Библиотека
|
ваш профиль |
Человек и культура
Правильная ссылка на статью:
Котляр Е.Р.
Иудейская ветвь культурного текста этнического орнамента Крыма
// Человек и культура.
2021. № 5.
С. 1-12.
DOI: 10.25136/2409-8744.2021.5.33470 URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=33470
Иудейская ветвь культурного текста этнического орнамента Крыма
DOI: 10.25136/2409-8744.2021.5.33470Дата направления статьи в редакцию: 16-07-2020Дата публикации: 27-09-2021Аннотация: Предметом исследования является континуум этнических символов орнамента иудеев Крыма. Объектом исследования является традиционное декоративно-прикладное искусство народов Крыма, исповедующих иудаизм: евреев-ашкеназов Крыма, караимов и крымчаков; символика этнического искусства рассматривается на основе анализа традиционного декора. В исследовании применены методы компаративистского анализа, метод анализа предшествующих исследований, метод синтеза в выводах, касающихся коннотаций символики. Автор рассматривает такие аспекты темы как: морфология и семантика изобразительной символики в декоративно-прикладном искусстве обозначенных народов; коннотации символов. Особое внимание уделяется аспектам, характеризующим полиэтнический культурный ландшафт Крыма в контексте филогенеза. Основными выводами проведенного исследования являются: 1. Крым является полиэтническим регионом, на территории которого происходили различные культурные процессы, от рецепции до инкультурации и интеграции этносов, в результате чего сформировался крымский культурный ландшафт. Его особенности репрезентует этнический орнамент, примерами которого являются декорированные предметы быта и обрядовая атрибутика. 2. Символика элементов традиционного искусства евреев-ашкеназов Крыма, караимов и крымчаков имеет общие коннотации благодаря Торе, лежащей в основе вероисповедания всех трех этносов, и сходную морфологию. Искусство караимов и крымчаков более близко друг к другу, нежели к еврейскому. Особым вкладом автора в исследование темы является систематизация морфологии изобразительных символов в искусстве трех указанных этносов. Научная новизна исследования заключается в том, что автором впервые проведен сравнительный анализ искусства трех этносов Крыма, выявлены основы генезиса и континуума его элементов, их сходство и различия. Ключевые слова: евреи-ашкеназы Крыма, крымчаки, караимы, декоративно-прикладное искусство, этнический орнамент, семантика орнамента, культурный текст орнамента, континуум этнических символов, иудеи Крыма, экзегетика ТорыAbstract: The subject of this research is the continuum of ethnic symbols of the ornament of the Crimean Jews. The object is the traditional decorative and applied art of the peoples of Crimea following Judaism: Ashkenazi Jews, Karaite and Krymchaks. The symbolism of ethnic art is viewed based on the analysis of traditional decor. The article employs the methods of comparative analysis, analysis of previous research, method of synthesis in conclusions pertinent to connotations of symbols. The author explores the morphology and semantics of visual symbols in decorative and applied art of the aforementioned people, as well as connotations of symbols. Special attention is given to aspects that characterize polyethnic cultural landscape of Crimea in the context of phylogenesis. The main conclusions are as follows: 1. Crimea is a polyethnic region with various cultural processes – from reception to inculturation and integration of ethnoses, which ultimately formed the Crimean cultural landscape. Its peculiarities are represented by ethnic ornament, such as decorated household items and ritual attributes 2. Symbolism of the elements of traditional art of Ashkenazi Crimean Jews, Karaite and Krymchaks has common connotations due to the Torah that underlies the religious confession of all three ethnoses, as well as similar morphology. The art of Karaite and Krymchaks are more identical to each other than to Jewish. The author’s special contribution lies in systematization of the morphology of visual symbols in the art of the three ethnoses. The scientific novelty consists in carrying out a comparative analysis of the art of three Crimean ethnoses, revealing foundations of the genesis and continuum of its elements, their similarities and differences. Keywords: Ashkenazi Jews of Crimea, Krymchaks, Кaraites, arts and crafts, ethnic ornament, semantics of ornament, cultural text of ornament, continuum of ethnic symbols, Jews of Crimea, exegesis of the TorahКрымский полуостров, благодаря своему географическому расположению лежащий на пути «из варяг в греки», с Востока на Запад, на протяжении многих веков являлся полиэтническим регионом. В условиях географической обособленности Крыма, являющегося компактным полуостровом, неизбежными на его территории стали процессы тесного межэтнического взаимодействия. Соглашаясь с мнением Г. Д. Гачева, что национальные образы мира формируются через призму этнической философии, выкристаллизовываясь из отдельных культурных постулатов, можно проследить и процессы, исторически происходившие на