Стадия возбуждения уголовного дела как административный барьер, за которым начинается предварительное расследование (на примере ст.177 Уголовного кодекса РФ и иных составов преступлений, находящихся в подследственности ФССП РФ)

Сасыкин Константин Юрьевич бакалавр права Санкт-Петербургского государственного университета, магистрант Сибирского юридического университета, практикующий юрист 196158, Россия, Санкт-Петербург область, г. Санкт-Петербург, пр.Дунайский, 13к1 Sasykin Konstantin Yurievich Bachelor of Law of St. Petersburg State University, Master's student of Siberian Law University, practicing lawyer 196158, Russia, Sankt-Peterburg oblast', g. Saint Petersburg, pr.Dunaiskii, 13k1 sasykin-delo@mail.ru

Конституция РФ (ч. 1 ст. 45, ч. 1 ст. 46, ст. 52) гарантирует государственную, в том числе судебную, защиту прав и свобод граждан. Государство должно обеспечить пострадавшим от преступных посягательств доступ к правосудию. Реализация данного права тесно связана с эффективным осуществлением со стороны государства уголовно-процессуальной функции в лице соответствующих созданных органов предварительного расследования.

Стадия возбуждения уголовного дела, предусмотренная главами 19, 20 Уголовно-процессуального кодекса РФ (далее – УПК РФ), на практике называемая стадией доследственной проверки сообщения о преступлении, рассматривается как неотъемлемый начальный этап процессуальной деятельности органов предварительного расследования, направленный на сбор сведений, необходимых для принятия законного и обоснованного процессуального решения о возбуждении уголовного дела или иного решения, предусмотренного ч. 1 ст. 145 УПК РФ, проводимый в определенные УПК РФ сроки.

Статус самостоятельной данная стадия приобрела в 1960 году в момент принятия УПК РСФСР, будучи определенной статьями 109 - 116 данного кодекса, что являлось попыткой отделить существующий и до того институт доследственной проверки сообщения о преступлении, однако формально не обособленный, от институтов предварительного расследования.

Действительно, до 1960 года нормы уголовно-процессуального законодательства Российской империи (Устав уголовного судопроизводства 1864 года) и РСФСР (УПК РСФСР 1922 и 1923 годов) необходимости вынесения отдельного процессуального акта о возбуждении уголовного дела не предусматривали, определяя необходимость без этого осуществления проверочных мероприятий.

Например, в тексте Устава уголовного судопроизводства 1864 года хотя и встречались формулировки «право возбуждения уголовного иска» (ст. 5), «возбуждение уголовного дела прокурором» (ст. 297), «прокурор и его товарищи могут возбуждать дела» (ст. 311 Устава)^[1], но все же указанный нормативный акт регламентировал именно поводы к начатию следствия и порядок проведения такого следствия, не выделяя их в отдельную стадию. В частности, ст. 303 Устава уголовного судопроизводства 1864 года устанавливала, что «жалобы почитаются достаточным поводом к начатию следствия. Ни судебный следователь, ни прокурор не могут отказывать в том лицу, потерпевшему от преступления или проступка».^[2]

Момент возбуждения уголовного дела (возбуждения производства по уголовному делу) в указанных УПК РСФСР 1922, 1923 годов обозначен также не был, поскольку вынесения обязательного специального постановления о возбуждении уголовного дела не требовалось. При наличии указанного в законе повода, содержащего сведения о преступлении, орган дознания приступал к производству дознания, а следователь - к производству предварительного следствия. Фактически начало следствия и порядок проведения такого следствия был построен по принципу «следствие есть пока нет решения для отказа в следствии», поскольку ст. 100 УПК РСФСР 1922 года и ст.95 УПК РСФСР 1923 года содержали идентичные нормы согласно которым, усмотрев из самого заявления или сообщения отсутствие в деле признаков преступления, органы дознания, прокурор или следователь имели право отказать в производстве дознания или предварительного следствия и объявляли об этом заинтересованным лицам или учреждениям^{[3] [4]}.

