Библиотека
|
ваш профиль |
Социодинамика
Правильная ссылка на статью:
Майкова Э.Ю., Симонова Е.В.
Потенциал развития института сельских старост в современных российских муниципалитетах (на примере социологических исследований в Тверской области)
// Социодинамика.
2021. № 1.
С. 1-15.
DOI: 10.25136/2409-7144.2021.1.34801 URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=34801
Потенциал развития института сельских старост в современных российских муниципалитетах (на примере социологических исследований в Тверской области)
DOI: 10.25136/2409-7144.2021.1.34801Дата направления статьи в редакцию: 04-01-2021Дата публикации: 11-01-2021Аннотация: Предметом исследования данной статьи является анализ показателей, характеризующих потенциал развития института сельских старост в современных российских муниципалитетах. К таким показателям относятся представления, мнения и установки жителей различных типов муниципальных образований относительно института старостата. Исследование подобных представлений позволяет выявить особенности управленческих и самоуправленческих процессов, происходящих на локальном уровне, а также определить дальнейшие перспективы развития института сельских старост в России. Объект исследования – жители различного типов муниципалитетов Тверской области. Представлены данные социологического мониторинга, осуществлявшегося в Тверском регионе в 2018-2019 гг. методом формализованного интервьюирования, а также результаты социологического исследования, проведенного в сельских муниципалитетах по специально разработанному инструментарию (2019 г.). Исследовано отношение населения региона к введению должности старосты в сельских поселениях. Изучена информированность сельских жителей об институте старостата, их представления о природе социальной позиции старосты, о его правовом статусе и социальных функциях, исследованы установки граждан к работе в системе МСУ в качестве старосты сельского населенного пункта. Особым вкладом авторов в исследование темы является выявление характеристик, формирующих социальные портреты категорий граждан, ориентированных на развитие института сельских старост и участие в его функционировании. Полученная информация может быть использована органами государственной и муниципальной власти в процессе организации работы с населением по его вовлечению в самоуправленческие практики. Ключевые слова: местное самоуправление, институт сельских старост, отношение к старостам, информированность о старостах, самоуправленческий потенциал, активистские установки, готовность стать старостой, социальный портрет старосты, укрупненные муниципалитеты, муниципалитеты поселенческого уровняСтатья подготовлена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований в рамках научно-исследовательского проекта № 18-011-01240 А. Abstract: The subject of this article is the analysis of indicators that characterize development potential of the institution of the heads of village community (Starosta) in modern Russian municipalities. These indicators include the representations, opinions and attitudes of the residents of different types of municipalities regarding the institution of the headman. The conducted research allows determining the peculiarities of administrative and self-governing processes on the local level, as well as outline the development prospects for the Institution of the heads of village community in Russia. The object of this article is the residents of different types of municipalities in Tver Region. Using the method of structured interview the author provides the data of sociological monitoring carried out in Tver Region in the 2018-2019, as well as the results of sociological survey conducted in rural municipalities in accordance with a specifically developed toolset (2019). The article analyzes the attitude of the population of Tver Region towards implementation of post of headman (Starosta) in the rural areas; examines the awareness of rural residents on the institution of the heads of village community, their representations on the nature of social position of Starosta, legal status and social functions of the institution. The author’s special contribution consists in identification of characteristics that form social portraits of categories of citizens who gear towards the development of the institution of Starosta and participation in its functioning. The acquires results can be used by state and municipal branches aimed at engagement of population in the practices of self-governance. Keywords: local self-government, institute of village elders, the attitude to the elders, awareness of the elders, self-government potential, activist attitudes, readiness to become an elder, social portrait of the elder, enlarged municipalities, municipalities of the settlement level
Введение Развитие института местного самоуправления (МСУ), происходящее в России на протяжении всего постсоветского периода, имеет своей целью создание эффективно функционирующих систем жизнеобеспечения населения различных территориальных образований. Предполагается, что жизнедеятельность таких систем должна быть основана на принципах автономии в решении вопросов местного значения с ограниченным участием структур государственной власти и вовлечения рядовых граждан в процессы организации своей деятельности и решения проблем на конкретной территории. Указанная цель может быть достигнута только в том случае, если территория муниципального образования (МО) в достаточной степени подконтрольна органам управления, местная власть максимально (насколько возможно) приближена к населению, а само население активно включено в процессы организации жизнедеятельности на местах. Однако в российских условиях, характеризующихся наличием больших по площади территорий, низкой плотностью населения, значительной удаленностью населенных пунктов друг от друга, а нередко, и от каких-либо административных центров, низкой активностью самого населения, возникает проблема управляемости территорий муниципалитетов, сужаются возможности создания эффективных систем их жизнеобеспечения. Данная проблема не была решена и в рамках функционирования двухуровневой модели МСУ, закрепленной в российском законодательстве с 2003 г. [1], так как такой тип МО как сельские поселения зачастую включает большое количество сельских населенных пунктов, удаленных от административного центра поселения, нередко характеризующихся признаками «периферизации» (деградацией хозяйственной деятельности, распадом сельской инфраструктуры, миграционным оттоком населения, снижением качества человеческого капитала и др.) [2], обеспечить представительство администрации муниципалитета в которых не представляется возможным из-за его ресурсной ограниченности (финансовой, кадровой и т.