территории Крыма. Среди народов, населявших Крым с древних времен до настоящего времени, происходили как процессы акультурации, интеграции, так и взаимовлияния, но при сохранении идентичности; так, некоторые древние народы (такие как скифы, сарматы) растворились в последующих этносах, другие, появившиеся в период раннего и позднего Средневековья, продолжают свое существование на полуострове до сих пор. В целом, социокультурные процессы на протяжении длительного исторического периода сформировали на территории Крыма уникальный культурный ландшафт, словами Ю. М. Лотмана – особую семиосферу знаков и символов, отличающуюся, с одной стороны, многообразием этнических элементов, а с другой, представляющий собой узнаваемый колорит местности [15]; [12]; [5]. Одной из самых ярких культурных особенностей, характеризующих этнос, как отмечал М. Бубер, является традиционная для него религия. Данный фактор является фундаментом, на котором базируются и все остальные особенности этноса: регламентом общинной жизни, философских взглядов, уклада семьи, бытовых и религиозных обычаев и традиций [2]. Иудейскую группу в Крыму составляют три этноса: евреи-ашкеназы Крыма, крымчаки и караимы. М. Б. Кизилов в своей монографии «Крымская Иудея» подробно рассматривает этногенез этой группы и культурно-исторические особенности [10, с. 9-19]; [14]. Данная группа выделена не по антропологическим признакам, а по вероисповеданию, поскольку в основе религии всех трех этносов лежит Тора (Пятикнижие Моисеево). Присутствие иудейской общины в Крыму известно, благодаря многочисленным археологическим и эпиграфическим памятникам, со второй половины I в. н.э. По мнению С. Дубнова и М. Кизилова, это были переселенцы из Малой Азии, а также из Сирии и Египта, потомки эмигрантов, приехавших в Малую Азию с территорий Палестины и эллинистического Востока [22, с. 23-25]; [10, с. 30-31]. Первые иудеи Крыма были представителями эллинистической культуры, они участвовали в общественной жизни и торговле античных полисов, однако от прочих представителей этносов Северного Причерноморья их отличало знание древнееврейского языка, использующегося для богослужений (иврита), а также исповедание единственной на тот момент (до появления христианства в Крыму в III–IV в.) монотеистической религии. Таврические евреи молились в специальных молитвенных домах, называемых греческим словом «просевхэ» [10, с. 31]. Позднее еврейские молитвенные дома стали называться «синагогами» (с греческого – «собрание») [6]. Синагога не отождествляется с Храмом, так как, согласно Торе, Первый и Второй Иерусалимский Храмы были разрушены, а все молельные дома в галуте (изгнании, то есть вдали от родины), не могут являться храмами. Синагога играла роль центра общинной жизни, где собирались не только для молитвы, но и для решения различных общинных вопросов. В работах Б. Кокеная, С. М. Шапшала освещаются вопросы происхождения этнонима и религиозных особенностей караимов. Караимы (самоназвание «караи» – «читающие») – народ Крыма, первоначальное появление в Крыму и формирование культуры которого на полуострове предположительно относится к XIII в. Караимская религия – «караизм» базируется на признании Торы как основы всех религиозных, философских и жизненных установок, и неприятии Талмуда и любых других толкований Торы. Также в караимском вероучении присутствуют элементы Тенгрианства – древнетюркских верований, основанных на идее дуализма природных сил – бога неба Тенгри и богини земли Умай, а также отдельные элементы религиозно-бытовых практик Ислама. В целом, материальная культура крымчаков и караимов – разговорный караимский и крымчакский языки, обычаи, типы домов, одежда – очень близки к крымскотатарской культуре, что является естественным, учитывая многовековое компактное проживание этих этносов на единой территории. Существенные различия касались только религии. Молитвенные дома караимов назывались «кенасы», что в переводе с древнееврейского означает «собрание» [23]; [20]; [16]; [15, с. 255-269]. Появление и формирование этноса крымчаков (самоназвания до 1917 г. «еудиллер» – «иудеи», «Срэль балалары» – «дети Израиля»), в Крыму, по мнению С. М. Лякуба, М. Б. Кизилова, так же, как и в случае караимов, вероятно, относится к XIII – XV в. Крымчакский язык, как и караимский и крымскотатарский, относится к кыпчакской группе тюркских языков. В отличие от караимов, несмотря на всю общность бытовых обычаев и элементов тенгрианства в религиозной культуре, крымчаки, как и евреи-ашкеназы, являются талмудистами, то есть наряду с Торой признают учения мудрецов, описанные в Талмуде. Молитвенный дом крымчаков называется «къаал» (с древнееврейского «собрание»). Примечательно, что и название еврейского молельного дома «синагога», и караимского «кенаса», и крымчакского «къаал» представляет собой перевод одного и того же слова с разных языков и олицетворяет не храм, а место общественного собрания как для молитвы, так и по иным общинным вопросам [13]; [15, с. 271-281]; [21]. Ашкеназами называют потомков всех европейских евреев, кроме выходцев из Испании и (частично) Италии (эти – сефарды). Согласно