов. Обобщая П. П. Толочко лишь указывает: «Нет сомнения, что в ХII – XIII вв. феодальное землевладение становится основным источником существования церкви» ^{[35, c. 122]} – без каких-либо отрицательных характеристик и идеологических штампов. В центре публикации С. А. Высоцкого ^[6] – проблема определения исторически обоснованной даты поездки княгини Ольги в Константинополь, с которой часто связывается крещение святой. Автору удалось профессионально разделить предмет публикации и вопросы, возникающие непосредственно в области церковной истории, осторожно выводя последние за контекст статьи без каких-либо оценочных суждений. Статья Ю. С. Асеева ^[1] посвящена осмыслению стилевых особенностей храмового зодчества Киева второй половины ХI – XII вв. в рамках изменений внутренней жизни и мировоззрения разных социальных групп, что накладывало отпечаток и на архитектуру. При этом автор относится к особенностям мировоззрения монахов Киево-Печерской обители как к нейтральному историческому факту и объективному явлению эпохи. Еще более характерна в данном контексте публикация Г. Ю. Ивакина ^[13], посвященная исследованию киевского Собора Успения Пресвятой Богородицы Пирогощей. Автор стремился представить широкую картину исторической действительности, обозначая тем самым особое место храма в религиозной и политической жизни страны, его идейное восприятие в контексте ментальности современников.

Касается вопросов церковной истории и А. Б. Головко в своей монографии «Древняя Русь и Польша в политических взаимоотношениях Х – первой трети ХІІІ вв.». Выводы монографии интересны в контексте дискуссии о западных корнях «киевского» христианства. Автор, в частности, не находит подтверждения предположениям о значительном влиянии Рима на утверждение христианства в русских землях. Ученый обращается к деятельности епископа Бруно Кверфуртского в связи с его поездкой на Русь. Проанализировав историографию вопроса и доступные источники, А. Б. Головко пришел к выводу, что деятельность западного епископа на Руси не была связана с миссионерством, а являла собой исключительно дипломатическую миссию с конкретным политическим подтекстом ^{[10, c. 17–19]}. Также и относительно пребывания в русских землях духовника польской принцессы епископа Рейнберна, исследователь считает несостоятельными предложения о том, что он «пропагандировал среди восточных славян католицизм» ^{[10, c. 22]}.

Представленный обзор изданий, авторы которых стремились в целом придерживаться научно-объективного подхода, свидетельствует о том, что в контексте этой парадигмы церковная история Украины воспринималась в качестве исключительно научной проблемы, не имея идеологического накала и эмоционального-окрашенных суждений.

Теперь рассмотрим характерные примеры реализации авторского научного поиска в рамках генетически зависимого от марксистской идеологии подхода к осмыслению церковного прошлого Украины.

Один из корифеев украинской философской мысли второй половины 1980-х гг. В. С. Горский в 1988 г. опубликовал монографию «Философские идеи в культуре Киевской Руси ХІ – начала ХІІ в.». Значительное место в издании уделяется христианскому наследию, в недрах которого и формировалась отечественная философия. Для авторского подхода при анализе христианского мировоззрения характерна опора на официальную марксистскую идеологию и материалистическая критика христианства. Автор считает характерными для начального периода распространения христианства на Руси отсутствие «догматической целостности христианского вероучения» в работах русских книжников, «чрезвычайное разнообразие подходов к решению тех или иных проблем, касающихся предельных оснований бытия» ^{[11, c. 28–33]}. В. С. Горский полагает, что «древнерусская философская мысль не проявляет особого интереса к отвлеченным построениям в рамках христианизированной мысли». И наконец, автор просматривает в ней тенденцию, «тяготеющую к материализму» ^{[11, c. 34]}. Относительно источников христианского мировоззрения, то В. С. Горский, не отрицая значительного влияния Византии, обосновывает самобытный характер русской книжной мысли. В данном контексте можно отметить все же некую ущербность изложения. Авторская позиция обосновывается исходя из внутренних тенденций истории Киевской Руси без глубинного анализа церковного предания и на основании марксистской идеологии, признающей христианство исключительно классовой идеологией, являющейся следствием развития социально-экономических отношений. В целом, В. С. Горский приходит к выводу о значительном влиянии на древнерусских книжников на ряду с христианским мировоззрением и «реалистического», «натуралистического» подхода к истолкованию философски значимых проблем». Такой «деятельный» подход к философствованию, по мнению ученого, определял значительное внимание русских авторов к жизни человека в этом мире, к вопросам общественно-политической жизни ^{[11, c. 193–194]}. Как видим, авторское осмысление сущности христианского мировоззрения и Церкви формируется под влиянием советской материалистической идеологии. Очевидно, именно этим объясняется особый акцент на зависимость церковного мировоззрения от конкретных общественно-политических условий, фактическое подчинение (в авторской интерпретации) христианского мировоззрения запросам времени.

