Аксиологические противоречия современного российского общества и их влияние на профессиональную культуру будущего юриста

Штукарев Никита Андреевич преподаватель кафедры Отделения непрерывного и дополнительного образования Оренбургского института (филиала) Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) 460000, Россия, Оренбургская область, г. Оренбург, ул. Комсомольская, 50 Shtukarev Nikita Andreevich Postgraduate student, the department of General and Professional Pedagogy, Orenburg State University; Educator, the department of Continuing and Extended Learning, Orenburg Institute (branch) of O. E. Kutafin Moscow State Law University 460000, Russia, Orenburgskaya oblast', g. Orenburg, ul. Komsomol'skaya, 50 shtukarev.nikita@mail.ru

Стрелец Юрий Шлемович доктор философских наук профессор кафедры общегуманитарных, социально-экономических, математических и естественнонаучных дисциплин Оренбургского института (филиала) Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) 460000, Россия, Оренбургская область, г. Оренбург, ул. Комсомольская, 50 Strelets Yurii Shlemovich Doctor of Philosophy Professor, the department of General Humanities, Socio-Economic, Mathematical and Natural Scientific Disciplines, Orenburg Institute (Branch) of O. E. Kutafin Moscow State Law University 460000, Russia, Orenburgskaya oblast', g. Orenburg, ul. Komsomol'skaya, 50 streletsyurii@mail.ru

Введение. Современное российское общество переживает трансформацию, вызванную процессами коммерциализации, технологизации и виртуализации общественных отношений. Следствием таких изменений выступают противоречия в аксиологической парадигме общества, «аксиологический коллапс», дуализм ценностной структуры общества, которые не редко актуализируют негативные социальные тенденции (коррупция, экстремизм, терроризм), а в некоторых случаях могут приводить к аномии общества, «как распаду в культурной структуре, происходящему в особенности тогда, когда существует острое расхождение между культурными нормами и целями и социально структурированными возможностями членов групп действовать в соответствии с данными нормами культуры» ^{[1, с. 284]}. В рамках настоящего исследования нами предпринята попытка экспликации существующих аксиологических противоречий современного российского общества и их воздействия на профессиональную культуру будущего юриста.

Причины противоречивости ценностных установок российских граждан и в целом российского социума обусловлены, прежде всего, переходным периодом в развитии российской государственности, начавшемся в 90 – е годы XX века, который сопровождался изменением базисных экономических отношений: становлением рыночной экономики, а также изменением явлений идеологического порядка - демократизации и либерализации социальной структуры. Конституция РФ 1993 года закрепила в качестве основ конституционного строя демократическое и правовое государство, установила принцип признания прав и свобод человека и гражданина высшей ценностью. Переход к принципиально иному укладу жизни оставил заметный след в жизни российского общества, потребовал от него адаптации к новым условиям – переходу от традиции к модерну. И. М. Кузнецов, анализируя состояние современного российского общества, пришел к выводу, что оно находится на промежуточной стадии в шкале измерения «традиционная ценностная система – секулярно – рациональной полюс системы ценностей». По его мнению, промежуточная стадия обозначается таким состоянием, «когда люди частично уже отошли от традиционалистских взглядов на какие-то принципы социального взаимодействия, но пока до конца не приняли модернистскую трактовку этих принципов, т. е. находятся в статусе культурных маргиналов» ^{[2, с. 17]}.

Фактически маргинальность стала чертой современного российского социума, и детерминируется она прежде всего «ценностным дрейфом» россиян от традиционалистского к модернистскому полюсу ценностных ориентаций. Роль катализатора, стимулирующего противоречивость ценностных ориентаций россиян, принадлежит культурной глобализации, понимаемой как «две противоположные и одинаково равноправные тенденции: стремление к контакту культур и этнокультурное сохранение своего своеобразия», «как единство в многообразии, т.е. сохранение и соединение традиции и современности, глобализации и локализации, дифференциации и интеграции» ^{[3, с. 385]}.