тому, как охарактеризовал в своей книге «Крымская иудея» ашкеназский субэтнос М. Б. Кизилов, данный термин происходит от еврейского названия средневековой Германии, места расселения потомков легендарного Аскеназа, внука Иафета. В настоящее время ашкеназы составляют большую часть евреев Европы и Америки, половину населения Израиля. Исторически разговорным языком ашкеназов был немецкий диалект-идиш, сейчас они говорят на языках стран проживания. Также ашкеназы владели и ивритом, языком Торы, который использовался (и используется поныне) для богослужений, а с начала ХХ в. был возрожден и является в настоящее время государственным языком Израиля [3]; [7]. Еврейские ашкеназские общины появились в Крыму после его присоединения к российской империи в результате политики колонизации опустевших земель. Уже существовавшие на тот период в Крыму крымчакские и караимские общины воспринимали ашкеназов, привнесших с собой европейские обычаи и иное прочтение религиозных догм, как чужаков, и изначально общность караизма, крымчакского и ашкеназского иудаизма, несмотря на наличие единого фундамента, не была очевидной. В действительности, несмотря на существенную разницу в религиозных канонах между караимами, не признающими Талмуд, и крымчаками-талмудистами, и караимы, и крымчаки отличались большим сходством в бытовых обычаях, в то время как евреи-ашкеназы были «пришельцами», хотя так же, как и крымчаки, являлись талмудистами. В то же время, приезжие путешественники, описывающие этническое многообразие Крыма, а также представители других этносов, живущие в Крыму, со стороны не видели существенных различий между этими тремя народами, называя всех их иудеями. Центром религиозной и общинной жизни евреев-ашкеназов являлась синагога, с расширением общины и появлением ремесленных сообществ синагоги стали строиться на их общинные деньги, отсюда названия «купеческая синагога», «кантарная синагога (от слова кантар – весы, то есть синагога торговцев)», «синагога ткачей» и т.д. [10, с. 294-295]. Орнамент является одним из наиболее наглядных примеров визуализации семиотического ряда любой этнической культуры, включающей в себя наиболее архаичные символы, иными словами, как отмечает Э. Кассирер, орнамент представляет собой культурный текст, репрезентующий в качестве текстовых символов все самые значимые для данной культуры понятия [9]; [8]; [12]. Таким образом, культурный текст орнамента представляет собой единое значимое изображение, в свою очередь состоящее из значимых элементов. Иудейская ветвь культурного текста этнического орнамента в Крыму многогранна, и имеет ряд характерных особенностей. В первую очередь, применение орнамента связано с традиционными ремеслами, среди которых были распространены следующие: столяр, плотник, резчик по дереву и камню, стекольщик, шорник, скорняк, портной, сойфер (переписчик Торы), ювелир. Во-вторых, как было выявлено в результате полевых исследований еврейской старины С. Ан-ским (Ш. Раппопортом), в иудаизме существует «хиддур мицва» (заповедь, предписание) украшать как молитвенный дом и обрядовые богослужебные атрибуты, так и бытовые предметы, окружающие жизнь человека в повседневности, поэтому все представители ремесел владели как технологиями декорирования изделий, так и знаниями о значениях орнаментальных символов и их правильном применении [1]. Указанные факторы относятся к представителям всех трех обозначенных этносов: евреев-ашкеназов, караимов и крымчаков. Вместе с тем, в морфологии отдельных символических изображений прослеживается существенная разница между орнаментикой и декором евреев-ашкеназов, с одной стороны, и караимов и крымчаков – с другой. В первую очередь, это связано с многовековым межкультурным взаимодействием крымчаков и караимов друг с другом, а также с другими народами Крыма, особенно с крымскими татарами. Символико-семантический аспект еврейского изобразительного репертуара состоял, по мнению И. Вайнтруба, в ряде религиозно-мировоззренческих принципов. Общим для всех трех этносов является религиозный запрет на антропоморфные изображения, однако, у евреев-ашкеназов было распространено изображение части тела человека как символ целого: например, рука, держащая кувшин с водой или сломанную ветвь, являлась женским символом и изображалась на могилах умершей женщины (девушки). Руки, протянутые друг к другу, изображались в качестве символа знака Зодиака Близнецы в росписях синагог (Зодиак в еврейской экзегетике стал олицетворять 12 годовых праздников). Благословляющие руки (кисти рук) первосвященника – Ааронида как символ святости изображались как на надгробиях, так и в пинкасах (общинных сводах правил), мизрахах (вырезанных на пергаменте и раскрашенных картинках, обозначающих восточное направление в еврейском доме), в тиснении на коже, металлическом рельефе и т.