Образ Большого Болдина в русской литературе: особенности формирования локального текста

Яшина Ксения Ивановна аспирант кафедры русской литературы Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского 603000, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, ул. Большая Покровская, 37 Yashina Kseniya Ivanovna Postgraduate students, the department of Russian Literature, N. I. Lobachevsky Nizhny Novgorod State University 603000, Russia, Nizhegorodskaya oblast', g. Nizhnii Novgorod, ul. Bol'shaya Pokrovskaya, 37 ksenkki13@gmail.com

Болдинская осень как плодотворный период в жизни А. С. Пушкина была осмыслена еще в XIX веке. Впервые об этом написал поэт в письме П. А. Плетневу от 9 декабря 1830 года: «Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал. Вот что я привез сюда: 2 последние главы «Онегина», 8-ю и 9-ю, совсем готовые в печать. Повесть, писанную октавами (стихов 400), которую выдадим Anonyme. Несколько драматических сцен, или маленьких трагедий, именно: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Пир во время чумы» и «Дон Жуан». Сверх того, написал около 30 мелких стихотворений. Хорошо? Еще не всё (весьма секретное). Написал я прозою 5 повестей, от которых Баратынский ржет и бьется – и которые напечатаем также Anonyme» ^[15]. П. В. Анненков также отметил особенность момента: «Между тем, отделенный от всех близких людей, Пушкин предался творчеству с жаром и постоянством, которые поистине могут привести в изумление. Ни одна еще осень в его жизни не порождала столько разнородных произведений, и это обстоятельство само по себе свидетельствует уже о свободном состоянии его духа» ^{[2, с. 262]}. Интерес к месту, где произошли события, сформировался позднее, что связано с удаленностью Болдина от культурных центров. Открытие музея на территории усадьбы в 1949 году способствовало тому, что туда стали приезжать исследователи творчества Пушкина (с 1969 года в музее начала проводиться конференция «Болдинские чтения»), а также писатели, поэты, художники, скульпторы. П. Г. Антокольский приезжал в Большое Болдино в 1975 году на Всесоюзный пушкинский праздник поэзии ^{[4, с. 161]}. Посещали усадьбу также Ю. М. Нагибин, Ю. В. Друнина, Б. А. Ахмадулина и другие. В 1965 году был снят фильм «Болдинская осень» (режиссер Я. Миримов), в 1983 году – фильм «Болдинская бессонница» (режиссер Ю. Беспалов), в 1986 году – фильм «Храни меня, мой талисман» (режиссер Р. Балаян). Болдину посвящали свои работы такие художники, как Д. Д. Арсенин, В. С. Калинин, Э. Х. Нисибулин, В. И. Хазов многие другие. В литературе болдинская тема отразилась в произведениях П. Г. Антокольского, Ю. М. Нагибина, Ю. В. Друниной, М. С. Петровых, М. И. Алигер, Д. С. Самойлова и других.

Предмет рассмотрения в данной работе – образ Болдина в русской литературе. Нужно отметить, что в литературоведении, говоря об образе конкретного географического пространства, исследователи обращаются к понятию «локальный текст». В работе мы также попытаемся проанализировать возможность образования болдинского локального текста. Нужно отметить, что на данный момент не существует исследования, полностью посвященного болдинской теме в русской литературе. Однако есть статьи, в которых идет речь об особенной культурной значимости Болдина. В работе В. А. Лётина «“Болдинская осень”» М. С. Петровых: невстреча с поэтом в пространстве интертекста» понятие «болдинский текст» упоминается в сопоставлении с «михайловским текстом». В статье С. Н. Патапенко Болдино осмысляется как «культурологический концепт» ^[13] на материале фильма Р. Балаяна «Храни меня, мой талисман».

Термин «локальный текст» впервые был сформулирован В. В. Абашевым. По мнению исследователя, локальный текст – это результат «символической деятельности человека по адаптации места жизни к порядку культуры» ^{[1, с. 11]}, который закрепляется в художественной литературе и фольклоре. Локальный текст определяет «наше восприятие и видение места, отношение к нему» ^{[1, с. 12]}, так как в нем отражаются устойчивые константы описания.

