Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Genesis: исторические исследования
Правильная ссылка на статью:

Основные принципы реализации религиозной политики КНР в период с XVI по XVIII Всекитайский Съезд КПК

Помелова Юлия Павловна

кандидат исторических наук

старший преподаватель кафедры истории и теории международных отношений, Институт международных отношений и мировой истории, Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского

603005, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, ул. Ульянова, 2, оф. 325

Pomelova Yulia

PhD in History

Educator, the department of History and Theory of International Relations, Institute of International Relations and World History, National Research Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod

603005, Russia, Nizhny Novgorod region, Nizhny Novgorod, Ulyanova str., 2, office 325

sup.nn@mail.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2409-868X.2022.7.36108

EDN:

CGLZOA

Дата направления статьи в редакцию:

15-07-2021


Дата публикации:

03-08-2022


Аннотация: Предметом исследования является религиозная политика, проводившаяся Коммунистической партией Китая в период с XVI по XVIII Всекитайский Съезд КПК (2002-2012 гг.). В период правления «четвертого поколения» партийно-государственных руководителей, подход к решению внутренних проблем КНР стал более комплексным, вопрос регламентации религиозной деятельности получил особое внимание в рамках определения дальнейшего социального развития КНР. Ключевая роль в работе отведена рассмотрению основных тенденций религиозной политики: задачи религиозной политики, правовое регулирование, партийно-государственные органы контроля, связь религиозной политики с концепцией «гармоничного общества», роль конфуцианства. Особое внимание уделяется анализу модели тройного «религиозного рынка», условно подразделяющей религиозную практику в КНР на легальную, нелегальную и «теневую» категории. Новизна исследования заключается в рассмотрении религиозной политики как управленческого процесса, обладающего системными свойствами. На основе источников были прослежены основные изменения в реализации религиозной политики, произошедшие в период «четвертого поколения» партийно-государственных руководителей. В основу работы положен метод системного анализа, позволивший анализировать принципы построения и работы политической системы КНР в целом и изучать особенности всех компонентов системы, их взаимозависимости и внутренние закономерности развития. Обосновывается положение о том, что религиозная политика заключалась во всестороннем детальном регулировании религиозной сферы общественной жизни. Прагматичными целями политики были разделение между легальной и нелегальной религиозной деятельностью, контроль над патриотическими религиозными ассоциациями и, что немаловажно, приведение общества к состоянию «гармонии», акцентирование неоконфуцианских принципов в идентичности китайской нации.


Ключевые слова:

Китайская Народная Республика, история КНР, религии Китая, религиозная политика, конфуцианство, гармоничное общество, традиционная культура, патриотические ассоциации, свобода вероисповедания, регулирования религиозной сферы

Abstract: The subject of the study is the religious policy pursued by the Communist Party of China in the period from the XVI to the XVIII National Congress of the CPC (2002-2012). During the reign of the "fourth generation" of party and state leaders, the approach to solving internal problems of the People's Republic of China has become more complex, the issue of regulating religious activities has received special attention in determining the further social development of the People's Republic of China. The key role in the work is assigned to the consideration of the main trends of religious policy: the tasks of religious policy, legal regulation, party-state control bodies, the relationship of religious policy with the concept of a "harmonious society", the role of Confucianism. Particular attention is paid to the analysis of the triple "religious market" model, which conditionally divides religious practice in China into legal, illegal and "shadow" categories. The novelty of the research lies in the consideration of religious policy as a management process with systemic properties. Based on the sources, the main changes in the implementation of religious policy that occurred during the "fourth generation" of party and state leaders were traced. The work is based on the method of system analysis, which allowed analyzing the principles of the construction and operation of the political system of the People's Republic of China as a whole and studying the features of all components of the system, their interdependence and internal patterns of development. The article substantiates the position that religious policy consisted in a comprehensive detailed regulation of the religious sphere of public life. The pragmatic goals of the policy were the separation between legal and illegal religious activities, control over patriotic religious associations and, importantly, bringing society to a state of "harmony", emphasizing neo-Confucian principles in the identity of the Chinese nation.


