Советско-японский договор 13 апреля 1941 г.: реакция Китая

Ян Итин аспирант, кафедра Отечественной истории XX – XXI вв., Московский Государственный Университет им. М. В. Ломоносова 119991, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Ломоносовский Проспект, 27/4 Yang Yiting Postgraduate student, the department of Russian History of the XX – XXI centuries, M. V. Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Lomonosovskii Prospekt, 27/4 jan.itmsu311@yandex.ru

Постановка проблемы

Советско-японский Пакт о нейтралитете 13 апреля 1941 г. – один из важнейших международных договоров в годы войны, который не только оказал значительное влияние на развитие международных отношений своего времени, но и послужил источником разногласий в исторических взглядах в наши дни между Россией, Японией, а также Китаем. Япония продолжает обвинять СССР в том, что в августе 1945 г. он «нарушил» нейтралитет и «неправомерно» вступил в войну против Японии, а в Китае, якобы, забыли о советской помощи 1937-1941 гг. в борьбе против японских захватчиков из-за сохранения памяти о «предательстве» СССР 13 апреля 1941 г. Учитывая то, что международные отношения на Дальнем Востоке и по сей день в определенной степени не преодолели негативные последствия Второй мировой войны, исследование данной темы представляет актуальность.

Степень изученности проблемы. В современной российской историографии, посвященной исследованию советско-японских отношений в период Второй мировой войны, существует значительные пробелы. Например, тема Советско-японского Пакта о нейтралитете 13 апреля 1941 г. – история его заключения, соблюдения и аннулирования уже широко освящена в трудах таких известных историков-международников, как Б.Н. Славинского ^[16], А.А. Кошкина ^[10] и К.Е. Черевко ^[23] и д., и также в работах исследователей нового поколения В.Э Молодякова ^[15], В.В. Кузьминкова ^[11] и т.д. Однако о реакции международного сообщества на подписание этого исторического соглашения и его воздействии на формирование международного имиджа СССР речь почти вообще не идет.

В развитии советско-японских отношений особую роль сыграл Китай. Значительным прогрессом в отечественной историографии является введение в научный оборот проф. Л.Е. Гришаевой сущностного термина «Сдерживающий фактор Китая» ^{[3, с. 22; 4, с. 22; 5, с. 64; 6, с. 10]}: «Во-первых, Китай был главной сценой взаимодействия и конфликтов между Японией и СССР. Во-вторых, любые изменения в советско-японских отношений во многом зависели от Китая» ^{[3, с. 80]}. Следует отметить, что проф. Л.Е. Гришаева до сих пор также является единственным российским исследователем, обратившим внимание на негативное восприятие китайским правительством советско-японского договора 13 апреля 1941 г.

Советско-японский договор от 13 апреля 1941 г. является одной из самых обсуждаемых тем в современной историографии КНР и Тайваня. Из новейших исследований ученых КНР большой интерес вызывают труды Цао И (кт. 曹艺) ^[20] и Дэн Е (кт. 邓野) ^[8], в которых дана положительная оценка советской внешней политики данного периода. В них подчеркивается, что подписание с Японией пакта о нейтралитете послужило стабилизирующим фактором в советско-японских отношениях и не принесло Китаю никакого ущерба. А в последних работах тайваньских историков-международников, представителем которых является проф. Ци Сишэн (кт. 齐锡生) ^[21], советско-японский договор от 13 апреля 1941 г. осуждается как одностороннее предательство СССР, между тем, игнорировано важное значение советской военной и материальной поддержки для Китая в первые годы войны. Дискуссия по этой теме продолжается.

Цель данной статьи состоит в том, чтобы ответить на вопросы, которые крайне редко затрагивались в российской историографии, а именно: как Китай воспринял заключение пакта о нейтралитете между СССР и Японией? Насколько советско-японский договор 13 апреля 1941 г. затронул советско-китайские отношения? Как советско-японский компромисс повлиял на внутреннюю и внешнюю политику гоминьдановского правительства?