Проблемам осмысления христианского мировоззрения средневековой Руси во многом посвящен сборник научных трудов «Отечественная общественная мысль эпохи средневековья», выпущенный институтом философии Академии наук УССР в 1988 г. С точки зрения методологии, многие из представленных в сборнике работ опираются на марксистские идеологические схемы, представляя христианство исключительно продуктом определенных социально-экономических условий. Тем не менее в целом сборник содержит публикации достаточно высокого академического уровня и представляет собой весьма интересное явление в контексте историографического процесса данного периода. Среди положительных тенденций в осмыслении церковной истории среди украинских академических философ второй половины 1980-х гг. можно выделить отраженный в ряде статей профессиональный подход к критике исторических источников, когда ученые стремились проанализировать исторические источники с точки зрения историко-культурного контекста, а не современных идейно-политических и социальных реалий ^{[3, 24]}, сосредоточенность на рассмотрении конкретной научной проблемы без широких идеологических интерпретаций ^[34].

С другой стороны, среди статей настоящего сборника достаточно рельефно проявляются и те общие тенденции в подходах к осмыслению церковной истории, которые отрицательно сказывались на качестве сделанных выводов и свидетельствовали о серьезном искажении профессиональных навыков под влиянием опыта создания идеологически мотивированных текстов.

Прежде всего, необходимо отметить невысокий уровень знакомства некоторых ученых с христианским мировоззрением и богословием, что выражалось в достаточно свободных авторских интерпретациях и необоснованных суждениях. К примеру, в одной из публикаций Иисус Навин назван «православным теологом», при этом автор пытается описывать отношение Церкви к язычеству с помощью отдельных цитат из Ветхого Завета, игнорируя тысячелетний опыт и святоотеческое наследие ^{[30, c. 158]}. Другой исследователь в качестве одного из подтверждений своей гипотезы о мартовском крещении киевлян в 990 г. ссылается на то, что «важнейший праздник» в честь Богородицы «отмечается в марте и является к тому же единственным из двунадесятых непереходящих праздников года» ^[37]. Данное утверждение свидетельствует лишь о достаточно туманных представлениях автора о церковной жизни. Очевидно, общая проблема не в отсутствии профессиональных навыков, а скорее в привычном подходе к христианству и церковной жизни, как достаточно простому и односложному историческому явлению, не требующему особого внимания к его внутреннему содержанию.

Еще одной характерной отрицательной тенденцией в рассмотрении церковной истории украинскими философами данного периода, которая нашла отражение в сборнике, являлась своеобразная местечковость, идеологическая ограниченность, рассмотрение исторических реалий Руси в отрыве от общего культурного контекста, игнорирование очевидных взаимозависимостей и взаимодействия с внешним миром. К примеру, в одной из публикаций автор на основании буквально нескольких косвенных свидетельств представляет славянское язычество как развитую мировоззренческую систему, подобную античной культуре, и обосновывает вывод о «широкой взаимозависимости, доходящей до парадоксальности» между христианством и язычеством на Руси ^{[8, c. 95]}. При этом буквально в предшествующей данной публикации статье показано, что «интерпретация “язычества” как эквивалента античной философии совершенно противоречит всей совокупности современных знаний о древнерусской культуре» ^{[27, c. 81]}. В другой статье автор говорит о процессе «образования двоеверия» на Руси исходя из советских идеологических клише о том, что борьба между христианством и язычеством с последующим взаимным переплетением «являлась противоборством антагонистических классов, борьбой, в которой язычество, имея могучего союзника в лице народа, не желало сдаваться, а христианство, поддерживаемое правящими классами, могло только гневно грозить божьей карой, да и то оставляя возможность покаяния» ^{[30, c. 155]}. Сюда же можно отнести и пример необоснованных исторических аналогий, когда один из авторов с натяжкой и по принципу простой аналогии говорит о влиянии этического учения социниан на мировоззрения И. Гизеля, хотя при этом признает, что решение данной проблемы «требует более глубокого изучения философского наследия украинских мыслителей» ^{[17, c. 273]}.