Идея локальных текстов восходит к работам Н. П. Анциферова о Петербурге. Впоследствии она разрабатывалась в трудах тартуско-московской семиотической школы и получила наиболее полное выражение в статьях В. Н. Топорова. Исследователь предполагал, что Петербургу «в соответствие поставлен особый «Петербургский» текст, точнее, некий синтетический сверхтекст, с которым связываются высшие смыслы и цели» ^{[18, с. 275]}. Петербургский текст, по мнению В. Н. Топорова, это сверхреальность города, сформировавшаяся из множества текстов, созданных в разное время и разными авторами, которые заключают в себе устойчивые характеристики пространства (климатические, географические, исторические) и его основную идею.

Впоследствии появились работы, в которых по такому же принципу были рассмотрены другие географические локации. В первую очередь, это были города – Москва ^[17], Пермь ^[1], Лондон ^[19], Нижний Новгород ^{[11, 20]} и многие другие. Также стала актуальной такая оппозиция, как городской и провинциальный текст ^[12], локальные тексты стали анализироваться не только на примере городов, но и на примере более обширных территорий, например, таких, как Русский Север ^[6].

Появление локального текста – это итог осмысления пространства людьми, его мифологизации: «…локальные тексты порождаются региональными культурами со сложившимися устойчивыми характеристиками, которые так или иначе осмыслены, артикулированы, означены самими жителями этих мест или приезжими наблюдателями. Локальный текст как некий образ места складывается благодаря переживанию / осмыслению его специфики» ^{[5, с. 47]}. Таким образом, в формировании локального текста участвуют события истории, культуры, природная самобытность места – то есть то, что наделяет его символическим потенциалом. Кроме того, важна и деятельность человека, результаты которой отражаются в литературе, фольклоре, живописи. Художественная литература в данном контексте особенно актуальна, так как в ней локальный текст оформляется, закрепляется: «“Образ места”, созданный писателем, не только актуализирует реальность, но и порождает ее. Если образ оказывается интенсивным по силе воздействия на аудиторию, он транслируется впоследствии в творчестве других писателей, фиксируется и, в конечном счете, закрепляется на уровне ментальности целого сообщества (вспомним «туманный Альбион», увековеченный Тернером)» ^{[3, с. 79]}.Таким образом, локальный текст – это парадигма текстов о месте, написанных разными авторами, в разное время и наделяющих его определенными характеристиками, многие из которых становятся устойчивыми, закрепляются в сознании людей и влияют на последующее восприятие пространства.

Большое Болдино в русской литературе существует как символически наполненный локус, в котором сосредоточена память об А. С. Пушкине. Образ Болдина сформировался благодаря двум факторам. Во-первых, это события жизни поэта, которые неоднократно воссоздавались и осмыслялись в художественных текстах. Во-вторых, это характеристики, которыми он наделил его в своих письмах и произведениях. Рассмотрим их подробнее.

Первое упоминание Болдина находим в письме поэта П. А. Плетневу от 9 сентября 1830 года: «что за прелесть здешняя деревня! вообрази: степь да степь; соседей ни души; езди верхом сколько душе угодно, пиши дома сколько вздумается, никто не помешает» ^[15]. Первая особенность пространства, на которую обращает внимание поэт и которая впоследствии станет его ключевой характеристикой, – уединенность и отгороженность от большого мира. Она подчеркивается также в более поздних письмах: «Болдино имеет вид острова, окруженного скалами» ^[15] (Н. Н. Гончаровой от 11 октября 1830 года), «дважды порывался я к вам, но карантины опять отбрасывали меня на мой несносный островок, откуда простираю к вам руки и вопию гласом велиим» ^[15] (М. П. Погодину, начало ноября 1830). Образ острова, куда не проникают известия из большого мира, станет востребованным и актуальным, а Болдино будет восприниматься как место, способное подарить моральную свободу и спокойствие, возможность остаться один на один со своими мыслями.

Вторая характеристика – простота и неспешность быта. Жизнь в болдинском хронотопе течет спокойно и медленно, подчеркнуто просто в окружении простых радостей и отсутствия бытового комфорта. Пушкин описывает особенности своего быта, например, когда говорит о том, что обедает «картофелем и грешневой кашей» ^[15] (Н. Н. Пушкиной от 30 сентября 1833 года), об общении с местными крестьянами: «Сейчас у меня были мужики, с челобитьем; и с ними принужден я был хитрить, но эти наверное меня перехитрят... <…> Это что еще? Баба с просьбою. Прощай, иду ее слушать» ^[15] (Н. Н. Пушкиной, 15 и 17 сентября 1834 года).

