Уголовный сыск Иркутской губернии: особенности специализации полицейских структур во второй половине XIX столетия

Сысоев Алексей Александрович кандидат исторических наук доцент, кафедра тактико-специальной и огневой подговки, Восточно-Сибирский институт МВД России 664074, Россия, Иркутская Область область, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 110 Sysoev Aleksei Aleksandrovich PhD in History Associate Professor at the Department of Tactical and Weapons Training of East Siberian Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia 664074, Russia, Irkutskaya Oblast' oblast', g. Irkutsk, ul. Lermontova, 110 daosss1972@yandex.ru Другие публикации этого автора

По мнению отечественных исследователей, настоятельная необходимость в специализации сыскной деятельности возникла к концу XV в^{[1, C. 77]}. С этого времени в управленческих структурах Московского государства начинается постепенное развитие органов сыска. С появлением в XVIII столетии организационных структур полиции, сыск уголовных преступников оказался всецело введении ее чиновников.

В Сибири, до появления полиции, сыск осуществился под различным управленческим началом. Первоначально его проводили, обличенные государевой властью сибирские воеводы, в прямые обязанности которых вменялось «искоренять воров и татей, оберегать посад от служилых людей и от всяких проезжих людей от обид и от насильства … что-бы никто не бил и не грабил и насильства никакие им не чинил»^{[2, C. 11]}. Сменившие царских наместников, губернаторы, также отвечали за сохранение спокойствия на мибирских территориях. Начиная со времени петровских преобразований, эти чиновники осуществляли юрисдикцию над всеми судебными и розыскными делами в пределах своих губерний^{[13, С. 301]}.

Во второй половине XVIII столетия на сибирских территориях появляются первые полицмейстеры, в ведение которых помимо прочих обязанностей передается и сыск уголовных преступников^{[20, С. 208]}. При этом круг задач, решаемых полицейскими чиновниками Восточной Сибири, был крайне обширен. Указывая на это обстоятельство, Михаил Михайлович Сперанский отмечал, что в ведении сибирской полиции находились даже «дела по продовольствию отдельных северных стран и обширная система запасных магазейнов, дела по продовольствию войск, и наконец, дела по приему и водворению поселенцев»^{[15, С. 5]}.

Такой значительный объем обязанностей зачастую исключал саму возможность осуществления сыскной деятельности. В результате уголовный сыск не осуществлялся надлежащим образом даже по делам, которые были взяты на персональный контроль высшими чиновниками губернии.

В 1881 г. прокурор Иркутской судебной палаты, отмечал по этому поводу, что: «каждый полицейский чиновник, производя дознание по делу, предназначенному к изъятию из общей подсудности, уже по одному тому, что на дело это обращено внимание Главного Начальника края преисполнен желанием обнаружить виновных, но когда такой чиновник, будучи обременен разнообразною срочною работой, не имеет физической возможности посвятить этому делу столько времени и сил, сколько бы на то следовало, он вынужден ограничивать действия свои сообщением судебной власти слухов, им самим надлежащим образом не проверенных»^{[3, Л. 49]}.

«Розыски если и делаются, то только на бумаге, и то ужасно медленно», — отмечал чиновник по особым поручениям Подъяпольский. Автор «Записки о ревизии Иркутского Городского Полицейского Управления», датированной 1885 г., сообщал, что «обыкновенно, Полицейское Управление по всем сыскным статьям посылает предписание приставам, а те вручив безграмотному полицейскому повестку на имя разыскиваемого и получив от него ответ — что не нашел, доносят по начальству что по розыскам в районе таковой то части не оказалось»^{[10, Л. 12]}.

О неудовлетворительном уровне личной и имущественной безопасности заявляли со страниц иркутской прессы и представители общественности. Редкие выпуски таких печатных изданий, как «Восточное обозрение» и «Сибирь» обходились без сообщения о многочисленных кражах, грабежах и убийствах^[14].

Осознавали опасность, исходящую от преступного сообщества,ивысшие чиновники губернии. Об этом убедительно свидетельствовали активные действия иркутской администрации, направленные на создание в административном центре сыскной полиции путем организации «специального подразделения полицейских сыщиков».