Генетически связано с опытом работы в условиях жесткой идеологии и прочтение церковных памятников исключительно сквозь призму социально-политической идеологии. Такое игнорирование исторического контекста и стремление подтвердить определенные идеологические посылы приводит к искажению смысла исторических памятников и деятельности иерархов, священнослужителей. К примеру, в одной из публикаций Кирилл Туровский превращается практически в автора-революционера, ценность трудов которого определяется тем, что он «рассматривает классовые и социальные отношения», «затрагивает широкий спектр социальных проблем», «анализировал широкий спектр социально-политических идей» ^[16].

В контексте приведенных соображений интересной представляется работа одного из самых известных философов независимой Украины М. В. Поповича «Мировоззрение древних славян». Автор сосредоточен на реконструкции разных аспектов осмысления нашими предками окружающего мира и места человека в нем. К концу исследования ученый приходит к логическому вопросу, что же способствовало утверждению христианства среди язычников славян? Ответ М. В. Поповича можно рассматривать в нескольких срезах. Во-первых, в дихотомии язычество-христианство автор говорит о глубине и силе языческого осмысления мира, которое приходит в состояние кризиса лишь из-за социально-экономических изменений, а христианство, якобы не способное предоставить основной массе наших предков более близкую и понятную для них модель мира, вынужденно было мириться и даже сливаться с языческим мировоззрением. Во-вторых, христианство, Церковь представлены в одномерном виде – как идеология высших классов, которая лишь с помощью «государственного насилия» «в сильно огрубленном и приближенном к язычеству виде» и лишь с течением времени «овладела массовым сознанием» ^{[28, c. 157]}. Как видим, ученый делает выводы, пренебрегая глубоким анализом собственно христианского мировоззрения, смотрит на него с «высоты» марксистской идеологии, искажающей его внутреннее содержание. Такое пренебрежение внутренним содержанием христианской идеологии, как было показано при анализе изданий данного направления, можно считать характерной чертой в отношении украинской светской научной интеллигенции второй половины 1980-х гг. к отечественной церковной истории.

Наконец, следует проанализировать издания, в которых прослеживаются идейно мотивированные искажения исторического контекста церковной истории. Повторимся, что наличие подобных особенностей в авторском изложении не лишает работы научной ценности.