Отсюда, одной из важнейших характеристик российского общества является «транзитивность» и «промежуточность», усиливающиеся на фоне дезинтеграции ценностной парадигмы россиян, что актуализирует проблему выявления аксиологических противоречий, стимулирующих кризисные явления в социо-духовной действительности.

Аксиологические противоречия современного российского общества. Выявлять аксиологические противоречия, устанавливать их содержание, по нашему мнению, следует исходя из анализа отношения российских граждан к объективным ценностным категориям, среди которых стоит отметить труд и образование, которые имеют особое значение в контексте профессиональной культуры будущего юриста.

Отношение к труду в истории человечества было различным. На ранних этапах исторического развития преобладали два типа оценки труда: как способа творческой самореализации личности и как полисной добродетели (у свободных граждан античного общества Греции и Рима). В эпоху Ренессанса к этому добавилась прагматика: трудовая деятельность должна была приносить утилитарные результаты, быть эффективной. Изменяя природный мир, человек меняет себя, совершенствует и гармонизирует свои способности. Труд, здесь, - не только «Божье наказание», необходимость и преодоление нужды (доминирующее отношение к труду средневекового человека), но также –основание социального статуса, заслуг, оцениваемых обществом.

Становление капиталистических отношений Нового времени все больше акцентировало экономические аспекты труда, перенося его ценностную значимость с процесса на результат. Мерилом труда становится материальное благосостояние; творческое самовыражение труд как самоценность усматривались лишь в специфических сферах свободной деятельности, типа религии, искусства, права, науки и т.п. Радость труда, гармоничная самодеятельность, казалось, навсегда покинули массовые профессии и специальности.

Индустриальная эпоха закрепила эту тенденцию видеть в труде, главным образом, источник материальных благ, культивировать успех, выраженный деньгами, невзирая на способы их приобретения, ибо «цель оправдывает средства».

Одномерный подход к труду как к источнику обогащения, лишенного всякого духовного содержания, подтверждается социологическими исследованиями, направленными на выявление магистральных тенденций в оценивании труда работающим населением России. Так, А. Л. Темницкий, сопоставляя терминальные и инструментальные ориентации на труд населения России, констатирует, что «за годы реформ у российских работников произошло возвышение ценности заработка над всеми остальными мотиваторами к труду…Одновременно происходило «вымывание» ценностей, выходивших за рамки материального интереса, особенно тех, которые имели идеологическую подоплеку советского строя. В итоге, терминально значимые ценности оказались на периферии ценностного выбора, а новые, актуальные для становления работника рыночного типа, не стали определяющими» ^{[4, с. 159]}.

Таким образом, возникло и углубляется противоречие между ценностной традицией отношения к труду как многоплановому процессу преобразования внешней и внутренней (человеческой) природы, творческой самореализациии личности и узкопрактическим отношением к труду как к источнику благосостояния, как идентификатору успеха при движении по социально-статусной лестнице.

Следствием этого противоречия, формирующего дуализм по отношению к труду как ценностной основе жизни, являются нескончаемый рост потребительских настроений и, в конечном итоге, установление власти «общества потребления».

Проблема роста консьюмеризма и потребительства современных обществ стала объектом научного поиска многих исследователей – представителей социогуманитарного знания, и приобрела междисциплинарное содержание (Э. Фромм, Ж. Бодрийяр, Р. Мертон, К.Г. Юнг, В. В. Горбова, П. С. Гуревич, Э. Галеано, Х. Ортега – и – Гассет и др.). Характеризуя онтологические предпосылки общества потребления, большинство исследователей сходится во мнении, что основной причиной такого состояния является капитализация общественных отношений, переход к рынку как «институту, механизму, сводящему покупателей и продавцов отдельных товаров и услуг» ^{[5, с. 61]}.

