К вопросу о многожёнстве и распутстве князя Владимира Святославича

Поляков Александр Николаевич кандидат исторических наук доцент, кафедра истории, Оренбургский государственный университет 460018, Россия, Оренбургская область, г. Оренбург, пр. Победы, 13, оф. 20 Polyakov Aleksandr Nikolaevich PhD in History Associate Professor, Department of History, Orenburg State University 460018, Russia, Orenburgskaya oblast', g. Orenburg, pr. Pobedy, 13, of. 20 polyakov150@mail.ru

Образ князя Владимира Святославича в научной и художественной литературе восходит к рассказам наших первых летописей — Начального свода, частично сохранившегося в составе Новгородской Первой летописи младшего извода, и «Повести временных лет». Как правило, исследователи относятся к этим описаниям с доверием, лишь повторяя или комментируя слова летописцев. Со времён В. Н. Татищева и до настоящего времени Владимира принято изображать многожёнцем и сластолюбцем в языческую эпоху и образцом добродетели в христианскую. Подобный взгляд мы можем видеть и в крупных трудах известных историков (В. Н. Татищев, М. В. Ломоносов, Н. М. Карамзин, С. М. Соловьёв, Д. И. Иловайский) и в работах биографического характера, посвящённых Владимиру (Н. И. Костомаров, А. Ю. Карпов). Максимум, что позволяют себе авторы жизнеописаний Владимира — усомниться в достоверности летописных данных, не подвергая источники глубокому анализу. Н. И. Костомаров, например, пишет: «Наш летописец изображает вообще Владимира жестоким, кровожадным, и женолюбивым, но мы не можем доверять такому изображению, так как по всему видно, что летописец с намерением хочет наложить на Владимира-язычника как можно больше чёрных красок, чтобы тем ярче указать на чудотворное действие благодати крещения, представив того же князя в самом светлом виде после принятия христианства» ^{[13, с. 14]}. Встречаются подобные высказывания и в общих трудах по истории Древней Руси. Так, П. П. Толочко отмечает: «До принятия святого крещения он [Владимир] жил в разврате, побеждаемый похотью женской… После принятия христианства Владимир — сплошная добродетель» ^{[20, с. 56]}. Определённое недоверие летописцам высказывает и современный биограф князя А. Ю. Карпов. Соглашаясь с летописцем по существу, он сомневается в масштабах распущенности Владимира. «Эта «ненасытность» князя — отнюдь не вымысел позднейшего автора-христианина, — пишет он, — стремившегося подчеркнуть греховность Владимира-язычника и противопоставить ей высоту его христианского подвига, как иногда полагают. Если летописец и преувеличивал, сравнивая Владимира с библейским царем Соломоном, имевшим, по преданию, до 700 жён и до 300 наложниц, то преувеличивал в цифрах, а не по сути» ^{[11, с. 115]}. При этом, многожёнство князя в языческий период его жизни, ни Карпов и ни кто другой из исследователей сомнению не подвергает. Связано это с общими представлениями исследователей о характере браков у славян в языческую эпоху. «… Наличие института наложничества и многожёнства, — подчёркивает А. Л. Никитин, — с которым постоянно боролась Церковь на протяжении X–XI вв. у чехов, болгар, венгров и поляков, не говоря уже о прибалтийских славянах, отмечено во многих хрониках … Поэтому можно считать, что в описании нравов Владимира сохранились реальные черты, вполне согласные с нравами той эпохи…» ^{[15, с. 240]}. Историографическая ситуация по данному вопросу показывает, что мы до сих пор не имеем полноценного анализа имеющихся источников, которые раскрывают семейную жизнь Владимира. Цель данной статьи — установить на основе сравнительного анализа источников степень достоверности фактов, которые в них содержатся (о распущенности, количестве браков и детей Владимира).