Обоснованно, что в условиях современной глобализации, внедрения в национальные законодательства типовых общепринятых норм и моделей правовой организации, существующая в российском праве стадия возбуждения уголовного дела, являясь как не свойственным исторически для российского права, так и не свойственным для подавляющего большинства современных зарубежных правопорядков этапом уголовного судопроизводства, традиционно представляет интерес в отечественной научной среде, как для либерально мыслящих ученых, преследующих развитие в нашей стране демократических принципов, так и прагматиков-представителей правоохранительных органов, усматривающих серьезные практические недостатки глав 19, 20 УПК РФ.

Обращаясь сразу же к критическим взглядам на стадию возбуждения уголовного дела, заслуживает внимания определение, представленное Ю.В. Деришевым, назвавшего ее ничем иным как «реликтом социалистической законности»^[5]. Махов В.Н. называет стадию «пережитком социализма», делающим уголовный процесс России трудоемким, малоэффективным^[6]. По мнению Бекетова М.Ю., стадия возбуждения уголовного дела в существующем виде является элементом «инквизиционного процесса».^[7]

Очевидно, что основой для подобных выводов является настойчивая и продолжавшаяся в течение длительного «советского» (после принятия указанного УПК РСФСР 1960 года) и «постсоветского периода» развития нашего законодательства трансформация указанной стадии в своеобразный «суррогат» расследования (или расследование первого уровня), и, соответственно, одновременное с этим происходившее перерождение органов предварительного следствия в органы дознания (особенно в условиях неписаного, но жесткого запрета на прекращение уголовных дел), что влечет постоянные правоприменительные проблемы вокруг поиска необходимости возбуждения уголовных дел по вновь выявленным в ходе производства преступлениям.

Как отмечают некоторые исследователи, до сих пор остаются «фантомными» новые субъекты УПК РФ, такие как «заявитель», «лица, участвующие в производстве процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении лица», «лицо, в отношении которого ведется предварительная проверка сообщения о преступлении...»^[8]. Обоснованно выделить и иные вопросы правоприменительного характера, поднимаемые на этапе возбуждения уголовного дела, такие как: сложности выявления признаков отдельных категорий преступлений^[9]; проблематика использования доказательств, полученных на стадии возбуждения уголовного дела; ^[10]существенное ограничение прав граждан на доступ к правосудию^[11].

С учетом обозначенных проблематик обоснованно поставлен вопрос о целесообразности сохранения как таковой данной первоначальной самостоятельной стадии уголовного процесса, имеющей ярко выраженный административный характер. И в этом «ключе» не раз среди отечественных процессуалистов (вкл. названных выше) озвучивались идеи о необходимости реформирования стадии возбуждения уголовного дела путем превращения в институт начала уголовного судопроизводства. Подобные идеи даже приобретали статус официальной позиции МВД России в 2013 году путем изложения в виде отдельных тезисов в «Дорожной карте дальнейшего реформирования органов внутренних дел Российской Федерации».^[12]

Далее озвученных планов отечественный законодатель не пошел, проявляя осторожность и лишь изредка внося в главы 19, 20 Уголовно-процессуального кодекса РФ УПК РФ правки точечного характера, чем выборочно и «постфактум» прикрывая имеющиеся пробелы законодательства, хотя и имеющие значительный характер, но не решающие целостно ситуацию (например, Федеральный закон от 27.12.2019 № 499-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации»)^[13]. Многочисленные предложения так и не были рассмотрены вовсе, либо в них было отказано.^{[14] [15]}

Видится, что во многом отказ от «глобального» реформирования стадии возбуждения уголовного дела имеет экономическое объяснение, хотя наряду и озвучиваются иные позиции, связанные с опасениями, что подобное существенное перекраивание УПК РФ допустит возможность должностным лицам органов предварительного расследования производить следственные действия, сопряженные с применением мер принуждения, применять меры уголовно-процессуального принуждения по всем зарегистрированным заявлениям и сообщениям о преступлениях.^[16]

