Инклюзивная архитектура безопасности на Ближнем Востоке: особенности функционирования и перспективы расширения

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-314-90003.

The reported study was funded by RFBR, project number 20-314-90003.

Исторически Ближний Восток занимает важное место во внешней политике России (СССР / Российской Федерации) и стран Запада (США, Франции, Великобритании). Этот регион имеет стратегическое геополитическое значение и является пограничной зоной между Европой и Азией. В связи с этим на протяжении десятилетий Ближний Восток представлял и представляет собой арену столкновения национальных интересов и ценностей региональных, кроссрегиональных и мировых держав. Палестино-израильский и арабо-израильский конфликты, войны в Йемене, Ливии и Сирии обнажили ключевые остовы проблем и противоречий. На современном этапе, в условиях информатизации, глобализации и регионализации, политическая обстановка в регионе становится еще более сложной и многогранной.

Сирийский конфликт, начавшийся в 2011 г., имеет в своей основе комплекс нерешенных внутренних социально-экономико-политических вопросов и активное внешнее воздействие. Гражданская война, начинавшаяся как борьба между правительственными и оппозиционными силами, постепенно переросла в войну с террористами, в том числе из запрещенных в России организаций, таких как Исламское государство и Джабхат ан-Нусра. В сентябре 2014 г., под предлогом борьбы с терроризмом, в Сирийскую Арабскую Республику (САР) были введены войска международной коалиции под эгидой США, однако террористы продолжали завоевывать все больше сирийской территории. В октябре 2015 г. по просьбе сирийского правительства в САР были введены российские войска, после чего конфликт вышел за пределы борьбы с радикальными группировками и постепенно перерос в информационно-военно-политическое противостояние России и стран Запада во главе с США.

Для США Ближний Восток — это не только многочисленные военные базы, но и значительный рынок нефтегазовых месторождений, представляющих стратегическую ценность для американской экономики и промышленности. Так, например, интервенция международной коалиции во главе с США в Ирак в 2003 г., целью которой было свержение режима Саддама Хусейна и установление контроля над нефтяными месторождениями, несмотря на огневую мощь и превосходство технологий Запада, не привела к стабилизации обстановки в стране, а наоборот положила начало продолжительной войне и формированию Исламского государства (организация, запрещенная на территории РФ). Фактически Ирак подвергся американской военной оккупации, а базы НАТО находятся в стране и в 2021 года.

Для укрепления своей позиции в ближневосточном регионе Россия предпринимает активные шаги по военно-дипломатической, гуманитарно-экономической и информационной линиям. Приняв активное участие в сирийском конфликте, в вопросе ближневосточного урегулирования, а также в решении проблем с иранской ядерной программой, Москва ставит своей целью расширение сферы влияния с одновременным сохранением партнерских отношений с региональными и кроссрегиональными державами. При этом Россия активно препятствует иностранному вмешательству во внутренние дела суверенных государств Ближнего Востока. Москва стремится создать устойчивую в долговременной перспективе инклюзивную архитектуру безопасности (ИАБ) ^[1], с возможностями дипломатического урегулирования возникающих разногласий и конфликтов между государствами-участниками ^[2].

Словосочетание «инклюзивная архитектура безопасности» состоит из трех элементов, каждый из которых отражает ключевой смысл и содержание идеи. В настоящее время отсутствует единая позиция мировых держав по вопросу количества центров силы в современной формирующейся системе международных отношений. В этой связи Россия исходит из собственных интересов и стремится минимизировать дипломатические (диалоговые) барьеры, возникающие между отдельными государствами. В контексте подобной политики определяющую роль играет «инклюзивный характер» формируемой системы безопасности. Буквальное значение слова «инклюзив» — «мы (я) с тобой / с вами»; в русском языке «мы с вами» или «мы с тобой». Из этого следует, что в контексте международных отношений «инклюзивность» (данное слово отсутствует в литературном русском языке, являясь калькой английского слова «inclusiveness») — это сознательная ориентация на привлечение к переговорам представителей разных государств, групп и слоев общества, таким образом, чтобы сочетались различные точки зрения ^[3]. В этой связи «инклюзивный» характер архитектуры безопасности предполагает вовлечение в диалог всех акторов, оказывающие решающее влияние на региональные процессы в сфере обороны и безопасности, поддержания мира и стабильности. Акторов, которые помимо прочего готовы к сотрудничеству между собой с тем, чтобы находить компромиссное решение по ключевым стратегическим вопросам.