В этом смысле, все достижения культуры – и материальные и духовные – приобретают форму товара, на который распространяется экономический закон спроса и предложения. Объекты материальной и духовной культуры общества больше не ценны сами по себе, а имеют значение постольку, поскольку такое качество им придает рынок – предложение производителей и спрос потребителей. Осмысливая общество потребления, Г. Маркузе пишет об утрате людьми своей идентичности, «ониомании» как «иррациональном, находящимся за пределами здравого смысла, стремлении к суперпотреблению». ^{[6, c. 202]}. По его словам, «люди узнают себя в окружающих их предметах потребления, прирастают душой к автомобилю, стереосистеме, бытовой технике, обстановке квартиры» ^[7]. Можно утверждать, что, технологический рост стал атрибутивным признаком большинства развитых обществ. Бытовая сфера заполнена различными техническими новшествами, срок актуальности которых в последние годы сокращается по причине сменяемости «старых» гаджетов новыми техническим устройствами, либо проводимым апгрейдом существующей техники. Все это, так или иначе, провоцирует желание приобрести разрекламированную технологическую «новинку», приводит к товарному фетишизму, потребительской нечистоплотности.

В то же время, страсть к стяжательству обусловлена не только экономическими условиями современного российского социума. Нельзя недооценивать и идеологические детерминанты, формирующие потребительскую психологию.

Прежде всего, это идеологема успеха, которая была привнесена американской культурой в культуру европейских государств, а также, в культурное пространство России. Р. Мертон заявляет: «…борьба за успех не связана с вопросом о том, что у людей есть приобретательские побуждения, уходящие корнями в человеческую природу, но является социально определяемым ожиданием, и …эти образцы ожиданий рассматриваются как подходящие для каждого, независимо от его первоначального жребия или места в жизни» ^{[1, с. 290]}.

«Ассимиляция ценности успеха» в обществе не может не сказаться на его моральных устоях, духовной культуре. Данные социологических исследований наглядно подтверждают наличие такой культурной тенденции в жизни российского социума. В частности, результаты проведенного Фондом общественного мнения социологического опроса подкрепляют тезис о преимущественной связи успеха с материальной стороной жизни. Так, 28 % опрошенных россиян, описывая успешного человека, обозначали его материальное благополучие и достаток, тогда как достижение целей (13 %), хорошая, интересная работа (13%), хорошая семья (10%), удовлетворенность жизнью, счастье (8%) значительно уступают первенство в идентификации «успешности человека» ^[8]. Логично, что смещение вектора в сторону коммерциализации успеха влечет за собой неудовлетворительную оценку россиянами себя как успешных людей. Такая ситуация может быть предпосылкой к возникновению асоциальных интенций и стремлений к успеху как культурному идеалу.

Укрепление в культуре российского социума потребительских начал, утверждение и развитие рыночного фундаментализма приводит к инструментализации ценностей, падению их аутентичной значимости для индивида. Убедиться в этом можно на примере образования, в котором как и в труде произошло выхолащивание его лично ценностного, смысложизненного содержания.

А. В. Кирьякова, на основе анализа эмпирического материала о ценностных ориентациях студентов, пришла к выводу о размытости субъектной позиции российских студентов в определении личностных смыслов, целей и ценностей университетского образования. Она отмечает, что «большинство студентов, объясняя причины выбора профессии, не могут обозначить личностные аспекты данного выбора, не определяют его значимость в собственном личностном и профессиональном становлении». В системе личностных смыслов обучения в университете студенты выдвинули на лидирующие позиции «получение высшего образования» (31%), «получение диплома» (30%), «получение знаний и профессиональных навыков» (25%). В то же время, такие ценностные ориентации как «возможность найти свое место в жизни» (15%), «самопознание» (10%), «духовный рост» (1%) представлены менее значительно. При этом, треть опрошенных затруднилась с ответом на вопрос, в чем цели и ценности современного университетского образования ^[9].

Таким образом, в сфере образования проявляется следующее противоречие: между самоценным, смысложизненным содержанием образования, многовариантным гуманистическим способами самореализации в нем индивида и утилитарно-потребительской ориентацией на социально детерминированный, «масскультурный» успех как основную цель образовательной деятельности.