д.). В настоящее время проблема усугубляется в связи с активизацией процессов укрупнения муниципалитетов, формирования городских и муниципальных округов, включающих в свой состав большое количество городских и сельских населенных пунктов, утративших статус самостоятельных МО. В муниципалитетах подобного типа поселенческий уровень ликвидируется, многие сельские населенные пункты оказываются еще более удаленными от административных центров МО и изолированными, муниципальная власть не имеет достаточных ресурсов для установления эффективного контроля над всей территорией укрупненного МО, а у населения существенно сужаются возможности для продуктивного взаимодействия с местной властью, получения всего комплекса необходимых для жизнедеятельности услуг, а также участия в осуществлении МСУ [3, с. 119]; [4, с. 155]; [5, с. 497]. В качестве одного из путей решения проблемы управляемости обширных сельских территорий как МО поселенческого уровня, так и укрупненных МО (городских и муниципальных округов, в состав которых включены сельские населенные пункты) в современной науке и практике признается развитие института старостата. Одно из первых определений понятия старосты (в его современном понимании) предложил в 2011 г. председатель Комитета по местному самоуправлению, межнациональным и межконфессиональным отношениям Ленинградской области В.А. Скоробогатов. Данное определение характеризует старосту как представителя населения в сельском населенном пункте, наделенного полномочиями по обеспечению решений органов МСУ, вопросов местного значения, обладающего определенной информацией и являющегося главным помощником и для населения, и для органов МСУ [6, с. 31]. С точки зрения исследователей (И.И. Макарова, Ю.А. Рогозы, А.А. Романцова, А.С. Шамшурова, Т.В. Шаровой и др.), сельский староста является своего рода посредником между населением сельских населенных пунктов и муниципальной властью. Как представитель населения он, являясь активным и авторитетным жителем населенного пункта, хорошо знающим проблемы территории и местного сообщества «изнутри», может представлять и отстаивать интересы жителей перед муниципальной властью. Однако, являясь представителем местной власти на конкретной территории, постоянно контактируя с должностными лицами МСУ, он предстает в качестве проводника политики, осуществляемой главой, администрацией и представительным органом МО. Он информирует население о решениях местной власти, о проводимых ею мероприятиях и, персонифицируя собой гражданскую активность и местную инициативу, помогает вовлекать жителей сельских муниципалитетов в процессы решения вопросов местного значения, активизировать жителей для решения задач, стоящих перед МО [6, с. 31-32]; [7, с. 156-157]; [8, с. 329]; [9, с. 29]. В научной литературе отмечается, что Россия имеет собственный исторический опыт функционирования института сельских старост (Б.В. Карцев, Б.А. Ковтун, Н.Н. Мусинова, С.И. Некрасов, В.Н. Папело, Ю.А. Рогоза, А.И. Соколова, Т.В. Шарова и др.). Термин староста был зафиксирован в таких нормативных правовых актах как жалованные грамоты великих князей XIII–XIV вв., Псковская судная грамота, Судебники 1497, 1550 и 1589 гг., Петровские наказы от 1697 г., Учреждение Екатеринославского наместничества 1787 г., Положение 1861 г. о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости. Во всех этих актах содержались нормы, регулировавшие положение сельских старост [7, с. 152]; [10], игравших на протяжении истории России существенную роль в управлении низовыми административно-территориальными единицами. В годы Великой Отечественной войны термин «староста» получил негативную окраску, так как был использован гитлеровской администрацией на оккупированных территориях для «создания видимости реставрации дореволюционных институтов управления» [7, с. 152-153]; [11, с. 166]; [12, с. 223]. Негативные ассоциации, вызываемые термином, сохранялись у населения в течение всего советского периода, в силу чего институт сельских старост так и не получил своего развития. Лишь после распада СССР понятие старосты было возвращено в российское законодательство указом Президента РФ, а сам институт начинает стихийно складываться в условиях борьбы с чрезвычайными ситуациями и затяжными проблемами местного значения. В частности, в условиях недостатка ресурсной базы для выполнения части полномочий муниципальными органами в сельских поселениях, наличия большого числа различных по характеру проблем МО, низкой эффективности деятельности органов МСУ социально-активные жители сельских муниципалитетов фактически начинают решать отдельные вопросы местного значения самостоятельно. Кроме того, часть российских регионов и МО постепенно начинает внедрять практики МСУ, связанные с избранием (назначением) сельского старосты, и обеспечивать их нормативное правовое регулирование. Однако отсутствие законодательного регулирования деятельности сельских старост на федеральном уровне до 2018 г. привело к многообразию и вариативности подходов региональных и муниципальных законодателей к юридическому статусу и полномочиям сельских старост [11, с. 166-167]; [13, с. 119]; [14, с. 29-30]. С целью выработки общих подходов к нормативному правовому регулированию функционирования института сельских старост в 2018 г. Федеральным законом от 18.04.2018 г. № 83-ФЗ в ФЗ № 131 была введена Статья 27.1. Староста сельского населенного пункта [1]. С этого времени начинается новый этап в развитии института старостата в России. Сегодня процесс институционализации данной социальной практики в системе МСУ не является полностью завершенным, и принятие мер, направленных на ее дальнейшее развитие, должно, на наш взгляд, осуществляться с учетом различных факторов, в том числе с учетом мнений граждан о социальной позиции сельского старосты, отношения населения российских муниципалитетов к этому социальному институту. Анализ научной литературы по проблеме развития института сельских старост показал, что в работах исследователей акцент делается: во-первых, на изучении эволюции института сельских старост в различные периоды российской истории; во-вторых, на исследовании правового статуса сельских старост в постсоветский период (на основе анализа нормативных правовых актов); в-третьих, на изучении опыта деятельности сельских старост в различных регионах современной России. Социологический анализ проблемы развития института сельских старост представлен чрезвычайно фрагментарно, имеется ряд работ, которые содержат результаты опросов сельских старост и представителей советов муниципальных образований, проведенных в ряде регионов России [15; 16]. Однако, практически нет работ, ориентированных на анализ представлений рядовых граждан о данном социальном