Keywords:

People's Republic of China, history of the PRC, religions of China, religious policy, Confucianism, a harmonious society, traditional culture, patriotic associations, freedom of religion, regulation of the religious sphere

Положение Китая влияет на развитие глобального мирового сообщества и интересна для других стран. Понимание социокультурных процессов, произошедших в Китае, важно не только для политической жизни внутри данной страны, но и для стран, граничащих с КНР и поддерживающих международные контакты с Китаем. Тем более, динамично развивающийся во всех сферах Китай претендует на более значимое место в мировом сообществе. Принцип внешней политики Дэн Сяопина «скрывать возможности и держаться в тени» перестал быть актуальным для мощного в экономической, политической и военной сферах Китая. Ему на смену пришла концепция «сообщества единой судьбы человечества», знаменующая проведение многовекторной и активной внешней политики, которая была выдвинута в 2011 г. Си Цзиньпином [1] и развита в последующих его выступлениях.

За семидесятилетнюю историю государственной политики КПК, во главе партийно-государственного аппарата сменилось пять поколений руководителей, ассоциируемых с периодами лидерства Мао Цзэдуна, Дэн Сяопина, Цзян Цзэминя, Ху Цзиньтао и Си Цзиньпина. Последовательный экономический рост и успешное прохождение кризиса 2008 г. закрепили за Китаем роль одной из главных мировых держав и упрочили чувство национального уважения и значимости. Начиная с XVI Всекитайского съезда Коммунистической партии Китая и прихода к власти «четвертого поколения» партийно-государственных руководителей среди целей и задач модернизации стали чаще появляться социально-культурные приоритеты, подход к решению внутренних проблем КНР стал более комплексным. Внимание к социальным и культурным вопросам было вызвано как несомненными экономическими успехами КНР, так и чрезвычайными событиями, таким как, например, эпидемия атипичной пневмонии в 2003 г. и землетрясение в г. Вэньчуань провинции Сычуань, показавшими уязвимость социальной системы КНР и возможность привлечения религиозных институтов к решению социальных вопросов.

После XVI съезда КПК потребовалось сформулировать более определенные характеристики будущего социального развития КНР. Впервые концепция «гармоничного общества» упоминается в сентябре 2004 г. в решениях IV пленума ЦК КПК XVI созыва [2]. Концепция «гармоничного общества» и пути создания «гармоничной культуры» подробно были описаны в 2006 г. в Постановлении ЦК КПК по наиболее важным вопросам создания гармоничного социалистического общества. Согласно данному документу, гармоничное социалистическое общество – это «общество, полное жизненных сил и энергии, и в то же время общество сплочения и согласия» [3, c. 29]. Особый акцент в документе сделан на формирование социальной гармонии, ей отведена роль «существенного атрибута социализма с китайской спецификой, важная гарантия богатства и могущества страны, возрождения нации и счастья народа» [3, c. 1]. Концепция «гармоничного общества» направлена на формирование единства «многонационального китайского народа», гармоничными должны стать отношения между различными социальными слоями, включая и межрелигиозные отношения. Концепция «гармоничного общества» продолжает политику, проводившуюся руководителями «второго» и «третьего» поколения, в частности, в сохранении главной роли модернизации и развития.

Во время председательства Ху Цзиньтао регламентации подверглись все общественные отношения, связанные с вопросами вероисповедания. Самым значимым документом рассматриваемого периода является Положение «О религиозной деятельности» 2005 г., принятое Госсоветом КНР. Новая редакция положения была принята в 2017 г. «Положение» определяет основные условия функционирования религиозных общин: от регистрации до организации массовых мероприятий и строительства новых объектов религиозного назначения [4]. Более того, законодательные акты были выпущены на всех территориально-административных уровнях, что подчеркивает особое значение, придаваемое религиозной сфере в рассматриваемый период. Например, к центральному уровню относится Положение «О религиозной деятельности» принятое Государственным Советом в 2005 г. и комплексно регламентирующее деятельность религиозных общин, к провинциальному – «Меры по исполнению Положения 2005 г. «О религиозной деятельности» в Тибетском Автономном Районе от 2007 г.», к окружному – «Временные меры по управлению тибетским буддизмом в уезде Аба».