С одной стороны, действительно, некоторые ученые, поддерживающие существование стадии возбуждения уголовного дела, в поддержку его целесообразности отмечают возможности экономии федерального бюджета. Сопоставляя статистику подачи заявлений о преступлениях, статистику возбужденных в тот же период уголовных дел, суммы бюджетных средств, израсходованных за этот период, приходя к выводу о необходимости понесения значительных расходов в случае упразднения стадии возбуждения уголовного дела, исчисляемых в тыс. млрд. в год для федерального бюджета.^[17] Однако, не исследуя правильность применения подобных методик расчетов, видится, что сама постановка вопроса об экономической нецелесообразности той или иной стадии уголовного процесса в качестве основополагающего подхода является неприемлемой, поскольку переводит узкопрофильную дискуссию в области уголовного процесса в большей степени к проблематике организации бюджетного планирования. В соответствии со ст.6 УПК РФ одним из основных назначений уголовного судопроизводства определена защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений и данный принцип, безусловно, должен находить отражение в реализующих его процессуальных институтах уголовно-процессуального законодательства. О защите федерального бюджета от излишних расходов на реализацию данного назначения ни данная статья, ни УПК РФ норм не содержат.

Что касается другого обозначенного объяснения - опасений относительно возможности производства следственных действий, сопряженных с применением мер уголовно-процессуального принуждения по всем зарегистрированным заявлениям и сообщениям о преступлениях, то данная позиция носит в большей степени теоретический и не основанный на системном толковании УПК РФ характер, также не отражая реальности.

Во-первых, по смыслу презумпции невиновности, установленной ст.14 УПК РФ, лицо не виновно в совершении преступления пока вина не будет доказана в предусмотренном УПК РФ порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда, вследствие чего следует говорить о неизмененности статуса фактически подозреваемого в совершении преступления лица в течение всего периода уголовного судопроизводства до вступления в силу приговора суда. В связи с этим, например, законодатель не должен ставить возможность применения в отношении такого лица мер уголовно-процессуального принуждения в зависимость от факта возбуждения уголовного дела. Фактически подозреваемое в совершении преступления лицо также не становится для общества опаснее после возбуждения уголовного дела, чем после предполагаемого совершения ею преступления.

Во-вторых, при применении мер принуждения, производстве следственных действий подлежит принятию во внимание исключительно наличие или отсутствие оснований для их применения или производства, а нормы УПК РФ (глава 16) определяют порядок судебного и внесудебного обжалования незаконных действий, совершенных в рамках уголовного судопроизводства. Соответственно, с учетом приведенных позиций формально выносимый документ - постановление о возбуждении уголовного дела в основу закладываться также не может. В ином случае нам бы приходилось говорить о соответствующих нарушениях после возбуждения уголовного дела, однако проблемы в этой части правоприменения на практике не усматриваются.

В-третьих, стоит обратить внимание на явную параллель при сопоставлении «проверочных» и следственных действий. Например, опрошенные лица в ходе предварительной проверки будут повторно допрашиваться - очевидцы в качестве свидетелей, заявитель в качестве потерпевшего. Такие двойные действия вызывают лишние людские и материальные затраты, к тому же многие очевидцы считают, что проще не давать первоначального объяснения, чтобы потом не ходить и не пересказывать то же самое следователю, дознавателю в ходе допроса. Представляется недостаточно логичным, что информация, содержащаяся в объяснении, позволяет следователю сделать вывод о наличии либо отсутствии признаков преступления, но в то же время она не имеет доказательственной силы. ^[18]

В-четвертых, необходимость для задержания, производства обыска, выемки, применения «иных» мер нередко проявляются именно после совершения преступления, а не после возбуждения уголовного дела, проверка по которому нередко может длиться более одного месяца. Так, например, проведенное еще в 2010 году исследование уголовных дел и «отказных» материалов показало неудовлетворительную статистику - в срок до трех суток решения принимались всего по 17% заявлений и сообщений; 35,3% заявлений и сообщений разрешались в срок от трех до десяти суток; свыше десяти суток - 36,6%; а остальные 11,1% - с превышением месячного срока.^[19] В этой ситуации момент совершения преступления и начало уголовного судопроизводства в интересах раскрытия преступления по «горячим следам» должны хронологически совпадать, а не намеренно обособляться по формальным причинам.