Однако важно соблюсти баланс между минимально необходимым количеством участников архитектуры и численностью, которая сведет на нет все возможные усилия по урегулированию конфликта. Если архитектура будет строиться вокруг одного участника, то в силу индивидуализма стран Ближнего Востока, у которых противоречия возникали даже при обсуждении путей и способов борьбы с «исконным врагом» — Израилем, система не будет стабильной. При этом, если система включает в себя несколько ключевых акторов, которые готовы к диалогу и компромиссу, хотят и могут решать вопросы региональной безопасности, то подобный комплекс связей поможет минимизировать последствия конфликтных столкновений.

Построение Россией действенной инклюзивной архитектуры безопасности на Ближнем Востоке является стратегической задачей. В этой связи представляется важным и обоснованным рассмотрение ИАБ через призму факторов SWOT-анализа, который является методом стратегического планирования. Согласно структуре SWOT-анализа объекту-ИАБ необходимо дать оценку по четырем категориям: сильные стороны (Strengths), слабые стороны (Weakness), возможности (Opportunities) и угрозы (Threats). Данные категории группируются по двум векторам: влияние (положительное и отрицательное) и среда (внутренняя т.е. то, на что объект может повлиять самостоятельно, и внешняя — на что может повлиять на объект извне и что не находится под контролем объекта). Далее в рамках данного исследования каждая категория будет рассмотрена более подробно, однако представляется важным предварительно кратко обозначить общие тезисы SWOT-анализа в виде матрицы (Рисунок 1).

Рисунок 1

За прошедшее десятилетие было много попыток урегулировать сирийский кризис, закончить гражданскую войну и перейти к политическому диалогу для построения мирного будущего арабской республики и восстановлению разрушенной инфраструктуры страны.

Первые попытки предпринимались еще Лигой арабских государств (ЛАГ) в декабре 2011 года ^[4]. Затем в марте 2012 г. Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций Кофи Аннан предложил правительству Сирии свой план урегулирования конфликта ^[5]. Также было несколько попыток решить кризис на площадках Вены и Женевы. Однако все вышеперечисленные варианты окончились безуспешно. Война и политический кризис продолжались.

России, в рамках ведения внешнеполитического курса, направленного на построение полицентричного мира, удалось найти подходящий (Астанинский) формат переговоров ^{[6] [7]} и создать на Ближнем Востоке устойчивую инклюзивную архитектуру безопасности, которая включает в себя Россию, Иран и Турцию ^[8]. Выступая в начале посредником, Москва смогла добиться сближения Тегерана и Анкары по сирийскому треку ^[9]. Данная «архитектура» представляет собой нечто большее, чем обычное сотрудничество трех стран в отношении Сирии, её настоящего и будущего. В рамках ИАБ достигается компромисс исходя из интересов и целей каждого из трех государств-участников ^[10].

При этом Астанинский формат позволил обеспечить площадку не только для продвижения сирийского мирного процесса с участием различных группировок сирийской оппозиции, но и для налаживания равноправного и доверительного диалога между тремя странами. Данный формат оказался наиболее успешным среди всех, и результатом политического диалога стало создание Астанинской «тройки» стран-гарантов (во главе с Россией) для урегулирования кризиса в Сирии.

На основе ближневосточной ИАБ 29-30 января 2018 г. в Сочи проходил Конгресс сирийского национального диалога ^[11], который положил начало процессу создания новой Конституции САР ^[12]. На нем присутствовало более 1500 делегатов от различных групп и слоев сирийского общества, прибывших не только из Дамаска, но также из Женевы, Каира ^[13].

В феврале 2019 г. стороны ИАБ пришли к согласию о необходимости сохранить суверенитет Сирийской Арабской Республики; решить вопрос с террористами в Идлибе (путем первоначального силового уничтожения террористов и экстремистов с последующим восстановлением полного контроля над территорией); разрешить ситуацию с курдскими регионами и нахождением в них подразделений США ^[14]. Позже, с целью урегулирования отдельных кризисных аспектов двусторонних отношений между Россией и Турцией, были подписаны «Сочинский меморандум» 2019 г. ^[15] и соглашение по Идлибу 2020 года ^[16].