Естественно, практическая задача управления религиозными институтами в Китае не являлась новаторской и фиксируется чуть ли не от эпохи Хань. Необходимость регулирования религиозных вопросов в течение рассматриваемого периода вызвана, в том числе, постепенным развитием религиозных общин в период после культурной революции и отказом партийного руководства от убеждения, что религия не является необходимой и на определенном этапе общественного развития народные массы «будут свергать идолов своими руками» [5] без непосредственного участия КПК.

Задачи проведения религиозной политики рассматриваемого этапа весьма очевидны как в среднесрочной, так и в долгосрочной перспективах. В первую очередь, в государственные внутриполитические интересы входило поддержание стабильности в регионах с большой долей проживающих национальных меньшинств, предотвращение оппозиционных настроений среди граждан КНР. В долгосрочной перспективе, в случае успешной реализации религиозной политики, «нормальная» религиозная деятельность, осуществляемая через патриотические ассоциации, способствует повышению управляемости и консолидации «многонационального китайского народа».

Однако, всеобъемлющее регулирование религии приводит не к её упрощению, но к созданию всё более диверсифицированной и сложной для управления религиозной системы. Религиозную систему КНР можно условно разделить на следующие категории, развив модель тройного «религиозного рынка» в Китае, предложенную профессором университета Пёрдью Янь Фенганом [6].

Первая категория включает в себя пять признанных государством организованных религиозных объединений. Китайское правительство признает официально пять религий: католицизм, протестантизм, ислам, буддизм и даосизм. Последователикаждой из пяти религий вступают в официальную патриотическую религиозную ассоциацию, которая является их официальным представителем в государственном аппарате. Согласно документу №19 ЦК КПК от 1982 г. ст.7, одними из основных задач патриотических религиозных ассоциаций являются «помощь широким массам верующих и религиозным деятелям в постоянном повышении их патриотического и социалистического сознания,…(а также) быть связующим звеном для партийной и правительственной работы по привлечению, объединению и просвещению людей в религиозных кругах» [7].

В период с XVI по XVIII Всекитайский Съезд Коммунистической партии Китая (КПК) патриотические ассоциации находились под идеологическим и административным контролем Государственного управления по делам религий КНР, регулировавшего осуществление религиозной политики на всех административно-территориальных уровнях. Управление, в свою очередь, подчинялось Рабочему отделу Единого Фронда ЦК КПК, также имевшего свои региональные отделения. Государственное управление по делам религий было распущено в 2018 г., передав все религиозные вопросы под управление Рабочего отдела Единого Фронта ЦК КПК, который теперь является главным связующим звеном между руководством КПК и религиозными группами, а также национальными меньшинствами в Китае.

Конечно, в восприятии китайской власти свобода вероисповедания не тождественна праву исповедовать и практиковать любую религию или осуществлять любую религиозную деятельность. Для граждан КНР свобода вероисповедания – это осуществление «нормальной» религиозной деятельности в рамках закона, то есть добровольное участие граждан в деятельности религиозной общины, организованной под контролем официальных религиозных ассоциаций. Нормальная религиозная деятельность и убеждения в КНР защищены законом. Согласно Конституции КНР от 1982 г., «государство охраняет нормальное отправление религиозной деятельности» [8]. Однако значение «нормального отправления религиозной деятельности» остается неопределенным и может иметь достаточно широкое толкование.

Государство щедро спонсирует патриотические ассоциации и их религиозные общины, но при этом регулирует все возможные сферы их деятельности, а также обязывает их способствовать поддержке существующего политического строя среди верующих и не взаимодействовать с представителями зарубежных стран.

