Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Litera
Правильная ссылка на статью:

Образ Китая в стихотворении К. Бальмонта «Великое Ничто»

Пороль Полина Вадимовна

аспирант кафедры Русской и зарубежной литературы Российского университета дружбы народов

117198, Россия, г. Москва, ул. Ул. миклухо-Маклая, 10/2

Porol Polina Vadimovna

Postgraduate student, the department of Russian and Foreign Literature, People's University of Friendship of Russia

117198, Russia, g. Moscow, ul. Ul. miklukho-Maklaya, 10/2

olgaporol@mail.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2409-8698.2020.9.33647

Дата направления статьи в редакцию:

10-08-2020


Дата публикации:

17-08-2020


Аннотация: В статье рассмотрен образ Китая в стихотворении К. Бальмонта «Великое Ничто». Значительное место уделяется интерпретации стихотворения. При исследовании автор статьи обращается к культурным и историческим реалиям Китая, мифологии и философии. Выявлен генезис образа Чванг-Санга (Чжуан-цзы) и особенности его восприятия поэтом в стихотворении «Великое Ничто». Целью исследования стало определение семантической наполняемости образа Китая в рецепции К. Бальмонта. Рассуждения и выводы автора статьи основываются на критических исследованиях, сопоставлении двух культур. Анализ поэтического произведения проведен в семантическом аспекте с применением поиска текстовых параллелей.    В результате исследования выявлено обращение поэта к традициям и философии Китая («Великая пустота», концепция симметрии, трактат «Чжуан Цзы», концепция китайской живописи), использование мифопоэтических образов (Дракон, Единорог, Феникс); осуществлена интерпретация образа дракона и рассмотрена его разность в культурной традиции России и Китая; определено и описано словоупотребление поэтом языковых реалий культуры Китая (выражение «Идти на запад»). Новым в работе является анализ рецепции К. Бальмонта, выявление источника, побудившего поэта к созданию стихотворения. Исследование семантической наполняемости образа Китая в поэзии К. Бальмонта позволяет с еще одной стороны приблизиться к миропониманию культуры Серебряного века.


Ключевые слова:

Константин Бальмонт, Китай, Великое Ничто, образы, поэзия, культура, лирический герой, образ Китая, мифология, восприятие

Funding: Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-312-90016. The reported study was funded by RFBR, project number 19-312-90016.

Abstract: This article reviews the image of China in Konstantin Balmont’s poem “The Great Nothing”. Significant attention is given to interpretation of the poem. The author refers to the cultural and historical realias of China, as well as mythology and philosophy. Genesis of the image of Zhuang Zhou and peculiarities of his perception by the poet is revealed. The goal of this work consists in determination of semantic saturation of the image of China in reception of Konstantin Balmont. The line of reasoning and conclusions of the author of this article are founded on the critical research and contrast of two cultures. Analysis of the poem is conducted from the semantic perspective with search for textual parallels. The study reveals the poet's reference to the traditions and philosophy of China ("Sunyata”, concept of symmetry, treatise “Zhuang Zhou”, concept of Chinese painting), use of mythopoetic images (Dragon, Unicorn, Phoenix); interprets the image of dragon and its variation in cultural tradition of Russia and China; defines the words used by the poet for describing linguistic realias of Chinese culture (the expression "Go West"). The novelty of this research consists in the analysis of K. Balmont’s reception, and identification of the source that motivated the poet to create a poem. Examination of the semantic  saturation of the image of China in the poetry of K. Balmont gives a new perspective upon understanding the culture of the Silver Age.


Keywords:

Konstantin Balmont, China, Great Nothing, images, poetry, culture, lyric hero, image of China, mythology, reception

Поэзия К. Бальмонта не обойдена вниманием ученых. Это работы В. Н. Орлова, П. В. Куприяновского, Н. А. Молчановой, Л. Н. Таганова, Т. С. Петровой и других исследователей. Д. Е. Максимов отмечает импровизаторские черты поэзии Бальмонта, «новаторскую стиховую фактуру», «поэтику пути». [4, с. 27]. В. Н. Орлов, характеризуя личность поэта, свидетельствует, что декадентство для К. Бальмонта «служило формой не только эстетического отношения к жизни, но – самой жизни, личной жизни поэта». «Он существовал, – пишет В. Н. Орлов, как бы в другом, нематериальном, выдуманном им самим мире – в мире музыкальных звуков, шаманского бормотанья, экзотических красок, первобытной космогонии, бесконечных, набегающих одно на другое художественных отражений» [9, с. 182].

