Взаимодействие системы национального и международного права Российской Федерации в свете принятия конституционных поправок

Голикова Ольга Александровна кандидат исторических наук старший преподаватель, кафедра государственно-правовых дисциплин, Кузбасский институт Федеральной службы исполнения наказаний 654066, Россия, Кемеровская область, г. Новокузнецк, ул. Пр. Октябрьский, 49 Golikova Olga PhD in History 654066, Russia, Kemerovskaya oblast', g. Novokuznetsk, ul. Pr. Oktyabr'skii, 49 momsi@yandex.ru

Сальникова Анастасия Ивановна курсант, кафедра государственно-правовых дисциплин, Кузбасский институт Федеральной службы исполнения наказаний 654066, Россия, Кемеровская область, г. Новокузнецк, ул. Пр. Октябрьский, 49 Salnikova Anastasiya Ivanovna 654066, Russia, Kemerovskaya oblast', g. Novokuznetsk, ul. Pr. Oktyabr'skii, 49 momsi@yandex.ru

Конституция Российской Федерации была принята народом России 12 декабря 1993 г., на заре становления российского государства в формате постсоветского пространства. В ней содержатся основы государственного устройства, система разделения властей, права и обязанности граждан, социальные гарантии и др. Конституция определяет положение системы национального права и права международного в ч.4 ст.15, устанавливается примат норм последнего над первым. Подобная правовая формулировка в ситуации 1993 г. выглядела вполне уместно и обоснованно. Российское государство стремилось закрепить свое положение в новой системе международных координат наиболее благоприятным образом, демонстрируя международному сообществу готовность к конструктивному диалогу, способностью сделать шаг вперед в интеграционных процессах, оставляя в прошлом разногласия Холодной войны и отказываясь от стереотипов биполярного мира ^[1].

В заложенной системе взаимодействия выстраивалось развитие внешнеполитических отношений Российской Федерации. В 1996 г. наше государство стало членом Совета Европы. Одним из последствий этого шага стала ратификация Европейской Конвенции 1950 г., нацеленной на защиту прав и свобод человека ^[2]. Ратификация в 1998 г. позволила Европейскому Суду по правам человека распространить на наше государство свою юрисдикцию ^[3], а гражданам России на основании ст. 46 Конституции обращаться в Суд в целях защиты прав и интересов, нарушенных, по их мнению, со стороны государства. С этого момента на рассмотрение в Суд стало ежегодно поступать огромное количество жалоб ^[4].

Решение Суда, как правило, обязывает государство возместить нанесенный ущерб в виде материальной компенсации, либо предлагает внести изменения в правовую систему, с целью устранить имеющийся правовой дефект, приводящий к нарушению положений Конвенции (практика пилотных постановлений) ^[5].

Необходимость внесения изменений приводит к правовой коллизии – столкновению интересов двух правовых систем – национальной и международной. Вопрос о мере допустимости исполнения решений Европейского Суда неоднократно становился предметом полемики среди отечественных юристов и правоведов, в силу спорности и неоднозначности различных ситуаций ^[6]. Сложность заключается в то, что с одной стороны согласно установленному фундаментальному принципу международных отношений – pacta sunt servanda (договоры должны исполняться), закрепленному в Венской Конвенции о праве международных договоров 1969 г. российская сторона должна выполнять вынесенные решения ^{[7, с. 59]}. Исполнение данного принципа, по мнению Кичениной В.С., и Фесенко Э.А., является залогом продуктивного сотрудничества между государствами и позволяет совместными усилиями решать проблемы ^{[8, с. 73]}. С другой же стороны внесение предлагаемых изменений демонстрирует непосредственное вмешательство наднационального механизма в суверенные дела государства.

Об определение места решений ЕСПЧ в правовом пространстве нашего государства неоднократно говорил председатель Конституционного Суда РФ Зорькин В. Д. Он отмечает, что решения Европейского Суда являются источниками российского права и носят обязательный характер. Опираясь на ч.4. ст.15 Конституции Зорькин В. Д. указывает на закрепление примата норм международного над национальным, в том числе и касательно вынесенных решений Европейского Суда ^[9]. Подобное заявление вызывало реплики о том, что возникает ситуация, в которой российское государство теряет свою идентичность, позволяя западным коллегам вмешиваться в наше правовое пространство и диктовать свои условия и видение того, как должна выглядеть наша система права ^[10-13]. Подобные идеи носят популистский оттенок и порой лишены правовой опоры.

Определение четкого порядка в установлении характера дозволенности вмешательства ЕСПЧ во внутриправовые дела Российской Федерации было выражено в выступление Зорькина В. Д. в мае 2017 г. на Международной конференции по конституционному правосудию в Санкт-Петербурге. В своем докладе председатель указал на существование принципа конституционной идентичности, который четко определяет границы в вопросе допустимости вмешательства в национальное право по средствам вынесения положительных решений Европейским Судом, предусматривающих необходимость реформирования основного закона нашего государства ^{[14, с. 3]}. Оценивая решения ЕСПЧ необходимо учитывать характер постановлений и то, как они взаимодействуют с конституционными основами страны. В случае если решения Европейского Суда, затрагивают основы Конституции РФ, они не могут быть приемлемы.