О личной и семейной жизни князя Владимира сообщают несколько источников. В первую очередь, упомянутые выше летописные сочинения — Начальный свод (по списку XV века Новгородской Первой летописи младшего извода и «Повесть временных лет» (Лаврентьевский список XIV века и Ипатьевский XV в.). Оба летописных текста сообщают одно и то же. В полном согласии с ними находится позднее житие князя. Степень достоверности этих рассказов оценить достаточно сложно. С одной стороны, сообщения летописцев далеки по времени от описываемых событий и опираются на противоречивые источники (при описании эпохи Владимира — устные легенды, библейские книги, предполагаемый «Хронограф по великому изложению» или «огласительное чтение», на основе которых была написана «Речь философа», «Корсунская легенда»). К тому же летописцы позволяют себе править имевшиеся в их распоряжении тексты в зависимости от собственных предпочтений (характерный пример, исправление фразы Жития Василия Нового о первой битве Игоря с греками в 941 году). С другой стороны, с этими рассказами частично сходятся сведения других источников, в том числе современных событиям. Летописной версии образа Владимира близок немецкий хронист Титмар Мерзебургский, писавший буквально по следам событий. Однако в отличие от летописцев, немецкий автор не видит никаких заслуг русского князя в распространении благочестия после принятия христианства, считая его неисправимым распутником на протяжении всей жизни. Понять кто из средневековых книжников прав, можно, на мой взгляд, если привлечь другие источники, прямо не связанные с данными о семейной жизни Владимира: Хронику Георгия Амартола, библейский тексты, «Историю» Льва Диакона, Хронику Иоанна Скилицы, сочинение Ибн Хаукала.

В «Повести временных лет» рассказ о похоти Владимира, его жёнах и детях, стоит под 980 годом. «Был же Владимир побеждён похотью…» — пишет летописец ^{[17, с. 174]}. И были у него жёны: Рогнеда, которая родила ему четырёх сыновей (Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода) и двух дочерей; гречанка (бывшая жена Ярополка) с сыном Святополком; чехиня, родившая ему Вышеслава; болгарыня — Бориса и Глеба; и ещё одна жена, неизвестная по национальности, которая родила Святослава и Мстислава. Имел Владимир множество наложниц: в Белгороде — 300, в Вышгороде — 300 и в Берестове — 200. Но и этого ему было мало. Приводил он к себе замужних женщин и малолетних девиц ^{[17, с. 174]}.

Данному рассказу (под тем же 980-м годом) предшествуют сведения о возвращении Владимира в Новгород из-за моря (куда он убежал, узнав о гибели брата Олега), его сватовстве к полоцкой княжне Рогнеде, походе на Ярополка и строительстве святилища Перуна. В этой же статье помещено сообщение о рождении Святополка —преемника Владимира. Летописец сообщает, что вместе с киевским княжеским столом Владимир захватил жену Ярополка, с которой стал жить «как прелюбодей». Имя её не называется, говорится только, что она была монахиней. Ранее, под 977 годом, летописец отмечал, что привёз её Святослав из греческого похода и выдал за Ярополка, «красоты ради лица её» ^{[17, с. 172]}. К тому времени, когда Владимир забрал жену Ярополка себе, она была, по словам летописца, «непраздна» (то есть беременна), и позже родила Святополка, которого Владимир не любил — «бѣ бо от двою отцю» ^{[17, с. 37]}. Эта странная для современного читателя фраза (от двух отцов), скорее всего, означает, что настоящим отцом летописец считает Ярополка, а Владимира, при котором Святополк родился, вторым отцом (то есть отчимом).