Важная черта Болдина заключается в его особенной исторической значимости. Известно, что Болдино принадлежало предкам поэта с конца XVI века. Пушкин это знал и воспринимал его как место памяти, где прошлое становится доступным для понимания. Упоминания о предках встречаются в письмах поэта, например, в письме Н. Н. Гончаровой от 30 сентября 1830 г.: «Мой ангел, ваша любовь – единственная вещь на свете, которая мешает мне повеситься на воротах моего печального замка (где, замечу в скобках, мой дед повесил француза-учителя, аббата Николя, которым был недоволен)» ^[15]. Кроме того, там было создано стихотворение «Моя родословная».

Главный константный образ всех произведений о Болдине – осень. Болдино в сознании людей существует исключительно в осенних декорациях. Его «погодными» характеристиками стали дождь, ветер, холод, легкий мороз и пожелтевшие деревья. Это связано и с биографическими реалиями (Пушкин был в Болдине трижды и каждый раз осенью), а также с тем, что, согласно письмам поэта, это было его любимое время года, когда творческие силы достигали максимума.

Также за Болдиным закрепилась репутация места озарения, вдохновения. Это связано с тем, что первая Болдинская осень была невероятно продуктивной, а также с тем, что в 1833 и 1834 году Пушкин ехал туда намеренно, чтобы писать, неоднократно упоминая об этом в письмах («Я сплю и вижу приехать в Болдино и там запереться» ^[15] (в письме Н. Н. Пушкиной от 12 сентября 1833 года)). Кроме того, пытаясь осмыслить события Болдинской осени, люди обращаются к произведениям поэта в надежде прочитать его настроение.

Болдино стало свидетелем переломного момента в жизни поэта. Образ Пушкина в Болдине далек от хрестоматийного образа великого творца. Там особенно проявляется его человечность, уязвимость перед судьбой. Знаковое стихотворение первой Болдинской осени – «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы». Произведение открывается бытовой зарисовкой, которая неожиданно дополняется упоминанием Парки, что «резко укрупняет смысловой объем образа» ^{[7, с. 74]}. Детали окружающего пространства становятся не просто фоном, но приметами большого мира, находясь в котором лирический герой стремится освободиться от непонятного и безразличного течения жизни, разглядеть в нем главное и второстепенное. В. А. Грехнев, анализируя это стихотворение, отмечал: «Пушкинская мысль заинтересована … именно поиском смысла, который мог бы упрочить положение личности в текучем и неустойчивом мире» ^{[7, с. 75]}. Конечно, философские идеи лирики Пушкина далеки от какой бы то ни было бытовой или биографической конкретики, и данное стихотворение не является описанием размышлений поэта в Болдине. Но впоследствии, осмысляя произведения Пушкина, ученые, писатели, поэты, художники пытались понять настроение, чувства, мысли поэта и приблизиться к разгадке тайны Болдинской осени. Болдино стало восприниматься не только как место памяти, способное дать ответы на вопросы о судьбе поэта, но и как место, где возможно напряженное размышление и созерцание, познание себя.

Таким образом, основными характеристиками Болдина, сформировавшимися Пушкиным и благодаря Пушкину, стали уединенность, отрешенность от мира, простота быта и замедленность времени, близость к истории и возможность творческой свободы. Впоследствии они были восприняты, осмыслены и дополнены новыми впечатлениями и рассуждениями.

Из чего же складывается «корпус» текстов о Болдине? В первую очередь, это многочисленные высказывания и интервью, в которых разные известные люди рассказывают о своем восприятии пространства. Кроме того, важной частью являются фольклорные произведения, созданные местными жителями. В нашей работе мы сосредоточимся на художественной литературе и рассмотрим образ Болдина на примере нескольких стихотворений и высказываний поэтов М. С. Петровых, Ю. В. Друниной, Д. С. Самойлова и Б. А. Ахмадулиной, так как в них отражено восприятие болдинской темы в разные временные периоды – с 30-х годов XX века до начала XXI века.