институте. Но именно представления, отношение, мнения и установки жителей российских муниципалитетов относительно социальной позиции сельского старосты, готовность граждан принимать участие в деятельности, инициируемой старостами, их собственная ориентация на участие в жизни муниципалитета в роли старосты, во многом, определяют потенциал развития института сельских старост в современной России. Изучение подобных представлений и установок позволяет принимать адекватные по содержанию и очередности управленческие меры, направленные на развитие как института старостата, так и, в целом, российской системы МСУ. Исследование представлений, мнений и установок рядовых граждан (жителей российских муниципалитетов) относительно института сельских старост и является предметом данной статьи. Методика исследования Комплекс исследований был проведен в Тверской области, которая является одним из типичных регионов Центральной России. Это самая крупная область в Центральном федеральном округе (занимаемая ею площадь – 82,2 тыс. км²). По данным государственной статистики на 1 января 2020 г. численность населения, постоянно проживающего на территории региона, составила 1260379 человек [17]. В состав региона входят 233 муниципальных образования (на 01.01.2021 г.), из них: муниципальные районы – 22, городские округа – 11 (в том числе вновь образованные городские округа с сельским населением – 5, закрытые административно-территориальные образования (ЗАТО) – 2), муниципальные округа – 9, городские поселения – 30 и поселения сельского типа – 161. Институт сельских старост до принятия в 2018 г. поправки в ФЗ № 131 развивался стихийно. Старосты осуществляли деятельность во многих населенных пунктах сельских поселений Тверской области, что позволяло оперативно решать стоящие перед системой МСУ задачи, а также аккумулировать потребности населения. 20.09.2019 г. был принят региональный закон «О регулировании отдельных вопросов статуса, полномочий, прав и гарантий деятельности старосты сельского населенного пункта Тверской области» (ЗО № 55) [18], а 17.10.2019 г. Министерство по делам территориальных образований Тверской области приняло «Типовое решение об утверждении Положения о старосте сельского населенного пункта поселения (городского округа) Тверской области». В настоящее время идет процесс разработки муниципальных нормативных правовых актов, регламентирующих функционирование института сельских старост. Исследования проводились научным коллективом кафедры социологии и социальных технологий Тверского государственного технического университета. Массив эмпирических данных формировался с использованием ряда методических процедур. Во-первых, в рамках проводимого авторами в период с 2009 по 2020 гг. социологического мониторинга, направленного на анализ динамики представлений жителей Тверской области о МСУ и выявление самоуправленческого потенциала населения, изучалось отношение жителей МО различных типов к перспективе введения должности старосты в сельских поселениях (соответствующие вопросы были сформулированы в 2018-2019 гг.). Объектом исследования являлись граждане в возрасте от 18 лет. Метод сбора эмпирических данных – формализованное интервьюирование. Объем выборочной совокупности составил в 2018 г. – 1083 чел., в 2019 г. – 682 чел. (статистическая погрешность – 4%). Репрезентативная выборка формировалась по квотам (пол, возраст, тип поселения). Сбор информации происходил ежегодно с июля по ноябрь. Обработка результатов исследования осуществлялась на основе создания электронной базы данных и использования основных описательных статистик в пакете SPSS 16.0. Во-вторых, в 2019 г. было проведено социологическое исследование, направленное на изучение опыта внедрения института сельских старост в практики управления муниципальными образованиями Тверского региона, по специально разработанной программе. Метод сбора эмпирических данных – формализованное интервьюирование сельского населения по специально разработанному инструментарию и сельских старост с использованием специализированного бланка интервью. В данной статье используются результаты опроса населения. Объем выборочной совокупности по сельскому населению Тверской области составил 167 человек (статистическая погрешность – 4%). Объектом исследования выступали жители отобранных для обследования муниципальных образований в возрасте от 18 лет. Исследование было проведено в 7 МО первого уровня (сельских поселениях – 76,6% от общего числа респондентов) и в сельских населенных пунктах трех муниципальных образований второго уровня (2 муниципальных округах – 13,2%; 1 городском округе с сельским населением – 10,2%). В выборку были включены населенные пункты двух типов: 1) институт старост находится на той или иной стадии институционализации; 2) институт старост не внедрен. Репрезентативная выборка по населению формировалась по квотам (пол, возраст, тип поселения, тип МО). Полевой этап исследования был проведен с сентября по декабрь 2019 г. Для обработки количественных данных и их представления в систематизированной форме использовались компьютерные технологии программы SPSS. Результаты мониторингового исследования, проводившегося в различных типах МО В рамках социологического мониторинга, направленного на анализ динамики представлений жителей Тверской области о МСУ и выявление самоуправленческого потенциала населения, исследования проводились среди жителей различных типов муниципалитетов. Опрашивались как представители сельского населения (2018 г. – 23,9%; 2019 г. – 23,5%), так и горожане (2018 г. – 76,1%; 2019 г. – 76,5%). По типам муниципалитетов респонденты распределились следующим образом: городской округ без сельского населения – 48,8% (2018 г.), 39,6% (2019 г.); городской округ с сельским населением – 7,9% (2018 г.), 17,7%% (2019 г.); муниципальный округ – 1,5% (2019 г.); городское поселение – 21,1% (2018 г.), 20,8% (2019 г.), из них малый или средний город – 12,9% (2018 г.), 11,6% (2019 г.), поселок городского типа – 8,2% (2018 г.), 9,2% (2019 г.); поселение сельского типа (ПСТ) – 22,2% (2018 г.), 20,4% (2019 г.). В исследовательский инструментарий был включен один вопрос, касающийся отношения респондентов к перспективе введения должности старосты в сельских поселениях и предполагающий обоснование выбранной позиции (в свободной форме). Анализ полученных результатов показал, что более половины жителей Тверской области относятся к введению должности сельского старосты либо положительно, либо нейтрально, что свидетельствует о наличии определенного потенциала развития института старостата. Полностью отрицательное отношение демонстрирует лишь незначительная доля граждан (табл. 1).
Таблица 1. Как Вы относитесь к перспективе введения должности старосты в сельских поселениях?