Первый сыскной отряд появился уже в 1883 г. благодаря стараниям Иркутского полицмейстера войскового старшины Христофора Фомича Маковского, который выступил с ходатайством о том, «чтобы хоть сколько-нибудь иметь возможность вылавливать личности подобные разбойнику Саковскому, сформировать хотя бы незначительную команду нижних чинов более опытных, более знакомых с местным населением и известных своей добросовестностью»^{[8, Л. 2]}.

Иркутский гражданский губернатор генерал-майор Сергей Иванович Носович согласился с инициативой полицмейстера и, направил его рапорт в «городскую управу для исполнения на удовлетворение городской полиции». Указание губернатора было выполнено немедленно, и в Иркутске появился первый «особый отряд сыскной полиции»^{[8, Л. 3]}.

Отряд был сформирован из девяти нижних чинов. Возглавил иркутских сыщиков отставной унтер-офицер Яков Кондратьевич Чусов, который, по отзывам иркутских обывателей, не только «был человеком известным своей честностью, усердием в полицейской службе, но и замечательным сыщиком и специалистом по поимке разбойников»^{[16, С. 267]}.

По смыслу должностной инструкции сыщикам вменялась, «частая проверка днем и ночью разных подозрительных мест известных, как притоны, проверка питейных заведений, где вращались разные порочные личности; собирание негласным путем сведений, которые могли указать присутствие в городе опасных личностей и навести на их след». Особо пристальный контроль сыщики должны были уделять «хлебному базару, как излюбленному месту всех мошенников»^{[8, Л. 5]}.

Через полгода особый сыскной отряд Иркутской полиции за «неимением средств» распустили. Первый начальник сыскной полиции, Я.К. Чусов, награжденный за успехи на поприще уголовного сыска по «Высочайшему Повелению серебряною медалью с надписью "За усердие" для ношения на груди», погиб при поимке разбойников^{[9, Л. 27]}.

Между тем, критический уровень личной и имущественной безопасности местного населения вынуждал сибирскую администрацию к дальнейшим шагам по специализации органов уголовного сыска. Уже в начале 1885 г. Иркутским губернатором был одобрен проект капитана Александра Максимовича Озерского «Об устройстве в г. Иркутске сыскной полиции». По решению губернской администрации при полицейском управлении вновь организовали «небольшой отряд сыщиков»^{[5, Л. 1]}. Начальником сыскной полиции назначили пристава следственных дел Николая Дмитриевича Добронравова.

Деятельный и весьма сведущий в сыске Добронравов считался первым сибирским криминалистом. Николай Дмитриевич не раз выступал в Санкт-Петербургском антропометрическом обществе, демонстрируя «альбомы с весьма интересными фотографиями типов убийц, дающими ясное представление о тех "людях-зверях" рецидивистах, которыми населена каторга Сибири»^{[17, С. 12]}. Под его руководством были изобличены члены банд Лябаха и Черевинского. Только благодаря инициативе Добронравова, выехавшего для опознания в Омск, удалось задержать неуловимого разбойника Семена Тарасова.

Однако, несмотря на то, что, по мнению полицейского руководства, «отряд сыщиков приносил немаловажную пользу и показал крайнюю необходимость наличия сыскной полиции в г. Иркутске», через год его расформировали^{[5, Л. 2]}.

Попытки специализации местных полицейских структур на сыске уголовных преступников 1883 и 1885 г, продемонстрировали несколько характерных особенностей. И в первом и во втором случаях инициатива создания сыскной полиции исходила исключительно от губернской администрации. Это обстоятельство, обуславливало источник финансирования. Деньги выделялись из общей суммы сыскного кредита, определенного для всей Иркутской губернии.

Размеры сыскного кредита строго ограничивались и изменялись в диапазоне от 629 руб. в 1880 г. до 1620 руб. в 1897 г. для всех полицейских управлений Иркутской губернии^{[6, Л. 142]}.

В то же время по расчетам Иркутского полицмейстера Александра Максимовича Озерского для содержания одного сыскного отряда, состоящего из нескольких нижних полицейских чинов, требовалось около 1000 руб. в год. Создание же в административной столице Иркутской губернии постоянно действующей агентурной сети, позволявшей эффективно противостоять уголовной преступности, по смете войскового старшины Х.Ф. Маковского, предполагало финансирование в размере 5000 руб в год[8. Л. 2].

Очевидно, что предполагаемые затраты превышали размеры «секретных расходов» не только для Иркутской городской полиции, но и для всей Иркутской губернии. Кроме того, губернские чиновники частично изменили ранее существовавшую систему распределения «денег на секретные расходы», что и вызывало нарекания со стороны министерства внутренних дел.