д [4]. В качестве символа человека или некоторых его качеств у евреев-ашкеназов могли использоваться зооморфные изображения: например, аист и белая лошадь являлись символами чистоты, лев, орел – символом божественной власти, медведь – символом мужского имени Бер («медведь» на идише), изображение большой рыбы олицетворяло библейскую химеру Левиафана, три рыбы в круге, или три зайца, бегущие по кругу, являлись символами цикличности времени. Изображение птиц в ветвях деревьев символизировало райский сад. Эти изображения, как отмечает И. Тульпе, присутствуют в декоре надгробий, книжной графике, украшениях Арон-Гакодеша (шкафа для хранения свитка Торы) [18]. К фитоморфным символам в еврейской традиции относятся изображения дерева или деревьев с цветами и плодами, символизирующих райский сад. В том же значении часто встречаются и изображения вазонов с цветами. Изображения дерева и его ветвей достаточно скрупулезны и в целом довольно реалистичны. Также в декоре встречаются фитоморфные элементы, характерные для барокко: вьющиеся побеги, листья аканта, пальмовые листья, многоярусные цветы и т.п. Стиль барокко постепенно утвердился и вплоть до настоящего времени является традиционным для декора внутреннего убранства ашкеназских синагог [18]; [7]. Скевоморфные элементы в еврейских символах повторяют формы обрядовых предметов: это изображения Меноры – семисвечника, Хануккии – девятисвечника для празднования Хануки, бокала Элиягу (Ильи), колонн Яхин и Боаз (по преданию, стоявших по сторонам от входа в Иерусалимский Храм). Также встречаются схематичные изображения самого Храма (обычно в виде прямоугольного портала). Изображение короны символизирует власть Всевышнего. Также может быть изображен свиток Торы, либо символическое прочтение Торы в виде пяти книг в форме кодекса [18]; [7]. К геометрическим элементам в еврейской изобразительной традиции относится Магендавид (шестиконечная Звезда Давида). Данный символ не является исторически еврейским, его корни восходят к Древней Индии, где он олицетворял единство добра и зла, женского и мужского начала. По преданию, этот символ был изображен на щите Давида [18]; [22]. Морфология элементов караимского и крымчакского декоративно-прикладного искусства значительно более аскетична. В традиционном декоре этих народов отсутствуют не только антропоморфные, но и зооморфные изображения, что, безусловно, заимствовано из исламской культуры, в которой этот запрет имеет религиозную основу. В монографии «Тюркские народы Крыма» приводится описание некоторых традиционных символов. Среди изобразительных элементов присутствуют фитоморфные, геометрические и эпиграфические. Благодаря многовековому компактному проживанию на единой территории, а также существенному влиянию крымскотатарской и турецкой культуры на уровне государства в Крымском ханстве, многие элементы орнаментики крымских караимов и крымчаков являются идентичными с крымскотатарскими. Кроме того, мастера, производившие предметы декоративно-прикладного искусства, могли принадлежать к одному этносу, а заказчики – к другому, что еще более усложняет идентификацию этнической принадлежности артефакта [19]; [17]. К уникальным изображениям, отражающим иудейскую суть мировоззрения, относятся встречающиеся скевоморфные символы, такие как Менора, Пятикнижие Моисеево (Тора) в виде свитка или пяти книг-кодексов, а также часто встречается изображение Магендавида. Одновременно изображения Меноры и Магендавида встречаются и в декоре предметов крымскотатарского обихода, что объясняется обратным заимствованием в связи с общими коннотациями двух авраамических религий: иудаизма и ислама [10]. Одним из основных фитоморфных изобразительных сюжетов караимского и крымчакского, а также крымскотатарского декоративно-прикладного искусства является Древо жизни. Мотив Древа, как образа сил природы, является архаичным и присущим многим этносам. На Востоке, в пустынных местностях, отдельно стоящее большое дерево было редкостью и считалось вместилищем духов. Позднее были сформированы целые системы верований, в которых каждое дерево наделялось магическими свойствами. В качестве примера можно привести систему магических верований кельтов-друидов. В древнетюркских (доисламских) представлениях образ Древа жизни представлял собой олицетворение дуальной картины мира, согласно которой все сущее представляло собой союз верховного бога неба Тенгри («Кек Тенгри» – «голубое небо» (тюрк.) и богини земли Умай. Дерево в этой трактовке представляло род человеческий, выросший из земли (могил предков) и окруженный божественным небом. В изобразительной практике изображение Древа можно условно разделить на три части: корни, ствол и крона. Каждая из этих частей и отдельных деталей являлась символом людей – представителей рода. Корни, или основание, представляли собой изображение треугольника острием вверх, что символизировало Землю-Умай, и предков рода, похороненных в ней. А. Ю. Полканова приводит гендерную изобразительную символику тюркских народов. Ствол изображался, как правило, в виде кипариса, являвшегося символом мужчины – отца (живого старейшины) семейства. Вверху над изображением кипариса обычно помещалось изображение матери рода, в виде розы, являвшейся женским символом. Ветви Древа символизировали представителей рода – детей, родственников. К женским символам, кроме розы, относилось изображение гвоздики, представлявшей образ пожилой