В. С. Барулин, характеризуя многогранность и целостность человека к общественной жизни, выявил три уровня отношения человека к миру, сопоставив личность и общество – человек абстрактно-субстанциальный, человек социологически-функциональный и человек экзистенциально-индивидуальный. Каждый уровень имеет свои особенности. На первом уровне социум – воплощение человеческого начала, на втором уровне – человек – функциональная единица социума, на третьем уровне – человек – носитель индивидуальных неповторимых свойств, складывающихся как результат взаимовлияния человека на мир и мира на человека ^{[10, с. 53]}. Такова идеальная картина многогранности и целостности человека как единичного по отношению ко всеобщему. Однако, учитывая указанную выше противоречивую ситуацию, можно констатировать «сбой» в уровневой соподчиненности, когда человек как «коллективный субъект» и человек как индивидуальность имеют разнонаправленные ценностные установки и ориентиры. Разбалансировка коллективного и индивидуального, единичного и всеобщего, объективного и субъективного не может не иметь негативных тенденций, выражающихся в двойственном восприятии действительности. Примером известного дуализма в восприятии действительности, своеобразной «двойной морали» ^{[11, с. 42]} может служить оценка россиянами фактов коррупции.

В этом отношении показательно исследование Е. А. Петровой и Ю. В. Кейзеровой о коррупции в социально – психологическом разрезе. Исследователи пришли к выводу о том, что, «если коррупция имеет отношение к государству и чиновникам, то вероятнее всего в массовом сознании подобное проявление будет вызывать осуждение, но как только стоит спроецировать такое же по сути деяние на жизнь «простых людей» – в большинстве случаев восприятие меняется либо на нейтральное, либо на полное одобрение подобных практик» ^{[12, с. 51]}. Подобная противоречивость социальных оценок может показаться следствием выбора ситуации и соответствующего ей отношения (к одной-так, к другой-иначе). На самом же деле, ценностные полюсы присутствуют в сознании одновременно, порождая «промежуточность» как признак современного бытия человека.

Существует культурный феномен, поддерживающий и углубляющий данную «промежуточность» - виртуализация индивидуальной и общественной жизни.

Согласно «виртуалистике», развиваемой Ж. С. Бодрийаром, М. Постером, Н. А. Носовым, С. С. Хоружим и др., существует не один – физический, но множество возможных и промежуточных миров. Компонентами виртуальной реальности выступают «симулякры» – знаковые объекты ещё более реальные, нежели «единственно действительные». В медийном пространстве – времени возникает симуляционная культура, где к тем ролям, которые проигрываются в социуме, добавляются виртуальные роли. Неслучайно в философско-культурологической литературе последних лет акцентировано внимание на таком тренде современной культурной динамики как «галактика социально-сетевой коммуникации», порождающая квазисоциум», который существует и функционирует параллельно с реальным миром. По мнению Т. А. Семилет, В. В. Витвинчука, А. Р. Голубевой, «новая социальность виртуального пространства конструирует свои ценности, этические нормы, эстетико-аксиологические критерии, специфические стратегии межличностного взаимодействия, свой язык и нормы языкового поведения, а также свои особые стратификационные модели, каналы восходящей мобильности, цели и мотивы в достижении высокого статуса в квазисообществе» ^[13].

Исходя из обычного желания предстать перед другими «в лучшем свете», люди пытаются «управлять впечатлениями», подстраиваются под социальное желаемые (ожидаемые от нас) образцы, ведут себя как социальные хамелеоны.

Промежуточность существования, фантомность переживаний, лицемерие, утрата самоидентичности, когнитивный диссонанс и другие феномены, как следствие виртуализации жизни современного человека, свидетельствуют в то же время, о его неизбывном желании понять и принять мир хотя бы в возможности.