Глубокий интерес К. Бальмонта к познанию мира позволил исследователям находить в его поэзии отголоски других культур: испанской (К.М. Азадовский, Д.Г. Макогоненко, В.Е. Багно, В.С. Полилова, А.Г. Чулян), японской (К.М. Азадовский), индийской (Г. Бонгард-Левин), грузинской (Л. Ангуладзе), армянской (А.В. Даллакян) и др. Однако китайская тема в поэзии Бальмонта остается все еще малоизученной.

Образы небытия, ничто, мрака, пустоты стали общими для периода, начиная с декадентских стихотворений вплоть до начала 1930-х годов [10, с. 111]. В.Ф. Марков в комментариях к стихотворениям Бальмонта предполагает, что интерес Бальмонта к Востоку и особенно тема Ничто могут быть взяты Бальмонтом у французского поэта Лягора: «От Лягора может идти не только общий интерес Бальмонта к Востоку, но отчасти и его пантеизм, его тема «Ничто» (Le Néant Лягора)» [7, с. 12-13].

Стихотворение К. Бальмонта «Великое ничто», написанное в феврале 1900 года, можно назвать вершиной «китайских» стихотворений поэта. Название стихотворения происходит от философского понятия тайсюй(太虚tàixū) – «Великая пустота», «Беспредельность», «Абсолютная пустота», что, восходит к учению о Дао. 虚 (пустота) также переводится как «пустое», «нереальное», «ложное» и является антиномией понятия 实 (shí) – «наполненность», «полнота», «реальность», «основательность». Если рассматривать «Великое Ничто» как микроцикл, состоящий из двух текстов, то можно сказать, что первый из них стал результатом обращения поэта к китайской мифологии, в то время как источником для создания второго стала даосская книга притч «Чжуан-цзы».

Обратимся к тексту стихотворения К. Бальмонта «Великое Ничто».

Моя душа – глухой всебожный храм,

Там дышат тени, смутно нарастая.

Отраднее всего моим мечтам

Прекрасные чудовища Китая.

Это не чувство единства с миром, но «безразборчивая всеядность», характерная для декадентской эстетики и декадентского искусства [9, с. 187]. Выражение «глухой всебожный храм» для поэзии музыкального Бальмонта – негативная характеристика. Особого комментария требует слово «всебожный». Его значение вполне «проясняется» после прочтения другого стихотворения К. Бальмонта «Искры»: «Я – искра, отступившая / От Солнца своего, / И Бога позабывшая, / Не знаю для чего! («Искры») [1, I, с. 134]. Известно, что «Солнцем» в славяно-русской традиции именуется сам Иисус Христос: «заходящу Тебе во гроб истиному Солнцу Правды…» («Акафист Божественным Страстям Христовым», икос 11).

Состояние души лирического героя: «всебожный», «Я – искра <…> Бога позабывшая» можно объяснить его духовными исканиями: «Поздней, Китайский свой раскрывши зонт, / Земле и небу выстроил я храмы. / В другой стране восславил имя Брамы. / По кругу весь прошел я горизонт» («Кругозор») [1, V, с. 40].

В «Великом Ничто», как и во многих других поэтических текстах поэта, для лирического героя равно одинаковы все религии. Стихотворение К. Бальмонта «Великое Ничто» отражает своеобразное миропонимание Китая, у которого нет религии, нет веры в какой-то конкретный образ, но есть свой «Мировой» Бог, некая «Высшая сила». Ощущение, осознание неясности бытия обусловило отсутствие света, непросветленности: «Там дышат тени, смутно нарастая».