женщины. В качестве мужского символа, кроме кипариса, часто встречалось изображение тюльпана. Также среди фитоморфных элементов были популярны изображения плодов с множеством семян, символизирующие многочисленность потомства: гранат, фасоль, виноград. Часто встречающиеся извилистые побеги или отдельные завитки с цветами и листьями – Эгри-дал, символизировали каждодневный труд – основу жизни [17]; [12]. К распространенным геометрическим символам, кроме упомянутого Магендавида, относится и изображение восьмиугольника, а также звезд с различным количеством лучей, расположенных в розетке. Иногда лучи звезд напоминают лепестки цветов. Изначально это один из древнейших солярных символов, одновременно появившийся в архаичных культурах пра-этносов. Число лучей или лепестков розеток символизировало отдельные аспекты Писания, например: семь дней недели, восемь лучей символа Творения (Хаоса), двенадцать колен Израилевых, двенадцать месяцев и главных годовых праздников, двенадцать знаков Зодиака, в иудейской традиции трансформировавшихся в символы праздников, и т.д. Эпиграфические (текстовые) элементы в караимском и крымчакском декоративно-прикладном искусстве не получили такого распространения, как в мусульманской крымскотатарской культуре, где использовались нарядные декоративные шрифтовые композиции, образованные арабской вязью. Тем не менее, очертания букв древнееврейского письма сами по себе несут декоративную функцию, поэтому шрифтовые композиции в эпитафиях надгробий, а также в тестовых документах (Торе, сводах правил, договорах и т.д.) выглядят нарядными. Еще одним видом караимской эпиграфики, берущим начало у древних тюрков, являлись тамги. Изначально тамги не относились к шрифтовым символам, а представляли собой знаки-тавро рода для клеймления скота. Позднее такие знаки использовались в качестве родового знака в гербах, печатях на документах, на надгробных камнях. Караимским символом стала двурогая тамга, имеющая форму латинской буквы Y. Эта тамга изображалась на гербе караимов, на договорах, официальных письмах, ее часто можно увидеть на караимских надгробиях в качестве символа, определяющего этническую принадлежность погребенного [17]. Таким образом, рассмотрев примеры традиционной культуры в орнаментике евреев-ашкеназов, караимов и крымчаков, можно прийти к следующему заключению. Крым исторически является полиэтническим и поликонфессиональным регионом. Иудейская ветвь в Крыму представлена тремя этносами: крымскими евреями-ашкеназами, караимами и крымчаками. Термин «иудейский» относится в данном контексте не к этногенезу, не являющемуся предметом данной статьи, а лишь к религиозным характеристикам и означает, что основой вероучения всех трех народов является Пятикнижие Моисеево – Тора. В культурно-бытовом аспекте более близкими друг к другу, вследствие многовекового компактного существования, были крымчаки и караимы, тогда как ашкеназы появились в Крыму лишь в XIX в; однако, в отношении экзегетики, как крымчаки, так и ашкеназы, в отличие от караимов, являлись талмудистами. Несмотря на ряд различий, общее поле религии не могло не сформировать и общие коннотации в символико-семантическом аспекте декоративно-прикладного искусства, к которому прежде всего относится культурный текст традиционной орнаментики. Символика элементов традиционного орнамента любого этноса, и в том числе обозначенной группы народов Крыма включает в себя древние архетипы культуры: основы верований, образы и символы обрядов и традиций, наиболее значимые ценности. К общим для всех указанных этносов элементам орнамента относятся изображения, связанные с религией: Маген-Давид, Менора, Тора. Также общим для евреев-ашкеназов, караимов и крымчаков, как и для многих других восточных народов, является образ Древа, однако у караимов и крымчаков этот образ символизирует Древо Жизни, т.е. олицетворяет род, тогда как у ашкеназов является символом райского сада. К различиям в традиционных репертуарах декоративно-прикладного искусства евреев-ашкеназов, крымчаков и караимов следует отнести большее разнообразие орнаментальных элементов у ашкеназов, вследствие наличия у них множества зооморфных изображений, тогда как орнамент крымчаков и караимов (по аналогии с крымскотатарским искусством и под его влиянием) включает только фитомофные и геометрические символы. То же самое справедливо в отношении стилистики в орнаментальных композициях: караимские и крымчакские орнаменты сформировались в тесной связи с крымскотатарским декоративно-прикладным искусством, тогда как ашкеназы привезли в Крым уже сложившуюся восточноевропейскую художественную пластику. В целом же, можно резюмировать, что иудейская ветвь культурного текста традиционного орнамента обогатила общий колорит культурного ландшафта Крыма, став частью узнаваемого «крымского стиля» – многонационального красочного декора, в который вошли как орнаментальные символы древних исчезнувших народов, так и традиционные образы ныне существующих этнических культур.
Библиография
1. Ан-ский С. Еврейское народное творчество / С. Ан-ский. // Пережитое. – СПб., 1908. – Т.1. – С. 276–314.