При этом конструирование инклюзивной архитектуры безопасности в регионе Ближнего Востока отвечает стратегическим интересам России и необходимо для осуществления эффективной и результативной внешнеполитической линии ^[17]. Оно одновременно ориентировано на повышение имиджа страны и на поддержание и развитие двусторонних отношений Москвы с региональными и кроссрегиональными державами, а также направлено на защиту экономических интересов ^[18]. Ранее Россия уже предлагала концепцию инклюзивной безопасности в рамках отдельного субрегиона Ближнего Востока – зоны Персидского Залива ^[19]. Однако данная концепция осталась преимущественно теоретической. В то же время инклюзивная архитектура безопасности (т.е. являющаяся всеобъемлющей, открытой, транспарентной и равноправной) соответствует Концепции внешней политики РФ 2016 г. ^[20] и Стратегии национальной безопасности РФ 2021 г. ^[21], а более традиционный блоковый подход к решению международных проблем и созданию системы безопасности – наоборот является неэффективным и противоречит положениям прошлой редакции Стратегии национальной безопасности РФ 2015 года ^[22].

В целом, говоря о регионе Ближнего Востока, необходимо учитывать исторически слабую эффективность каких-либо межарабских многосторонних объединений (Лига арабских государств, Организация исламского сотрудничества, Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива) с точки зрения разрешения вопросов мира и безопасности. В то же время существующая и развивающаяся уже несколько лет инклюзивная архитектура безопасности демонстрирует возможность региональной структуры эффективно обеспечивать поддержание системы безопасности при условии её «инклюзивности», а также при вовлечении кроссрегиональных (Турция, Иран) и мировых держав (Россия) ^[23].

Однако сотрудничество России, Турции и Ирана осложняется активным противодействием западных стран: военным, экономическим, политическим и информационным. Реальная помощь от стран вне Астанинского формата, которые при этом претендуют на лидерство, – отсутствует ^[24], несмотря на попытки Москвы и Анкары вовлечь европейские столицы в процесс сирийского урегулирования ^[25].

США всегда рассматривали Ближний Восток как собственную зону национальных интересов и крайне ревностно относятся ко всем образованиям в этой зоне, к любым политическим и военным союзам. Вашингтон до сих пор «рассчитывает» создать новый военный блок «Ближневосточный стратегический альянс» (по аналогии с НАТО), деятельность которого будет направлена на противодействие Ирану ^[26]. Пока этот проект остается лишь концепцией с весьма туманными перспективами. Поэтому Вашингтон не возлагает на него все надежды и усилия. Напротив, США предпочитают действовать старыми методами: санкциями, информационными вбросами и провокациями (на земле и в медиа сфере).

В настоящее время США постепенно в военном и в политическом планах вытесняются на периферию сирийского конфликта. Вашингтон воспринимает это как угрозу своим национальным интересам и пытается всеми способами закрепиться в регионе. Для этого, в частности, были введены войска и фактически оккупирован северо-восток Сирии. Кроме того, развернутая Госдепартаментом США при поддержке прозападных СМИ кампания по глобальной дезинформации мирового общественного мнения и продвижению собственной системы виртуальной реальности, представляет собой пост-эффект от политики «града на холме» и превосходства Вашингтона ^{[27] [28]}.

Информационно-психологическая кампания Запада против сирийского правительства и их союзников (в первую очередь России и Ирана), создает опасную ситуацию для союза Москвы, Анкары и Тегерана, особенно учитывая, что Турция является членом НАТО и одним из ключевых союзников США в регионе (несмотря на все сложности в отношениях между Вашингтоном и Анкарой). Нанесение Пентагоном ракетного удара по Сирии 14 апреля 2018 г. было направлено в том числе и на дестабилизацию инклюзивной архитектуры безопасности. Аналогичные цели ставились США при выходе из Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) по иранской ядерной программе в мае 2018 г. Однако эти шаги не нанесли вреда отношениям внутри ИАБ. Даже уничтожение Пентагоном 3 января 2020 г. иранского командующего спецподразделением «Аль-Кудс» в составе Корпуса Стражей Исламской революции (КСИР) Касема Сулеймани не оказало деструктивного влияния на трехсторонний союз. Подобной устойчивости способствовал тесный диалог и партнерский характер отношений, которые позволили заранее согласовывать позиции Москвы, Анкары и Тегерана для противодействия политике Вашингтона ^[29].