Для китайской традиции характерны четыре мифических животных «четыре совершенных» (四灵 sìlíng) – единорог, феникс, черепаха (только ее из четырех поэт не называет) и дракон. «Прекрасные чудовища Китая» наделены в поэтическом тексте Бальмонта силой:

Дракон, владыка солнца и весны,

Единорог, эмблема совершенства,

И феникс, образ царственной жены,

Слиянье власти, блеска и блаженства.

Образ Дракона (龙 lóng) – главный образ китайской культуры. Часто изображается крылатым существом, повелителем облаков, туч, дождя, парящим в облаках или плывущим в волнах, объятым огненным пламенем. В Китае символизирует силу (ян) и достоинство, является символом императора – все императоры Китая считали себя драконами.

Можно предположить, что К. Бальмонт был знаком с полным толково-этимологическим словарем «Шо вэнь цзе цзы» («Изъяснение знаков и анализ иероглифов»), известным с древних веков, где говорится что «дракон – главный среди чешуйчатых, способен быть таинственно-темным и ясно-светлым, крошечным и исполинским, коротким и длинным; весной взымает в небо, осенью ныряет в пучину», поэтому образ дракона в представлении поэта связан с весной – «владыка солнца и весны». В стихотворении «Высокие судьбы» поэт называет Китай «Венчанный Драконом»: «И если ты хочешь / Священных сказаний / О звездных зачатьях, – читай, / Взглянув на великий / Подсолнечник мира, / Венчанный драконом Китай» [1, IV, с. 29].

Единорог (麒麟 qílín) – символизирует удачу и богатство (В китайском языке существует пословица 凤凰麒麟不来, 嘉谷不生 Fènghuáng qílín bù lái, jiā gǔ bù shēng – феникс не прилетит, единорог не придет, что означает – «не родиться обильным хлебам»). Согласно легендам, отличается добротой ко всему живому, предвещает счастливые события.

Образ Феникса (凤凰 fènghuáng) хорошо известный во многих мифах народов мира. В мифологической традиции Китая Феникс – самая лучшая из всех птиц в мире, самая красивая и благородная птица, «королева птиц» часто символизирует человека. Также китайские императрицы называли себя 凤凰 (fènghuáng).

Обратимся к следующим строкам стихотворения «Великое Ничто»:

Люблю однообразную мечту

В созданиях художников Китая,

Застывшую, как иней, красоту,

Как иней снов, что искрится не тая.

Образы «застывшей красоты» и «однообразной мечты» вполне объяснимы: китайская цивилизация, одна из самым древних, хранит свою культуру от всего «внешнего». В китайском языке иностранные государства обозначаются как «外国» (wàiguó, «внешнее государство», «то, что находится за пределами [Китая]). Мифопоэтичность самой атмосферы, языка, реальность, овеянная легендами, отчего она едва может быть ощутима как реальность – все это создает впечатление «застывшей красоты», ощущение сна, от которого невозможно проснуться: «Как иней снов, что искрится не тая».

Одной из составляющих рецептивной эстетики Бальмонта в стихотворении «Великое Ничто» стало его обращение к категориям китайской философской мысли. Поэт говорит о симметрии – главном законе китайского сознания:

Симметрия – их основной закон,

Они рисуют даль как восхожденье,

И сладко мне, что страшный их дракон

Не адский дух, а символ наслажденья.

С древних времен и до настоящего времени китайцы стремятся следовать симметрии. Во многих каноничных китайских книгах можно встретить концепцию симметрии, применяемую в архитектуре, живописи, поэзии, искусстве изделий из фарфора, парных надписях, печати, каллиграфии и т.д. Китайские мастера серьезно следят за симметрией, которая отражает своеобразную китайскую концепцию мира и порядка, природной мудрости и образа мыслей философии Инь и Янь. Симметрия – главная особенность китайских иероглифов, их происхождение – это не только отражение природы людей, но и эстетическое желание древних, национальная эстетическая психология китайского народа [14].