Таким образом, характеризуя современное российского общество, можно эксплицировать следующее противоречие, фиксируемое в сознании индивида: между существующим социальным порядком (реальный мир) как несовершенной формой бытия и представлениями индивида о должной социальной организации, позволяющей удовлетворить экзистенциальные потребности, обрести смысл жизни (виртуальный мир).

Состояние профессиональной культуры будущего юриста. Выявление основных аксиологических противоречий современного российского общества позволяет нам перейти к следующему этапу исследования - установлению характера их влияния на профессиональную культуру будущего юриста.

Е. Р. Ярская – Смирнова раскрывает содержание профессиональной культуры, как особой категории, через призму аксиологического и семиотического подходов, особо подчеркивая ее сакральный смысл. В ее понимании, «профессиональная культура подразумевает ценностно-символическую систему, включающую нормы, ценности, знания, символы, связанные с формальными и неформальными практиками и отношениями представителей конкретного рода занятий» ^{[14, с. 8]}.

А. Я. Флиер, рассматривая культурное посредничество между человеком и его специализацией, определил базисные элементы структуры профессиональной культуры. «В основе профессиональной культуры лежат не социально-бытовые элементы образа жизни (как в этнической культуре), а принципы социального сознания и поведения, диктуемые особенностями технологии деятельности по правилам той или иной профессии… Сюда же входят элементы социальной этики, целей и социальной ответственности за последствия данной деятельности, профессиональные традиции, статусные роли, профессиональный язык и т.п. Важнейшей составляющей профессиональной культуры является этика коммуницирования с «начальством» – старшими по статусному положению коллегами» ^[15].

О. В. Фролов, рассматривая профессиональную культуру в контексте управления школой, обозначил основные концепты профессиональной культуры – «стратегии профессионального диалога», «стратегии профессионального творчества», «стратегии профессионального знания», тем самым обозначив ее эпистемологический, коммуникативный и развивающий потенциал ^{[16, с. 629]}.

Как видно из указанных определений, в ходе профессионального образования «новорожденные» представители профессии получают не только профессиональные знания, но нечто большее. «Обучение профессии никогда не сводится к передаче функционально необходимого знания, навыков и умений, а включает также передачу ролей, особого профессионального прошлого, специфического профессионального фольклора и часто «иконостаса» (великие врачи, юристы, классики мысли и т. п.), латентного знания (непроговариваемых общих представлений, своего особого само собой разумеющегося, непрозрачного для непосвященных), иногда особой эмоциональной культуры (например, в медицине, психологии, юриспруденции) – обычно из рук в руки, часто вне осознания и без специального намерения, в качестве латентной функции обучения». ^{[14, с. 32]}.

Обобщая подходы к пониманию профессиональной культуры, мы приходим к выводу, что профессиональная культура будущего юриста представляет собой сложное, многомерное культурное явление, репрезентируемое в совокупности понятийного, компетентностно-ориентированного, коммуникативного и символико – семиотического компонентов, специфика которых предопределяется особенностями юридической практики, направленной на реализацию принципов верховенства права, признания прав и свобод – высшей ценностью.

Нормативную основу поведения в профессиональном сообществе задают этические кодексы, анализ содержания которых позволяет прийти к выводу, что к базовым качествам юриста-профессионала относятся: гуманность, добропорядочность и честность, независимость и беспристрастность при осуществлении профессиональных обязанностей, высокий уровень культуры коммуникации, выраженный в деловом стиле общения, тактичность, выдержанность, эмоциональная устойчивость, внутрипрофессиональная сплоченность, компетентность и профессиональное развитие, осуществляемое в форме переподготовки и повышения квалификации, а также самообразования. Ядром здесь являются мировоззренческие установки, выраженные в уважении личности каждого, в защите прав и свобод человека и гражданина. Иначе говоря, профессиональные ценности личности всегда производны от общечеловеческих ценностей, вторые предопределяют первые. Профессиональные ценности – это не что иное, как преломление общечеловеческих ценностей, «обкатанных» в профессиональной деятельности юриста.