Стихотворение М. С. Петровых «Болдинская осень» было написано в 1930 году. Мотив уединения и отгороженности от основного мира получает отрицательные коннотации, а ключевым образом становится одиночество. В. А. Лётин отмечает, что «стихотворение пронизано тоской по его столетнему отсутствию и, что самое для Петровых страшное, трагическому непониманию ни его личности, ни его поступков, жившими и творившими после него: «Сто лет прошло / тебе откликнуться никто не в силах»» ^{[14, с. 56]}. Болдино как «остров», оторванный от остального мира, здесь становится символом непонятности поэта и его жизненных несчастий. Осень также трансформируется и теряет свою поэтичность: роща «обобрана» ветрами, осины «исхлестаны» дождем, на лужах блестит лед. Единственное упоминание живого существа – олицетворенная липа, которой автор дает неожиданное определение «помешанная». В результате создается пугающий образ сумасшедшего стонущего старого существа.

Интересно вводится в стихотворение легенда о Лучиннике, согласно которой Пушкин сберег от вырубки крестьянами красивую молодую рощу. М. С. Петровых предлагает иной вариант развития событий, усиливая ощущение безвыходности и одиночества:

Той рощи нет. Она едва
Успела подружиться с тенью,
И та училась вдохновенью, –
Сгубили рощу на дрова ^[14].

Несмотря на то, что образ Болдина вызывает отрицательные и даже зловещие ассоциации, пространство осмысляется как место, хранящее память о Пушкине:

Их память крепко заросла
Корой, дремо́той и годами,
Но в гулкой глубине дупла
Таят, не понимая сами, –
Свет глаз твоих, тепло руки
И слов неясных ветерки ^[14].

В бытовых деталях, которые автор также не оставляет без внимания, подчеркиваются характерные особенности болдинского локуса: «бревенчатая теплынь дома», стол, камин, но постепенно в ряд бытовых образов входит образ Аполлона как покровителя искусств и образы героев болдинских произведений. В бытовом проступает вечное: «Но проникает сквозь халат – Тяжёлый холод ржавых лат» ^[14]. Поэт существует в двух измерениях – человеческом и вечном. Болдино воссоздается здесь как место, где проявляется истинная суть того, что повелевает судьбой Пушкина. Лирический герой дистанцирован от поэта, но чувствует надежду на встречу с ним.

В стихотворении Ю. В. Друниной «Болдинская осень», вошедшем в сборник 1989 года, образ Пушкина раздваивается: дар и призвание поэта сосуществуют с проблемами, переживаниями и сомнениями простого человека. В произведение вплетаются цитаты писем Пушкина («Целую кончики ваших крыльев» / («Как даме сердца писал Вольтер» ^[8]), что подчеркивает уязвимость и незащищенность поэта перед жизненными трудностями. Появляется ощущение грусти и трагичности его судьбы.

Друнина создает образ человечного Пушкина, но в то же время отчетливо формулирует мысль о значении Болдинской осени для русской культуры. Болдино в стихотворении существует как место, где пересекаются разные временные ситуации, где настоящее и прошлое взаимопроникаемы. Это ощущение создается за счет использования устоявшихся характеристик:

Вздыхает ветер. Штрихует степи
Осенний дождик – он льет три дня ^[8].

Осенние декорации стирают временные границы между Пушкиным и героем стихотворения. Важный в данном контексте образ – образ стрепета, который сопровождал Пушкина. Он становится символом истории, особенно ощутимой в Болдине.

В стихотворении Д. С. Самойлова «Болдинская осень», написанном в 1961 году, воссоздаются те же традиционные черты – осень, атмосфера крестьянского быта («Кому б прочесть – Анисье иль Настасье?» ^{[16, с. 90]}), простота и человечность Пушкина – но совершенно в другой тональности. Образ Болдина как отдельного острова приобретает коннотации спасительного места, где поэт может укрыться от житейских невзгод. Эта тема задается в первых строках благодаря противопоставлению «везде» и «перед ним»:

Везде холера, всюду карантины,
И отпущенья вскорости не жди.
А перед ним пространные картины
И в скудных окнах долгие дожди ^{[16, с. 90]}.

Болдино здесь осмысляется как место, которое подарило Пушкину творческую свободу, а следовательно – счастье.