Строки: «И сладко мне, что страшный их дракон / Не адский дух, а символ наслажденья» восходят к известному противостоянию двух культур. В славяно-русской традиции «дракон» – символ зла, это демон, змей, «адский дух». В христианской иконографии известно изображение святого Георгия, пронзающего копьем змея (дракона). Повесть «Чудо Георгия о змие» является памятником древнерусской литературы, фрагмент из жития святого Георгия, повествующий о битве со змеем был переведен с греческого языка в XI веке. У К. Бальмонта есть стихотворение «Святой Георгий» [1, II, с. 295], повествующее об известной легенде.

В Китае – дракон (龙 lóng) «возглавляет» все праздники и является неотъемлемым атрибутом жизни китайского народа. Если в славяно-русской традиции изображение святого Георгия, пронзающего копьем дракона – символ противодействия добра и зла, победа над злом, то в китайской традиции – игра со злом, «наслаждение» от его присутствия. В стихотворении «Проклятие человекам» поэт, обращаясь к образу дракона, восклицает: «Кто он? То Дьявол иль Созвездье – Китайский символ – смутный дым» [1, II, с. 160]. Поставленный вопрос объясним знанием древней мифологической традицией Китая, где «добрые и злые духи четко не различались» (выражение Юань Кэ).

Дальнейший текст «Великого Ничто» также сложен для комментария:

А дивная утонченность тонов,

Дробящихся в различии согласном,

Проникновенье в таинство основ,

Лазурь в лазури, красное на красном!

Бальмонт, используя выражение «тонов, дробящихся в различии согласном», предполагает некоторые принципы традиционной китайской живописи, стремящейся к монохромному изображению, в котором принято думать, что изобилие внешней красоты может отвлечь от красоты истинной – внутренней (заметим, что слово «основа», употребляемое поэтом как «относящееся к живописи», можно наблюдать и в стихотворении Осипа Мандельштама «Умывался ночью на дворе…»: «Чище правды свежего холста / Вряд ли где отыщется основа») [5, с. 164].

В следующих строчках «Великого Ничто» поэт передает особенности представления мировосприятие китайцев, философскую концепцию их мышления, для которой характерны тотемистические представления и антропоморфизация:

А равнодушье к образу людей,

Пристрастье к разновидностям звериным,

Сплетенье в строгий узел всех страстей,

Огонь ума, скользящий по картинам!

В строке «Пристрастье к разновидностям звериным» немаловажно слово «пристрастье». От древности и до настоящего дня древний культ поклонения животным, входящих в состав знаков зодиака (Подробнее об этом в книге: 王充 (Wang Chong). 论衡 (Lunheng) / 北京联合出版公司 (Beijing Unitet Publishing Co., Ltd. / 2017年1月第一版 / 157页).

В следующих строках «Великого Ничто» отношение основной известной в русской культуре оппозиции «отчаянье – покой» (ср.: например, у Пушкина в стихотворении «Пора, мой друг, пора…»: «На свете счастья нет, / Но есть покой и воля») неожиданно разрешается в оксюморон «безбрежное отчаянье покоя»:

Но более, что это все, у них,

Люблю пробел лирического зноя.

Люблю постичь сквозь легкий нежный стих,

Безбрежное отчаянье покоя.

«Безбрежное отчаянье покоя» – это отсутствие начала и конца, состояние сна-забытья-забвения. В стихотворении Бальмонта «Великое Ничто» причудливо соединяются даосские и буддийские элементы: поэт «цитирует» известного китайского философа Чжуан-цзы (или по выражению поэта «Чванг-Санга»), одного из основоположников даосизма:

К старинным манускриптам, в поздний час,

Почувствовав обычное призванье,

Я рылся между свитков, и как раз

Чванг-Санга прочитал повествованье.

Там смутный кто-то, я не знаю кто,

Ронял слова печали и забвенья:

«Бесчувственно Великое Ничто,

В нем я и ты – мелькаем на мгновенье

Проходит Ночь, и в роще дышит свет,

Две птички, тесно сжавшись, спали рядом,

Но с блеском Дня той дружбы больше нет,

И каждая летит к своим усладам.