Во вторую категорию мы отнесли запрещённые государством организованные религиозные группы. Самый известный пример, конечно, организация «Фалуньгун», кампания против которой создала правовую основу для ограничения деятельности «обществ еретических учений». Например, «Информационное сообщение Министерства общественной безопасности №39 о различных вопросах, касающиеся выявления и запрещения культовых организаций» определило характеристики «общества еретического учения»: а. создание незаконный организации с целью религиозной практики, цигун практики; б. обожествление лидеров; в. создание и распространение суеверий и еретических убеждений; г. использование различных средств для создания и распространения суеверий и еретических убеждений с целью вербовки и контроля членов организации посредством обмана и зарождения сомнений; д. нарушение общественного порядка, наносящее ущерб жизни и собственности граждан» [9, c. 22-23]. В уголовном кодексе КНР также прописаны виды наказаний за осуществление деятельности «организации сектантского и еретического характера» [10].

Третья категория, в отличии от крайних позиций легальности и нелегальности, представляет собой серую, теневую область религиозного регулирования. К данной категории относятся религиозная деятельность и религиозные организации с неопределенным правовым статусом. В первую очередь, народные верования, такие как почитание предков, вера в духов, следование фэншуй. Такие религиозные убеждения не поддаются регулированию из-за максимально широкой распространённости и отсутствия системы управления. К серой области также относится незаконная деятельность приверженцев легальных религиозных групп, например, христиане, являющиеся прихожанами подпольных «домашних» церквей.

В системе выстроенной иерархической вертикали власти (патриотические ассоциации – Управление по делам религий – Рабочий отдел Единого Фронта), не признанные официально религиозные объединения (даже такие общепризнанные мировые религии как иудаизм и православие) не попадают под юрисдикцию Рабочего отдела Единого Фронта. Регулирование религиозной деятельности, происходящей за пределами пяти патриотических ассоциаций, в том числе и «народной религии», часто зависит от действий местных чиновников. Более того, «даже в рамках пяти официально признанных религий большая часть роста происходит за пределами контролируемых КПК патриотических ассоциаций и, следовательно, не находится под юрисдикцией Бюро по делам религий КНР. Например, «обширная «подпольная» католическая церковь примерно в три раза больше, чем официально признанная Китайская патриотическая католическая ассоциация» [11, c. 61]. Но чем больше обширной становится «теневая область», тем сложнее её регулировать.

Соответственно, если общественные движения выпадают из-под контроля одного государственного органа, контроль осуществляется другими методами и другими организациями. Министерство общественной безопасности КНР осуществляет наблюдение и обеспечивают выполнение законов непризнанными религиозными движениями, в частности, «организациями еретических учений». Также под их юрисдикцию попадают религиозные движения, официально признанные или нет, несущие угрозу государственной безопасности.

Таким образом, государство закрепило за собой прерогативу определения «нормальной» и деструктивной религиозной деятельности, искоренения «феодальных суеверий» и «еретических учений». Китайское общество за достаточно короткий срок перешло от запрета любой религиозной практики к разрешению определенных религий, что не может не вызывать противоречий между провозглашенной в Конституции КНР свободой вероисповедания и подавления некоторых религиозных групп. Конечно, для граждан КНР свобода вероисповедания не подразумевает возможность стать последователем любого вероучения и осуществлять любую религиозную практику. Выбор ограничен «нормальной» религиозной деятельностью в рамках патриотических религиозных ассоциаций. Для партийно-государственной власти свобода вероисповедания предполагает широкий выбор инструментов религиозной политики для контроля над данной сферой общественной жизни.

В том числе, в течение рассматриваемого периода, КПК поддерживало этико-философское учение Конфуция как инструмент сохранения социальной стабильности, иерархии, консенсуса, уважения к власти и противопоставления китайской культуры западной системе ценностей и обычаев. Принципы конфуцианства использовались для обеспечения необходимой легитимации политического режима. В целом, для политической культуры КНР характерно понимание государства как наибольшей ценности. Конфуцианская идея восприятия государства как большой семьи прослеживается в современном патерналистском характере власти. Конфуцианский ренессанс имел глубокую социально-политическую обусловленность, при этом, апология конфуцианства в КНР 2000-2010-х годов находилась – и до сих пор находится – под мощной идейной и институциональной марксистско-ленинской эгидой КПК. В рассматриваемый период, конфуцианство намеренно, впрочем, не официально, было возведено в ранг государственной религии, которая претендует на репрезентацию всего Китая во внешнем мире, равно как и наиболее узнаваемо там.