Состояние источниковой базы. Источниковая база работы представлена как опубликованными материалами, касающимися реакции разных политических сил Китая на советско-японский договор 13 апреля 1941 г. (в т.ч., записи совещаний и бесед, телеграммы, публичные заявления КПК и Гоминьдана, газетные передовые статьи и др.), так и источниками личного происхождения – дневниками и мемуарами свидетелей и участников ключевых вех внешней политики СССР и Китая в конце 1930-х – начале 1940-х гг. Современное осмысление этих документальных материалов позволяет рассмотреть советско-японский договор 13 апреля 1941 г., внешнюю политику СССР описываемого периода с позиции Китая – именно в этом заключается новизна данного исследования.

Реакция правительства Гоминьдана

на заключение между СССР и Японией Пакта о нейтралитете 13 апреля 1941 г.

Переговоры между СССР и Японией с целью урегулирования двухсторонних отношений начались осенью 1939 г. – в самый разгар японо-китайской войны, которая являлась важной частью Второй мировой войны. Для китайской армии, не выдержавшей атаку врага и отступавшей по всему фронту, советская военная и экономическая поддержка была значимой как никогда. Договоренности СССР и Японии вполне могли привести к ухудшению советско-китайских отношений и даже к прекращению советской помощи Китаю в антияпонской борьбе, что не могло не вызвать сильного опасения у китайского руководства.

Для генералиссимуса Чан Кайши и его соратников первым тревожным сигналом послужил доклад Наркома Иностранных дел СССР В.М. Молотова на Внеочередной 5-й сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 г., в котором Молотов полностью умолчал о советско-китайских отношениях, но, между тем, оптимистически оценил развитие отношений СССР и Японии: «За последнее время в советско-японских отношениях имеется известное улучшение... мир был полностью восстановлен на монголо-маньчжурской границе. Тем самым был сделан первый шаг к улучшению советско-японских отношений... Кроме того, выяснилась возможность приступить к переговорам по вопросам советско-японской торговли» ^{[2, с.22-23]}. Это произвело сильное впечатление на лидеров гоминьдановского правительства.

4 ноября 1939 г. Ван Шицзе (кт. 王世杰, 1891-1981) – министр пропаганды гоминьдановского правительства, фактически отвечавший за внешнюю политику Китая – записал в дневнике, что Молотов в своем докладе «ни единым словом не упомянул о Китае, только выразил желание улучшить отношения с Японией – это может привести к непредсказуемым изменениям в дальневосточной политике СССР» ^{[1, с.178]}. На беседе с советским послом А.С. Панюшкиным 8 ноября 1939 г. и в письме И.В. Сталину от 1 декабря 1939 г. Чан Кайши упоминал, что сближение СССР с Японией приведет к серьезным последствиям: международный авторитет Японии будет повышен, США и Великобритания в отношении Японии снова будут проводить политику «умиротворения», Китай будет полностью оккупирован японской армией ^{[26, с.350-355, c.356-357]}. Тем временем, всем зарубежным дипломатическим представительствам Китая было отправлено указание Чан Кайши: «Использовать все возможности следить за переговорами между Москвой и Токио, доложить вовремя и любым способом помешать достижению между ними соглашения» ^{[19, с.23]}. Таким образом, в 1939-1940 гг. сбор сведений о советско-японских переговорах стал одной из приоритетных задач китайской дипломатии.