В 1986 г. в издательстве «Наукова думка» вышла монография П. К. Яременко «Мелетий Смотрицкий. Жизнь и творчество украинского и белорусского ученого-филолога, церковного и общественного деятеля XVI-XVII вв.». Автор представляет Мелетия Смотрицкого, прежде всего, как значимого гуманиста, который в числе других деятелей украинского возрождения активно боролся «за эмансипацию духовной жизни общества от идеологического гнета церкви, за развитие новых, ренессансных форм идейно-творческого мышления» ^{[38, c. 3]}. Примечательно, что среди затронутых тем деятельности Мелетия Смотрицкого П. К. Яременко обращает особое внимание на борьбу с «церковными феодалами» под лозунгами «реформ национальной церкви и школы» ^{[38, c. 5]}. Следует отметить и тот факт, что вопрос «национального» возрождения достаточно часто всплывает в авторской риторике. При этом П. К. Яременко ассоциирует национальное возрождение с требованиями демократизации церковного устройства, которые «приобретали отчетливые реформационно-протестантские черты» ^{[38, c. 5]}. Определенный акцент делается и на защиту «национальной, культурно-религиозной свободы и независимости украинского и белорусского народов» ^{[38, c. 40]}. Ученый полагает, что «правда родного народа, его законные интересы» являлись для Мелетия Смотрицкого самой высшей общественной ценностью ^{[38, c. 11]}. Церковь в главном произведении гуманиста – «Треносе», по мнению П. К. Яременко, не просто плачет, но она имеет мужество активно протестовать, «даже бунтовать» против феодально-церковного владычества как униатов, католиков так и православных аристократов, которые «своей преступной политикой и аморальными поступками вредили социальным и национальным интересам своего народа». Автор монографии рассматривает унию в контексте реформационного движения, присовокупляя и классовую борьбу. По мнению П. К. Яременко, православные иерархи стремились перейти под покровительство Ватикана, спасаясь от давления «мещанско-крестьянской реформации, которая требовала от церковных владык благочестивой жизни и апостольской проповеди» ^{[38, c. 18]}. Автор подчеркивает, что для Смотрицкого характерен «не только нравственный, но и социально-классовой подход в оценке церковного феодализма» ^{[38, c. 21]}. При этом ученый с сожалением отмечает присущее полемисту тяготение к «утопии гуманиста западноевропейского типа», которая выражалась в надежде на исправление церковных пастырей ^{[38, c. 24]}. В целом для монографии характерен специфический подход к анализу церковной проблематики. Он заключается не только в применении классового подхода, но и в значительном акценте на гражданскую нравственность и защите полемистом национальных интересов, осознании своего «национально-патриотического долга» ^{[38, c. 27]}. В авторской риторике формируется достаточно четкий акцент на секулярное прочтение роли Церкви в обществе и, как следствие, прослеживается инкорпорация исключительно светских национальных интересов в религиозную сферу.

Одной из наиболее значимых для украинской советской историографии работ, касающихся осмысления исторической роли христианства, стала книга М. Ю. Брайчевского «Утверждение христианства на Руси». Эта работа была написана ученым еще в 70-е гг. ХХ ст., но вышла только в 1988 г. Автор начинает рассмотрение темы с вопроса о знакомстве восточных славян с христианством до середины ІX в. Указания многих источников на проповедь христианства среди готов и скифов, ученый интерпретирует как свидетельства о проникновении веры во Христа в среду славян. Весьма неоднозначной с точки зрения научной достоверности представляется интерпретация так называемой «Константиновой легенды», сохранившейся в достаточно позднем пересказе Никифора Григоры, согласно которой к императору Константину приходил среди прочих правителей и «правитель Руси», чтобы получить символы власти. М. Брайчевский, сопоставив эту легенду с упоминанием в рукописи XVIII ст. легендарной даты основания Киева в 334 г., приходит к выводу о том, что это «какое-то древнее предание, которое отодвигает начало древнерусского христианства к первой половине IV в.» ^{[4, c. 18]}. Автор склоняется к тому, чтобы некоторые особенности археологических памятников, календари, сохранившиеся на глиняных сосудах, отличия в погребальном обряде интерпретировать как свидетельства о христианизации населения ^{[4, c. 18–25]}. Даже вполне определенное описание языческих верований славян у Прокопия Кесарийского автор, вопреки «распространенной точки зрения», интерпретирует как свидетельство о том, что христианство у славян того времени тесно переплеталось с местными языческими представлениями ^{[4, c. 28]}. Наконец, ученый полагает, что на рубеже VIII – IX вв. «новая вера уверено и активно пробивала себе дорогу, получив на Руси весомую поддержку» ^{[4, c. 36]}. После такого вывода естественно, что М. Брайчевский много места уделяет крещению Руси при Аскольде. Примечательным в данном случае является не сам факт внимания к этому событию, но тот масштаб, который автор придает ему. По мнению ученого, это была широкомасштабная христианизация с организацией «молодой Русской церкви». Исследователь считает, что в начале 60-х годов ІХ в. «Русь уже была христианской» ^{[4, c. 46]}. М. Брайчевский берется даже рассуждать о структуре Киевской епархии при Аскольде. При этом в основном опирается на сведения Никоновской летописи о «шести архиереях», якобы присланных патриархом Фотием на Русь. Хотя тут же указывает на явные признаки позднего происхождения этих сведений ^{[4, c. 61]}.

