Прием постмодернистской симулятивной игры в романе индонезийской писательницы Деви Лестари «Супернова: Кшатрия, Принцесса и Падающая Звезда» (2001)

Ершова Юлия Сергеевна старший преподаватель, кафедра филологии стран Юго-Восточной Азии, Кореи и Монголии, Институт стран Азии и Африки, Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова» 125009, Россия, г. Москва, ул. Моховая, 11, стр. 1 Ershova Iuliia Senior Educator, the department of Philology of the Countries of Southeast Asia, Korea and Mongolia, Institute of Asian and African Countries, M. V. Lomonosov Moscow State University 125009, Russia, g. Moscow, ul. Mokhovaya, 11, str. 1 juliaseptember@yandex.ru Другие публикации этого автора

Цель данной статьи – выявить элементы постмодернистской симулятивной игры в романе одной из самых известных писательниц современной Индонезии Деви Лестари «Супернова: Кшатрия, Принцесса и Падающая Звезда» (Supernova: Ksatria, Puteri, dan Bintang Jatuh; 2001). Данное произведение, представляющее собой яркий образец современной индонезийской женской прозы, имело большой успех у читателей. В результате роман стал первым в серии «Супернова» (2001-2016), состоящей из шести частей.

В индонезийской литературе последних десятилетий женская проза играет значимую роль, а по признанию многих литературоведов – ведущую ^{[20, p. 79-84; 26]}. Особенно популярным становится круг произведений, относимых к так называемой састра ванги (инд. sastra wangi) – буквально «ароматной», «парфюмерной» литературе. Деви Лестари является одной из основоположниц састра ванги, а ее серия «Супернова» – одним из ярких образцов этой прозы.

Несмотря на ироническое название, присвоенное ей в литературных обозрениях газет, «ароматная» проза серьезна. Помимо типичной для женского творчества любовной темы, она затрагивает актуальные проблемы современности, такие как положение женщин в обществе, секс и насилие, социальные и политические вопросы, религия, психические отклонения и т. д. Главные героини этих произведений – не романтичные девушки, пребывающие в ожидании соединения с возлюбленным, а активные и независимые молодые женщины, умеющие отстаивать собственные интересы и добиваться своих целей. Они больше не являют читателю образцы женского совершенства, как это происходило в классическом любовном романе. Напротив, сложность затрагиваемых проблем, тяжесть внутренних состояний героев, трагичность описываемых ситуаций, стиль повествования и его язык нередко шокируют критику и читательскую аудиторию. Следствием этого иногда становится осуждение и неприятие састра ванги целиком или отдельных авторов ^{[20, p. 79-83]}. С другой стороны, прямота разговора о серьезных проблемах современности и неоднозначности человеческой натуры, а также творческое разнообразие используемых приемов неизменно привлекают к этим писательницам повышенное внимание литературоведов и читателей.

Яркой чертой произведений састра ванги является их феминистская окрашенность, а также протест против традиционных общественных норм и правил ^{[3; 14]}. Это отличает прозу састра ванги от массовой женской литературы: присутствие в ней собственной ценностной шкалы и центральной идеи, умение воссоздать портрет современности и чуткое реагирование на злободневную проблематику наделяют ее чертами беллетристики ^[4].

Беллетристика, как «срединное» поле литературы ^{[18, с. 14-17]}, легко осваивает разнообразные коды «высокой» и «низкой» словесности. Опираясь на испытанные шаблоны массолита, она может апеллировать к сентиментализму и романтизму, реализму и постмодернистским дискурсам ^{[12, с. 62-63]}. В последнем случае облик произведений определяется наличием в них деконструктивного и игрового начал, присущих поэтике постмодернизма – качество, свойственное многим произведениям састра ванги. Авторы «ароматной» литературы активно используют приемы и концепты постмодернизма ^{[14, с. 44-45; 15; 21, p. 8; 22, p. 12-14; 26]}.

Взаимодействие постмодернизма с массовой литературой и/или беллетристикой (в том числе женской прозой) носит тесный и в то же время сложный характер. Отсюда мнение, что «в постмодернизме практически нельзя провести четкой границы между высокой фундаментальной и массовой литературой, так как в его произведениях можно обнаружить черты обеих» ^{[13, с. 99]}. Примером наложения кодов беллетристики и постмодернизма и является анализируемый роман Деви Лестари «Супернова: Кшатрия, Принцесса и Падающая Звезда».

Произведение, несомненно, обладает чертами беллетристики. Писательница явно апеллирует к вечным ценностям, воспевая идеал возвышенной любви и свободы. Читателю задается вполне определенный духовный и социальный ориентир, неотъемлемо присутствующий в беллетристическом творчестве ^{[6, с. 692]}. Наряду с выраженной авторской позицией, беллетристике присущи увлекательность и познавательность ^{[10, с. 248]}. И действительно, герои Деви Лестари просвещают друг друга (и читателя заодно), то разъясняя основы теории синергетики и гипотезы Б. Мандельброта, то сочиняя стихи в подражание древнеяванской поэзии, то описывая механизм действия мировых экономических законов.