Корреляционный анализ ответов на данный вопрос позволяет констатировать наличие более позитивного отношения к позиции сельского старосты у женщин по сравнению с мужчинами. Семейное положение и наличие в семье детей также является фактором, дифференцирующим отношение респондентов к институту старостата: граждане, состоящие в зарегистрированном браке и имеющие детей, демонстрируют позитивное отношение к введению должности старосты в сельских поселениях чаще, чем другие категории опрошенных. В ходе исследования был выявлен ряд устойчивых тенденций: 1) чем старше респонденты, тем более позитивным является их отношение к позиции сельского старосты и наоборот; 2) чем выше образовательный уровень граждан, тем чаще они демонстрируют отрицательное отношение к институту старостата по сравнению с другими категориями населения; 3) чем ниже уровень материального положения респондентов, тем более положительным является их отношение к перспективе введения должности старосты в сельских поселениях и наоборот. Еще одним фактором, дифференцирующим отношение россиян к институту старостата, является их членство в общественных организациях. Так, позитивное отношение к введению должности сельского старосты чаще демонстрируют граждане, состоящие в какой-либо общественной организации, в отличие от тех жителей Тверской области, которые не имеют членства в организациях подобного типа. Анализ характера отношения населения различных типов МО к институту сельских старост показывает, что сельские жители чаще, чем горожане демонстрируют положительно отношение к перспективе введения должности старосты сельского населенного пункта. Граждане, позитивно оценивающие перспективу введения должности старосты в сельских поселениях, объясняют свою позицию тем, что в каждом населенном пункте должен быть лидер («…ответственное лицо, к которому можно обратиться…», «…главный…», «…руководитель на месте…» – 27,7% от числа респондентов, указавших причину позитивного отношения к институту старостата (2019 г.)), являющийся представителем местного сообщества («…представитель народа…», «…ближе к людям…», «…свой человек…» – 15,1% (2018 г.)), хорошо знающий местные проблемы и берущий на себя ответственность за их решение («…знает все проблемы и решит их на месте…» – 19,8% (2018 г.)). Это авторитетный и инициативный местный житель, которому люди доверяют, и который информирует жителей о различных проблемах и путях их решения, представляет интересы населения перед властью и взаимодействует с ее представителями, поддерживает порядок в населенном пункте (2019 г. – 23,5%). Часть респондентов апеллирует к традиции, отмечая, что раньше в поселениях были старосты (2018 г. – 3,8%). Категории граждан, продемонстрировавшие негативное отношение к перспективе введения должности старосты в сельских населенных пунктах, обосновывают свой выбор тем, что понятие «староста», как и обозначаемая им социальная позиция утратили в настоящее время свою актуальность, «устарели» (53,2% от числа респондентов, указавших причину негативного отношения к институту старостата (2018 г.)). Кроме того, данная должность не нужна в силу того, что есть главы сельских поселений, а введение новых должностных позиций лишь будет способствовать росту бюрократии (2019 г. – 18,5%). Часть респондентов, опираясь, по всей видимости, на оценку работы действующего в их населенном пункте старосты, объясняет свое негативное отношение к данной социальной позиции тем, что староста ничего не делает, соответственно, введение такой должности не будет способствовать повышению эффективности управления муниципалитетом (2018 г. – 29,8%). Более того, староста может действовать в своих интересах (2018 г. – 2,1%), конфликтовать с главой поселения (2018 г. – 2,1%), дестабилизирую обстановку в сельском поселении. Следует отметить, что у части граждан понятие «староста» имеет негативные коннотации, видимо, связанные с памятью о Великой Отечественной войне и гитлеровской оккупации («…староста – плохие ассоциации…» – 2,1% (2018 г.); «…у нас не 40-е годы…» – 3,7% (2019 г.)). Подобные негативные ассоциации зафиксированы у жителей Торопецкого (где во время фашистской оккупации в Троицко-Небином монастыре был устроен лагерь для военнопленных) и Бежецкого (по этой территории пролегал путь беженцев в период Великой Отечественной войны) районов. Корреляционный анализ позволил выявить очень важную зависимость: граждане, демонстрирующие позитивное отношение к введению должности старосты в сельских поселениях, характеризуются более высоким уровнем самоуправленческого потенциала по сравнению с респондентами, дающими негативную оценку институту старостата. Так, они в меньшей степени, чем их оппоненты, склонны поддерживать формирование единой властной вертикали в стране (2018 г. – 54,6% (положительно относящихся к позиции старосты) против 64,3% (отрицательно оценивающих институт старост)) и больше выступают за самостоятельность системы МСУ, ее независимость от государственной власти (2018 г. – 41,7% против 34,8%). Они, в большей степени по сравнению с их оппонентами, ориентированы на партнерские взаимоотношения с властью (2018 г. – 40,4% против 30,4%), а патерналистские установки, напротив, оказываются у них менее выраженными (2018 г. – 39,8% против 49,1%). Респонденты, дающие позитивную оценку введению должности старосты в сельских населенных пунктах, чаще, чем граждане, дающие негативную оценку институту старост, выступают за сохранение / возвращение процедуры прямых выборов глав муниципалитетов (2018 г. – 59,0% против 44,6%) и считают важными выборы в органы МСУ (2018 г. – 10,0% против 5,4%). Также они выражают большую, чем у их оппонентов, готовность принимать участие в жизни своего населенного пункта, в решении общих для жителей проблем (2018 г. – 57,8% против 48,1%) и ориентированы использовать для этого свои творческие способности, знания, умения и навыки. По их мнению, значительное влияние на работу органов МСУ должны оказывать инициативные группы жителей, общественные организации и ассоциации предпринимателей. Однако, что касается представительного органа МСУ, то респонденты, демонстрирующие позитивное отношение к введению должности старосты в сельских поселениях, оказывают ему меньшее доверие по сравнению с гражданами, дающими негативную оценку институту старост (2018 г. – доверяют представительному органу МСУ 5,6% против 9,1%), а также реже выражают готовность быть избранными в органы МСУ в качестве депутата (2018 г. – готовы избираться в органы МСУ 10,6% против 20,7%). Следует отметить, что мотивация готовности реализовать пассивное избирательное право, а также причины отказа от его реализации различаются у двух указанных групп населения. Так, граждан, характеризующихся позитивным отношением к введению должности старосты в сельских поселениях, в большей степени, чем респондентов, негативно относящихся в данному социальному институту, мотивирует желание приносить пользу обществу и государству, а также представление о том, что деятельность в качестве депутата может стать гарантом постоянной работы и стабильного положения. В то же время у них слабее по сравнению с их оппонентами выражены такие мотивы как стремление занять престижное место в обществе и сделать карьеру. Отказываются от реализации пассивного избирательного права они, прежде всего, из-за возрастных ограничений, отсутствия времени и достаточных способностей, знаний и квалификации для осуществления подобной деятельности. А вот такие причины отказа как отсутствие интереса к подобной работе и, вообще, к политической жизни, а также уверенности в возможность что-то кардинально изменить посредством своей деятельности менее характерны для респондентов, демонстрирующих позитивное отношение к институту старост, чем для граждан, негативно оценивающих позицию старосты. Таким образом, вырисовывается социальный портрет представителей того слоя населения, который наиболее активно поддерживает развитие института сельских старост (доля их составляет около трети жителей региона). Это состоящие в зарегистрированном браке и имеющие детей женщины среднего и старшего возраста, проживающие в сельской местности, характеризующиеся невысоким образовательным уровнем и довольно низким материальным статусом, однако, при этом, обладающие достаточно высоким самоуправленческим потенциалом, готовностью принимать участие в жизнедеятельности населенного пункта и решении проблем, возникающих на местах. Они в большей степени ориентированы на участие в общественной деятельности и стремятся избегать социальных позиций, включенных в систему публичной власти. Их довольно низкий социальный статус (с характерными для него материальными и иными проблемами) не является препятствием для проявления гражданской активности, так как возникновение общих для граждан проблем по месту жительства активизирует людей, создавая базу для их объединения, развития практик выстраивания эффективной взаимопомощи и кооперации, на что ссылаются и другие исследователи (А.