В марте - апреле 1941 г., во время визита министра иностранных дел Японии Мацуока Есукэ (яп. 松岡洋右, 1880-1946) в Германию и Италию, в Китае появились слухи о том, что настоящая цель поездки Мацуока в Европу была «проездом» посетить Москву и подписать со Сталиным договор о ненападении ^{[22, с.229]}. С тех пор тема советско-японских отношений часто доминировала в заголовках китайских газет. 20 марта 1941 г. армейская газета «Саодан Бао» (кт. «扫荡报», ''Карательная газета'') писала: «Мацуока пытается одновременно подладиться и к Германии, и к Советскому Союзу. Вряд ли у него получится» ^{[20, с.50]}. 9 апреля 1941 г. партийная газета Гоминьдана «Чжун-ян Жибао» (кт. «中央日报», ''Центральный дневник'') писала: «СССР и Япония не подпишут никакое соглашение, т.к. между двумя странами существует куча неразрешенных вопросов, между тем, советское правительство не может не учитывать интересы Китая, с которым имеет пакт о ненападении (21 августа 1937 г.) ^{[20, с.50]}. Вовсе не странно, что 13 апреля 1941 г., после получения сообщения о подписании СССР и Японией Пакта о нейтралитете, первоначальная реакция китайского правительства, по словам военного атташе СССР В.И. Чуйкова, была «чрезвычайно нервозной», «среди правительственных и гоминьдановских деятелей царили растерянность и даже паника» ^{[27, с.36]} – к тому времени большинство китайцев питало надежду на то, что Советский Союз ничего не подпишет с Японией.

Для Китая самым неприемлемым пунктом в советско-японском договоре 13 апреля 1941 г. была статья о взаимном уважении территориальной ценности Монгольской Народной Республики и Маньчжоу-го, которая, по мнению китайцев, являлась нарушением суверенитета Китая. По решению расширенного совещания ЦК Гоминьдана, 14 апреля 1941 г. МИД Китая заявил о непризнании права иностранных правительств решать вопросы, связанные с Маньчжурией и Внешней Монголией, помимо Китая ^{[26, с.228-229]}. Резкая критика СССР также встречалась в самой читаемой китайской интеллигентной газете «Дагунбао» (кт. «大公报», ''Газета всеобщей справедливости''), которая писала 6 апреля 1941 г.: «На протяжении 20-30 лет китайская интеллигенция доверяла СССР в него политике поддержки угнетенных народов, в том числе и Китай. Теперь получается, что мы ошиблись» ^{[8, с.213]}. С тех пор антисоветское настроение начало охватывать общество Китая.

Однако, учитывая важность советской поддержки в китайской антияпонской борьбе, Чан Кайши и большая часть гоминьдановских лидеров согласились в том, что должно реагировать на советско-японский договор 13 апреля 1941 г. максимально спокойно и сдержанно. 15 апреля 1941 г. Ван Шицзе лично провел разговоры с лицами, отвечавшими за пропагандистскую, общественную и молодежную работу партии и страны, повторно подчеркивая, чтобы «нигде и ни у кого не было никаких экстремистских антисоветских высказываний» ^{[1, с.57]}. В результате, в конце апреле – мае 1941 г. под воздействием гоминьдановской пропагандистской машины во всех официальных газетах критика СССР постепенно исчезала.

Кроме того, Чан Кайши, как военный полководец, с военной точки зрения воспринял советско-японский договор 13 апреля 1941 г. как символ приближения перелома войны. На экстренном военном совещании 14 апреля 1941 г. Чан полагал, что поспешное подписание СССР и Японией пакта о нейтралитете означает одно – скоро война будет развиваться по двум линиям: первая – в Европе, между Нацистской Германией и СССР; вторая – в Юго-восточной Азии, между Японией и западными державами. Начальник генштаба генерал Сюй Юнчана (кт. 徐永昌, 1887-1959) записал в дневнике, что к данному моменту большинство участников совещания не могло согласиться со «смелыми предсказаниями» генералиссимуса ^{[18, с.82-83]}. 24 апреля 1941 г. Чан Кайши лично подготовил длинную телеграмму для всех высших командиров гоминьдановской армии, подчеркивая, что советско-японский договор 13 апреля 1941 г. является «результатом временного взаимного обмана» между СССР и Японией и не принесет Китаю никакой ущерб. Тем более, приближающееся японо-американское и советско-германское столкновение поспособствует улучшению собственного положения Китая ^{[9, с.133-140]}. В дневнике 30 апреля 1941 г. Чан записал, что его телеграмма сыграла важную роль в сохранении боевого духа армии ^{[9, с.170]}.

