Каким образом можно действовать культуросообразно в условиях глубокого кризиса современной культуры?

Розин Вадим Маркович доктор философских наук главный научный сотрудник, Институт философии, Российская академия наук 109240, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Гончарная, 12 стр.1, каб. 310 Rozin Vadim Markovich Doctor of Philosophy Chief Scientific Associate, Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences  109240, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Goncharnaya, 12 str.1, kab. 310 rozinvm@gmail.com Другие публикации этого автора

В педагогике на этапе ее становления были сформулированы два дополнительных принципа ‒ «природосообразности» и «культуросообразности». Их автором считается А. Дистервег, хотя близкие представления мы встречаем уже в работах И. Песталоцци и Ф. Фребеля. «Независимо от сословия и положения человека, ‒ писал И.Г. Песталоцци в седьмой аксиоме, ‒ поистине хороший метод воспитания должен исходить из неизменных, вечных и всеобщих задатков и сил человеческой природы» [с. 127]. «Воспитывай природосообразно!», ‒ вторил ему Ф. В. А. Дистервег, считая этот принцип «вечным и неизмененным», как неизменны законы природы человечества ^{[3, с. 221, 223, 231 229]}. А вот как он формулирует принцип культуросообразности: «Каждый человек находит при своем рождении на свет свое окружение, свой народ, среди которого он предназначен жить и по крайней мере воспитываться уже на определенной ступени культуры. Но он должен ее создавать, развивать, так как она уже существует и имеет право на существование именно потому, что она уже есть» ^{[3, с. 228-229]}. И Ф.Фребель в книге «Воспитание человека» писал, что цель молодого человека – войти в культуру и продолжить ее развитие; при этом культуру он понимает по Шеллингу как природосообразную интеллигенцию ^[10]. Дистервег тоже утверждал, что принцип культуросообразности должен подчиниться принципу природосообразности ^{[3, с. 234]}.

Чтобы правильно понять эти положения, нужно учесть взгляды отцов-основателей классической педагогики XIX столетия. Для них в качестве предельной онтологии мира выступала, с одной стороны, первая природы, законы которой выявлялись в естествознании, с другой ‒ разумная личность. Развитие культуры и человека понимались как два дополнительных процесса, подчиняющиеся природным законам. Например, по Фребелю культура как интеллигибельная природа и сознание личности суть две разные формы (проявления) саморазвивающегося целого. Поэтому необходимо, чтобы внешняя и внутренняя составляющие деятельности человека также развивались как бы синхронно и проходили все те же этапы, которые проходит сознание и природа. При этом утверждает Фребель, внутренняя и внешняя составляющие могут развиваться только в том случае, если деятельность сознания и души (внутренняя составляющая) проявляются во вне (в природе), а деятельность природы (внешняя составляющая) проявляется внутри (в сознании и душе); и оба проявления проходят одновременно, связываются и согласуются между собой ^{[10, c. 39, 44, 165, 167; 6; 7]}. (С современной психологической точки зрения, это была одна из первых, возможно, самая первая, трактовка психической деятельности как связи двух процессов ‒ интериоризации и экстериоризации).

Однако в настоящее время мы опираемся на другую картину мира. Хотя представление о первой природе остается важным, но оно уже не понимается как предельное основание мира; в рамках солнечной системы природа вполне познаваемая и даже частично осваиваемая, а за ее пределами недоступная. «Конечно, ‒ замечает Ханна Арендт, ‒ в наших планах ныне не больше чем обследовать непосредственно окружающую часть вселенной, ту бесконечно малую область, какой человечество только и может достичь, перемещающейся оно хоть со скоростью света. Учитывая продолжительность человеческой жизни ‒ единственное абсолютное ограничение, оставшееся на данный момент, ‒ очень маловероятно, что мы когда-либо доберемся намного дальше» ^{[1, с. 403]}. Природа уже не рассматривается как источник нашего благосостояния. Да, она многое дает, никто это не отрицает, но одновременно выступает источником серьезных деструкций и рисков (экологический кризис, техногенные катастрофы и т.п.). В результате природа уже не может рассматриваться в качестве основной реальности нашего существования и благополучия.