Внешняя политика России на Ближнем Востоке диктует необходимость выстраивания многовекторного характера активных действий с влиятельными региональными акторами. Для решения этой комплексной задачи требуется немало усилий и времени, учитывая влияние США на Израиль, Турцию, Саудовскую Аравию (КСА) и другие арабские страны Персидского залива. При этом необходимо отметить, что существующая ИАБ на пространстве Ближнего Востока имеет возможности расширения состава акторов, что позволит значительно укрепить систему мира и безопасности в регионе. В настоящее время политически процесс принятия решений зациклен на Россию, а территориально — касается сирийского кризиса и путей его урегулирования. Москве необходимо уделять внимание не только поиску компромиссных решений с Анкарой и Тегераном, но и вовлечению в ИАБ других кроссрегиональных акторов — Саудовской Аравии и Израиля.

При этом, в рамках долгосрочного планирования, России следует учитывать особенности двусторонних отношений других государств-участников ИАБ и потенциальных новых членов, обращая особое внимание на существующие зоны столкновения интересов. Для этого сначала будут кратко выделены пять основных пар конфликтных отношений с указанием конкретных ситуаций, а впоследствии — даны развернутые комментарии по каждой паре:

1. Саудовская Аравия — Иран (стратегическое противостояние, в том числе по линии сунниты-шииты);

2. Саудовская Аравия — Турция (столкновение диаметрально противоположных позиций в отношении организации «Братья-мусульмане» (организация, запрещенная на территории РФ));

3. Саудовская Аравия — Израиль (ныне замороженный переговорный процесс между Тель-Авивом и Эр-Риядом, начатый во время правления экс-президента Д. Трампа);

4. Израиль — Иран (конфликт вокруг Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) по иранской ядерной программе, а также противостояние по палестино-израильскому направлению);

5. Израиль — Турция (противостояние в связи с палестино-израильским конфликтом; конфликтная ситуация в связи с нахождением Иерусалима и Аль-Аксы под контролем Израиля).

Позиции России и Саудовской Аравии совпадают по вопросу разрешения ближневосточного конфликта на основе принципа «два государства для двух народов» ^[30]. Обе стороны признают необходимость создания условий для достижения национального примирения в Сирии. Однако у КСА и РФ разные подходы к политике Ирана. Союзнические отношения Москвы и Тегерана создают предпосылки для политического конфликта между Эр-Риядом и Москвой. При этом, на фоне изменения политических условий в США, а именно прихода нового президента Д. Байдена и его попыток восстановить СВПД, 9 апреля 2021 г. в Багдаде при посредничестве иракского премьер-министра Мустафы Каземи, впервые с 2016 г., прошли прямые переговоры между чиновниками Саудовской Аравии и Ирана с целью восстановления прерванных дипотношений ^[31]. Глава департамента планирования МИД КСА Раид Кримли сообщил, что речь шла об «изучении способов снижения напряженности в регионе». Предполагается, что переговоры были сосредоточены на Йемене и СВПД ^[32].

Позиции Саудовской Аравии и Турции диаметрально различаются в отношении статуса группировки «Братья-мусульмане» (организация, запрещенная на территории РФ), которая, потерпев поражение в Египте в 2013 г., нашла поддержку в Катаре и у президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана. При этом в Эр-Рияде организация «Братья-мусульмане» (организация, запрещенная на территории РФ) официально признана террористической ^[33]. Другим пунктом расхождения взглядов является вопрос сотрудничества Турции с Катаром, на территории которого Анкара разместила свою военную базу ^[34]. В то же время Катар и КСА являются региональными соперниками ^[35], даже несмотря на закончившийся дипломатический кризис между двумя государствами.

Что касается отношений Саудовской Аравии и Израиля, то точка соприкосновения интересов и позиций двух государств пролегает по линии так называемой «иранской угрозы». В сближении Эр-Рияда и Тель-Авива была крайне заинтересована администрация экс-президента Д. Трампа, активно продвигавшая в том числе и идею «арабского НАТО» с целью сдерживания Тегерана и сохранения американского влияния в регионе. Трамп добился подписания дипломатического соглашения между Израилем и Объединенными Арабскими Эмиратами, о котором было объявлено 13 августа 2020 г. В то же время велись тайные переговоры и с Эр-Риядом в саудовском г. Неоме между наследным принцем КСА Мухаммедом бин Салманом Аль Саудом и премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху. Однако преждевременные утечки в СМИ с подачи Израиля вызвали жесткую реакцию саудовской стороны и стали причиной прекращения переговорного процесса ^[36]. Вместе с тем, весьма вероятным является возобновление переговорного процесса между Эр-Риядом и Тель-Авивом в случае, если к этому приложат усилия новая администрация США и кабинет нового премьер-министр Израиля Нафтали Бента, избранного 13 июня 2021 года.