И в случае если приведенная четвертым пунктом статистика учитывает очевидные преступления, имеющие оконченный состав (например, ст.105 УК РФ), момент совершения которых зачастую хронологически близок с моментом возбуждения уголовного дела, то на примере сложных составов преступлений, обладающих более высокой латентностью, в том числе длящихся преступлений, говорить о подобных (низких) показателях возбуждаемости с превышением месячного срока не приходится. Значит, не приходится говорить и о даже теоретических возможностях своевременного применения мер процессуального принуждения, в том числе не связанных с ограничением свободы и передвижения.

В ракурсе такой проблематики обоснованно принять во внимание отдельные составы преступлений, находящиеся в подследственности Федеральной службы судебных приставов Российской Федерации (далее – ФССП России), посягающие на общественные отношения в сфере осуществления правосудия, семьи и несовершеннолетних, а также экономической деятельности, при рассмотрении сообщений о совершении которых проявляются вышеуказанные недостатки стадии возбуждения уголовного дела.

Так, ФССП России в своем докладе по результатам деятельности за 2020 год^[20] отметило, что в соответствующий календарный период при реализации уголовно-правовых полномочий было возбуждено 46,4 тыс. уголовных дел, из которых лишь 239 дел в отношении лиц, злостно уклоняющихся от погашения кредиторской задолженности в крупном размере. (ст. 177 УК РФ). Из 46,4 тыс. уголовных дел возбуждено 44,3 тыс. уголовных дел в отношении лиц, не уплачивающих средств на содержание детей или нетрудоспособных родителей (ст. 157 УК РФ), а в отношении преступлений, предусмотренных ст.ст. 311, 312, 315 УК РФ служба указывает обобщенный суммарный показатель - почти 1,9 тыс. дел. О преступлениях, предусмотренных ч.1 ст. 294, ст.297 ФССП России в своем докладе не указывается вовсе. Статистика зарегистрированных сообщений о преступлениях также не приводится. Схожие цифры возбуждаемости имели место годом ранее -согласно данным ведомственной статистической отчетности (за 2019 год)^[21] по результатам рассмотрения сообщений о преступлениях органами дознания ФССП России возбуждено 54 143 уголовных дела. Важно обратить внимание, что в том же документе указано о зарегистрированных в этот же период в ФССП России 86 804 сообщений о преступлениях. По составам преступлений возбуждено: по ст. 157 УК РФ – свыше 51 тыс. дел; ст.312 УК РФ – свыше 1,2 тыс. дел^[22], ст. 315 УК РФ – свыше 1,3 тыс. дел., ст. 177 УК РФ - 179; ст. 297 УК РФ - 101; ч. 1 ст. 294 УК РФ – 20.

Подобная статистика выявляемости указанных преступлений, их возбуждаемости вызывает серьезные опасения, принимая во внимание обстоятельства нахождения на исполнении в ФССП России в том же 2020 году 110,5 млн. исполнительных производств (согласно указанному выше докладу), общий показатель исполняемости по которым хотя и составил суммарно 696 млрд. руб., однако в процентном соотношении составляет лишь около 50 % от всего объема возбужденных исполнительных производств. Схожие показатели имели место и в 2019 году (102,9 млн. исполнительных производств, в рамках которых всего взыскано 731 млрд. руб.)^[23].

С учетом указанных показателей применительно к ст. 177 УК РФ (179 уголовных дел в 2019 году и 239 уголовных дел в 2020 году), погрузившись в правоприменительную практику, осмелюсь сделать вывод, что соответствующие данные являются не отражением низкого уровня соответствующей преступности в России, а объективным следствием как некорректности самой уголовно-правовой нормы, так и следствием наличия в УПК РФ соответствующей стадии возбуждения уголовного дела. И если так, то подобная практика свои следствием будет иметь не только скрытый рост преступности, но и ликвидирует превентивную функцию соответствующей уголовно-правовой нормы.