В. Кученкова, И.В. Мерсиянова и др.) [19, с. 123]; [20, с. 157]. Однако, как отмечают исследователи (И.В. Воробьева, А.В. Кученкова и др.) в сложных условиях социально-экономического кризиса и культурной аномии неформальная кооперация и сотрудничество ограничиваются целями самообеспечения и не преобразуются в значимые гражданские инициативы [19, с. 133] и политическое участие [19, с. 93-94], что подтверждается и данными наших исследований. Результаты исследования, проводившегося в сельских муниципалитетах Результаты социологического исследования, проведенного в сельских муниципалитетах по специально разработанному инструментарию, показали недостаточно высокий уровень информированности граждан (жителей сельских населенных пунктов) о сельских старостах. Так, около трети населения либо ничего не знает о них (26,7%), либо затруднились с ответом на поставленный вопрос (8,1%). Четверть респондентов (25,5%) указали, что что-то слышали о сельских старостах (однако степень информированности при таком ответе может колебаться от достаточно хорошей до очень низкой). И лишь чуть более трети сельских жителей Тверской области продемонстрировали высокий уровень осведомленности о сельских старостах (39,8%). Подобные показатели информированности граждан об институте сельских старост свидетельствуют о недостаточной степени развитости в настоящее время в регионе самого социального института. Тем не менее низкая степень информированности граждан об институте старостата не оказала серьезного влияния на содержание их представлений о социальной позиции сельского старосты. На вопрос о том, кто такой «сельский староста», затруднились с ответом лишь 4,2% респондентов. Около 2/3 жителей тверских сел считают, что староста – это «…авторитетный житель села, избираемый жителями для защиты интересов граждан, решению местных проблем, улаживанию дел с властью…» (61,1%), а еще около четверти респондентов сделали акцент на факторе добровольности взятия на себя авторитетным жителем села обязательств по защите интересов жителей, решению местных проблем и улаживанию дел с местной властью (22,8%). Подобное содержание представлений о старосте свидетельствует о понимании гражданами общественной природы этой социальной позиции. Такое понимание природы социального статуса сельского старосты прослеживается и в ответах на ряд других вопросов, предложенных респондентам. Так, в качестве ключевых требований, которые должны предъявляться к кандидату на должность сельского старосты, сельчане отметили постоянное проживание в данном населенном пункте (71,3%), наличие характеристик активности и инициативности (62,9%), обладание авторитетом среди жителей села (59,9%), наличие навыком коммуникативности, умения договариваться (55,1%). Наиболее предпочтительным способом замещения позиции сельского старосты, по мнению опрошенных граждан, является избрание старосты на общем собрании жителей села (86,7%). А осуществляться деятельность старосты должна, как считает практически ¾ респондентов, на общественных началах (33,5%) или на общественных началах, но с правом на получения денежных компенсаций за расходы, связанные с деятельностью (39,5%). Следует отметить, что финансирование деятельности сельских старост (денежного вознаграждения или компенсации) является наиболее острой проблемой в возрождении данного социального института. Об этом говорят многие исследователи института старостата в современной России (Б.В. Карцев, Б.А. Ковтун, И.И. Макаров, Н.Н. Мусинова, С.И. Некрасов, В.Н. Папело, Р.М. Халафян и др.). Введенная в ФЗ № 131 статья 27.1 устанавливает, что гарантии деятельности и иные вопросы статуса старосты сельского населенного пункта могут устанавливаться уставом муниципального образования и (или) нормативным правовым актом представительного органа муниципального образования в соответствии с законом субъекта РФ [1]. В силу этого в настоящее время вопрос о денежном вознаграждении старост и компенсационных выплатах решается на местах с использованием разных подходов [6, с. 34-35]; [11, с. 167-168]; [12, с. 228]; [13, с. 120-121]; [14, с. 33-34]. Что касается деятельности сельских старост и выполняемых ими функций, то, по мнению сельского населения Тверской области, староста деревни должен взаимодействовать, прежде всего, с главой (81,1%) и администрацией сельского поселения (70,7%) и, в гораздо меньшей степени, с главой (37,2%) и администрацией муниципального района (49,4%) и с представительным органом МСУ (30,5%). В качестве наиболее важных функций старосты граждане выделяют его взаимодействие с органами местной власти от имени жителей населенного пункта, оказание жителям села помощи в защите и реализации их прав и интересов, а также информирование сельчан о деятельности и решениях местной власти, проводимых ею мероприятиях, издаваемых законах и т.д. (табл. 2).
Таблица 2. Как Вы считаете, какую роль играет (может играть) сельский староста в жизни села, деревни?
Примечание. Вопрос с множественным выбором вариантов ответа. Относительные значения подсчитаны, исходя из общей численности выборочной совокупности. Поэтому сумма ответов может быть не равна 100%.
Информированность граждан о реальной работе старост в их населенном пункте оказалась достаточной низкой. Так, более трети респондентов указали, что не знают, есть ли вообще староста в их сельском поселении, в деревне (39,9%). Более четверти сельских жителей Тверской области отметили, что в их муниципалитете функционирует институт старостата, старосты осуществляют свою деятельность в населенных пунктах МО. Проанализированные данные еще раз подтверждают вывод о том, что в селах региона институт сельских старост развит достаточно слабо. Граждане, указавшие, что в их сельском поселении существует позиция сельского старосты, отметили, что староста у них, как правило, избирается на собрании жителей села (68,0% от числа респондентов, указавших, что в деревне есть староста) и чрезвычайно редко назначается главой муниципалитета (8,0%) или утверждается советом депутатов сельского поселения из числа кандидатов, предложенных главой поселения (2,0%). Часть же опрошенных сельских жителей вообще не знает, каким образом в их поселении происходит замещение позиции сельского старосты (20%), что еще раз свидетельствует о низком уровне информированности населения об этом социальном институте. Исследование показало, что немногим менее половины респондентов убеждены, что староста способен защитить их интересы перед различными уровнями региональной и местной власти (43,4%). В числе проблем, с которыми граждане обращались к старосте своего населенного пункта, особо выделяются ремонт дорог, освещение улиц, благоустройство территории, водоснабжение (табл. 3).