Таким образом, религиозные процессы КНР подвергаются регулированию на трёх уровнях: разделение между «легальной» религиозной деятельностью и деятельностью «обществ еретических учений»; реформирование признанных религиозных объединений, ограничения в деятельности, контроль через национальные ассоциации; и третий уровень – создание приемлемой для государства национальной идентичности, включающей религиозный компонент, сконструированный из существующей традиционной культуры, сплав неоконфуцианства и популярных элементов «народной религии».

Политический курс в отношении религии остается неизменным, будучи сформированным исходя из опасности, которую китайское руководство видит не только в деструктивных культах, но в и приверженцах тибетского буддизма, в уйгурских мусульманах, «подпольных» католиках или протестантских «домашних церквях». По сути, любой верующий в КНР не внушает доверия властям. Поклонение иному божеству – есть ущемление гегемонии партийно-государственной власти. Подобное отношение объясняется не только историческими условиями проникновения христианства в Китай или марксисткой идеологией, но и недостаточной информированностью чиновников, работающих в религиозной сфере. Все чиновники, работающие в Государственном управлении по делам религий Госсовета КНР, являются членами КПК, а значит, атеистами.

Подводя итоги, следует обратить внимание на то, что прагматичная религиозная политика, реализуемая в период между XVI и XVII съездами, во многом состояла из установления всестороннего контроля над религиозной сферой общественной жизни. Преимущественный выбор методов жесткого регулирования среди всех прочих методов управления религиями, говорит нам о недоверии к религии, как к инструменту дестабилизирующих сил, враждебных и коммунистической идеологии, и китайскому национальному государству. Сочетание этого недоверия с желанием использовать религиозный фактор при создании «гармоничного общества» обуславливает существование множества нерешенных проблем политико-религиозного характера.