И, действительно, в первую очередь, стоит обратить внимание на недоработку ст. 177 УК РФ, а именно на отсутствие в данном кодексе норм, императивно разъясняющих диспозицию статьи. Подобное касается не только ст. 177 УК РФ, однако, применительно к данной норме, в частности, в настоящее время так и не определено однозначно, что является злостным уклонением и в чем проявляется злостность; оформляется ли злостное поведение должника формально предупреждением или иным документом и в каком количестве; что является кредиторской задолженностью и суммируется ли кредиторская задолженность по нескольким исполнительным производствам, в том числе по нескольким кредиторам; и пр. Не разрешив подобные вопросы на уровне законодателя или хотя бы путем разъяснений Верховным Судом РФ в виде соответствующего постановления Пленума, отдавая «на откуп» ФССП России^[24] по принципу «сами разберутся» влечет еще до возбуждения уголовного дела неверное толкование закона должностными лицами данной службы (в данном случае обоснованно упомянуть не только дознавателей, осуществляющих проверку в порядке ст. 144 УПК РФ, но и судебного пристава-исполнителя, обязанного^[25] выявлять соответствующие деяния на стадии исполнительного производства, о чем оформлять рапорт в соответствии со ст. 143 УПК РФ), а равно и прокурорами, осуществляющими надзор, судьями, осуществляющими в порядке ст.123-125 УПК РФ рассмотрение жалоб на действия и бездействие должностных лиц.

Во-вторых, само наличие в отечественном уголовно-процессуальном законодательстве самой указанной стадии возбуждения уголовного дела как «фильтра» усугубляет озвученную выше ситуацию ненадлежащей нормативной регламентации, предоставляя возможность уполномоченным лицам (в рассматриваемом случае со ст.177 УК РФ - ФССП России) не только толковать подобные нормы по-своему, но и злоупотреблять таким «фильтром».

Наиболее «больной точкой» в этом плане представляется допустимая УПК РФ возможность отказывать в возбуждении уголовных дел и одновременно ходатайствовать об отмене соответствующего постановления перед органом надзора – прокурором с последующим бесконечным повторением, не ограниченным никакими сроками и требованиями к содержанию вновь выносимых актов. С учетом сроков пересылки, рисков утери материалов проверки, а также существующих в отечественных правоохранительных и надзорных органах «традиций» по рассмотрению документов в предельный срок, проверочные мероприятия могут длиться годами.

О наличии подобного «заболевания» в качестве хронического говорит многочисленная судебная практика апелляционных судов общей юрисдикции, рассматривающих поступающие жалобы на бездействие дознавателей ФССП России: Решение Хабаровского краевого суда от 19.12.2018 по делу N 3А-184/2018~М-180/18, Апелляционное постановление Московского городского суда от 18.04.2019 по делу N 10-7295/2019, Решение Ленинградского областного суда от 27.05.2019 по делу N 3а-115/2019, Апелляционное определение Калининградского областного суда от 06.02.2019 по делу N 33-23/2019(33-5766/2018;), Апелляционное определение Ленинградского областного суда от 12.09.2019 по делу N 33А-5743/2019, Апелляционное постановление Саратовского областного суда от 16.12.2020 N 22-3093/2020 и пр.

В частности, желание «хвататься за голову» вызывают изложенные в вышеназванном Решении Хабаровского краевого суда от 19.12.2018 по делу N 3А-184/2018~М-180/18 обстоятельства вынесения в течение 23 месяцев 23 постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела на основании пункта 2 части 1 статьи 24 УПК РФ в связи с отсутствием в деянии генерального директора хозяйственного общества состава преступления, предусмотренного ст. 315 УК РФ и ст. 177 УК РФ, без проверки доводов заявителя, в условиях неполноты материалов проверки, не истребования необходимых доказательств. При этом, суд установил, что часто между постановлением об отмене незаконного постановления об отказе в возбуждении уголовного дела и последующим постановлением об отказе в возбуждении уголовного дела никаких действий не производилось.