При этом научно-философские беседы ведутся доступным среднестатистической аудитории языком: автор ни на миг не упускает из вида коммуникативную задачу, чтобы обеспечить должное восприятие романа по возможности более широкими читательскими слоями. Успеху коммуникации в лучших традициях беллетристики подчинено не только содержание, но и эстетические функции произведения, «когда ценятся не столько глубина и многослойность художественных смыслов, сколько собственно сообщение и остроумие, сюжетная и композиционная изобретательность» ^{[8, с. 12]}. Остроумие то и дело сквозит в репликах героев, композиция отличается сложностью: герои романа сочиняют свой роман, а герой их романа, в свою очередь, сочиняет сказку. Система персонажей разветвлена и сложна, какая из линий повествования оказывается реальной – так до конца и неясно. Неожиданные повороты действия держат читателя в напряжении до последней страницы.

Наконец, присутствует в романе и свойственное беллетристике оперирование разными литературными кодами с характерными для них нарративными моделями: «беллетристика являет собой результат использования приемов, отработанных на предшествующих этапах литературного творчества» ^{[7, с. 82]}. В тексте Деви Лестари просматривается опора на повествовательные модели социального реализма, психологического романа, приключенческого жанра. Явное смещение фокуса на внутреннюю реальность человека вызывает ассоциации с модернизмом. Вместе с тем, автор прибегает и к приемам, особенно разработанным в постмодернистской парадигме.

Выше уже говорилось, что присутствие постмодернистских черт достаточно характерно для састра ванги. Казалось бы, подобное соседство проблематично: постмодернизм глобально отрицает логоцентрическую модель мира, любое систематизированное представление о нем, как и любую идеологию. Следовательно, беллетристическое произведение, построенное на четкой идеологической основе, должно трудно совмещаться с постмодернистской парадигмой. Тем не менее, отрицание логоцентризма в постмодернистском творчестве настолько последовательно, что порождает собственную жесткую систематизированную структуру ^[11]. Кроме того, в случае Деви Лестари речь может идти об интересе лишь к конкретным элементам поэтики постмодернизма. Постараемся проследить их в ткани романа «Супернова: Принцесса, Кшатрия и Падающая Звезда».

Прежде всего, ассоциации с постмодернизмом вызывает образ главной героини, вокруг которого автор ведет довольно сложную игру. Это таинственная Супернова, от которой в какой-то момент начинают получать электронные письма два героя, решившие написать роман. Долгое время она существует исключительно в виртуальном пространстве, где играет роль своеобразного Мессии современности. Обуреваемые переживаниями и подавленные проблемами люди пишут ей, чтобы получить совет и утешение. Кто стоит за ответами – неизвестно. В них слышится то человеческое сочувствие и понимание, то профессионализм психолога, то холодная информированность искусственного интеллекта. Может сложиться впечатление, что писательница уподобляет Супернову постмодернистскому симулякру – деконструированному знаку без означаемого.

В труде «Симулякры и симуляции» Ж. Бодрийяр говорит о том, что образ проходит несколько фаз своего развития. Если изначально образ «отражает фундаментальную реальность», то на последнем этапе «он вообще не имеет отношения к какой бы то ни было реальности, являясь своим собственным симулякром в чистом виде». Тогда «речь идет уже не о проявлении чего-либо, а о симуляции» ^{[1, с. 12]}.

Существует ли таинственная Супернова в реальности, или это всемогущий компьютерный разум, или новый «пророк» современности? Внезапно оказывается, что реальным воплощением интернет-Мессии в мире людей является элитная проститутка Дива, отличающая особенной свободой мысли среди остальных героев и созданная словно по клише из женских глянцевых журналов: потрясающая наружность, непобедимая сексуальность и самодостаточность. Появление Дивы воспринимается как ирония, насмешка над ореолом таинственности, которым окутано имя Суперновы, вещающей людям хорошо сформулированные истины. На этом, однако, трансформации главной героини не заканчиваются.

Серия «Супернова» состоит из шести частей: «Супернова: Корень» (2002), «Супернова: Гром» (2005), «Супернова: Частица» (2012), «Супернова: Волна» (2014), «Супернова: Интеллигенция утренней росы» (2016), и в каждой из этих частей можно встретить персонажей, соотносимых с Дивой/Суперновой, словно выступающих в качестве одной из ее многочисленных ипостасей и проекций. Складывается впечатление, что Деви Лестари создает образ-симулякр, множа его и проецируя на нескольких героинь. Писательница на протяжении всей романной серии играет с читателями и до самого финала не дает однозначного ответа, являются ли эти героини разных частей «Суперновы» одним лицом или нет.