Рассказ о рождении Святополка — главного антигероя древнерусской истории, выглядит попыткой автора летописи указать на корни его «окаянства» — он рождён от двух отцов, в блуде, от насильно выданной замуж монахини. Получается, другого пути, кроме как убийство братьев и гибель в «пустыне», у него не было. О степени достоверности этого рассказа можно судить на основании данных о войне Святослава на Балканах. Согласно сообщениям Льва Диакона и Иоанна Скилицы, события там развивались совсем не так, как это описывает наш летописец. П. О. Карышковский, изучив все имеющиеся источники, пришёл к выводу, что посольство Калокира, которое уговорило Святослава вторгнуться в Болгарию, было отправлено на Русь осенью 967 или ранней весной 968 года. Первый поход Святослава начался летом 968 года, в августе. Уход из Болгарии, о котором рассказывает Скилица (и молчит Лев Диакон), приходится на весну или начало лета 969 года. Второй поход состоялся в начале августа 969 года и продолжался до конца лета 971 года ^{[12, с. 130, 132, 138]}. Ибн Хаукал даёт возможность понять, где находился Святослав в то время, когда он покинул Болгарию. По его данным, русское воинство отправилось тогда в Хазарию. Русы, согласно Ибн Хаукалу, напали на Хазарский каганат в 358 году (то есть в период между 25 ноября 968 и 13 ноября 969 года). Если учесть сведения византийских авторов, время похода можно уточнить. По мнению Т. М. Калининой, наиболее подходящим временем для похода является время весны, лета и осени 969 года ^{[10, с. 97]}. После разгрома Хазарии, согласно Хаукалу, русское войско снова ушло в Византию (частично в Андалусию). Согласно Скилице, это был август 969 года. Следовательно, русское войско находилось в Хазарии с весны до лета того же года. Всё это позволяет утверждать, что Святослав после того, как отправился в болгарский поход, на Русь больше не вернулся. В силу этого, монахиню «от греков» он привести не мог, а Ярополк не мог на ней жениться (или даже использовать как наложницу), а Владимир — завладеть после убийства брата. Кто же тогда родил Святополка? По всей видимости, всё та же Рогнеда. Во всяком случае, современник событий Титмар Мерзебургский считает Святополка законным сыном Владимира, а не Ярополка. К такому же выводу приходит и А. Л. Никитин ^{[15, с. 252]}.

Многожёнство Владимира, как уже было сказано выше, обычно не вызывает сомнений в виду того, что сведения летописи об этом согласуются с обычаями славян и русов, известными по другим источникам. Об этом свидетельствуют «Церковное правило митрополита Иоанна», составленное во второй половине XI века, Церковный устав Ярослава Владимировича, «Вопрошание Кирика» (XII век) и многие другие источники. Вместе с тем, летописи знают только одну жену Игоря — Ольгу. С одной женой, родившей двух сыновей, жил и отец Владимира Святослав (матерью Владимира называется ключница Малуша, которая, видимо, была наложницей Святослава, что не исключает предположения о наличие у него только одной жены). Сомнения в многожёнстве Владимира возникают, если обратить внимание на полное отсутствие сведений о времени заключения браков с большинством отмеченных в летописном перечне жён князя. Кроме первой жены Рогнеды, безымянной гречанки (которой не было на самом деле) и христианской супруги Анны, летописец не сообщает, когда он обзавёлся всеми остальными. Не знает он и то, когда они родили 12 детей. Судя по данным летописи, самой плодовитой оказалась первая жена — Рогнеда, которой летописец приписывает 4-х сыновей и 2-х дочерей. Получается, начиная с 981 года (примерно) она рожала ежегодно вплоть до выбора вер в 986 году. Двух детей (зато каких!) родила болгарыня. Странно, что летописец не знает её имени, ведь она подарила Владимиру первых русских святых — Бориса и Глеба. Остальные жёны родили, если верить летописцу, по одному ребёнку. Е. Е. Голубинский в своё время недоумевал: «С какой стати отцы-христиане имели бы охоту выдавать дочерей своих, а дочери-христианки [чехиня и болгарыня] с какой стати имели бы охоту идти замуж за усердного язычника?» ^{[4, с. 152]} Отвечая на свой вопрос, исследователь склоняется к мысли, что князь был расположен к христианству с самого начала своего княжения и даже с детства. Е. Е. Голубинский не верит летописцу в том, что Владимир был «грубым сластолюбцем». Известие о многочисленных наложницах он, как и Н. И. Костомаров, считает выдуманным с целью резкого противопоставления двух периодов в жизни князя — языческого (когда он, якобы, был развратником) и христианского (окутанного благочестием) ^{[4, с. 145]}.

А. А. Шахматов, обращая внимание на вставной характер текста, считает, что рассказ о похоти-многожёнстве и детях взят летописцем из Корсунской легенды, которую исследователь сам и реконструирует ^{[21, с. 136]}. По его мнению, упоминания о детях Владимира (особенно Бориса и Глеба) в сюжете о блудной жизни князя неуместны. Шахматов полагает, что в летописи первоначально описывались только жёны князя, а детей вписал туда автор Начального свода ^{[21, с. 137]}.