За тьмою – жизнь, за холодом – апрель,

И снова темный холод ожиданья.

Я разобью певучую свирель,

Иду на Запад, умерли мечтанья.

Бесчувственно Великое Ничто,

Земля и Небо – свод немого храма.

Я тихо сплю – я тот же и никто,

Моя душа – воздушность фимиама».

«Повествование» «Чванг-Санга» (Чжуан-цзы) – это прежде всего повествование о бесчувственном (слово, функционирующее в поэтическом тексте «Великое Ничто» дважды) состоянии «идеального человека»: «Настоящие люди древности не знали, что такое радоваться жизни и отворачиваться от смерти, не гордились появлением на свет и не противились уходу из мира. Отрешенно они приходили, отрешенные уходили, не доискиваясь до начала, не устремляясь мыслью к концу <…> разум таких людей погружен в забытье» [5, с. 14].

Строки «Бесчувственно Великое Ничто, / В нем я и ты – мелькаем на мгновенье» по мнению Ханзен-Леве восходят к буддийскому учению: «У Бальмонта также имеются примеры такого синтеза азиатской (буддийской) идеи божественного «ничто» («Великое ничто» – здесь отчетливы отзвуки китайской мифологии) с типично декадентской отрешенностью от бытия» [11, с. 156].

Интересна для толкования строка «Иду на Запад, умерли мечтанья». В китайской традиции выражение «Идти на запад» (上西天Shàng xītiān) означает «умереть». Эта рецептивная эстетика отношения к смерти у китайцев носит несколько ироничный характер: согласно буддийской концепции, на Западе есть Будда, умирая, хороший человек «идет на Запад», чтобы стать Буддой или встретиться с Буддой; плохой человек попадает в ад и имеет дело с Янь Ваном, владыкой ада. Ирония заключена в следующем: смерть – это плохо, но «идти на Запад», чтобы встретиться с Буддой – хорошо. Существует также легенда о Лао-Цзы, «ушедшем на Запад, и не вернувшемся» [7, с. 169].

Великое Ничто не возводит к вечности, не дает жизни, оно равно пустоте, его пространство не знает предела: «эта логика (буддийская) отрицала Бога, отрицала душу, отрицала вечность. Она не принимала ничего, кроме изменчивого потока преходящих явлений и их конечного вечного успокоения в нирване» [12, с. 55].

В восприятии К. Бальмонта «Ничто» является чем-то страшным, безобразным. В стихотворении «Смертию – Смерть» К. Бальмонт так описывает Ничто: «Ничто смеялось, сжавшись, за стенами, – / Все сморщенное страшное Ничто[1, I, с. 310-312].

Таким образом, можно утверждать, что в основе создания стихотворения «Великое Ничто» лежит китайская философская идея небытия, восприятие поэта основывается на глубоких знаниях культуры и философии Китая.

Семантическая наполняемость «Великого Ничто» состоит из следующих категорий:

- обращение поэта к традициям и философии Китая («Великая пустота», концепция симметрии, трактат «Чжуан Цзы», концепция китайской живописи);

- использование мифопоэтических образов (Дракон, Единорог, Феникс);

- интерпретация образа дракона и его разность в культурной традиции России и Китая;

- употребление автором языковых реалий культуры Китая (выражение «Идти на запад»).

Стихотворения К. Бальмонта «Великое Ничто» – одно из самых сложных с точки зрения его семантики. Для истинного понимания авторского замысла, для проникновения в образ мыслей и чувств лирического героя, нужно обратиться к скрытым реминисценциям и образам культуры Китая.