Влияние аксиологических противоречий современного российского общества на уровень и содержание профессиональной культуры будущего юриста прослеживается в конструкте «вызовы современной профессиональной культуре». К таким вызовам в научной литературе относятся процессы дерегуляции профессии, выраженные в размывании профессиональных границ, процессы коммерциализации и коммодификации, бюрократизации и стандартизации профессиональной деятельности, размывание трудовой идентичности, потеря связи с культурной памятью и традицией в профессии.

M. Weinberg, отмечает, что в ходе осуществления своей профессиональной деятельности работник всегда решает «идеалогическую дилемму» - заботы о себе или заботы о других. И, к сожалению, рационально-техническая компонента трудовой деятельности профессионала часто заслоняет моральную сторону его деятельности ^{[17, с. 87]}. Ведь профессионализм – это не только набор знаний и способностей применять их на практике, но и определенный уровень морально-нравственных качеств личности. Выделим базовое этическое противоречие в деятельности юриста.

Данное противоречие вытекает из основного парадокса этики (и культуры нравственно-профессиональной, в целом), сформулированного ещё античным классиком Овидием: «Благое вижу, даже хвалю, но поступаю дурно». Иными словами, противоречие между «должным» и «сущим».

«Должные» ценности, лежащие в основе профессиональной культуры юриста, обусловлены специализацией юридической деятельности, принципами и нормами поведения юриста, его статусно-ролевым положением и социальной ответственностью. Они имеют общее (корпоративное) содержание и несут в себе декларативные и императивные смыслы.

«Сущие» ценности отражают наличное состояние профессиональной культуры в их индивидуальном сознании и применении, лишь частично утверждая должный уровень соответствия корпоративного духа его практической реализации.

Разрешение аксиологических противоречий в профессионально-юридической сфере связано с минимизацией расхождения между декларируемым, императивно предполагаемым содержанием корпоративной деятельности и самоопределением индивида в профессиональной отрасли культуры (юриспруденции).

Профессиональная этика, как понятие и реалия не исчерпывает всего объема профессиональной культуры, хотя и составляет её содержательное ядро. Здесь мы выходим на философское измерение мировоззрения и деятельности юриста, на философию права и её центральный вопрос о соотношении Права и Закона, о минимизации расхождения между ними на базе Права как должного, к которому стремится Закон как сущее. Острое видение этой задачи позволяет юристу не ограничиваться сферой правоприменения, имеющей свои корни в правотворчестве и правозащите.

Закон только тогда гарант и инструмент защиты человека и общества, организации или государства, когда он не противоречит духу Права, его базовым принципам и нормам. Усмотрение ценности Права, его защита всеми законными способами – самый эффективный путь разрешения основного аксиологического противоречия в сфере профессиональной культуры юриста: между должным и сущим, Правом и Законом.

В профессиональной этике данное противоречие конкретным образом модифицируется в соотношении справедливости и милосердия, баланс которых всегда составлял центральную проблему и задачу российской философско-правовой школы. Милосердие здесь имманентно содержалось в «формуле»: «Правда=Истина+ Нравственность».

Разрешение аксиологического противоречия в створе: «Правда – Истина» неизбежно предполагается при формировании профессиональной культуры будущего юриста, так как этот принципиальный вопрос пронизывает жизнь и деятельность юриста на протяжении всей его практики.

Повседневно и конкретно разрешая это противоречие в каждом деле, юрист остается, по-настоящему, на высоте своего профессионального призвания.

Векторы их разрешения совпадают в необходимости социальной поддержки следующих ориентаций будущих юристов:

— на индивидуально-творческое самоопределение в многоплановой, духовно-нравственно насыщенной профессиональной деятельности;

— на предпочтение стратегических жизненных смыслов и целей перед тактическими, узкопрактическими;

— на критически осмысленное, личностно значимое содержание избранной юридической специальности;

— на культурное противостояние глобально-сциентистским, виртуальным симулякрам действительности, консьюмеризму и эгоистической установке на ценностно нейтральный успех.