Психологические аспекты политического участия и протестной готовности молодежи Приморского края

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и ЭИСИ в рамках научного проекта №. 20-011-31-518

Введение. Российское общество переживает неоднозначный период трансформации, надежды на модернизацию сочетаются с опасениями за успешность перехода от проблемного прошлого к развитому будущему. Радикальные изменения в обществе, затрагивающие его основы, порождают конфликты, разные по масштабу, направленности, остроте, длительности. Многие социальные конфликты реализуются в форме протеста.

Говоря о современном российском обществе, можно отметить, что для него характерна перманентная протестность, проявленная преимущественно в российских столицах. Однако последние события на Дальнем Востоке, такие как длительные протестные митинги в Хабаровске, показали, что здесь формируется повышенная протестная готовность.

Особым актором протестного поведения выступает молодежь: она остро ощущает несовершенство общественного устройства, демонстрирует завышенные амбиции и требования к окружающим, болезненно переживает невозможность или ограничения в удовлетворении своих потребностей и т.д. ^{[6, С. 144, 148–149]}.

Основным интересом настоящего исследования является психологический, именно - эмоциональный аспект отношения к политике и его включенность в политический интерес и политическое поведение (в том числе протестное) у молодежи Дальнего Востока.

Изученность темы. Устройство механизмов коллективного протестного поведения рассматривалось в рамках различных социально-психологических направлений. Одной из первых моделей, объяснявших участие в протестах, была модель протестного поведения, сформированная в рамках теории относительной депривации Дж. Дэвиса и С. Стауффера ^[11]. Исходным пунктом протестного поведения и его причиной авторы называли групповую депривацию. Оказавшись в ситуации нарастающей депривации, члены группы испытывают все более сильные эмоции. Если ведущей эмоцией оказывается гнев, то члены группы, мотивированные гневом, пытаются изменить свое положение – что напрямую стимулирует социальный протест. Если же возобладают депрессия и страх, то, демотивированные ими, члены группы отказываются от борьбы.

Следующая модель коллективной протестной активности, основанной на социальной идентичности, была разработана Мартином ван Зомереном с соавторами ^[16]. Ван Зомерен исходил из того, что коллективная активность порождается сочетанием трех базовых факторов: идентичности индивида с группой, которая оказалась в несправедливом положении, групповыми эмоциями и коллективной эффективностью (представлением об актуальной способности группы справиться со своими проблемами). При этом именно социальная идентичность актуализирует другие факторы.

В последующих работах были выделены два эмоциональных пути протеста. Первый из них - это маршрут гнева, основанный на уверенности в эффективности, ведущий к нормативному действию, второй - путь презрения, ведущий к ненормативному поведению ^{[12, 17]}.

Ван Стакельберг в своих работах описывает взаимодействие эффективности, индивидуальности и эмоций как элементов механизма протеста ^{[14, 15]}.

Таким образом, практически все авторы изучавшие механизмы протестного поведения, отводили одну из главных ролей эмоциям, считая их мотивирующим фактором протеста.

В нашей стране протестное поведение изучается преимущественно в рамках социологии. В отечественной науке большой вклад в изучение проблемы социального протеста внесли такие авторы как Р. Х. Салахутдинова, О. И. Габа, А. В. Петрушина, Ю. А. Акунина ^{[1, 6, 8, 9]}. Проблемы протестных настроений и протестного поведения молодежи продуктивно изучают Г. В. Баранова, Ю. А. Красин, Д. Волков, М. М. Назаров, Е. Н. Соломатина ^{[3, 5, 7, 10]}.

В центре внимания отечественных ученых - социальные причины протеста, его сущность, формы протестной активности. Так, Д. В. Бушуев трактует протестное поведение как вид политического участия, отличительной чертой которого является публичное выражение индивидом или социальной группой недовольства социально-политической системой через разные формы протестных действий ^{[4, C. 15]}.

Социальный протест можно трактовать также как столкновение субъектов социальной жизни, обусловленное несовпадением потребностей, интересов и целей с обстоятельствами, вызвавшими их недовольство ^{[2, C. 31]}.

О. И. Габа, раскрывая причины протестной активности молодежи, отмечает завышенные притязания молодежи к себе и окружающим, при осознании невозможности самореализации в полной мере (субъективный фактор, свойственный психологии данной группы), катализированных целым рядом внешних социальных и политических условий (объективный фактор) ^{[6, C. 148]}.