Отсутствие в рассматриваемый период нормативных актов, оговаривавших саму возможность создания сыскной полиции в губернских городах, оставляло инициативы иркутских чиновников вне ведомственных инструкций и распоряжений и обуславливало явную недостаточность финансового обеспечения.

Тем не менее, иркутские обыватели нуждались в защите, обеспечить которую чиновники общей полиции в силу специфики своей деятельности не могли. Поэтому, не располагая возможностью создать в составе Иркутского полицейского управления сыскное подразделение официально, губернская администрация стремилась организовать таковое из числа вольнонаемных агентов.

В мае 1890 при личной беседе с полицейскими чиновниками председатель совета главного управления Восточной Сибири высказал предположение о том, что «для более успешных розысков преступников и открытия преступлений необходимо чинам полиции иметь сыщиков, избирая для этого людей благонадежных и знакомых с сыскной деятельностью»^{[6, Л. 128]}.

Полицейские чиновники исполнили рекомендации главного начальника края. Однако, при практической реализации замысла генерал-губернатора столкнулись с целым рядом сопутствующих проблем. Оказалось, что найти в «столице каторги и ссылки» благонадежных людей, сведущих в криминальных вопросах, очень непросто. Большинство вольнонаемных сотрудников полиции стремилось сочетать выполнение оперативных задач с получением выгоды. Наличие обширных властных полномочий и близость к криминальному сообществу порождали появление наиболее опасного вида преступников, осведомленных о намерениях полиции и практически не подвластных ее действиям.

В 1899 г. начальник Иркутского губернского жандармского управления доложил иркутскому губернатору о том, что «красноярский мещанин Филипп Ситников, состоящий при 3 части в качестве агента-сыщика, вместо исполнения поручений полиции об открытии воров, мошенников и вообще людей подозрительных, скрывает их за полученные с них взятки и позволяет таким образом злоупотреблять тем доверием полиции, которым пользуется как служащий агент»^{[7, Л. 9]}.

Претензии офицеров жандармского ведомства к вольнонаёмным сыщикам были основаны на заявлениях потерпевших, указывавших в своих объяснениях, «что при обыске Ситников помогал скрыть многие вещи ... приносил воровские вещи продавать к своему хорошему знакомому Максимову … в питейном заведении жены мещанина Абрамова давал трех рублевые фальшивые кредитные билеты для размена за выпитое вино»^{[7, Л. 10]}.

Такие промахи с кадрами среди вольнонаемных агентов случались в иркутской полиции достаточно регулярно. Об этом позволяют судить материалы сибирской прессы, благодаря которым проступки иркутских сыщиков получали достаточно широкую огласку и имели значительный общественный резонанс.

Об одном из таких происшествий сообщили в 1890 г. корреспонденты «Восточного обозрения». По сведениям местной прессы вместе с членами банды Алексея Черевинского на скамье подсудимых оказался полицейский агент Буров. Отбывший каторгу за совершение грабежей Буров осел в Иркутске и содержал сапожную мастерску. По показаниям свидетелей, сапожник сумел приобрести некоторое доверие полиции и играл роль фискала. Совмещая обязанности сыскного агента и работу сапожника, Буров укрывал от полиции беглых и участвовал в совершении тяжких преступлений. Особое значение при этом имели связи Бурова с чиновниками полиции.

Судебное заседание по делу банды А. Черевинского длилось семь дней. К слушаньям в качестве свидетелей привлекли 110 человек^{[18, С. 218]}. Поэтому неудивительно, что дело полицейского фискала Бурова получило широкую огласку, а деятельность иркутских сыщиков негативную оценку общественности.

Со временем деятельность вольнонаемных агентов полиции стала представляться в сибирской прессе противоправной и крайне вредной для местных обывателей. Так корреспонденты газеты «Сибирь» информировали население, что в столице Иркутской губернии появился особый вид жуликов, занимающихся шантажом. Журналисты утверждали: «жулик, припертый к стене, и подлежащий или высылке на место жительства, или посадке в мешок, обращается к полиции и предлагает им свои услуги в качестве сыщика, затем, начинает плести паутину: у того-то водятся фальшивые кредитки, там-то воровские вещи»^{[19, С. 6]}.