К этим образам относятся загадочная Иштар Саммер (Стар) из романа «Супернова: Корень» ^[23], и Падающая Звезда, впервые упомянутая в части «Супернова: Кшатрия, Принцесса и Падающая Звезда». Последняя появляется во вставной истории-сказке ^[24], а затем и на страницах других романов серии. Собрать эти образы воедино или, наоборот, отделить друг от друга как самостоятельных персонажей читателю довольно трудно. В то же время, это делает произведения Лестари еще более интригующими, способными в полной мере увлечь массового читателя.

Дива находится в вечном поиске, хотя цели ее неясны. Она то пропадает, то возвращается в сложное повествование «Суперновы». Эти исчезновения и возвращения сильно способствуют приданию тексту романа ризоматического вида. Ризома – одно из центральных понятий постмодернизма, описывающих децентрированное подвижное состояние мира-текста. Она выступает «в качестве неравновесной целостности, отличающейся избывной креативной подвижностью» ^{[9, с. 471]}. Ризоматическое строение текста задает ему «характер недифференцированной структуры, некоего хаотичного, аморфного псевдоподобия» ^{[5, с. 99]}, а также «не предполагает субъект-объектного деления и вообще стремится обходиться без устаревших концептов субъекта и объекта» ^{[16, с. 178]}. Герои, сочиняющие свой роман внутри романа – яркий пример постмодернистского отсутствия субъектно-объектного деления. Бесконечно ветвящийся сюжет – характерная черта серии «Супернова» и тоже явное свидетельство интереса Деви Лестари к постмодернизму. Однако развитие образа главной героини говорит о том, что этот интерес имеет избирательный характер. Оставляя без ответа связь образа Дивы с Падающей Звездой и Иштар Саммер, в определенный момент повествования Деви Лестари придает ему вполне четкие контуры, создавая образ и характер – невозможный акт для автора-постмодерниста. Означающее обретает означаемое.

Дива – не героиня классической женской прозы и дамского романа, которая в конце концов обязательно находит свое счастье и любовь. Она прогрессивна и успешна, построила карьеру известной модели. Впрочем, это не мешает ей по убеждению торговать своим телом, что полностью противоречит исходному стереотипу «правильной» героини женского романа. Она самодостаточна, нередко резка и остра на язык, иногда откровенно высокомерна. Такой тип сильной, уверенной в себе героини отвечает новой идее женской прозы в современной массовой литературе. Теперь героиня вовсе не обязана быть идеальной романтизированной возлюбленной и женой ^{[17, с. 318-322]}.

Итак, несмотря на внешнюю симулятивность, Дива не представляет собой симулякр. Эта героиня наделена чувствами и характером, которые меняются по ходу развития сюжета. Она влюбляется и разочаровывается, думает о вечных вопросах, дает советы, исходя из личного мнения и жизненного опыта. Более того, ее образ прекрасно вписывается в контекст современной индонезийской литературы. Любовное томление и переживания отходят на второй план, в фокусе находится независимая героиня, хозяйка своей судьбы, что характерно для индонезийской женской прозы састра ванги ^[3].

Таким образом, Деви Лестари заимствует у постмодернизма типичный для него прием игры с читателем. Однако в определенной точке развития сюжета она произвольно «выходит из игры», завершив или на время прервав ее. Это происходит в момент совмещения означающего (внешней оболочки в виде гламурной наружности Дивы) с означаемым (мыслями, чувствами и жизненным опытом Суперновы).

Само по себе игровое начало характерно как для постмодернизма, так и для беллетристики и массовой литературы. Игра со смысловыми конструкциями, архетипами, штампами и т. п. становится неотъемлемой частью как постмодернистского, так и массового литературного процесса. Через интернет-переписку Суперновы с почитателями в произведение вводятся разнообразные дискурсы, например, дискурс современной массовой литературы, философский, религиозный и др. В основе всей романной серии лежит плюрализм дискурсов, подвергающихся деконструкции. Другое дело, что в отличие от постмодернизма, в беллетристическом произведении игра имеет цель – донести до читателя конкретный посыл, и утвердить определенные жизненные ценности.

Способность беллетристики привлекать различные постмодернистские дискурсы, открывает перед автором широкие возможности интертекстуальной игры, пусть и в упрощенном виде ^{[12, с. 63]}. Игровое содержание подразумевает, что современный читатель постоянно получает в свое распоряжение «новые роли и новые правила игры с литературной реальностью», а автор задействует не только все разнообразие «повествовательных стратегий, стилей, жанровых форм, но и прибегает к мистификациям, ложным цитатам, отсылкам к несуществующим авторам» ^{[19, с. 272]}. Игровой диалог в литературе вовлекает и свободно скрещивает разные пласты культуры, давая читателю свободу интерпретации художественных текстов.