Таблица 3. С какими проблемами, в первую очередь, Вы обращались к сельскому старосте?
Примечание. Вопрос с множественным выбором вариантов ответа. Относительные значения подсчитаны, исходя из общего числа ответивших на данный вопрос. Поэтому сумма ответов может быть не равна 100%.
Что касается установок граждан на участие в общественной жизни своего поселения в качестве сельского старосты, то готовность быть избранным (или назначенным) на эту должность продемонстрировали около 1/10 сельских жителей (8,0% от общего числа респондентов), что в процентном отношении коррелирует с уровнем готовности населения региона к реализации пассивного избирательного права (2018 г. – 10,7%; 2019 г. – 10,6%). При этом, большую готовность занимать позицию сельского старосты демонстрируют мужчины (11,8%) в отличие от женщин (5,3%), молодежь (14,8%) и представители старшей возрастной когорты (8,8%) в отличие от людей среднего возраста (4,5%), граждане, характеризующиеся более высоким образовательным уровнем (неполное среднее – 4,3%, полное среднее – 3,0%, среднее специальное – 11,7%, высшее – 12,1%), средним и низким уровнем материального положения (низкое – 6,6%, среднее – 9,4%, высокое – 0%), люди, имеющие детей (да – 9,3%, нет – 3,2%) и находящиеся в браке (зарегистрированном – 8,8%, незарегистрированном – 7,1%) или разведенные (26,7%), в отличие от холостых (0%) и вдовствующих граждан (0%). Фактором, дифференцирующим граждан по уровню готовности занимать позицию сельского старосты, является их членство в общественных организациях. Так, большую готовность быть избранным (или назначенным) на эту должность чаще демонстрируют сельские жители, состоящие в какой-либо общественной организации (28,6%), в отличие от тех граждан, которые не имеют членства в организациях подобного типа (7,2%). Анализ уровня готовности жителей различных типов МО работать в качестве сельского старосты показывает, что люди, проживающие в сельских населенных пунктах укрупненных МО (городских (11,8%) и муниципальных округов (10,0%)), чаще, чем жители сельских поселений (7,2%) демонстрируют готовность занять позицию старосты. Таким образом, социальный портрет потенциального старосты сельского населенного пункта имеет определенные отличия от социального портрета гражданина, поддерживающего развитие института старостата в сельской местности. Это мужчина, представитель молодежи или старшего поколения с достаточно высоким уровнем образования (необходимым для осуществления сложной по характеру управленческой деятельности, хоть и осуществляемой на общественных началах) и средним уровнем материального достатка (так как деятельность предполагает осуществление определенных затрат, часто не компенсируемых), имеющий детей (показатель, который более важен, чем брачный статус), характеризующийся ярко выраженной активисткой позицией. Больший уровень готовности занимать позицию сельского старосты у жителей укрупненных МО в отличие от муниципалитетов поселенческого уровня связан, вероятно, с необходимостью самостоятельного решения многих проблем из-за большой изолированности сельских населенных пунктов, их значительной удаленности от административных центров МО. Заключение Таким образом, результаты проведенных авторами исследований свидетельствуют о наличии определенного потенциала развития института сельских старост в современных российских муниципалитетах, а значит и усиления самоуправленческих тенденций в российском обществе. Опросы населения демонстрируют наличие социального слоя (доля которого в структуре населения составляет около 1/3), ориентированного на поддержку формирующегося института старостата, а также категории граждан (около 1/10 от общей численности сельского населения региона), потенциально готовых брать на себя ответственность за решение общих для села проблем и работать в системе старостата в качестве избранных или назначенных сельских старост. При этом, категории населения, ориентированные на развитие института сельских старост и участие в его функционировании, отличаются по своим характеристикам от лиц, имеющих установку на участие в публичных институтах МСУ. Эта категория граждан воспринимает институт сельских старост как сугубо общественный по своей природе и ориентирована, прежде всего, на осуществление общественной деятельности, связанной с решением проблем жизнеобеспечения, и, соответственно, на отказ от участия в делах, имеющих ту или иную степень политизации. Дальнейшее развитие института сельских старост должно быть связано с уточнением их правового статуса на уровне отдельных муниципалитетов, с формированием системы финансовой поддержки их деятельности, ее информационного обеспечения, с корректировкой терминологии на уровне тех МО, в которых встречается негативное восприятие населением термина «староста».
Библиография
1. Федеральный закон от 06.10.2003 г. № 131-ФЗ (ред. от 29.12.2020 г.) «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» // КонсультантПлюс. – 1997–2020. – URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_44571/ (дата обращения: 31.12.2020).