Кроме «Повести временных лет», источники о многожёнстве Владимира не сообщают. Если, конечно, не брать в расчёт позднее житие князя (основанное на данных повести), в котором число жён увеличивается с 5 до 12-ти. Не совпадает с летописью и количество сыновей и дочерей, упоминаемых в других источниках. Титмар Мерзебурский знает 3 сыновей Владимира и 9 дочерей ^{[14, с. 140]}. Первым сыном, по его сведениям, был Святополк, вторым — Ярослав. Третьего сына он не называет по имени. А. В. Назаренко предполагает, что это был Борис ^{[14, с. 167]}. А. Л. Никитин думает, что — Судислав ^{[15, с. 250]}. Считается, что трёх сыновей Владимира упоминает Иоанн Скилица: «Скончались архонты росов Несислав и Иерослав и был избран править росами родственник скончавшихся Зинислав» ^{[1, с. 100]}. Под «Несиславом», утверждает А. В. Назаренко, надо понимать Мстислава. Это «доказывается сходной транскрипцией этого имени на печати из Белгорода — МЕСIΘЛАВОС…» ^{[14, с. 167]}. Имя Ярослава вполне узнаваемо. «Зинислава» он называет «непонятным» и отказывается отождествлять с каким-либо известным летописи князем ^{[14, с. 167]}. Трудным этот вопрос считает и М. В. Бибиков. На мой взгляд, под Зиниславом здесь может скрываться Изяслав Ярославич. Во-первых, именно он правил в Киеве после Ярослава. Во-вторых, имя его наиболее созвучно испорченному греческому варианту. В-третьих, у Скилицы не говорится, что он был их братом, а только родственником. О трёх сыновьях Владимира говорит и скандинавская сага об Эймунде. Она называет: Бурислава, Ярицлейва и Вартилава ^{[19, с. 91]}. Среди них надёжной интерпретации поддаётся только Ярослав. Из дочерей, по именам известны Предслава (Повесть временных лет ^{[17, с. 60]}), Премислава ^{[16, с. 50, 312]} и Добронега (Анналы краковского капитула, Галл Аноним ^{[3, с. 173]}).

Изменение количества детей в летописи, скорее всего, не случайно. В перечне детей Владимира И. Н. Данилевский видит сопоставление с библейскими персонажами, которые указывают на некий тайный смысл. Уже само число детей — 12 — рассматривается им как «сигнал» о связи с Библией, где оно носит сакральный характер (12 колен Израилевых, 12 ворот небесного Иерусалима, 12 сыновей Иакова и 12 — Измаила, 12 апостолов) ^{[6, с. 83]}. Список детей, по его мнению, восходит к следующему фрагменту книги Бытия: «Сынов же у Иакова было 12. Сыновья Лии: первенец Иакова Рувим, по нём Симеон, Левий, Иуда, Иссахар и Завулон. Сыновья Рахили: Иосиф и Вениамин. Сыновья Валлы, служанки Рахилиной: Дан и Неффалим. Сыновья Зелфы, служанки Лииной: Гад и Асир» (Быт. 35: 22–26). Согласно Данилевскому, летописец через библейские образы стремился дать характеристику сыновьям великого князя (прежде всего, участникам событий 1015 года) ^{[6, с. 85]}. Не ясно только, почему летописец упомянул лишь о 10 сыновьях, заменив оставшихся 2 дочерями, ведь второй перечень, находящийся в статье 988 года, рассказывает именно о 12 сыновьях, а дочерей вообще не вспоминает. «Сравнение же самого Владимира с Иаковом, — считает Данилевский, — могло основываться на том, что оба эти персонажа незаконно захватили право на власть, принадлежавшее их старшему брату» ^{[7, с. 172]}. Недостоверным этот (как и второй) список детей Владимира считает и А. Л. Никитин ^{[15, с. 247]}.