Библиография
1. Бальмонт К. Д. Собрание сочинений: в 7 т. М.: Книжный клуб Книговек, 2010. 768 с.
2. Георгиевский С. Мифические воззрения и мифы китайцев. СПб.: Типография И.И. Скороходова, 1892. 117 с.
3. Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. / Гл. ред. М.Л. Титаренко; Ин-т Дальнего Востока. М.: Вост. лит., 2006. Т.3. Литература. Язык и письменность / ред. М.Л. Титаренко и др., 2008. 855 с.
4. Максимов, Д.Е. Поэзия и проза Александра Блока / Д.Е. Максимов. Л.: Советский писатель, 1981. 552 с.
5. Малявин В.В. Чжуан-Цзы. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1985. 306 с.
6. Мандельштам О. Полное собрание стихотворений / Осип Мандельштам; [вступ. ст. М.Л. Гаспарова и А.Г. Меца; сост., подгот. текста и примеч. А.Г. Меца]. СПб.: Академический проект, 1997. 720 с.
7. Марков В.Ф. Kommentar zu den Dichtungen von K.D. Balʼmont 1890-1909. Kӧln, Wien. Bӧhlau. 1988. 463 с.
8. Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. / Гл. ред. С.А. Токарев. М.: Сов. Энциклопедия, 1991. Т.1. А-К. 671 с.
9. Орлов В. Бальмонт. Жизнь и поэзия / В. Орлов // Бальмонт К.Д. Стихотворения. Библиотека поэта. Л.: Советский писатель, 1969. С. 5-74.
10. Севастьянова В.С. «Качая мглой, встает Ничто…» (Об идее не-бытия в поэзии русского модернизма и в литературоведческом дискурсе) // Вестник Челябинского государственного университета. 2011. №37 (252). Филология. Искусствоведение. Вып.61. С.109-117.
11. Ханзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб.: Академический проект, 1999. 512 с.
12. Щербатской Ф.И. Избранные труды по буддизму. М.: «НАУКА». Главная редакция восточной литературы.1988. 425 с.
13. Юань Кэ. Мифы древнего Китая. Пер. с кит. Послесловие Б.Л. Рифтина. Худож Л.П. Сычев. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1987. – 527 с.
14. 李京 (Li Jing). 中国式对称——谈汉字艺术的对称之美. (Китайский стиль симметрии: о красоте китайского искусства симметрии) [Электронный ресурс]. URL: https://weibo.com/p/1005051619405234/home?from=page_100505&mod=TAB&is_all=1#place
References
1. Bal'mont K. D. Sobranie sochinenii: v 7 t. M.: Knizhnyi klub Knigovek, 2010. 768 s.
2. Georgievskii S. Mificheskie vozzreniya i mify kitaitsev. SPb.: Tipografiya I.I. Skorokhodova, 1892. 117 s.
3. Dukhovnaya kul'tura Kitaya: entsiklopediya: v 5 t. / Gl. red. M.L. Titarenko; In-t Dal'nego Vostoka. M.: Vost. lit., 2006. T.3. Literatura. Yazyk i pis'mennost' / red. M.L. Titarenko i dr., 2008. 855 s.
4. Maksimov, D.E. Poeziya i proza Aleksandra Bloka / D.E. Maksimov. L.: Sovetskii pisatel', 1981. 552 s.
5. Malyavin V.V. Chzhuan-Tszy. M.: Nauka. Glavnaya redaktsiya vostochnoi literatury, 1985. 306 s.
6. Mandel'shtam O. Polnoe sobranie stikhotvorenii / Osip Mandel'shtam; [vstup. st. M.L. Gasparova i A.G. Metsa; sost., podgot. teksta i primech. A.G. Metsa]. SPb.: Akademicheskii proekt, 1997. 720 s.
7. Markov V.F. Kommentar zu den Dichtungen von K.D. Balʼmont 1890-1909. Kӧln, Wien. Bӧhlau. 1988. 463 s.
8. Mify narodov mira. Entsiklopediya: v 2-kh t. / Gl. red. S.A. Tokarev. M.: Sov. Entsiklopediya, 1991. T.1. A-K. 671 s.
9. Orlov V. Bal'mont. Zhizn' i poeziya / V. Orlov // Bal'mont K.D. Stikhotvoreniya. Biblioteka poeta. L.: Sovetskii pisatel', 1969. S. 5-74.
10. Sevast'yanova V.S. «Kachaya mgloi, vstaet Nichto…» (Ob idee ne-bytiya v poezii russkogo modernizma i v literaturovedcheskom diskurse) // Vestnik Chelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta. 2011. №37 (252). Filologiya. Iskusstvovedenie. Vyp.61. S.109-117.
11. Khanzen-Leve A. Russkii simvolizm. Sistema poeticheskikh motivov. Rannii simvolizm. SPb.: Akademicheskii proekt, 1999. 512 s.
12. Shcherbatskoi F.I. Izbrannye trudy po buddizmu. M.: «NAUKA». Glavnaya redaktsiya vostochnoi literatury.1988. 425 s.
13. Yuan' Ke. Mify drevnego Kitaya. Per. s kit. Posleslovie B.L. Riftina. Khudozh L.P. Sychev. M., Glavnaya redaktsiya vostochnoi literatury izdatel'stva «Nauka», 1987. – 527 s.
14. 李京 (Li Jing). 中国式对称——谈汉字艺术的对称之美. (Kitaiskii stil' simmetrii: o krasote kitaiskogo iskusstva simmetrii) [Elektronnyi resurs]. URL: https://weibo.com/p/1005051619405234/home?from=page_100505&mod=TAB&is_all=1#place