Таким образом, российскими учеными ведется активное изучение социального протеста. Актуальность темы обусловливает необходимость дальнейшего ее исследования в разных аспектах. В частности, заслуживает внимания роль эмоционального фактора в протестном поведении и протестной готовности. Перспективным представляется сочетание социально-психологического и социологического подхода к изучению протеста.

В качестве эмпирической базы использованы результаты опроса, проведенного Е.Б. Мариным в 2020 г. В выборку вошло 254 студента нескольких вузов Приморского края: Дальневосточный федеральный университет (во Владивостоке и Уссурийске), Морской государственный университет им. Г. И. Невельского и Филиал Владивостокского государственного университета экономики и сервиса в г. Находка. Возраст респондентов – от 17 до 24 лет (Х = 19, σ = 3).

Методология и методы. В настоящем исследовании применялся метод анкетирования, был использована анкета «политика и протест», разработанный Е. Б. Мариным.

Пункты анкеты были организованы в пять смысловых блоков. Во-первых, испытуемым предлагалось выбрать из списка эмоции, характеризующие их отношение к политике. Во-вторых, исследовался их интерес к политике (вопрос «Интересуетесь ли Вы тем, как развиваются события в политической, экономической жизни нашей страны?»). В-третьих, изучалось политическое участие (вопрос «Как бы Вы сами охарактеризовали себя: Вы - человек участвующий в политике?», а также выбор из перечня форм политического участия тех, которые респонденты осуществляли). В-четвертых, исследовалось протестное поведение: респондентам предлагалось «оценить свою готовность участвовать в разных формах протестной активности», согласно предложенному перечню. Наконец, анкета включала демографический блок, содержащий ряд вопросов, касающихся пола, возраста, материального положения.

Полученные данные были обработаны с применением процедур математической статистики. В целях уменьшения размерности данных был использован категориальный метод главных компонент (CatPCA), позволяющий проводить анализ структуры номинальных данных. Также использованы непараметрические критерии U Манна-Уитни, ро Спирмена, χ2 Пирсона. Расчеты выполнялись в пакете IBM SPSS Statistics 26.

Результаты

Интерес к политике. На вопрос о заинтересованности в политике ответы респондентов распределились следующим образом (Рис. 1):

Рис. 1. Распределение ответов на вопрос «Интересуетесь ли Вы тем, как развиваются события в политической, экономической жизни нашей страны?»

Как видно, большинство респондентов не особенно интересуются политикой, однако, так или иначе получают определенную информацию о происходящем. При этом интерес к политике оказался более выраженным у мужчин (U = 5704, р = 0,007).

Политическое участие. На вопрос «Как бы Вы сами охарактеризовали себя: Вы человек участвующий в политике?» 81,5% респондентов ответили отрицательно, 18,5% - положительно. Различий по полу не обнаружено. Декларируемое участие и интерес к политике ожидаемо коррелируют на высоком уровне значимости (U = 7304, p = 0,000).

Формы политического участия. Оценки респондентами различных форм политического участия по шкале от 1 («не участвовал ни в каких формах») до 4 («да, участвую регулярно») распределились следующим образом (Рис. 2):

Рис. 2. Распределение ответов о формах политического участия (средние значения)

Как видно, наиболее популярная форма участия – разговоры на политическую тему, затем следуют разные варианты голосования. При этом «официальное» участие в политических процессах (членство в партиях, участие в избирательных кампаниях, членство в молодежных движениях) сравнительно менее выражено. С полом респондентов формы политического участия не связаны.

Протестное поведение. Распределение ответов о готовности к протестному поведению представлено на Рис. 3.

Рис. 3. Распределение ответов о готовности к разным формам протестного поведения (средние значения)

Отметим, что максимальное значение составляло 7 баллов, однако, даже по наиболее выраженным формам протестного поведения показатели довольно низкие (максимум – 3,3), следовательно, можно говорить в целом о малой декларируемой готовности респондентов к предложенным формам протестного поведения.

При этом видно, что респонденты скорее говорят о готовности к более «спокойным» формам протестного поведения: петиции, концерты, санкционированные мероприятия. Такие деструктивные и агрессивные формы, как бунт, восстание, обнаруживают наименьшее среднее.