Аналогичная практика имеется и по иным категориям дел, также отражающим проблематику возможностей длительной волокиты на стадии возбуждения уголовного дела. К примеру, заслуживает внимания Апелляционное постановление Белгородского областного суда от 16.09.2020 N 22к-1136/2020, в рамках которого рассматривался вопрос о проведении проверочных действий некачественного характера, осуществляемых с 2017 по 2020 годы, которые заканчивались идентичными по содержанию постановлениями об отказе в возбуждении уголовного дела. Постановления отменялись прокуратурой «по принципу лишь бы отменить», без профессиональных указаний с последующим повторением «по кругу». Об аналогичных и более длительных периодах проведения «фильтрационных» мероприятий следует в Апелляционном постановлении Краснодарского краевого суда от 12.12.2019 по делу N 22-7968/2019, Решении Ростовского областного суда от 12.03.2020 по делу N 3а-172/2020, Апелляционном постановлении Московского областного суда от 23.07.2020 по делу N 22к-4567/2020, Апелляционном определении Самарского областного суда от 01.03.2021 по делу N 33-2286/2021(2-3428/2020, Апелляционном постановлении Смоленского областного суда от 07.09.2020 N 22к-1424/2020, 3/10-134/2020 и пр^[26].

Соответственно, рассуждая о предусмотренных в УПК РФ возможностях необоснованной длительности рассмотрения сообщений о преступлениях как причинах подобной практики стоит ли говорить, что в течение периода доследственной проверки соответствующие должники имеют возможность на законных основаниях игнорировать явки к дознавателю ФССП России, свободно передвигаться, в том числе выезжать за пределы Российской Федерации (если отсутствует запрет установленный в рамках исполнительного производства в порядке ст.67 Федерального закона от 02.10.2007 N 229-ФЗ «Об исполнительном производстве», то дознаватель в силу УПК РФ на стадии проверки сообщения о преступлении полномочий ограничить в соответствующем праве не может), что лишь усложняет доследственную проверку и продлевает ее срок.

Еще больше обнажает проблематику наличие в УПК РФ норм об освобождении от уголовной ответственности в связи с истечением сроков давности уголовного преследования (статьи 24, 78 УПК РФ), а также правоприменительной практики (п. 17 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 N 19 «О применении судами законодательства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности»), что влечет невозможность привлечения действительно виновных к ответственности при наличии длительного затягивания в возбуждении уголовного дела.

С учетом изложенной оценки, действенным механизмом в решении обозначенных вопросов стадии возбуждения уголовного дела, с одной стороны, является конкретизация уголовно-правовых норм путем внесения соответствующих изменений в статьи Общей и Особенной частей УК РФ (применительно к ст. 177 - с четким определением понятий злостности, кредиторской задолженности, а также регламентацией критериев их определения) в целях устранения возможности неоднозначного толкования на стадии проверки сообщения о преступления и соответственно в целях устранения дополнительных возможностей для отказа в возбуждении уголовного дела.

С другой стороны, подлежат изменению и сами уголовно-процессуальные нормы, а именно назрел момент для реформирования глав 19, 20 УПК РФ в целях приведения стадии возбуждения уголовного дела в институт начала уголовного судопроизводства, подобный ранее существовавшему в УПК РСФСР 1922, 1923 годов. В этой связи, видится возможным также принятие во внимание отдельных положений из более развитых в России гражданского процессуального или арбитражного процессуального кодексов, для возбуждения производств по которым достаточно формального соблюдения (истцами) процедур подачи иска, а также в которых четким образом регламентированы процедуры оставления заявлений без движения, их возврата заявителю, оставления без рассмотрения, в том числе четким образом регламентированы сроки и порядок обжалования принимаемых решений.

В целях снижения «побочных» от отказа от стадии возбуждения уголовного дела эффектов предлагаю к обсуждению возможность внесения в ст. 306 УК РФ изменений об усилении ответственности за совершение заведомо ложного доноса в целях понижения необоснованно подаваемых заявлений о преступлении, а также внесения в данную статью УК РФ в виде отдельной части соответствующей ответственности за заведомо ложный донос, сопряженный с обвинением конкретного лица в совершении преступления, что обусловлено наличием дополнительного объекта - чести и достоинства конкретного лица, и позволит укрепить баланс интересов всех участников уголовного судопроизводства.