2. Бубер М. Два образа веры. М.: Республика, 1999. – 592 с. 3. Бубер М. Еврейское искусство (реферат) / М. Бубер. – Харьков, 1902. – 31 с. 4. Вайнтруб И. Библейский образ света и его воплощение в системе храмовых символов / И. Вайнтруб // Єврейська історія та культура в країнах Центральної та Східної Європи : матеріали 5 міжнародной науковой конференції, (Київ, 2–5 вересня, 1997). – К. : Інститут юдаїки, 1998. – Т.2. – С. 272–275. 5. Гачев Г. Д. Космо-Психо-Логос: Национальные образы мира / Г. Д. Гачев. – М.: Академический проспект, 2007. – 511 с. 6. Гельстон И. Синагога – ядро пространственной структуры еврейского местечка / И. Гельстон // «Штетл» як феномен єврейської історії : матеріали конференції, (Київ, 30 серпня – 3 вересня, 1998). – К. : Інститут юдаїки, 1999. – С. 232–239. 7. Герчук Ю. Еврейское искусство в России – судьба и почва / Ю. Герчук // Канон и свобода: проблемы еврейского пластического искусства : материалы конференции, (Москва, 2001 г.) – М. : Еврейское Агентство в Росии, 2003. – С. 130–133. 8. Дорофеева А. А. Что скрывается в тайне метафоры?/ А. А. Дорофеева // Вестник Московского университета. Серия 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. – 2014. – № 4. – С. 155–160. 9. Кассирер Э. Философия символических форм: [В 3-х тт.]. – СПб.: Университетская книга, 2002. – Т. 2. – 278 с. 10. Кизилов М. Б. Крымская Иудея: Очерки истории евреев, хазар, караимов и крымчаков в Крыму с античных времен до наших дней / М. Б. Кизилов. – Симферополь: Доля, 2011. – 336 с., илл. 11. Лихачев Д. С. Избранное: Мысли о жизни, истории, культуре / Д. С. Лихачев.– М.: Российский Фонд культуры, 2006. – 336 с. 12. Лотман Ю. М. Семиосфера / Ю. М. Лотман. – СПб.: Искусство-СПб, 2000. – 704 с. 13. Лякуб П. М. Крымчаки. 1891 г. (рукописная копия 1936 г.) / ГКУ РК «Государственный архив Республики Крым». Ф. № р – 4967, оп. 1, ед. хр. № 138. – Л. 2–34. 14. Народы мира: историко-этнографический справочник / под ред. Ю. В. Бромлея. – М.: Советская энциклопедия, 1988. – 624 с., илл. 15. От киммерийцев до крымчаков. Народы Крыма с древнейших времен до конца XVIII в. / под ред. И. Н. Храпунова, А. Г. Герцена. – Симферополь: Феникс, 2014. – 286 с., илл. 16. Полканов Ю. А., Полканова А. Ю., Алиев Ф. М.. Фольклор крымских караимов. Къарайларнынъ улус бильгиси / Ю. А. Полканов, А. Ю. Полканова, Ф. М. Алиев. – Симферополь: Крымкарайлар, 2004. – 128 с. 17. Полканова А. Ю. Типизация памятников родового кладбища крымских караимов «Балта Тиймэз» / А. Ю. Полканова // Святыни и проблемы сохранения этнокультуры крымских караимов – караев. Материалы научно – практической конференции. – Симферополь: Крымкарайлар, 2007. – С. 207–219. 18. Тульпе И. А. Иудаизм и искусство / И. А. Тульпе // Вестник Санкт-Петербургского университета, серия 6: Философия, политика, социология, психология, право. СПБ., 1992, вып. 3. – С. 19–30. 19. Тюркские народы Крыма. Караимы, крымские татары, крымчаки. – М.: Наука, 2003. – 459 с. 20. Шапшал С. М. Караимы СССР в отношении этническом / С. М. Шапшал. – Симферополь, 2004. – 80 с., илл. 21. Электронная еврейская энциклопедия [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://eleven.co.il/diaspora/ethno-linguistic-groups/12248/. – Крымчаки. – (Дата обращения: 27.09.2020). 22. Dubnov S. M. History of the Jews in Russia and Poland from the Earliest Times until the Present Day. Transl. I. Friedlaender. Vol. 1. Philadelphia, 1916. – 408 р. 23. Kokenaj В. Medżuma, karaj bitigi. Łuck, 1934. – № 6. – с. 14–17. References
1. An-skii S. Evreiskoe narodnoe tvorchestvo / S. An-skii. // Perezhitoe. – SPb., 1908. – T.1. – S. 276–314.
2. Buber M. Dva obraza very. M.: Respublika, 1999. – 592 s. 3. Buber M. Evreiskoe iskusstvo (referat) / M. Buber. – Khar'kov, 1902. – 31 s. 4. Vaintrub I. Bibleiskii obraz sveta i ego voploshchenie v sisteme khramovykh simvolov / I. Vaintrub // Єvreis'ka іstorіya ta kul'tura v kraїnakh Tsentral'noї ta Skhіdnoї Єvropi : materіali 5 mіzhnarodnoi naukovoi konferentsії, (Kiїv, 2–5 veresnya, 1997). – K. : Іnstitut yudaїki, 1998. – T.2. – S. 272–275. 5. Gachev G. D. Kosmo-Psikho-Logos: Natsional'nye obrazy mira / G. D. Gachev. – M.: Akademicheskii prospekt, 2007. – 511 s. 6. Gel'ston I. Sinagoga – yadro prostranstvennoi struktury evreiskogo mestechka / I. Gel'ston // «Shtetl» yak fenomen єvreis'koї іstorії : materіali konferentsії, (Kiїv, 30 serpnya – 3 veresnya, 1998). – K. : Іnstitut yudaїki, 1999. – S. 232–239. 7. Gerchuk Yu. Evreiskoe iskusstvo v Rossii – sud'ba i pochva / Yu. Gerchuk // Kanon i svoboda: problemy evreiskogo plasticheskogo iskusstva : materialy konferentsii, (Moskva, 2001 g.) – M. : Evreiskoe Agentstvo v Rosii, 2003. – S. 130–133. 8. Dorofeeva A. A. Chto skryvaetsya v taine metafory?/ A. A. Dorofeeva // Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 19. Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikatsiya. – 2014. – № 4. – S. 155–160. 9. Kassirer E. Filosofiya simvolicheskikh form: [V 3-kh tt.]. – SPb.: Universitetskaya kniga, 2002. – T. 2. – 278 s. 10. Kizilov M. B. Krymskaya Iudeya: Ocherki istorii evreev, khazar, karaimov i krymchakov v Krymu s antichnykh vremen do nashikh dnei / M. B. Kizilov. – Simferopol': Dolya, 2011. – 336 s., ill. 11. Likhachev D. S. Izbrannoe: Mysli o zhizni, istorii, kul'ture / D. S. Likhachev.– M.: Rossiiskii Fond kul'tury, 2006. – 336 s. 12. Lotman Yu. M. Semiosfera / Yu. M. Lotman. – SPb.: Iskusstvo-SPb, 2000. – 704 s. 13. Lyakub P. M. Krymchaki. 1891 g. (rukopisnaya kopiya 1936 g.) / GKU RK «Gosudarstvennyi arkhiv Respubliki Krym». F. № r – 4967, op. 1, ed. khr. № 138. – L. 2–34. 