Свободная, инициативная, стоящая над природой, разумная ‒ такую личность декларировали Ф. Бэкон, Декарт, Паскаль, Кант, и именно такая личность потребовалась, чтобы познавать законы природы, построить естествознание и инженерию, создать рынок, национальное государство, право и общество. С тех пор утекло много воды. Личность тоже хотя и остается важный концептом модерна, но уже не считается всемогущей как на заре Нового времени. Перед ней не открывается еще не познанная природа, не маячат замыслы создания нового мира (государства, права и общества), мира более справедливого и упорядоченного. В ту эпоху такая перспектива воодушевляла личность, давала энергию, заставляла творить. В настоящее время наоборот, все выглядит, с одной стороны, уже известным, и потому мало интересным, с другой стороны, сложным, неопределенным и потому опасным. Более того, именно знание природных закономерностей указывает на большу̀ю вероятность гибели человечества. Неважно, так это или не так, к сожалению, современная личность оказалась лишенной жизненной перспективы, культурного смысла существования.

Особенно изменились представления о культуре. Она вместе с техникой существенно определяет жизнь человека и описывается не законами естествознания, а схемами гуманитарных и социальных наук ^[8]. Идеалом культуры перестал как XVIII-XIX вв. считатьcя европейский мир, разум и свобода; культура ‒ это, с одной стороны, множество культур, взаимодействующих между собой, с другой ‒ это культура модерна, распространившая свои технологии и институты на весь мир и одновременно погружающаяся во все более глубокий кризис, с третьей стороны, это новые процессы ‒ «посткультуры» («фьючекультуры»), которые еще не вылились в новое социальное устройство, в новую культуру ^[9].

Кризис модерна ‒ вполне закономерное явление. Как и всякая культура в пространстве истории (архаическая, Древних царств, античная, Средних веков, Возрождения) культура нового времени (модерн) проходит три основные стадии ‒ становления, развития и упадка (завершения). В настоящее время мы находимся на третьей стадии. К нему привели: завершение проекта овладения природой; построение естественных наук, инженерии и технологии, рынка и капитализма, современного государства и права; противостояние национальных государств и разных типов социальности, вылившееся в мировые войны; бурное развитие новых технологий, своеобразная порча социальных институтов, поскольку человек создал технологии, позволяющие использовать их не по назначению (для захвата власти, обогащения и пр.).

Попытки понять, что нас ожидает в дальнейшем, пока не позволяют получить внятную картину, все чаще для характеристики современности и ближайшего будущего используются понятия «сложности», «неопределенности», «хаоса». И это при том, что необходимым условием жизни, сохранения Планеты, построения новых социальных практик является культуросообразное поведение и действия (поступки). Требования культуросообразности, но понимаемые по-новому в логике современности, все чаще предъявляются в сферах образования («тьюторское образование», «семейное», «открытое», «третье образование», бизнес-образование и т.д.), политики, здравоохранения, психологической помощи, права, инженерии и технологии и многих других.

Однако что означает культуросообразность в современных условиях кризиса модерна и становления новой культуры (посткультуры, фьючекультуры), структура которой еще не сложилась? На что человек может ориентироваться, если настоящее и будущее неопределенны и хаотичны? Прежде чем ответить на этот вопрос, остановимся на вопросе о национальных культурах, ведь во времена Дистервега речь шла именно о них. Подобно модерну в целом национальные культуры столкнулись с кризисом. Здесь конечно на ум приходят процессы глобализации, которые заставляют правительства национальных государств ради торговли и получения передовых технологий поступаться национальным суверенитетом, передавая важные рычаги управления транснациональным корпорациям. Но это только одна линия уступок глобальным институциям и сообществам, есть и другие, обусловленные экспансией капиталистических отношений, созданием на основе Интернета и мобильной связи сетевых сообществ, формированием новых, разделяемых всеми (когерентных) представлений, например, о том, что необходимо перераспределение национального продукта от работающих и успешных в конкуренции к частично или полностью неработающим и не столь успешным, или убеждение, что социальная справедливость все же должна быть установлена и поэтому нужно голосовать за левых.