Появление принципа конституционной идентичности вызвано несколькими причинами. Одна из них связана с откровенной политикой давления ЕСПЧ в связи с вынесением ряда постановлений против Российской Федерации, затрагивающих основы конституционного строя. Решение по делу «Константин Маркин против России» ^[15], постановление по делу «ОАО «Нефтяная компания Юкос» против Российской Федерации» ^[16] и постановление по делу «Анчугов и Гладков против России» ^[17] вызвали коллизию двух правовых систем, поскольку предусматривали . необходимость внести изменения в Конституцию. Например, в постановлении по делу «Анчугов и Гладков против России» говорилось об изменении ст. 32, с целью предоставления избирательных прав лицам, находящихся в местах лишения свободы ^{[18, с. 70]}; ^{[19, с. 60]}. Открытое заявление о вмешательстве в Конституцию привело к занятию Конституционным Судом РФ принципиальной позиции, определяющей, уровень обязательности выполнения вынесенных ЕСПЧ постановлений. В 2015 г. КС принял Постановление №21-П согласно которому, решения, выносимые Европейским Судом должны проверяться на соответствие с Конституцией РФ ^[20]. Постановление рассматривает вопрос о конституционности обязательности положений Конвенции 1950 г. в случае коллизий с российским законодательством, а также подчеркивается, что Суд является субсидиарным межгосударственным судебным органом. Проводимые проверки на соответствие могут стать основанием для возможности неисполнения требований Европейского Суда.

Продолжением Постановления №21-П стало принятие Конституционного закона 14 декабря 2015 г. № 7-ФКЗ «О внесении изменений в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» ^[21], дающий Конституционному Суду право выносить решения о невозможности исполнения постановления ЕСПЧ в целом или в части решения.

В результате принятия Постановления Конституционного Суда Российской Федерации № 21-П в Федеральный конституционный закон № 7-ФКЗ добавлена новая глава XIII.1, которая предусматривает возможность направления запроса в Конституционный Суд Российской Федерации, определяет критерии допустимости запроса, и устанавливает пределы проверки. Ст. 104.4 устанавливает виды конкретных решений по делу: о возможности исполнения в целом или в части в соответствии с Конституцией РФ; о невозможности исполнения в целом или в части в соответствии с Конституцией РФ.

Следующим этапом в развитии взаимоотношений стало принятие конституционных поправок в июле 2020 г. Так в ст. 79, четко говорится о том что, решения межгосударственных органов, принятых на основании положений международных договоров Российской Федерации в их истолковании, противоречащие Конституции, не подлежат исполнению ^[22]. Логичным и закономерным продолжением стало принятие Федерального закона от 09.11.2020 №365-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О безопасности», в дополнении часть 3 закрепляется принцип, изложенный в ст. 79 ^[23].

Расстановка акцентов является вполне своевременным и закономерным шагом, так как показывает уровень самостоятельности и независимости российского государства, как сильного участника международной политики. Изменение риторики Российской Федерации в адрес не только решений ЕСПЧ, но и любого другого наднационального механизма объясняется укреплением позиции страны на мировой арене. Если в 1993 г. наше государство не могло себе позволить таких заявлений по вполне объективным причинам, то постепенно это стало неизбежным и лишь вопросом времени ^[24].

Активная позиция давления со стороны Европейского Суда заставила пересмотреть основные принципы взаимодействия и расставить точки над «i», в вопросах приемлемости и неприемлемости выносимых ЕСПЧ решений. Поправка в ст.79 и принятие Федерального Закона – ФЗ №365 по вопросу взаимодействия системы национального и международного права закрепили лишь практику, которая сложилась и действовала на протяжении нескольких лет. Однако данные изменения в законодательстве не станут решением проблемы коллизий, поскольку не предусматривают механизм их решения, а только дают возможности неисполнения противоречащих решений. Подобная расстановка сил не является выходом из тупиковых ситуаций, возникающих в результате противостояния правовых систем. Каждая из сторон по-своему смотрит на конкретную ситуацию, и принимает решения исходя из собственных убеждений.

Решение патовой ситуации нами видится несколькими способами. Первый – более гибкий, предусматривает продолжение движения в поисках компромиссов и уступок, ведение конструктивного диалога, обоюдное следование принципу добросовестности, что, по сути, продолжит тот формат в котором происходит развитие отношений на данный момент. Но подобные призывы, как показала практика далеко не могут гарантировать не только быстрый, но и продуктивный исходг, поскольку решения Европейского Суда открыто демонстрируют его не готовность прислушиваться к доводам и аргументам со стороны российского государства. Тем не менее, благоприятное развитие отношений не исключено.

Второй способ – более жесткий. Он основывается на возможности принятия радикальных мер, а именно – исключить ч.4 ст.15. из Конституции. Подобное решение позволит отказаться от закрепления примата норм международного права над национальным в основном законе. При этом наличие ст.79 и ст.46 оставит возможность обращаться гражданам за защитой своих интересов международные органы, в том числе в Европейский Суд. Исключение ч.4 ст.15. не будет означать, что Российское государство обрывает внешнеполитические связи и уходит в позицию изоляции, поскольку она остается активным участником взаимодействия, как с другими государствами, так и наднациональными механизмами, но с особым подходом, при котором ведение диалога основано в первую очередь, на принципе конституционной идентичности российского государства