Далее готовность к разным формам протестного участия была проанализирована с помощью категориального метода главных компонент (CatPCA). Наиболее соответствующим данным оказалось двухкатегориальное решение (общая объясненная дисперсия = 8,741, Альфа Кронбаха = 0,974). Нагрузки компонент представлены в таблице 1.

Таблица 1. Нагрузки по компонентам для форм протестного участия по результатам CatPCA

Максимальными нагрузками по первой компоненте обладают такие формы протеста, как несанкционированные протестные акции, забастовки, бунт, минимальными - участие в тематических концертах и подписание петиций. Можно обозначить эту переменную как радикальный протест. Данная компонента (по сравнению со второй) является более весомой, характеризуется существенно большим собственным значением (объясненная дисперсия = 7,402).

«Радикальный протест» оказался связан с декларируемым политическим участием (U = 5942,5, p = 0,000) и с политическим интересом (ро = ,223, p = 0,001), а также, на высоком уровне значимости, со всеми формами политического участия, за исключением голосования в федеральные органы. Гендерных различий не обнаружено.

Смысл второй компоненты (объясненная дисперсия = 1,339) выглядит прямо противоположным: максимальные нагрузки - у таких форм поведения, как участие в концертах и подписание петиций, минимальные – у бунта и восстания. Эту переменную можно назвать умеренным протестом.

«Умеренный протест» не обнаруживает связи ни с декларируемым политическим участием, ни с интересом к политике; из форм политического поведения связан только с обсуждением (ро = ,219, р = 0,001). При этом более выражен у женщин (U = 5804,5, p = 0,018).

Далее были проанализированы эмоции в отношении политики. Ответы респондентовраспределились следующим образом (Рис. 4):

Рис. 4. Распределение эмоций в отношении политики (проценты от количества наблюдений)

В эмоциональном отношении явно преобладает негативный фон: доминирует разочарование (его отмечают почти 50% респондентов). Из наименее негативных эмоций наиболее выраженными являются удивление и надежда.

Обнаружены гендерные различия в эмоциональном отношении к политике: у мужчин более выражены эмоции страдания (χ² = 8,289, df = 1, р = 0,003), отвращения (χ² = 8,093, df = 1, р = 0,003), гнева (χ² = 6,733, df = 1, р = 0,007).

Была проанализирована связь эмоций в отношении политики с политическим интересом, декларируемым и фактическим участием и готовности к протестному поведению.

Интерес к политике оказался связан с такими эмоциями, как отвращение (U = 5463,5, р = 0,039) и стыд (U = 7521, p = 0,048), а также собственно с эмоцией интереса (U=5482,5, p=0,007).

Декларируемое политическое участие оказалось связано с эмоциями смущения (χ² = 4,685, df = 1, р = 0,018), удивления (χ² = 4,433, df = 1, р = 0,024) и гнева (χ² = 4,738, df = 1, р = 0,027).

Наконец, проанализирована связь эмоций с двумя формами протестного поведения (радикальный и умеренный протест). Среди коррелятов «радикального протеста» оказались следующие эмоции: разочарование (U = 9446,5, p = 0,000), отвращение (U = 6276, p = 0,000), стыд (U = 8022, p = 0,004), гнев (U = 6104, p = 0,004), презрение (U = 7866, p = 0,007), страдание (U = 3943,5, p = 0,039), но и надежда (U = 4436,5, p = 0,016). С «умеренным протестом» связаны эмоции разочарования (тоже) (U = 8666,5, p = 0,003) и интереса (U = 5404, p = 0,018).

Обсуждение

По результатам проведенного анализа можно сказать, что в целом исследованная молодежь скорее мало интересуется политикой, скорее не проявляет политического участия, относится к политике в целом негативно. Оценки готовности к разным формам политического протеста показывают малые значения: респонденты скорее не обнаруживают готовности на такое. Однако обращает на себя внимание связь декларируемого политического участия, а также почти всех форм политического участия и интереса к политике, с такой категорией, как «радикальный протест». Данный факт может говорить о том, что политически активные и вовлеченные респонденты могут иметь деструктивный протестный потенциал. Вероятно, за этой связью могут стоять некоторые личностные и социальные переменные, требующие специального исследования.