Ситуацию с количество детей Владимира, на мой взгляд, может прояснить дальнейшее летописное повествование, не связанное с представленными ранее списками детей. Кроме Ярослава, летопись определённо знает Святополка (он известен и Титмару Мерзебургскому), Изяслава — он стал родоначальником полоцких князей, Мстислава — князя черниговского и тмутараканского (его упоминает Скилица), Бориса и Глеба — первых русских святых, культ которых известен не только на Руси (в 1072 году Ярославичи перезахоронили их мощи), Судислава (в первом списке его заменяет второй Мстислав) — в 1036 году Ярослав посадил его в поруб, в 1059 году братья Ярославичи освободили его оттуда (правда, имя его на этот раз не называется), а в 1063 году он умер ^{[18, стб. 151, 162, 163]}. Святослав упоминается ещё лишь однажды, как третья жертва Святополка, которого, по каким-то причинам не причислили к лику святых. Остальные сыновья Владимира — Вышеслав, Всеволод, Станислав и Позвизд — нигде, кроме второго списка детей князя (988 г.), не встречаются. Более того, Позвизд и Станислав в первом списке заменены безымянными дочерями Рогнеды.

По всей видимости, Владимир имел на самом деле не 12 или 10 (как выходит по первому списку), а 7 или 8 (если считать Святослава) сыновей, и 9 дочерей (судя по данным Титмара Мерзебургского), то есть, по меньшей мере, 16 или 17 детей. Старшим, видимо, был Изяслав, который не дожил до смерти отца, затем шли Святополк, Ярослав, Мстислав, Борис, Глеб и младший — Судислав (который пережил Ярослава на 10 лет) или Святослав (если он не был дочерью). Вряд ли все они были детьми Рогнеды — 16–17 детей за 7 лет, пожалуй, многовато. Скорее всего, часть из них была детьми наложниц, а не мифических жён. От Рогнеды, вероятно, пошли Изяслав и основные соперники в борьбе за Киев — Святополк, Ярослав и Мстислав (их, видимо, и признавал Титмар Мерзебургский за законных сыновей), а также дочь Предслава. Не исключено — Премислава и Добронега. Борис и Глеб, вероятно, были детьми Анны, христианской жены Владимира, как об этом повествуют поздние источники (болгарыни, которая якобы родила их по данным списка 980 года, скорее всего, не было). Вряд ли греческие архиереи согласились бы причислить их к лику святых, если бы они были рождены язычником Владимиром в блуде и какой-то болгарыней (то ли бывшей христианкой, то ли мусульманкой), или, того хуже, — наложницей. Тут мелочей не бывает. «От греховьнаго бо корени золъ плодъ бываеть…», — замечает летописец ^{[17, с. 37]}. Для первых русских страстотерпцев подходит только происхождение от крестителя Руси и византийской царевны. Остальные — Святослав и Судислав — родились, скорее всего, от неизвестных наложниц, и на киевский стол не претендовали. От Анны (или частично от наложниц) родились и остальные 6 дочерей.

Всего два брака Владимира (языческий — на Рогнеде и христианский — на Анне) не отменяют распутный образ жизни крестителя Руси. Согласно данным Титмара Мерзебургского, сведения которого признаются весьма ценными (поскольку были записаны со слов очевидцев по горячим следам событий в 1014–1018 гг.), он действительно «был великим и жестоким распутником», как до, так и после крещения ^{[14, с. 140]}. По его данным, князь киевский «носил венерин набедренник, усугублявший [его] врожденную склонность к блуду» ^{[14, с. 141]}. Что именно Титмар, подразумевает под «венериным набедренником», неизвестно. А. В. Назаренко счёл наиболее целесообразным привести буквальный перевод латинского «lumbare venereum». А. Ю. Карпов предполагает, что речь идёт о некой повязке подобной веригам монахов-аскетов, которая должна была не возбуждать, а усмирять похоть Владимира. По его мнению, об этой интимной подробности автор узнал у самих русов, оказавшихся на Западе во время междоусобицы 1015–1018 годов ^{[11, с. 289]}. Может быть это и так. Вопрос только в том, почему Титмар назвал эти вериги «венериным набедренником»? На мой взгляд, Титмар Мерзебургский мог иметь в виду «венерин пояс», в котором, согласно Гомеру, заключались «любовь и желания, шёпот любви, изъясненья, льстивые речи, не раз уловлявшие ум и разумных» ^{[5, с. 199]}. «Пояс Венеры» или «пояс Афродиты» — один из основных атрибутов античной богини любви. Устоять перед его чарами никто не мог, ни боги, ни люди. Носился он как раз на бёдрах. В словаре И. Х. Дворецкого «lumbare» переводится именно как «повязка на чресла» ^{[8, с. 604]}. Странно только, что носил его Владимир. В древней Греции это был культовый предмет, который женщины дарили богине любви.