Библиография
1. Белая книга «Мирное развитие Китая» // Официальный сайт Правительства Китая. 2011. URL: http://by.china-embassy.org/rus/zt/zfbps/t868717.htm (дата обращения: 14.07.2021)
2. В материалах 4-го пленума ЦК КПК многое заслуживает внимания // Ляован. 2004. 24 сент. URL: http://kz.china-embassy.org/rus/ztbd/sizhongquanhui/t160902.htm (дата обращения: 14.07.2021)
3. Постановление ЦК КПК по наиболее важным вопросам создания гармоничного социалистического общества // VI пленум ЦК КПК XVI созыва. 2006. 11 окт. URL: http://ebook.theorychina.org/ebook/upload/9c2104d1-e842-467d-b276-f7dc6f8ca293/ (дата обращения: 14.07.2021)
4. Decree of the State Council of the People’s Republic of China No.426 “Regulations on Religious Affairs” // 57th Executive Meeting of the State Council. 2005. URL: https://www.globaleast.org/wp-content/uploads/2020/02/Regulations_on_Religious_Affairs_no426.pdf (дата обращения: 14.07.2021)
5. MacInnis D. E. Religious Policy and Practice in Communist China: A Documentary History. L.: Hodder & Stoughton. 1972. 13 p. URL: https://biblicalstudies.org.uk/pdf/rcl/01-2_09.pdf (дата обращения: 14.07.2021)
6. Yang F. The red, black, and grey markets of religion in China // The Sociological quarterly. 2006. No. 47. Pp. 93-122. doi: 10.1111/j.1533-8525.2006.00039.x
7. Document No. 19: The Basic Viewpoint and Policy on the Religious Question during Our Country's Socialist Period // Central Committee of the Chinese Communist Party. 1982. URL: https://www.globaleast.org/wp-content/uploads/2020/02/Document_no._19_1982.pdf (дата обращения: 14.07.2021).
8. Конституция КНР: офиц. текст. 1982. URL: http://chinalawinfo.ru/constitutional_law/constitution (дата обращения: 14.07.2021).
9. Doc. no. 39 by the Ministry of public security of the People’s Republic China “Notice on various issues regarding identifying and banning of cultic organizations” // Chinese law and government. 2003. Vol. 36. No. 2. Pp. 22-38. doi: 10.2753/CLG0009-4609360222.
10. Criminal law of the People's Republic of China // National People's Congress. 1997. URL: https://www.oecd.org/site/adboecdanti-corruptioninitiative/46814270.pdf (дата обращения: 14.07.2021).
11. Madsen R. The upsurge of religion in China // Journal of Democracy. 2010. Vol. 21. No. 4. Pp. 58-71. URL: https://www.journalofdemocracy.org/wp-content/uploads/2012/01/Madsen-21-4.pdf (дата обращения: 14.07.2021).
References
1. Belaya kniga «Mirnoe razvitie Kitaya» // Ofitsial'nyi sait Pravitel'stva Kitaya. 2011. URL: http://by.china-embassy.org/rus/zt/zfbps/t868717.htm (data obrashcheniya: 14.07.2021)
2. V materialakh 4-go plenuma TsK KPK mnogoe zasluzhivaet vnimaniya // Lyaovan. 2004. 24 sent. URL: http://kz.china-embassy.org/rus/ztbd/sizhongquanhui/t160902.htm (data obrashcheniya: 14.07.2021)
3. Postanovlenie TsK KPK po naibolee vazhnym voprosam sozdaniya garmonichnogo sotsialisticheskogo obshchestva // VI plenum TsK KPK XVI sozyva. 2006. 11 okt. URL: http://ebook.theorychina.org/ebook/upload/9c2104d1-e842-467d-b276-f7dc6f8ca293/ (data obrashcheniya: 14.07.2021)
4. Decree of the State Council of the People’s Republic of China No.426 “Regulations on Religious Affairs” // 57th Executive Meeting of the State Council. 2005. URL: https://www.globaleast.org/wp-content/uploads/2020/02/Regulations_on_Religious_Affairs_no426.pdf (data obrashcheniya: 14.07.2021)
5. MacInnis D. E. Religious Policy and Practice in Communist China: A Documentary History. L.: Hodder & Stoughton. 1972. 13 p. URL: https://biblicalstudies.org.uk/pdf/rcl/01-2_09.pdf (data obrashcheniya: 14.07.2021)
6. Yang F. The red, black, and grey markets of religion in China // The Sociological quarterly. 2006. No. 47. Pp. 93-122. doi: 10.1111/j.1533-8525.2006.00039.x
7. Document No. 19: The Basic Viewpoint and Policy on the Religious Question during Our Country's Socialist Period // Central Committee of the Chinese Communist Party. 1982. URL: https://www.globaleast.org/wp-content/uploads/2020/02/Document_no._19_1982.pdf (data obrashcheniya: 14.07.2021).
8. Konstitutsiya KNR: ofits. tekst. 1982. URL: http://chinalawinfo.ru/constitutional_law/constitution (data obrashcheniya: 14.07.2021).
9. Doc. no. 39 by the Ministry of public security of the People’s Republic China “Notice on various issues regarding identifying and banning of cultic organizations” // Chinese law and government. 2003. Vol. 36. No. 2. Pp. 22-38. doi: 10.2753/CLG0009-4609360222.
10. Criminal law of the People's Republic of China // National People's Congress. 1997. URL: https://www.oecd.org/site/adboecdanti-corruptioninitiative/46814270.pdf (data obrashcheniya: 14.07.2021).
11. Madsen R. The upsurge of religion in China // Journal of Democracy. 2010. Vol. 21. No. 4. Pp. 58-71. URL: https://www.journalofdemocracy.org/wp-content/uploads/2012/01/Madsen-21-4.pdf (data obrashcheniya: 14.07.2021).