В 1900 г. на явные проблемы с организацией уголовного сыска обратил внимание Иркутский губернатор Иван Петрович Моллериус. Поводом пристального внимания к полицейскому ведомству послужило очередное происшествие с вольнонаемными сыщиками. Ссыльнопоселенец Чечуйской волости М.Ф. Новоселов сообщал властям, что «в Иркутске вновь образовалась шайка мошенников, которые именуют себя сыщиками Иркутской полиции».

Из дальнейших расследований следовало что, подозреваемые используют положение негласных сотрудников полиции и «отбирают от бедных людей взятки по 10 рублей … угрожая каждому бедному еврею из ссыльнопоселенцев высылкой из Иркутска, если они не дадут им денег». Главными организаторами афер, по сведениям заявителей, являлись ссыльнопоселенцы Илгинской волости Ушер Левинсон и Янкель Мермельштейн^{[11, Л. 7]}.

Инициированное губернатором дознание установило, что Янкель Иос Мермельштейн являлся выходцем из Подольской губернии и в 1887 г. был осужден Кишиневским окружным судом за разбой к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы на 10 лет. Коллега Мермельштейн Ушер Абрамович Левенсон так же имел за спиной весьма темное прошлое. В 1888 г. Уманский окружной суд признал его виновным в серии разбойных нападении^{[11, Л. 74]}.

Между тем, по свидетельству Иркутского полицмейстера капитана Николая Александровича Янчиса, оба ссыльнопоселенца оказывали услуги по розыску разных преступных лиц «весьма ценные в смысле удаления опасных лиц из города». Кроме того, по утверждению Николая Александровича, сыщики не только расследовали преступления, но и лично задерживали особо опасных рецидивистов. Так, со слов полицмейстера, Янкель Мермельштейн в 1899 г. «лично, в Подгорно-Жилкинском селении задержал беглокаторжного Ароновского, убийцу и грабителя известного в преступном мире под именами Арончика, Капельмейстера и Брацлавского»^{[11, Л. 96]}.

Однако, спустя непродолжительное время, на имя прокурора окружного суда поступило очередное заявление. Ссыльнопоселенец Братской Острожной волости Иос Нусельбаум сообщал, о причастности Янкеля Мермельштейна к сбыту крадены лошадей.

Из полученных в ходе дознания объяснений И. Нусельбаума следовало, что после совершенной у него кражи трех лошадей к нему пришел Я. Мермельштейн и объявил, что он сыщик городской полиции и что ему известно о краже и где находятся лошади. Для возвращения украденного сыщик требовал у И. Нусельбаума 100 рублей, из которых 40 руб. якобы предназначались в «уплату ворам по воровским судам»^{[11, Л. 49]}.

В дальнейшем, по свидетельским показаниям Ц. Пахнуцкого, Я. Мермельштейн получил деньги и «недели две тянул без всяких розысков, сам никуда не уезжал и никого не посылал … дело неоправданно затягивал … указав в конечном итоге на совершенно других лошадей».

Посчитав поведение полицейского сыщика подозрительным, а его самого причастным к делу похищения лошадей, И. Нусельбаум отправился на поиски лично. Через некоторое время, приехав в Качуг, И. Нусельбаум узнал от местных жителей, что лошади с Гершем Горбатым отправил в Качуг сам Мермельштейн. Где именно по его указанию были проданы две из трех похищенных лошадей^{[11, Л. 53]}.

Допрошенные по обстоятельствам дела полицмейстер Н.А. Янчис, пояснил, что лично предложил И. Нусельбауму дать на расходы по розыску лошадей 25 рублей, «что сделка эта была добровольная, при предупреждении, что деньги могут пропасть, а лошади будут не найдены»^{[11, Л. 97]}. На что, по свидетельству Николая Александровича посланец И. Нусельбаум дал добровольное согласие.

Однако поведение сыщиков, к которым по приезду из Качуга «со слезами» и просьбой возвратить деньги обратился И. Нусельбаум, оказалось странным. «Мы агенты сыскной полиции, и если захотим, то костей твоих не останется», — ответил потерпевшему Я. Мермельштейн.

О том, что угрозы эти не пустые И. Нусельбаум убедился уже к вечеру, оказавшись в тот же день под арестом в 3-й пол. части. В последующем, по показаниям свидетелей, полицейские агенты неоднократно наносили И. Нусельбауму разные оскорбления и угрозы^{[11, Л. 99]}.