Помимо явных признаков постмодернистской игры в романах серии «Супернова», в тексте первой части имеется почти открытое признание Деви Лестари в интересе к постмодернистской поэтике. В одном из писем-вопросов от подписчика Суперновы и ее ответе на него затрагивается тема постмодернизма и постструктурализма. Подписчик говорит, что ему очень понравилась статья Суперновы о поп-культуре и постмодернизме, а затем спрашивает: «[С]ледует ли из Ваших статей, что Вы осознаете, что являетесь постструктуралистом? Вы отрицаете любую структуру». На это Супернова пишет: «Я “пост” в отношении всего, чего Вы придерживались в прошедший год, вчера и даже в прошлую минуту» ^{[24, h. 101]}.

По сути, Супернова сводит эту тему к протесту против любого фиксированного знания, выражаемому в постмодернизме посредством такого важнейшего для него принципа, как деконструкция ^{[25, p. 38]}.

Еще одна притягательная для индонезийской писательницы грань постмодернистской парадигмы заключается в ее сущностной виртуальности, вытекающей из понимания мира как текста. То, что многих отталкивало от постмодернизма как компьютерного вируса культуры, разрушающего эстетическое изнутри, позволяло другим, напротив, открывать для себя новые творческие возможности. И эти возможности, прежде всего, лежат в области игры. Постмодернизм порождает новую художественную среду, включающую в себя и виртуальную реальность, органически проистекающую из симуляционной природы постмодернистской эстетики. В киберпространстве может быть реализовано наиболее полное вовлечение человека в искусственную среду, с одной стороны, создаваемую при участии человека, а с другой стороны, оказывающую на него сильное манипулятивное воздействие ^{[2, с. 350-351]}. По желанию разработчика могут быть заданы правила игры и выбраны персонажи.

Эти идеи также находят отражение в романах Деви Лестари. В романе «Супернова: Принцесса, Кшатрия и Падающая Звезда» один из корреспондентов Суперновы утверждает, что она не что иное как вирус, с чем та соглашается ^{[24, h. 102]}. Сама она рассуждает о влиянии симулятивной реальности на людей. «Вспомните, как Вы сидите в кинотеатре, смотрите фильм, пробуждающий эмоции. В первые секунды Вы погружаетесь, светящийся цветной экран уже создает мир в Ваших головах. Заставляет вас плакать, смеяться или даже вызывает желание кого-то убить. С данной позиции Вы зритель. Пассивный зритель, возбуждаемый активными виртуальными образами. Имеют ли эти образы определенную цель? У них только одна цель: размножаться. С помощью всех вас» ^{[24, h. 272-273]}. Она отмечает то самое игровое начало происходящего, которое Деви Лестари привнесла в свои романы. По словам ее героини, эта реальность представляет собой не что иное как «игровую площадку»/«парк развлечений» ^{[24, h. 275]}.

Тем не менее, как мы видели, автор-беллетрист готов в любой момент покинуть игровую площадку, занявшись созданием художественных образов и разработкой характеров. За стереотипностью и схематизмом подобных произведений «скрываются базовые характеристики классической литературы» ^{[7, с. 82]}, всегда обремененной мыслью, чувством и иерархией ценностей. Деви Лестари использует отдельные концепты и приемы постмодернизма, но не создает полноценно постмодернистского произведения.

Творчество Деви Лестари несет в себе сложность и многогранность современной индонезийской женской прозы. Беллетристический характер ее произведений позволяют ей черпать из художественного арсенала всей совокупности устоявшихся литературных парадигм. Выше был рассмотрен пример обращения писательницы к поэтике постмодернизма через заимствование приема симулятивной игры. Избирательный подход писательницы к спектру приемов постмодернизма позволил ей создать коммерчески успешный продукт, каким является роман «Супернова: Кшатрия, Принцесса и Падающая Звезда», а коммерческий успех «является главным свойством качественной беллетристики» ^{[8, с. 12]}.

Благодаря вовлечению читателя в интеллектуальную игру, писательница расширяет свою потенциальную аудиторию. Каждый читатель (массовый или более искушенный) воспринимает прочитанное в соответствии со своим кругозором, с удовольствием принимая участие в предложенной автором игре настолько, насколько ему по силам. Это отвечает как идеям постмодернистской интерпретации художественного текста, так и законам рынка. В этом, по всей видимости, состоит одна из важных причин обращения современных индонезийских авторов к постмодернистской парадигме. Для рассмотрения всей совокупности этих причин требуется отдельное исследование.