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

«Восток есть Восток, а Запад есть Запад», эти строчки Редьярда Киплинга иллюстрируют не только противоположность двух историко-культурных обществ, но и вместе с тем взаимный интерес. Чего стоят только два азиатских гиганта - Китай и Индия, которые на наших глазах превратились не только в политических, но и экономических лидеров. На сегодняшний день Китай, например, все чаще претендует на роль мирового гегемона, отходя от практики изоляции, характерной не только для средневекового периода, но и для Нового времени. В этой связи вызывает интерес изучение различных аспектов социальной жизни современного китайского общества, что позволяет прогнозировать возможные изменения в жизни Поднебесной.
Указанные обстоятельства определяют актуальность представленной на рецензирование статьи, предметом которой являются религиозная политика КНР в начале XXI в. Автор ставит своими задачами проанализировать преемственность в управлении религиозными институтами китайскими властями, показать религиозную систему современной КНР, а также принципы регулирования религиозной жизни страны.
Работа основана на принципах историзма, анализа и синтеза, достоверности, методологической базой исследования выступает системный подход, в основе которого находится рассмотрение объекта как целостного комплекса взаимосвязанных элементов.
Научная новизна статьи заключается в самой постановке темы: автор стремится охарактеризовать основные принципы реализации религиозной политики КНР в начале XXI в.
Рассматривая библиографический список статьи, как позитивный момент следует отметить привлечение зарубежных англоязычных материалов. Из привлекаемых автором источников укажем на нормативно-правовые документы, официальные сайты органов государственной власти КНР. Вместе с тем следует отметить, что вне авторского поля зрения оказался целый ряд работ: Е.А. Нагуслаевой («Религиозная политика в современном Китае», Вестник Бурятского государственного университета, 2018, номер 3), Л.А. Афониной («Китайская модель регулирования религиозной деятельности», Общество и государство в Китае, 2016, номер 1), Д.И. Петровского и Ю.А. Хатченкова («Политика китайского руководства в религиозной сфере и отношения с Ватиканом», Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, 2017, номер 2) и т.д. А ведь библиография обладает важностью как с научной, так и с просветительской точки зрения: после прочтения текста читатели могут обратиться к другим материалам по ее теме. Таким образом на наш взгляд, библиография статьи нуждается в дополнении.
Стиль написания статьи можно отнести к научному, вместе с тем доступному для понимания не только специалистам, но и широкой читательской аудитории, всем, кто интересуется как современным Китаем, в целом, так и его религиозной жизнью, в частности. Аппеляция к оппонентам представлена на уровне собранной информации, полученной автором в ходе работы над темой статьи.
Структура работы отличается определённой логичностью и последовательностью, в ней можно выделить введение, основную часть, заключение. В начале автор определяет актуальность темы, показывает, что «в восприятии китайской власти свобода вероисповедания не тождественна праву исповедовать и практиковать любую религию или осуществлять любую религиозную деятельность». Как отмечается в рецензируемой статье, «для граждан КНР свобода вероисповедания – это осуществление «нормальной» религиозной деятельности в рамках закона, то есть добровольное участие граждан в деятельности религиозной общины, организованной под контролем официальных религиозных ассоциаций». Автор обращает внимание на то, что в настоящее время «религиозные процессы КНР подвергаются регулированию на трёх уровнях: разделение между «легальной» религиозной деятельностью и деятельностью «обществ еретических учений»; реформирование признанных религиозных объединений, ограничения в деятельности, контроль через национальные ассоциации; и третий уровень – создание приемлемой для государства национальной идентичности, включающей религиозный компонент, сконструированный из существующей традиционной культуры, сплав неоконфуцианства и популярных элементов «народной религии».
Главным выводом статьи является то, что «прагматичная религиозная политика, реализуемая в период между XVI и XVII съездами, во многом состояла из установления всестороннего контроля над религиозной сферой общественной жизни», что говорит о недоверии к религиозным институтам.
Представленная на рецензирование статья посвящена актуальной теме, вызовет читательский интерес, а ее материалы могут быть использованы как учебных курсах, так и в рамках формирования стратегий российско-китайских отношений.
В то же время к статье есть замечания:
1) Необходимо расширить библиографию статьи и дать ее краткий анализ. Автор оставляет в стороне работы российских авторов по рассматриваемой теме.
2) В название статьи следует включить хронологические рамки, то есть конкретные даты.
3) Читателям было бы интресно узнать авторское мнение по возможной эволюции китайской религиозной политики.
После исправления указанных замечаний статья может быть рекомендована для публикации в журнале «Genesis: исторические исследования».