Интерес к политике оказался связан с довольно противоречивым набором эмоций: помимо собственно эмоции интереса, он коррелирует с негативными эмоциями отвращения и стыда, хотя на невысоком уровне значимости. На первый взгляд, кажется не вполне очевидным, как нечто отвратительное и вызывающее стыд, может быть связано с интересом. Настоящее исследование не позволяет ответить на данный вопрос однозначно, однако, можно выдвинуть ряд предположений. В частности, такой паттерн может быть связан со стремлением повысить уровень эмоционального возбуждения, с другой – интерес к политике может считаться в некоторой степени социальной нормой. Однако для более точной проверки данных предположений необходимы дальнейшие исследования.

Исследование латентной структуры готовности к разным формам протестного поведения позволило выявить две компоненты: «радикальные» и «умеренные» формы протеста. Общей эмоцией, связанной с обеими формами, оказалась эмоция разочарования. При этом «умеренный протест» в целом обнаруживает сравнительно мало эмоциональных коррелятов и связан, помимо разочарования, только с интересом, а также более свойственен женщинам. Можно полагать, что умеренное, мирное протестное поведение не настолько эмоционально «заряжено», а также не настолько заостренно негативно: из двух коррелированных эмоций лишь одна (разочарование) имеет негативную окрашенность. Следует отметить, что интерес и разочарование выглядят немного взаимоисключающими и это сочетание может говорить о том, что «умеренным» протестантам скорее не все равно, что происходит в политике (эмоция интереса), хотя в целом они ею, видимо, разочарованы. Вероятно, именно этот негативный элемент отношения, «подогревая» интерес, служит мотивирующим фактором для протестного участия.

«Радикальный протест» связан с целым спектром отрицательных эмоций, выглядит существенно более эмоционально насыщенным, однако, следует заметить его связь с одной положительной эмоцией, а именно – с надеждой.

Интересно заметить, что в ряду коррелятов каждой из форм протестного поведения оказались как негативные эмоции (гораздо больший их набор характеризует агрессивный протест), так и положительные. Можно предположить, что такая противоречивость – наличие и положительных, и отрицательных эмоций в структуре эмоционального отношения к политике, является предпосылкой активного протестного действия. Вероятно, если бы эмоции в отношении политики были одной валентности (например, только отрицательными), этого не хватило бы для осуществления протестного поведения. Однако данное предположение требует проверки в ходе дальнейших исследований.

Заключение

В ходе настоящего исследования был проанализирован эмоциональный компонент политического отношения и поведения, выявлены его связи с протестной готовностью и разными формами протестной активности. В аспекте готовности к формам протестного поведения выявлена двухкатегориальная структура: «радикальные» и «умеренные» формы. Умеренное протестное поведение оказалось связано, помимо разочарования, с интересом к политике.

«Радикальный протест» связан с большим количеством отрицательных эмоций,таких как разочарование, отвращение, стыд, гнев, презрение. Можно сказать, что он эмоционально «перегружен». В молодежной среде растет число испытывающих крайне негативные эмоции в отношении политики. Однако и «радикальный протест» оказался взаимосвязан с одной положительной эмоцией, а именно – с надеждой.

Помимо этого, «радикальный» протест оказался связан с высокой политической активностью: его сторонники активно участвуют в политике в разных формах. Напротив, «умеренный» протест характеризует тех респондентов, которые участвуют в политике на среднем уровне (а для молодежи это в основном невысокий уровень участия). То есть, политически активным молодым людям чаще свойственны радикальные протестные настроения. Можно сказать, что умеренный протест скорее пассивен, может выражаться в умонастроениях и декларациях. «Радикальный» же протест скорее «активный», деятельный. Данная тенденция может быть тревожной на уровне государства.

Были выявлены и некоторые гендерные особенности протестности и эмоциональных форм отношения к политике. Так, «умеренные» формы протестной готовности оказались свойственны больше женщинам.

В протестной готовности на данный момент преобладает ориентация на мирный протест. Однако можно предполагать, что формирование негативного эмоционального фона может изменить это соотношение в пользу сторонников более «жесткой» модели поведения в протесте. При этом, как показывает проведенный анализ, в молодежной среде в последнее время преобладают негативные эмоции в отношении политики государства. Сильные отрицательные эмоции, такие как гнев, презрение, отвращение, как было установлено, на высоком уровне значимости коррелируют с крайними, разрушительными формами протеста.

Как мы полагаем, диагностика эмоционального отношения к государству может использоваться как маркер состояния протестного потенциала молодежи и его характера, направленности на более «мягкий» или «агрессивный» протест.

Результаты данного анализа могут быть полезны органам государственной власти, политическим партиям, образовательным учреждениям.