Интересная трактовка роли Болдина в жизни А. С. Пушкина содержится в высказывании Б. Ахмадулиной. Она приезжала туда осенью 2000 года. Воспоминания об этом оставила научный сотрудник музея Т. Н. Кезина в своей книге «Болдино. Пушкин. Музей. Музейщики». По ее словам, Белла Ахмадулина была в сопровождении Бориса Мессерера, осматривала Болдинскую усадьбу и усадьбу во Львовке, а также выступала в кинотеатре «Лира» на праздничном вечере: «Белла была одета в черное: брюки и род мужского сюртука, облегающего ее изящную фигурку. Бледное лицо, четкая линия черной челки, огромные глаза. Она начала говорить – сначала тихим голосом, но ее было хорошо слышно, потому что зал замер, как не замирал, может быть, еще никогда за всю историю своего существования. Она говорила о Болдине, о том, что давно хотела приехать сюда» ^{[9, с. 151]}. Далее Тамара Николаевна приводит речь поэта из интервью журналисту Сергею Чуянову: «Я давно сюда стремилась… И как-то сюжет жизни меня не допускал, по разным причинам. То этому препятствовали какие-то обстоятельства, то я думала, что как-то еще заслужить надо, отслужиться. Заслужить и воспринять это как награду. Хотя некоторая печаль входила в состав этого ожидания, этого сложного переживания… Пушкин напишет потом: «На свете счастья нет…». Я думаю: разве он не был счастлив? Как раз здесь? Как раз 170 лет назад? Это и было счастье, может быть, выше которого и нельзя вообразить, и нельзя пожелать Пушкину. Это и было счастье. Да и не однажды оно с ним было. Не однажды его осеняло и посещало то же вдохновение – даже среди печалей и затруднений. Вдохновение, все-таки, единственный его выход, единственное счастье. И, может быть, в этом смысле он – счастливейший человек» ^{[9, с. 151]}. Интересно, что в данном монологе Ахмадулиной, так же, как и в произведении Д. С. Самойлова, Болдино трактуется как одно из немногих мест, которое подарило поэту настоящее счастье. В ее высказывании возникает тема противопоставленности жизненных обстоятельств и творчества. Для Ахмадулиной, тяжело переживающей трагичность судьбы Пушкина, это пространство становится символом спасения и возрождения Пушкина для вечности.

Таким образом, Большое Болдино в русской культуре является не только местом памяти, связанным с событиями жизни Пушкина, но и местом, где человек способен достигнуть состояния понимания и осознания. Основы такого восприятия сформировались в произведениях поэта, но были осмыслены, дополнены и воссозданы художниками последующих лет. Константные мотивы и образы, такие как уединение, простота быта и размытость временных границ даются с разными коннотациями в зависимости от восприятия автора. Образ Болдина как бы раздваивается: пространство трактуется как место спасения или как место, где берут начало трагические события жизни поэта.

Для образования локального текста, как мы отмечали выше, необходимы явления реального мира: исторические события, ландшафтные и климатические особенности и другие факты, требующие объяснений и размышлений людей. Болдино, безусловно, обладает символическим потенциалом: Болдинская осень как важный момент жизни А. С. Пушкина вызывает интерес людей уже долгое время. Кроме того, за Болдиным закрепилась репутация места с особенной атмосферой, располагающей к творчеству и размышлениям. Поэтому, по нашему мнению, условия для его мифологизации, создания его культурной реальности существуют. Оформление локального текста в художественных произведениях происходит сложнее, что связано со значительной удаленностью Болдина от больших городов и тем более столиц (для осмысления пространства необходимо нахождение в нем). Поэтому, по нашему мнению, на данный момент говорить о том, что вокруг Болдина сложился корпус произведений нельзя. Однако такие произведения все же существуют и обладают признаками единого локального текста. Так, по нашему мнению, их объединяет идея Болдина как места напряженного умственного и душевного переживания и духовного подъема. Кроме того, как отмечалось выше, в литературе сложились определённые константные образы, мотивы и сюжеты, характерные для произведений о Болдине. Можно предположить, что Болдинский текст находится в процессе формирования и обладает малой интенсивностью. Также нужно отметить, что его важная особенность заключается в неоднородности: существует огромное количество фольклорных, живописных произведений, которые также могут считаться частью Болдинского текста, но которые не стали предметом рассмотрения в данной работе.