Очевидно, что, осуществляя розыскные мероприятия, вольнонаемные сыщики У. Левинсон и Я. Мермельштейн преследовали и свои корыстные цели, используя положение негласных сотрудников полиции и личные связи с полицейским начальством, для осуществления хитроумных комбинаций.

Подобные промахи с наемными сыщиками и крайняя актуальность проблемы борьбы с уголовной преступностью вынудили высших чиновников губернии к кардинально новому шагу. 20 сентября 1901 г. общее присутствие Иркутского губернского управления «нашло существенно необходимым учреждение особого сыскного отделения при городском полицейском управлении с соответствующим штатом из Пристава, 5 полицейских надзирателей, считая по одному на каждую полицейскую часть города и низших агентов»^{[3, Л. 71]}.

В соответствии с решением губернского управления 18 апреля 1902 г. Иркутский генерал-губернатор ходатайствовал перед департаментом полиции о внесении изменений в штаты городской полиции.

Ответ из министерства пришел через две недели. В отношении за №2168 Иркутскому военному генерал-губернатору сообщалось, что «сыскная часть в виде отдельного управления организована только в столицах и в г. Одессе, с коими, очевидно, в сравнении г. Иркутск идти не может»^{[3, Л. 88]}. В виду этих соображений чиновники предлагали вместо создания сыскного отделения «ограничится, если в том представиться неотложная надобность, увеличением отпускаемого губернатору сыскного кредита».

Министерство внутренних дел вновь предлагало уже апробированную и неэффективную в новых условиях схему противостояния уголовной преступности, когда деньги на сыск выдавались полицейским приставам каждой части. Между тем, сущность проблемы заключалась в том, чтобы грамотно использовать сыскной кредит, а для этого требовались профессионалы, владеющие навыками оперативной работы, коими простые чиновники иркутской полиции, в большинстве своем, не являлись.

Примечательно, что гласные Иркутской думы в большинстве своем поддержали решение официального Петербурга. Осознавая актуальность проблем, связанных с обеспечением личной и имущественной безопасности сибирского населения, депутаты, тем не менее, проголосовали против введения в штат городской полиции сыскной части.

В качестве главного аргумента депутаты приводили доводы о том, что «высказанные мотивы за учреждение сыскной части предупреждены учреждением в Иркутске мирового и окружного судов, а равно и отменою ссылки … сыскная часть в Сибири до настоящего времени относилась за счет государства и исторически вверялась институту жандармов, каковой в Иркутске есть и, в случаях надобности может содействовать полиции»^{[3, Л. 133]}.

Основная же причина заключалась в том, что органы местного самоуправления не имели возможности пойти на дополнительные финансовые расходы по содержанию полиции. Ведь доля общих затрат на полицейское ведомство, возмещаемая городом, к рассматриваемому периоду составляла более 80 процентов.

Очевидно, что специфика организации сыска уголовных преступников в Иркутской губернии детерминировалась спецификой осуществлявшейся здесь правоохранительной деятельности, которая, в свою очередь, обуславливалась особенностями финансового обеспечения.

Местная администрация, стремившаяся к специализации полицейской деятельности, действовала, сообразуясь с имевшимися финансовыми возможностями. Как показала правоохранительная практикавторой половины XIX столетия, они не позволили создавать организационные структуры в виде особых сыскных отрядов, призванные заниматься исключительно уголовным сыском.

Это обстоятельство предопределило появление в ведении иркутской полиции «вольнонаемных сыщиков», на содержание которых, по сравнению со штатными чиновниками, требовалось значительно меньше средств. Однако незначительность денежного обеспечения вольнонаемных сыщиков, лишенных по сравнению с чиновниками полиции даже минимума социальных гарантий и их близость к криминальному миру являлись решающими причинами низкого качества оперативно-розыскной деятельности, перераставшей в большинстве случаев в противоправные деяния.

Характерно, что необходимость создания организационных структур уголовного сыска проявилась в Иркутской губернии значительно острее, чем в других районах страны, что показывают соответствующие и настойчивые действия губернской администрации. Результаты этих действий реализовались в различных организационных формах, но так и не вынудили государственную власть к принятию необходимых решений. Здесь так и не удалось вплоть до 1908 г. создать специализированные полицейские подразделения, предназначенные исключительно для сыска уголовных преступников.