Таким образом, обсуждая современную стратегию культуросообразности, нужно учитывать две разные ситуации, во-первых, кризис модерна на смену которому идет постмодерн, о котором мы можем пока судить только по трендам (процессам глобализации, конвергенции двух форм социальности ‒ капитализма и социализма, формированию сетевых сообществ и метакультур, образованию класса новых эгоистов, новых форм этики и др.), во-вторых, трансформацию национальных культур.

Что значит по отношению к этим типам культуры культуросообразное действие? Во-первых, понимание того, что многие старые когерентные представления обоих типов культур или вообще не работают или их использование порождает все новые и новые проблемы. Это означает, что во всех этих реалиях (например, понимании традиции, ценностей, родины, социальной справедливости, истории, будущего, права, равенства и т.п.) нужно устанавливаться заново, стараясь учесть также точку зрения других, заинтересованных в совместной жизни участников культурной коммуникации. Во-вторых, нужно, вероятно, исходить из знания целого и сущности явлений, с которыми придется иметь дело в будущем. Легко сказать, но каким образом это сделать, если это будущее еще не наступило, да к тому же сам автор, говорит, что оно неопределенно? Каким образом в этом случае можно выйти на целое и сущность явлений?

Думаю, выход из этой, на первый взгляд кажется безнадежной ситуации, состоит в том, чтобы встать на точку зрения не исследования и выявление законов (еще нечего исследовать, кроме трендов и прошлой истории), а построения схем, гипотетических прогнозов, сценариев развития. При этом в ходе построения этих трех семиотических текстов (инструментов изменений) опираться нужно не только на уроки истории и описание трендов, но и, с одной стороны, на собственные ценности и видение будущего (ведь нужно способствовать образованию мира, в котором могли бы жить и мы и наши дети), с другой стороны, нужно это будущее изобрести и сконструировать, проверить на прочность и жизнеспособность. Спрашивается, каким образом? А таким, каким это делали все предыдущие пионеры новых культур, начиная с Гомера, Парменида, Платона, Аристотеля, Плотина. И тем не менее, приведу два примера, хотя, как известно, примеры не доказательство. Но они помогают понять.

Первый пример, каким образом Сейла Бенхабиб, профессор политологии и философии Йельского университета, устанавливается в понимании того, что собой представляет отношение к мигрантам. «Целью всякой публичной политики, проводимой во имя сохранения культур, ‒ пишет она, ‒ должно стать наделение членов культурных групп достаточными возможностями, чтобы они могли присвоить, обогатить и даже разрушить каноны их собственных культур, как сами того пожелают <…> Глобальную цивилизацию, в которой примут участие граждане мира, нужно будет взращивать из местных привязанностей; из содержательных культурных споров; из переосмысления “нашей” идентичности; из привычки к демократическому экспериментированию с устройством и переустройством институтов <…> отношение к чужим гражданам, иностранцам и другим негражданам в нашей среде является решающим тестом состояния нравственного сознания и политического мышления либеральных демократий <…> Я буду проводить различие между условиями въезда в страну, такими как разрешение на посещение, обучение и приобретение собственности, и условиями временного пребывания, а затем между тем и другим ‒ и постоянным пребыванием и гражданским инкорпорированием, финальной стадией которого является политическое членство... политические изменения в данной сфере должны побудить нас к переосмыслению принятых нормативных категорий. Нам следует привести их в большее соответствие с новыми социологическими и институциональными реальностями гражданства в современном мире» ^{[2, с. 79, 184, 200, 211, 220]}.

В мягких рекомендациях Бенхабиб можно увидеть как целое (установки на диалог сообществ, принадлежащих разным культурам, на изменение собственных когерентных представлений и сложившегося социального порядка), так и сценарий (схему) социального действия в отношении мигрантов. Теперь второй пример ‒ проблема формирования нового смыслового проекта посткультуры.

Современные культурологические и социологические исследования позволяют сделать вывод, что смысловой проект модерна завершен, породив как культуру, в которой мы живем, так и новую социальную реальность, уже не укладывающуюся в проект модерна, чреватую многочисленными проблемами, вплоть до угрозы существованию человечества. Усугубляет эту ситуацию вера в то, что основные принципы модерна правильные, и поэтому нужно продолжать их воплощать в жизнь. С нашей же точки зрения, одна из задач, если иметь в виду формирование нового смыслового проекта, показать, что проект модерна завешен, и что он породил постевропейскую цивилизацию, для которой характерны сложные, трудно разрешимые проблемы.