14. Narody mira: istoriko-etnograficheskii spravochnik / pod red. Yu. V. Bromleya. – M.: Sovetskaya entsiklopediya, 1988. – 624 s., ill. 15. Ot kimmeriitsev do krymchakov. Narody Kryma s drevneishikh vremen do kontsa XVIII v. / pod red. I. N. Khrapunova, A. G. Gertsena. – Simferopol': Feniks, 2014. – 286 s., ill. 16. Polkanov Yu. A., Polkanova A. Yu., Aliev F. M.. Fol'klor krymskikh karaimov. K''arailarnyn'' ulus bil'gisi / Yu. A. Polkanov, A. Yu. Polkanova, F. M. Aliev. – Simferopol': Krymkarailar, 2004. – 128 s. 17. Polkanova A. Yu. Tipizatsiya pamyatnikov rodovogo kladbishcha krymskikh karaimov «Balta Tiimez» / A. Yu. Polkanova // Svyatyni i problemy sokhraneniya etnokul'tury krymskikh karaimov – karaev. Materialy nauchno – prakticheskoi konferentsii. – Simferopol': Krymkarailar, 2007. – S. 207–219. 18. Tul'pe I. A. Iudaizm i iskusstvo / I. A. Tul'pe // Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta, seriya 6: Filosofiya, politika, sotsiologiya, psikhologiya, pravo. SPB., 1992, vyp. 3. – S. 19–30. 19. Tyurkskie narody Kryma. Karaimy, krymskie tatary, krymchaki. – M.: Nauka, 2003. – 459 s. 20. Shapshal S. M. Karaimy SSSR v otnoshenii etnicheskom / S. M. Shapshal. – Simferopol', 2004. – 80 s., ill. 21. Elektronnaya evreiskaya entsiklopediya [Elektronnyi resurs]. – Rezhim dostupa: https://eleven.co.il/diaspora/ethno-linguistic-groups/12248/. – Krymchaki. – (Data obrashcheniya: 27.09.2020). 22. Dubnov S. M. History of the Jews in Russia and Poland from the Earliest Times until the Present Day. Transl. I. Friedlaender. Vol. 1. Philadelphia, 1916. – 408 r. 23. Kokenaj V. Medżuma, karaj bitigi. Łuck, 1934. – № 6. – s. 14–17.
Результаты процедуры рецензирования статьи
В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
В данной статье приведено детальное описание характерных особенностей указанных выше этнических групп по различным критериям, таким как особенности вероисповедания, язык, семиотика орнамента и элементов декоративно-прикладного искусства. Однако объект и предмет исследования не имеет в статье четкого выражения. Анализируя избранную тему, авторы преследуют цель – подчеркнуть, что иудейская ветвь культурного текста этнического орнамента в Крыму многогранна, и имеет ряд характерных особенностей. В первую очередь, применение орнамента связано с традиционными ремеслами, среди которых были распространены следующие: столяр, плотник, резчик по дереву и камню, стекольщик, шорник, скорняк, портной, переписчик Торы, ювелир. Во-вторых, в иудаизме существует предписание украшать как молитвенный дом и обрядовые богослужебные атрибуты, так и бытовые предметы, окружающие жизнь человека в повседневности, поэтому все представители ремесел владели как технологиями декорирования изделий, так и знаниями о значениях орнаментальных символов и их правильном применении. Ключевой задачей, которую пытается решить авторы, является следующая: проанализировать и актуализировать морфологию отдельных символических изображений, в которых прослеживается существенная разница между орнаментикой и декором евреев-ашкеназов, с одной стороны, и караимов и крымчаков – с другой. В первую очередь, это связано с многовековым межкультурным взаимодействием крымчаков и караимов друг с другом, а также с другими народами Крыма, особенно с крымскими татарами. Общим для всех трех этносов является религиозный запрет на антропоморфные изображения, однако, у евреев-ашкеназов было распространено изображение части тела человека как символ целого. Решая данную задачу, авторы статьи обращают внимание на то, что элементы декоративно-прикладного искусства всех трех описываемых иудейских этносов Крыма глубоко символичны, каждый элемент имеет развитую семантику. К сожалению, методологическая база исследования довольно скудна и сводится к простому описанию элементов культурного текста. Итак, представляется, что автор в своем материале затронул важные для современного социогуманитарного знания вопросы, избрав для анализа актуальную тему, рассмотрение которой в научно-исследовательском дискурсе помогает некоторым образом изменить сложившиеся подходы или направления анализа проблемы, затрагиваемой в представленной статье. Какие же новые результаты демонстрирует автор статьи? 1. Полученные результаты позволяют утверждать, что проблематика изучения социокультурного вклада иудейских этносов в общий культурный дискурс Крымского полуострова позволяет проследить как специфику указанных этносов, так и пути их межкультурного взаимодействия с народами, населявшими Крымский полуостров на протяжении длительного периода времени. 2. Авторы констатируют, что феномен полиэтнического текста Крыма уникален и представляет несомненный культурологический интерес. Представленный в работе материал имеет четкую, логически выстроенную структуру. Но к сожалению, в статье отсутствует заключительная часть, в которой автор мог бы сделать выводы по теме проведенного им исследования. Библиография позволила автору очертить научный дискурс по рассматриваемой проблематике (было использовано 23 источника, в том числе и иностранные источники). Несмотря на указанные преимущества статья обладает рядом недостатков, которые не позволяют дать положительную рекомендацию данному материалу, в частности, автор не привел достаточные аргументы в обоснование своей авторской позиции, не выбрал адекватную методологию исследования. Объект и предмет исследования в статье не очерчены четко. Отсутствуют выводы по проведенному исследованию. Помимо изложенного, в статье не присутствует полемика с учеными, исследующими данное проблемное поле. Итак, следует констатировать: статья может представлять интерес для читателей и заслуживает того, чтобы претендовать на опубликование в авторитетном научном издании после устранения всех указанных недоработок.