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Рецензируемая статья «Образ Китая в стихотворении К. Бальмонта «Великое Ничто»» посвящено анализу образов, связанных с культурой Китая в указанном стихотворении. Так, предметом исследования является авторский замысле в данном поэтическом произведении, а целью - раскрытие данного замысла.
Данные предмет и цель исследования имеют право на существование, несмотря на то, что некоторым исследователям, они могут показаться слишком узкими для содержания научной статьи. Однако, хочется отметить, что автор статьи, к сожалению, сам не определяет ни предмет, ни цель своего исследования, что крайне затрудняет анализ качества проведенной работы.
Также в статье отсутствует указание на методологию исследования, хотя использованные методы и приемы всецело всецело относятся к стандартным литературоведческим приемам анализа поэтического текста. Полагаю, что указанием на методы добавило бы статье наукоемкости.
Актуальность исследования также не указана автором, поэтому читатель и рецензент вынуждены формулировать ее сами для себя. Вероятно, исследование мотивов китайской философии в творчестве поэтов Серебряного века позволит осознать некоторый комполитизм русской культуры того времени.
Вследствие всего вышесказанного крайне сомнительной является научная новизна исследования. Автор статьи указывает других филологов, которые изучали творчество К.Бальмонта, однако мы не находим указания, исследовалось ли это стихотворение ранее, изучались ли китайские мотивы в творчестве Бальмонта и других поэтов начала 20 века. Поэтому крайне трудно понять, в чем вклад предоставленного в рецензируемой статье исследования. В частности, автор пишет: «Это работы В. Н. Орлова, П. В. Куприяновского, Н. А. Молчановой, Л. Н. Таганова, Т. С. Петровой и других исследователей», однако ни ссылок, ни анализа данных работ не приводится.
Стиль изложения в статье в целом отвечает требованиям к литературоведческому научному тексту. Автор последовательно построчно разбирает стих, приводя культурологический комментарий там, где это требуется.
При этом есть ряд замечаний технического характера:
1) «Поэзия К. Бальмонта не обойдена вниманием ученых» - мне кажется слово «обойдена» несколько странным, быть может «обделена»?
2) «Образ Феникса (凤凰 fènghuáng) хорошо известный во многих мифах народов мира» - несогласованное, «кривое» предложение.
3) «природной мудрости и образа мыслей философии Инь и Янь» - в традиции переложения китайской фонетики на русский язык верно писать «Инь и Ян», написание «Янь» в среде китаистов считается грубейшей ошибкой.
4) «Стихотворения К. Бальмонта «Великое Ничто»» - вроде бы, анализируется одно стихотворение. Почему множественное число?
Структура изложения статьи также приемлема. Если автор сможет дополнить свой текст, недостающими, но крайне важными для научности частями (предмет, цель, актуальность, научная новизна, методы), то статья будет более, чем приемлемой в плане структуры.
С содержательной стороны статья представляет собой интерпретацию семантики стихотворения Бальмонта, в частности, культурно-мотивирировлнных единиц смысла, которые связаны с Китаем. В целом, авторская интерпретация имеет право на существования, прежде всего потому что это именно интерпретация и тут не может быть неверных решений. Однако, рецензент, который непосредственно связан с китайским языком и культурой, не может не отметить некоторые неточности.