При этом следует учитывать, что КСА, обладающее значительным региональным религиозным и политическим влиянием, существенно проигрывает «партнерам» в военном плане. Неудачи сухопутной войны в Йемене наглядно это демонстрируют. А наметившееся было «сближение» КСА и Израиля создает многочисленные трудности как внутри-, так и внешнеполитического плана. Кроме того, Эр-Рияд начал курс на налаживание отношений с официальным правительством Сирии ^[37]. Так, в июне 2021 г. в СМИ появилась информация, что КСА близко к достижению соглашения о дипломатической нормализации с правительством президента Башара Асада, поскольку Эр-Рияд стремится сыграть ведущую роль в уменьшении иранского присутствия в Сирии ^[38]. Вовлечение Саудовской Аравии в многосторонний диалог Москвы, Тегерана и Анкары может значительно изменить расклад сил в регионе.

Говоря об Израиле, необходимо в первую очередь отметить, что данное государство находится в центре столкновений интересов всех ближневосточных акторов. Продолжающийся более 70 лет арабо-израильский конфликт регулярно создает все новые камни преткновения, препятствующие мирному урегулированию. Россия считает возможным решение палестино-израильского конфликта только при помощи норм международного права на основе резолюций Совета Безопасности ООН № 242 ^[39], № 338 ^[40], № 1397 ^[41], № 1515 ^[42], Арабской мирной инициативы 2002 г. и «дорожной карты» 2003 г. Приверженность этим документам позволяет Москве поддерживать стабильные отношения со многими странами Ближнего Востока, но осложняет сотрудничество с Израилем.

Тель-Авив является скорее противником, чем сторонником ИАБ. Помимо территориального аспекта палестино-израильского конфликта камнем преткновения в отношениях между Израилем и государствами Ближнего Востока является статус и контроль над Иерусалимом и мечетью Аль-Акса, которая является третьей по значимости святыней исламского мира. В частности, президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган на протяжении многих лет заявлял, что истинной целью Тель-Авива является выдворение мусульман из мечети Аль-Акса ^[43]. В 2020-2021 гг. со стороны Анкары звучало много заявлений о необходимости мобилизации уммы с целью противостояния попытке Израиля аннексировать г. Иерусалим и расположенные в нем святые места ^{[44] [45]}.

Однако произошедшая после парламентских выборов 2021 г. смена премьер-министра и его кабинета, как показали заявления и действия израильского руководства в июне-июле 2021 г., оставляют России возможности по нормализации отношений между Израилем и государствами Ближнего Востока, в том числе и в рамках транспарентного диалога Тель-Авива с другими участниками ИАБ, которые на протяжении многих лет были его региональными соперниками.

Так, 12 июля 2021 г. президент Эрдоган провел первые переговоры с израильским коллегой Ицхаком Герцогом, отметив, что развитию отношений между Анкарой и Тель-Авивом будут способствовать позитивные шаги в рамках урегулирования палестино-израильского конфликта на основе резолюций ООН ^[46]. Таким образом, Россия может ожидать в ближайшем будущем, при условии отсутствия серьезных внутренних потрясений в самом Израиле, постепенного сближения Тель-Авива с Турцией как участником ближневосточной ИАБ. Это в свою очередь открывает возможности для постепенного мягкого вовлечения Израиля в функционирование российской ИАБ на Ближнем Востоке в целом.

Что касается направления Израиль-Иран, то сохраняется военно-политический конфликт между двумя государствами, усугубляемый фактическим отказом сторон от диалога ^[47]. Администрация Д. Байдена намного меньше (в сравнении с администрацией Д. Трампа) нацелена на поддержание доверительных отношений с Израилем, а скорее стремится к возврату к СВПД, что расходится с текущей политикой Тель-Авива. При этом основным камнем преткновения являются ядерные технологии, которые будут доступны Тегерану в соответствии с СВПД. В этой связи Израиль стремится подтолкнуть США к более решительным, пусть даже военным действиям против Ирана ^[48]. При этом противостояние Тегерана и Тель-Авива усугубляется с одной стороны активно ведущейся пропагандистской, психологической борьбой Ирана с Израилем, а с другой – антииранской линией Израиля, которая заключается как в политических заявлениях, так и в конкретных спецоперациях против Тегерана (диверсии на ядерных объектах, ликвидация иранских физиков-ядерщиков, противостояние проиранской группировке Хизбалла в Ливане, воздушные удары по военным объектам Ирана на территории Сирии и пр.) ^[49].