2. Нефедова Т. Поляризация городов и сельской местности и расширение российской периферии // Интеллектуальная Россия: [сайт]. – 2013. – URL: http://www.intelros.ru/intelros/reiting/reyting_09/material_sofiy/17837-polyarizaciya-gorodov-i-selskoy-mestnosti-i-rasshirenie-rossiyskoy-periferii.html (дата обращения 10.12.2020). 3. Благов Ю. В. Укрупнение муниципальных образований в новейшее время // Правоприменение. – 2017. – Т. 1. – № 3. – С. 117-124. 4. Прибыткова Л. В. Опыт территориальных преобразований муниципальных образований в субъектах Российской Федерации // Вестник РУДН. Серия: Государственное и муниципальное управление. – 2018. – Т. 5. – № 2. – С. 149-159. 5. Петухов Р. В. Укрупнения муниципальных образований как социально-политический феномен // Будущее социологического знания и вызовы социальных трансформаций (к 90-летию со дня рождения В. А. Ядова). Международная научная конференция (Москва, 28–30 ноября 2019 г.). Сборник материалов / Отв. ред. М. К. Горшков; ФНИСЦ РАН. – М.: ФНИСЦ РАН, 2019. – С. 495-500. 6. Макаров И. И. Спорные вопросы правового статуса сельских старост: итоги дискуссии в Ленинградской области // Управленческое консультирование. – 2014. – № 7 (67). – С. 29-39. 7. Шарова Т. В., Рогоза Ю. А. Правовая эволюция сельского старосты в России // Совершенствование системы и повышение эффективности деятельности органов местного самоуправления в Забайкальском крае: проблемы и пути решения. Материалы Всероссийской научно-практической конференции / Ответственный редактор И. Ю. Лупенко. – Чита, 2019. – С. 151-158. 8. Шамшуров А. С. Роль института старост сельских населенных пунктов в реализации местного самоуправления // Проблемы общественных наук в России и за рубежом: история и современность: сборник статей по материалам Международной научно-практической конференции (3 декабря 2018 года) / под ред. Н. М. Швецова. – Йошкар-Ола: ООО ИПФ «СТРИНГ», 2018. – С. 326-333. 9. Макаров И. И., Романцов А. А. О правовых аспектах государственной поддержки иных форм участия населения в осуществлении местного самоуправления: сельские старосты и общественные советы в Ленинградской области // Государство и право. – 2016. – № 3. – С. 28-35. 10. Соколова А. И. Об отдельных аспектах правового регулирования деятельности сельских старост // Труды Оренбургского института (филиала) Московской государственной юридической академии. – 2018. – № 37. – С. 39-42. 11. Некрасов С. И. Институт старостата в системе местного самоуправления Российской Федерации: тенденции, проблемы, перспективы // Муниципальная академия. – 2017. – № 4. – С. 164-168. 12. Папело В. Н., Ковтун Б. А. Организационно-правовые аспекты развития института сельских старост // Вестник Омского государственного аграрного университета. – 2017. – № 3 (27). – С. 222-230. 13. Карцев Б. В., Мусинова Н. Н. Институт сельских старост как инструмент повышения инициативы и участия граждан в местном самоуправлении // Муниципальная академия. – 2018. – № 3. – С. 118-121. 14. Халафян Р. М. Особенности регулирования правового статуса сельских старост в субъектах Российской Федерации // Вестник Института законодательства и правовой информации им. М.М. Сперанского. – 2016. – Т. 3. – № 3–3 (39). – С. 28-35. 15. Ведяева Е. С., Гребенникова А. А. Развитие института старост сельских населенных пунктов в Саратовский области // Вестник Саратовского государственного социально-экономического университета. – 2020. – № 3 (82). – С. 58-61. 16. Ануфриева Н. С. Институт старост как форма участия населения в местном самоуправлении // Вестник Сургутского государственного университета. – 2017. – № 3 (17). – С. 10-17. 17. Численность населения Тверской области по муниципальным образованиям. – URL: https://tverstat.gks.ru/storage/mediabank/ЧИСЛЕННОСТЬ%20НАСЕЛЕНИЯ%20ТВЕРСКОЙ%20ОБЛАСТИ.htm (дата обращения: 20.02.2020). 18. Закон Тверской области от 20.09.2019 г. № 55-ЗО «О регулировании отдельных вопросов статуса, полномочий, прав и гарантий деятельности старосты сельского населенного пункта Тверской области». – URL: http://www.zsto.ru/index.php/poslednie-zakony/10655-z55-2019 (дата обращения: 24.02.2020). 19. Смыслы сельской жизни (Опыт социологического анализа) / Под ред. Ж. Т. Тощенко. – М.: Центр социального прогнозирования и маркетинга, 2016. – 368 с. 20. Мерсиянова И. В. Территориальное общественное самоуправление как форма общественного участия // Вопросы государственного и муниципального управления. – 2010. – № 3. – С. 149-168. References
1. Federal'nyi zakon ot 06.10.2003 g. № 131-FZ (red. ot 29.12.2020 g.) «Ob obshchikh printsipakh organizatsii mestnogo samoupravleniya v Rossiiskoi Federatsii» // Konsul'tantPlyus. – 1997–2020. – URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_44571/ (data obrashcheniya: 31.12.2020).
2. Nefedova T. Polyarizatsiya gorodov i sel'skoi mestnosti i rasshirenie rossiiskoi periferii // Intellektual'naya Rossiya: [sait]. – 2013. – URL: http://www.intelros.ru/intelros/reiting/reyting_09/material_sofiy/17837-polyarizaciya-gorodov-i-selskoy-mestnosti-i-rasshirenie-rossiyskoy-periferii.html (data obrashcheniya 10.12.2020). 3. Blagov Yu. V. Ukrupnenie munitsipal'nykh obrazovanii v noveishee vremya // Pravoprimenenie. – 2017. – T. 1. – № 3. – S. 117-124. 4. Pribytkova L. V. Opyt territorial'nykh preobrazovanii munitsipal'nykh obrazovanii v sub''ektakh Rossiiskoi Federatsii // Vestnik RUDN. Seriya: Gosudarstvennoe i munitsipal'noe upravlenie. – 2018. – T. 5. – № 2. – S. 149-159. 5. Petukhov R. V. Ukrupneniya munitsipal'nykh obrazovanii kak sotsial'no-politicheskii fenomen // Budushchee sotsiologicheskogo znaniya i vyzovy sotsial'nykh transformatsii (k 90-letiyu so dnya rozhdeniya V. A. Yadova). Mezhdunarodnaya nauchnaya konferentsiya (Moskva, 28–30 noyabrya 2019 g.). Sbornik materialov / Otv. red. M. K. Gorshkov; FNISTs RAN. – M.: FNISTs RAN, 2019. – S. 495-500. 6. Makarov I. I. Spornye voprosy pravovogo statusa sel'skikh starost: itogi diskussii v Leningradskoi oblasti // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. – 2014. – № 7 (67). – S. 29-39. 