1) Стихотворение К. Бальмонта «Великое Ничто» отражает своеобразное миропонимание Китая, у которого нет религии, нет веры в какой-то конкретный образ, но есть свой «Мировой» Бог, некая «Высшая сила». - не совсем верно. В Китае действительно нет единой государственной религии, тем не менее нельзя сказать, что китайцы верят в «мирового бога» и «высшую силу». Подобные интерпретации - лишь вольный пересказ даосской традиции, причем переложение чужих интерпретаций. В Китае есть понятие «天» (небо), которое во многом заменяет значение «высшие силы/бог». Это видно и из самоназвания «天下» (Поднебесная) и выражений «老天» (О боже!).
2) Единорог (麒麟 qílín) – символизирует удачу и богатство (В китайском языке существует пословица 凤凰麒麟不来, 嘉谷不生 Fènghuáng qílín bù lái, jiā gǔ bù shēng – феникс не прилетит, единорог не придет, что означает – «не родиться обильным хлебам») - мне анализ значения мифинчких животных по одной пословице кажется не очень полным. Кроме указанного, наименование единорога (которого, кстати, принято называть именно цилинь, чтобы не путать с единорогом западной культуры) также используется в других выражениях - 玉麒麟 -( яшмовый цилинь - талантливый ребенок).
Иными словами, и дракон, и единорог, и феникс - не могут быть определены однозначно, их образы многослойны, многокомпонентны. Нужно рассматривать применимость каждого конкретного значения к конкретному контексту.
3) Образы «застывшей красоты» и «однообразной мечты» вполне объяснимы: китайская цивилизация, одна из самым древних, хранит свою культуру от всего «внешнего». - на мой взгляд, помимо указанного автором понимания закрытости Китая, стоит рассмотреть также и китайскую живопись применительно к этой строчке стиха.
«Люблю однообразную мечту
В созданиях художников Китая,
Застывшую , как иней, красоту,
Как иней снов , что искрится не тая»
На мой взгляд, К. Бальмонт однозначно указывает на свою интерпретацию традиционной китайской живописи 写意 (се-и, пишу смысл), которая основана на передаче тушью и пустотой на бумаге впечатления, ощущения от рисуемого объекта. Будто красота в сознании художника «застывает как иней».
4) Также не могу не предложить еще один взгляд на строки:
А дивная утонченность тонов ,
Дробящихся в различии согласном,
Проникновенье в таинство основ ,
Лазурь в лазури, красное на красном!
Автор рассматривает этот отрывок с позиции китайской живописи, что в целом верно. Но можно также рассмотреть еще и с позиций китайского языка, где есть ТОНЫ (о чем Бальмонт не мог не знать), которые дробятся в различии, но при этом проникают друг в друга.
5) на счет идти на Запад - также могу порекомендовать включить с анализ смыслы классического китайского романа «Путешествие на Запад».
6) автор упускает из виду анализ крайне важной строчки: За тьмою – жизнь, за холодом – апрель. Здесь Бальмонт передает сразу и буддийский смысл перерождения, и исконно дамское понимание взаимоперерождения и взаимопроникновения противоположностей мира. Все движется по спирали, тьма переходит в свет, а свет - есть начало новой тьмы. В китайской традиции данное движение является основополагающим, можно почитать про 5 элементов, 5 сторон света и прочее.
В целом, рецензируемая статья представляет собой весьма интересный анализ стихотворения К.Бальмонта. Полагаю, что содержание статьи может быть интересно определенному кругу читателей.
Могу порекомендовать немного поработать над структурой, добавить недостающие до научности блоки (см выше). Использовать или не использовать предложенные рецензентом замечания по интерпретации текста стихотворения - решение остается за автором статьи.