Таким образом, несмотря на первоначальное разочарование и даже отвращение к советско-японскому договору 13 апреля 1941 г., понимая, что СССР – партнер №1 в китайской антияпонской войне, гоминьдановское руководство предприняло существенные шаги для успокоения общественного мнения и армии. К тому же, советская сторона неоднократно уведомляла китайское правительство, что договор с Японией 13 апреля 1941 г. не затрагивает советско-китайские отношения, соответственно, СССР не собирается прекращать помощь Китаю ^{[7, с.577, 599]}. Вплоть до второй половины 1944 г. в Китае работали советские военные советники ^{[14, с.348]}, которые сыграли значительную роль в разгроме японского милитаризма и в обеспечении безопасности советского Дальнего Востока в годы Великой Отечественной войны.

КПК: интернационализм или национализм?

Весной 1941 г., когда между СССР и Японией активно шли переговоры с целью урегулирования двухсторонних отношений, в Китае усугубился внутренний раскол: в январе 1941 г. на юге провинции Аньхоя произошел крупнейший вооруженный конфликт за все время Второй мировой войны между войсками Гоминьдана и Коммунистической партии Китая (КПК), в котором погибло около 4000 коммунистов, вследствие чего межпартийный единый антияпонский фронт был расколот.

Несчастный инцидент на юге Анхоя вызвал у советского правительства решительный протест. В советско-китайских отношениях появилась «новая трещина», которая, по мнению лидера КПК Мао Цзэдуна, послужит благоприятным моментом для Японии достичь компромисса с СССР. В телеграмме от 17 марта 1941 г. Мао дальновидно предупредил о возможном скором подписании советско-японского соглашения и подчеркнул, что такое соглашение приведет только к углублению внутреннего раскола Китая ^{[12, с.319]}. Как показало дальнейшее развитие событий, он был прав.

После заключения советско-японского пакта о нейтралитете от 13 апреля 1941 г., КПК, политически подчиненная Коминтерну с момента своего основания, сразу объявила о своей поддержке данного соглашения. 15 апреля 1941 г. в партийной газете «Синьхуа Жибао» (кт. «新华日报», ''Дневник Нового Китая'') опубликовал заявление ЦК КПК, в котором отмечено важное значение советско-японского договора от 13 апреля 1941 г. для безопасности советского Дальнего Востока: «Хасанские и Халхин-гольские бои произошли на советско-монгольско-маньчжурской границе, естественно, советско-японские переговоры не могли не касаться вопросов Внешней Монголии и Маньчжоу-го. Только политические спекулянты ожидают новой советско-японской войны, из которой они смогут получить выгоды. Для СССР важно одно – чтобы Маньчжурия не стала плацдармом вторжения на советскую территорию. Уничтожение японских захватчиков в Маньчжурии - наши свои задачи в будущем. Мы искренне верим, что Советский Союз по-прежнему остается нашим союзником в священной национально-освободительной борьбе» ^{[20, с.81]}.

Заявление КПК, носившее явный характер оправдания советско-японской договоренности относительно Маньчжоу-го и Внешней Монголии, вызвало резкую критику со всех сторон. 19 апреля 1941 г. Мао получил донесение Чжоу Эньлая – зампредседателя КПК, возглавившего делегацию КПК при гоминьдановском правительстве в столице Чунцине, что заявление КПК 15 апреля 1941 г. разочаровало многих беспартийных демократов и даже левых деятелей ^{[13, с.333]}. В тот же день девять известных беспартийных общественных деятелей во имя «Ассоциации Национального спасения» опубликовали публичное письмо советскому послу А.С. Панюшкину, в котором выражено сожаление за то, что советско-японский договор 13 апреля 1941 г. являлся нарушением советской стороной советско-китайского договора о ненападении 21 августа 1937 г. и советско-китайского соглашения 31 мая 1924 г., статья 5 которого подтвердила признание китайской принадлежности Внешней Монголии ^{[8, с.216-217]}. Это письмо, по мнению гоминьдановского руководства, символизировало падение авторитета коммунистов в китайском обществе. В апреле – мае 1941 г., несмотря на то, что китайское правительство сознательно воздержалось от антисоветской пропаганды, но, по ряду прямых директив ЦК Гоминьдана острие критики было направлено против КПК – все массовые газеты атаковали КПК за «безусловное подчинение своей ''второй родине'' – Москве» «нехватку национальной совести» и т.д. ^{[20, с.140-149]}. Коммунисты как никогда оказывались в изоляции в китайском обществе.