Чтобы дать объективную оценку данной работе, следует, прежде всего, рассматривать ее в контексте историографического процесса на Украине конца 1980-х гг. С этой позиции, во-первых, необходимо отметить безусловно положительную роль данной работы в возрождении интереса к церковной истории среди светских ученых. Автор достаточно смело поднимает вопрос о значительном христианском наследии Руси, не вытесняет церковную историю в отдельную «идеологическую» сферу, а ставит ее в центр исторических реалий того времени. Безусловно, ценным является и широкое осмысление, анализ разнообразных источников, историографии, исторического контекста светским ученым в рамках рассмотрения церковно-исторической темы. Положительными в контексте той исторической ситуации, в которой была издана книга, следует считать и выводы М. Ю. Брайчевского о следствиях принятия христианства на Руси. Хотя автор и соотносит распространение христианства с социально-экономическим и политическим развитием общества, однако значительное внимание уделяет и положительным мировоззренческим и культурным факторам, связанным с христианизацией Руси ^{[4, c. 206–228]}.

В то же время, приведенный выше обзор авторских теорий и концепций, многие из которых не находят оснований в исторических источниках, но являются скорее авторским прочтением тех или иных фактов, ставит под вопрос научную ценность выдвинутых гипотез. Складывается впечатление, что М. Ю. Брайчевский стремится в первую очередь обосновать некую общую идею, сквозь призму которой он и рассматривает все источники. В монографии представлен не столько критический разбор тех или иных исторических источников и их сведений, сколько их интерпретация в контексте авторской идеи и попытки логического обоснования такой интерпретации. Характерным для монографии является выражение автора, что тот или иной факт «хотя и не засвидетельствован надежными источниками, кажется вполне возможным» ^{[4, c. 118]}. М. Ю. Брайчевский стремится показать «ущербность» общерусской идеологической концепции, представленной в отечественных летописях, ее чуждость местной киевской традиции. И, наоборот, автор выстраивает стройную картину широкой христианизации Руси уже в ІХ ст., хотя ни в одном историческом источнике нет оснований для таких смелых выводов. При этом ученый опять же не обращается к критике источников, а лишь использует их для подтверждения собственной идеи. В противном случае он бы заметил, что от внимания летописцев ускользает не только первое крещение Руси, но и многие другие важные темы и документы. Так, в летопись включены три договора с Византией, но нет ни Русской правды, ни церковных Уставов, ни дарственных грамот Печерскому монастырю, где и создавались многие летописные своды ^{[23, c. 225]}. В качестве примера можно привести и размышления М. Ю. Брайчевского относительно первых иерархов Киевской Церкви, основанной, по мнению автора, патриархом Фотием. Ученый, полагаясь на собственные умозаключения, считает, что вторым митрополитом был Леон, поставленный патриархом Фотием или Игнатием. При этом М. Ю. Брайчевский считает важным свидетельством в пользу его теории наличие канонического произведения «митрополита Леона» «Про опресноки». «Трудно переоценить значение этого источника», – говорит автор и выстраивает на его основании одну из теорий об устройстве «Киевской митрополии» при Аскольде ^{[4, c. 162–165]}. При этом невзирая на все сложности интерпретации исторической личности «митрополита Леона», нет оснований относить его деятельность к ІХ ст. и большинство ученых видит в нем архиерея ХІ ст. ^{[26, c. 280–281] [36, c. 34–41]}.

Завершая характеристику монографии М. Ю. Брайчевского следует отметить, что в ней со всей очевидностью нашли отражение особенности научного стиля и мировоззрения автора. Как отмечают исследователи творчества ученого, для него всегда было характерным «свободное и обдуманное отношение к историческим фактам», «оригинальное мышление», смелость. Его научная деятельность «становилась явлением культурно-политического процесса» ^{[32, c. 103]}. М. Ю. Брайчевский в своих трудах проводил идею о том, что «украинский народ – не только не лишен исторических традиций государствообразования, но имеет значительно более глубокие корни в этом процессе, чем любой другой этнос Восточной Европы» ^{[31, c. 524]}. Очевидно, именно это стремление показать глубину и прочность собственно «киевской» традиции христианства и двигало ученым, налагая отпечаток и признаки тенденциозности в подходе к осмыслению исторических реалий.