Результаты процедуры повторного рецензирования статьи
В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Что касается содержательной стороны вопроса, то, безусловно, отмечу и актуальность, и важность постановки вопроса. Это связано прежде всего с тем, что в свете этнической проблематики регионов материал заслуживает внимания, поскольку некоторые регионы, действительно, сталкиваются с серьезными вызовами, когда речь идет об этнических вопросах, или же регионы обладают такой этнической спецификой, которая отчасти может отражать своеобразие всего регионального культурного пространства. Поэтому любой современный вклад исследователей в решение данных сложностей может только приветствоваться. Свою статью автор начинает с подробного исследования факта присутствия иудейской общины в Крыму, о чем стало известно благодаря многочисленным археологическим и эпиграфическим памятникам со второй половины I в. н.э. Исторический экскурс в проблему вполне оправдан и закономерен по той причине, что открывает возможность изучения влияния активных социокультурных процессов на своеобразие этнического орнамента Крыма. Далее автор обращается уже к особенностям орнаментального искусства. Привлекательным моментом в рассуждениях автора является привлечение потенциала семиотики для выявления специфики культурного текста орнамента. Это к тому же вполне укладывается в рамки определения наиболее наглядных примеров визуализации семиотического ряда любой этнической культуры, включающей в себя наиболее архаичные символы. Соглашусь с позицией, которой придерживается автор, имея в виду, что орнамент представляет собой культурный текст, репрезентующий в качестве текстовых символов все самые значимые для данной культуры понятия. Положительным моментом статьи является тот факт, что автор детально проработал содержание одного из ключевых понятий, а именно понятия культурный текст. К слову сказать, это понятие активно дискутируется в социально-гуманитарном знании, и авторы зачастую вкладывают в его содержание очень противоречивые моменты, здесь же автор вполне последовательно и обоснованно представляет орнамент как единое значимое изображение, апеллирующее к иудейской ветви религиозного мировоззрения. В то же время автор закономерно выделяет и характерные особенности крымского орнамента и приводит доводы в пользу того, что данное явление обладает мощным семиотическим потенциалом. Преимуществом статьи я бы кроме того назвал то обстоятельство, что автор четко придерживается своей концепции, не отклоняется от нее и более того – усиливает ее методологическую часть, когда в частности демонстрирует сопряженность иудейской сложной полиморфной символики с изображениями на орнаменте. Так, например, автор отмечает, что «в качестве символа человека или некоторых его качеств у евреев-ашкеназов могли использоваться зооморфные изображения: например, аист и белая лошадь являлись символами чистоты, лев, орел – символом божественной власти, медведь – символом мужского имени Бер («медведь» на идише), изображение большой рыбы олицетворяло библейскую химеру Левиафана, три рыбы в круге, или три зайца» и т.д. Такого рода анализ позволяет автору раскрыть все многообразие и одновременно специфику орнаментального искусства Крыма. Для этого привлекается как инструментарий искусствоведческого анализа, так и методика семиотических интерпретаций. В целом от такого сочетания появляются довольно любопытные в научном плане результаты, которые автор и излагает в своем материале. Кроме того, в своей работе автор также обращает внимание на то, что «общее поле религии не могло не сформировать и общие коннотации в символико-семантическом аспекте декоративно-прикладного искусства», что по сути является свидетельством эффективного использования междисциплинарного искусствоведческо-религиоведческого анализа. Итак, в статье прослеживается авторская концепция, построенная в том числе и на анализе достаточного числа авторитетных источников. Тема раскрыта, а содержание статьи отражает логику научного поиска и методологическую определенность проведенного исследования. Эти характеристики статьи убеждают меня в том, что данная статья может быть рекомендована к публикации. |