Заключение советско-японского договора 13 апреля 1941 г. также непосредственно повиляло на антияпонскую партизанскую войну в Маньчжурии, которой руководил маньчжурский комитет КПК. По воспоминанию генерала Чжоу Баочжуна (кт. 周保中, 1902-1964) – одного из главных командиров партизанских отрядов, весной 1941 г. УНКВД по Хабаровскому Краю из опроса захваченного японского агента узнало, что японская разведка уже выяснила, что китайские партизанские войска в Маньчжурии получили поддержку прямо от Советского Союза ^{[24, с.589-590]}. Именно поэтому, чтобы не дать японцам повод обвинить СССР в нарушении советско-японского договора 13 апреля 1941 г., в апреле 1941 г. штаб советской дальневосточной армии решил временно перестать отправлять обратно в Маньчжурию китайских партизан, оставшихся в то время на советской территории за продовольствие и медицинскую помощь. 26 мая 1941 г. маньчжурский комитет КПК заявил о понимании и поддержке решения СССР ^{[25, с.379-382]}. По договоренности обеих сторон оставшиеся в СССР китайские партизаны вошли в состав РККА и стали основой сформированной в 1942 г. 88-я отдельной стрелковой бригады, которая сыграла важную роль в советской наступательной операции против Квантунской Армии в августе 1945 г.

Вне всякого сомнения, совершено различная реакция КПК, Гоминьдана и беспартийных демократов на заключение советско-японский договор 13 апреля 1941 г. усугубила внутренний раскол китайского общества. Общественное мнение было сознательно использовано гоминьдановским правительством для начала новой «пропагандистской войны» против китайских коммунистов с целью укрепить лидерство Гоминьдана в стране. Отношения между КПК и Гоминьданом обострились, и стали еще более напряженными: участились мелкомасштабные столкновения на передовой линии, что угрожало существованию единого антияпонского национального фронта, созданного в 1937 г. благодаря посредничеству СССР, и в определенной степени предрекло развязывание гражданской войны после победы над Японией 1945 г.

Заключение

Таким образом, советско-японский договор от 13 апреля 1941 г. был заключен в самый тяжелый момент японо-китайской войны как важной составной части Второй мировой войны. Для СССР, учитывая его геополитическое положение, особенно важно было избежать войны на два фронта, как в Европе, так и в Азии. Именно поэтому СССР стремился в какой-то мере обезопасить себя, и вынужден был предпринимать шаги по сдерживанию стран «Оси», в частности, нацистской Германии на европейском направлении и милитаристской Японии – на азиатском.

Особо подчеркнем, что СССР был единственным государством, оказывавшим Китаю существенную поддержку. И вполне объяснимо, что подписание советским правительством пакта о нейтралитете с Японией – агрессором и врагом, в определенном смысле явилось для Китая психологическим ударом. Позиция гоминьдановского правительства была двойственной: с одной стороны, оно воздерживалось от публичной антисоветской пропаганды; с другой стороны, недовольство китайского народа было им использовано для усиления давления на КПК, что в значительной степени подорвало образование единого антияпонского фронта.

Однако в целом, советско-китайские отношения серьезных проблем не испытали, и вплоть до последних дней войны СССР не прекращал поддержку Китая. Историю нельзя искажать и фальсифицировать. Взаимное доверие и совместные действия Советского Союза и Китая послужили ключевым фактором в разгроме японского милитаризма в 1945 г. и в Победе во Второй мировой войне.