Повышенное внимание к истории Церкви в связи с празднованием 1000-летия крещения Руси не могло остаться незамеченным в лагере идеологических противников религиозного мировоззрения. Появился целый ряд научных статей, монографий и публикаций, в которых авторы пытались с атеистических позиций оценить роль христианства в истории Украины. При этом следует отметить, что многие авторы подобных работ впоследствии, с крахом социалистической идеологии, переходили в лагерь религиоведов и убежденных националистически ориентированных деятелей, готовых использовать религиозный фактор в интересах утверждения той или иной светской идеологии.

Атеистическую интерпретацию истории Русской Православной Церкви после установления советской власти представили авторы достаточно объемной коллективной монографии «Православие и современность», изданной в 1988 г. в киевском издательстве «Научная мысль». Патриарх Тихон, по их мнению, «осознавая бесперспективность борьбы против советской власти, декларировал ее богоустановленность». Далее, говоря о Декларации митрополита Сергия (Страгородского), в монографии выражается мысль, что обращение «преследовало цель лишить обновленцев поддержки со стороны прихожан». На период между концом 1920-х и началом 1960-х гг. приходится «специфический период» в истории Русской Православной Церкви – «период лояльного отношения к советской власти», которое заключалось в некоем дистанцировании Церкви от внешней и внутренней политики советского государства. И только с начала 1960-х гг. Русская Церковь переходит к попыткам активно участвовать в патриотической деятельности ^{[29, c. 19–35]}. Безусловно, такое прочтение церковной истории советского периода основывалось на идеологически искаженных представлениях о том, что Церковь якобы совершенно потеряла поддержку населения после революции и вынуждена была искать разные способы, чтобы вернуть ее себе.

Ответственный редактор данного издания Б. А. Лобовик во второй половине 1980-х гг. опубликовал также несколько самостоятельных и в соавторстве работ, посвященных атеистической критике религиозного мировоззрения в целом и русского православия в частности ^{[18, 20–22]}.

Также были опубликованы работы ряда историков, в которых, впрочем, отражена не столько авторская позиция, сколько официальный идеологический ответ в связи с юбилейной датой Крещения Руси. Примером подобных изданий можно считать книги П. В. Голобуцкого ^[9] и К. Е. Гломозды ^[7].

Не безынтересна работа Ю. А. Калинина «Модернизм русского православия» ^[15], опубликованная в Киеве в 1988 г. Автор пытается доказать несостоятельность попыток модернистских течений в православном богословии, социальной доктрине, осмыслении взаимоотношений веры и науки приспособить православное мировоззрение к современным общественно-политическим и научным реалиям. Ю. А. Калинин безусловно стоит на позициях марксистко-ленинской доктрины и порой весьма резко и грубо критикует те или иные богословские идеи. Однако при всей атеистической направленности повествования, автор показывает достаточно глубокие познания в современных богословских идеях, он хорошо знаком с публикациями и выступлениями православных иерархов, ученых, что отображает определенную тенденцию среди научной интеллигенции: вопросы церковной истории и церковной жизни становятся актуальной и востребованной темой.

Выводы

Проведенный анализ монографий и тематических сборников украинских советских авторов второй половины 1980-х гг. свидетельствует о формировании специфической историографической ситуации в осмыслении церковной истории Украины. Общественно-политические изменения данного периода, с одной стороны, ослабили идеологический прессинг в области церковно-исторических исследований, позволили вывести их из периферии научного поиска. С другой стороны, ослабление официальной советской идеологии и резкий рост национально-патриотической деятельности спровоцировали появление такого специфического явления в украинской историографии, которое можно охарактеризовать как ресентиментное направление. Авторы, в работах которых присутствуют характерные черты данного направления, с особой остротой воспринимали национально-патриотические веяния, стремились уйти от идей, высказываемых в официальной советской идеологии, и в этом стремлении нередко сосредоточенность на идейной стороне исторического поиска и личном опыте превалировали над объективно-научным подходом. Все это выливалось в формирование особого направления в украинской историографии Православной Церкви, которое стремилось искусственно вписать церковно-исторический процесс в национально-государственную парадигму прочтения прошлого. Особую нишу во второй половине 1980-х гг. в украинской историографии занимают работы, в методологии которых прослеживается генетическая связь с марксистским подходом в осмыслении церковной истории. Данное направление становится основой развития среди украинской советской интеллигенции секулярного взгляда на Церковь.