7. Sharova T. V., Rogoza Yu. A. Pravovaya evolyutsiya sel'skogo starosty v Rossii // Sovershenstvovanie sistemy i povyshenie effektivnosti deyatel'nosti organov mestnogo samoupravleniya v Zabaikal'skom krae: problemy i puti resheniya. Materialy Vserossiiskoi nauchno-prakticheskoi konferentsii / Otvetstvennyi redaktor I. Yu. Lupenko. – Chita, 2019. – S. 151-158. 8. Shamshurov A. S. Rol' instituta starost sel'skikh naselennykh punktov v realizatsii mestnogo samoupravleniya // Problemy obshchestvennykh nauk v Rossii i za rubezhom: istoriya i sovremennost': sbornik statei po materialam Mezhdunarodnoi nauchno-prakticheskoi konferentsii (3 dekabrya 2018 goda) / pod red. N. M. Shvetsova. – Ioshkar-Ola: OOO IPF «STRING», 2018. – S. 326-333. 9. Makarov I. I., Romantsov A. A. O pravovykh aspektakh gosudarstvennoi podderzhki inykh form uchastiya naseleniya v osushchestvlenii mestnogo samoupravleniya: sel'skie starosty i obshchestvennye sovety v Leningradskoi oblasti // Gosudarstvo i pravo. – 2016. – № 3. – S. 28-35. 10. Sokolova A. I. Ob otdel'nykh aspektakh pravovogo regulirovaniya deyatel'nosti sel'skikh starost // Trudy Orenburgskogo instituta (filiala) Moskovskoi gosudarstvennoi yuridicheskoi akademii. – 2018. – № 37. – S. 39-42. 11. Nekrasov S. I. Institut starostata v sisteme mestnogo samoupravleniya Rossiiskoi Federatsii: tendentsii, problemy, perspektivy // Munitsipal'naya akademiya. – 2017. – № 4. – S. 164-168. 12. Papelo V. N., Kovtun B. A. Organizatsionno-pravovye aspekty razvitiya instituta sel'skikh starost // Vestnik Omskogo gosudarstvennogo agrarnogo universiteta. – 2017. – № 3 (27). – S. 222-230. 13. Kartsev B. V., Musinova N. N. Institut sel'skikh starost kak instrument povysheniya initsiativy i uchastiya grazhdan v mestnom samoupravlenii // Munitsipal'naya akademiya. – 2018. – № 3. – S. 118-121. 14. Khalafyan R. M. Osobennosti regulirovaniya pravovogo statusa sel'skikh starost v sub''ektakh Rossiiskoi Federatsii // Vestnik Instituta zakonodatel'stva i pravovoi informatsii im. M.M. Speranskogo. – 2016. – T. 3. – № 3–3 (39). – S. 28-35. 15. Vedyaeva E. S., Grebennikova A. A. Razvitie instituta starost sel'skikh naselennykh punktov v Saratovskii oblasti // Vestnik Saratovskogo gosudarstvennogo sotsial'no-ekonomicheskogo universiteta. – 2020. – № 3 (82). – S. 58-61. 16. Anufrieva N. S. Institut starost kak forma uchastiya naseleniya v mestnom samoupravlenii // Vestnik Surgutskogo gosudarstvennogo universiteta. – 2017. – № 3 (17). – S. 10-17. 17. Chislennost' naseleniya Tverskoi oblasti po munitsipal'nym obrazovaniyam. – URL: https://tverstat.gks.ru/storage/mediabank/ChISLENNOST''%20NASELENIYa%20TVERSKOI%20OBLASTI.htm (data obrashcheniya: 20.02.2020). 18. Zakon Tverskoi oblasti ot 20.09.2019 g. № 55-ZO «O regulirovanii otdel'nykh voprosov statusa, polnomochii, prav i garantii deyatel'nosti starosty sel'skogo naselennogo punkta Tverskoi oblasti». – URL: http://www.zsto.ru/index.php/poslednie-zakony/10655-z55-2019 (data obrashcheniya: 24.02.2020). 19. Smysly sel'skoi zhizni (Opyt sotsiologicheskogo analiza) / Pod red. Zh. T. Toshchenko. – M.: Tsentr sotsial'nogo prognozirovaniya i marketinga, 2016. – 368 s. 20. Mersiyanova I. V. Territorial'noe obshchestvennoe samoupravlenie kak forma obshchestvennogo uchastiya // Voprosy gosudarstvennogo i munitsipal'nogo upravleniya. – 2010. – № 3. – S. 149-168.
Результаты процедуры рецензирования статьи
В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Федеральный закон от 6 октября 2003 г. № 131-ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» не закрепил в свое время такую форму участия населения в осуществлении МСУ как сельские старосты. В связи с чем, можно говорить о формировании нового института сельских старост как определенного фактора устойчивого развития российских муниципалитетов в современных условиях. Освещенный в статье региональный опыт Тверской области по развитию института сельских старост чрезвычайно интересен как с правовой, так и с социологической точек зрения. Особо нам импонирует подход авторов к выбору такого научного метода исследования как лонгитюдное исследование, охватывающее период 2009-2020 гг. Подкупает грамотно выстроенная методология исследования, включающая социологический мониторинг, направленный на анализ динамики представлений жителей Тверской области о МСУ и выявление самоуправленческого потенциала населения, а также социологическое исследование, направленное на изучение опыта внедрения института сельских старост в практики управления муниципальными образованиями Тверского региона. Безусловно, научной новизной является научное обобщение регионального опыта Тверской области как уникальной социальной практики развития старостата в российском местном самоуправлении. Безупречный стиль изложения материала, четкая структура представленных результатов, делают материал удобным для восприятия и изучения. Библиографический список включает достаточное количество источников по теме исследования, в том числе последних двух лет. В качестве замечания к оформлению библиографического списка мы можем назвать необходимость вынесения всех нормативно-правовых актов в начало библиографического списка. Что касается выводов, предложенных авторами, на наш взгляд, при богатом фактологическом материале, выводы смотрятся куцевато. По нашему мнению, в выводах не хватает конкретики, они выглядят достаточно расплывчато. Так, если авторы заявляют в названии статьи "Потенциал развития института сельских старост в современных российских муниципалитетах..", то вывод, который они предъявляют в заключении - ".... результаты проведенных авторами исследований свидетельствуют о наличии определенного потенциала развития института сельских старост в современных российских муниципалитетах....", никак этот потенциал не оцифровывает. Что снижает градус восприятия статьи. Поэтому в качестве пожелания авторам мы можем посоветовать проработать более детально часть статьи, содержащей выводы. |