При этом, несмотря на изменение политики Вашингтона в отношении Тегерана (в том числе по вопросу СВПД) США не способны оказать реального влияния даже на минимальное смягчение ирано-израильских отношений в ближайшей и среднесрочной перспективе из чего следует продолжение Тель-Авивом активного противодействия Ирану ^[50]. Россия, имеющая давние деловые отношения с обеими сторонами, со своей стороны делает всё возможное, чтобы не допустить прогнозируемой многими аналитиками войны между Ираном и Израилем ^[51].

Таким образом, по состоянию в условиях описанных выше политических реалий, потенциальное участие Саудовской Аравии в созданной на Ближнем Востоке инклюзивной архитектуре безопасности более вероятно, чем вовлечение в этот процесс Израиля.

***

Подводя итог, следует отметить, что Россия, Турция и Иран, сведенные воедино в структуре ИАБ, достигли ряда компромиссных решений по актуальным и стратегическим вопросам сирийской повестки, защищая свои национальные интересы на Ближнем Востоке и активно противостоя агрессивной политике США. Вашингтон со своей стороны стремится максимально подорвать авторитет и позиции Москвы в мире и в регионе. Россия закрепляет свою позицию мировой державы, Турция и Иран — кроссрегиональных держав. Совместная работа Астанинской тройки, уничтожение террористов Исламского государства, Джабхат ан-Нусры и Джейш аль-Ислама (организации запрещены на территории РФ), успех в создании зон деэскалации, а также прогресс, последовавший за Конгрессом сирийского национального диалога в Сочи — являются основными элементами, укрепляющими прочность и подтверждающими эффективность ближневосточного «триумвирата» инклюзивной архитектуры безопасности.

В то же время ИАБ потенциально имеет возможности для расширения и вовлечения новых акторов (Саудовской Аравии и Израиля) в мирное урегулирование сирийского кризиса. Этому может способствовать некоторое снижение интенсивности противостояния России и Запада в Сирии, а также укрепление позиций президента страны Башара Асада ^[52]. Однако процессу вовлечения новых акторов мешают существующие на данный момент противоречия в зоне сирийского конфликта. В силу давних противоречий между Эр-Риядом и Тегераном, а также между Тель-Авивом и Тегераном, в настоящий момент и Саудовская Аравия, и Израиль формируют стратегические планы по выдворению Ирана из сферы своих интересов на Ближнем Востоке. При этом отношения Эр-Рияда с Москвой отличаются стабильностью и нацеленностью на политический диалог и поиск совместных решений по вопросам, затрагивающим сферы интересов обоих государств. В то же время, российско-израильские противоречия выходят за рамки собственно двусторонних отношений и осложняются за счет столкновения интересов в треугольнике Израиль-Иран-США. Однако, исходя из ранее сделанных заявлений нового премьер-министра Израиля, Москва и Тель-Авив могут в будущем найти решение большей части конфликтных ситуаций.

В идеальном варианте вовлечение Саудовской Аравии и Израиля позволило бы частично урегулировать имеющиеся конфликтные отношения по линиям Турция — Саудовская Аравия и Израиль — Иран. Поиск компромиссов между странами участницами подобной системы позволил бы обеспечить на долгосрочную перспективу период мира и стабильности на территории Ближнего Востока, поскольку свел бы на одной диалоговой военно-политической платформе государства, имеющие исторические, идеологические и геополитические претензии друг к другу, а также активно борющиеся в настоящий момент в информационном пространстве.

Ближневосточная инклюзивная архитектура безопасности продолжает эволюционировать, совершенствоваться и подстраиваться под меняющуюся обстановку. Применение дипломатического инструментария позволит со временем вовлечь в политическое урегулирование новых кроссрегиональных акторов. В этой связи функционирование под эгидой России инклюзивной архитектуры безопасности в перспективе может стать одним из столпов обеспечения безопасности в регионе, привести к снижению интенсивности конфликтов и создать новый эффективный долгосрочный формат сотрудничества в сфере поддержания мира и стабильности на Ближнем Востоке.