Летописец, перечисляя количество и места расположения наложниц Владимира, фактически подтверждает правоту немецкого хрониста в том, что после крещения князь свой образ жизни не изменил. А. Ю. Карпов обратил внимание, что среди мест, где находились наложницы, летописцем называются те, которые он основал уже после крещения. «Так, триста наложниц содержались в Белгороде, — пишет он, — а ведь этот город, по летописи, был заложен князем только в 991 году» ^{[11, с. 287]}.

Смысл сюжета о многожёнстве Владимира и похоти, овладевшей князем настолько, что ему мало было наложниц, и он насиловал замужних женщин и малолетних девиц, помогает понять сравнение Владимира с Соломоном. Перечисление жён Владимира по национальности восходит, по всей видимости, именно к перечню жён Соломона (взятого автором, как и весь текст о Соломоне из «Хроники Георгия Амартола» ^{[2, с. 14]}): «…и поятъ жены [Соломон] от моавитянъ, от аманитянъ, от соурянъ, от идоумеянъ, от хетеянъ, от амореянъ…» ^{[9, с. 148]}. Появление пяти жён у Владимира (с последующим увеличением в поздних источниках до 12-ти) связано с желанием летописца приблизить русского князя к образу библейского царя Соломона, который почитался христианами как благочестивый и мудрый правитель, прообраз Премудрости Господней и создатель «Града Божьего». «Бе бо женолюбець, яко же и Соломанъ: бе бо, рече, у Соломана женъ 700, а наложниць 300. Мудръ же бе, а наконець погибе; се же невеголоосъ, а наконець обрете спасенье» ^{[17, с. 37]}. В этих словах летописца осуждения нет. Сближая русского князя и библейского царя, летописец старается оправдать Владимира, а не противопоставить два периода в его жизни. Тем самым, он как бы признаёт, что князь был распутником и многоженцем, но и мудрый Соломон был таким. Летописный Владимир в описании древнерусского книжника даже превосходит библейского царя. В летописи он идёт путём Соломона, но в обратном порядке. Если Соломон — строитель храма и мудрец — был побеждён похотью женской в конце жизни, то Владимир в его рассказе, наоборот, движется от похоти к строительству храма. Запоздалое причисление Владимира к лику святых (в конце XIII или начале XIV века), может быть, связано с тем, что о распутстве князя (до и, самое главное, после крещения) было хорошо известно греческим патриархам. Слава безудержного сластолюбца настолько крепко прилипла к Владимиру, что отрицать её было невозможно, даже спустя сто лет — в то время, когда писал летописец. По большому счёту, в оправдании Владимира заключён смысл всего повествования о нём. Слава Владимира, как распутника и насильника, была главным препятствием для того, чтобы признать его святым, как этого хотели Иларион и первые наши летописцы.

Таким образом, привычный образ князя Владимира, крестившего Русь, как многожёнца (в языческую эпоху), можно поставить под сомнение. Скорее всего, женат он был всего дважды — на Рогнеде языческим браком и на Анне — христианским. Детей у князя действительно было много, но не 12, а значительно больше — 16 или 17. Вместе с тем, не вызывает сомнений разгульный образ жизни Владимира, склонность к блуду и похоти. Верным, вероятно, является и широкий спектр совращаемых им девиц и жён — от его собственных наложниц до замужних женщин и малолетних девиц. Можно признать и правоту немецкого хрониста в том, что князь русский пользовался какими-то магическими атрибутами, типа «пояса Венеры», которые, по мнению очевидцев, ещё больше возбуждали в нём страсть. Впрочем, уверенным в этом быть нельзя.