Если же говорить о новом смысловом проекте, то в первую очередь напрашивается задача «спасения нашей цивилизации», что предполагает постепенное изменение характера развития, ценностей и представлений. Не овладение природой, сильное государство и власть, не комфорт и развлечения, не получение преимуществ над другими, а уверенность в сохранении жизни на земле, понимание того, что происходит, в том числе, необходимости ограничений в отношении ряда собственных фундаментальных желаний и целей, культивирование ценностей здоровой жизни, любви, помощи другим, противостояние злу и эгоизму.

Чтобы высказанные установки на спасение цивилизации не были утопией, чтобы их можно было реализовать, требуется учитывать, по меньшей мере, три обстоятельства. Во-первых, сложившуюся реальность и социальные тренды современности. И то и другое нельзя игнорировать, иначе социальные изменения пойдут не в том направлении, которое планируется. Реальность и социальные тренды необходимо продумывать и проблематизировать с целью выработки отношения к ним. Например, правильно ли жить, не работая вообще, что в настоящее время не такая уж редкость? К чему это может привести? Правильно ли, когда эмигранты из другой культуры переселяются в твою, на все готовое, и при этом настаивают на сохранение собственной культуры и образа жизни? Правильно ли лишать производителя большей части прибыли под тем предлогом, что нужно делиться с другими, поскольку все имеют права на достойный уровень жизни?

Во-вторых, нужно учитывать реальное состояние сознания населения и сообществ, вовлекаемых в социальные изменения и спасение цивилизации. Как здесь не вспомнить Платона с его образом пещеры. Платон понимает, что неготового к переменам человека нельзя подвигнуть на новый образ жизни, поэтому в «Государстве» пишет: «Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечет его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием? А когда бы он вышел на свет, глаза его настолько были бы поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему говорят» ^{[5, с. 296]}. Понятно, что разные сообщества и группы, вплоть до отдельных индивидов, имеют несовпадающие представления о мире, а также том, что нужно делать, куда идти. Здесь и приземленные реалистические концепции, и более воздушные, космические.

В-третьих, поскольку характеристики нового мира неизвестны, и их нельзя получить из суммирования существующих желаний или навязать другим, как очевидные, постольку эти характеристики должны нащупываться, искаться с опорой на философию, современную науку, искусство, с опорой на коллективное обсуждение всех заинтересованных социальных субъектов.

Смысловой проект средних веков и модерна разворачивался на трех разных уровнях. На первом «задавалось целое». Для средних веков это идея христианского бога и сценарий превращения ветхого человека в христианина. Для нового времени на целое указывали задачи овладения природой, создания естествознания и инженерии, построения нового типа социальности. На втором уровне создавались государство, право и другие социальные институты, складывалось общество. На третьем (антропологическом) формировались сценарии индивидуальной жизни (средневековая идея преображения человека и спасения, новоевропейская ‒ просвещения и земного благосостояния).

Можно предположить, что и новый смысловой проект будет разворачиваться на трех уровнях. Целое здесь будет задаваться, с одной стороны, идеей спасения нашей цивилизации, с другой ‒ определения и формирования такой формы жизни, которая решает задачу спасения и одновременно работает на человека и культуру, причем и то и другое не дано заранее, а должно нащупываться в процессах проблематизации, исследования, практических экспериментов, коллективных обсуждений, работы человека в отношении самого себя. На втором уровне, вероятно, будут создаваться два типа институтов ‒ государство, но заново переподчиненное обществу (чтобы сделать невозможным узурпацию власти со стороны государства), и институты «горизонтальных связей», в рамках которых с помощью новых информационных и цифровых технологий будут выстраиваться деловые отношения и общения между индивидами разных стран, вероисповедований и убеждений. На антропологическом уровне нужно заново формировать сценарии индивидуальной жизни, определять смысл жизни отдельного человека на разных этапах и культурах его жизненного пути (детства, юношества, взрослого состояния, пожилого возраста), соотнести этот смысл с требованиями целого и социальных институтов.

Перечисленные здесь цели, задачи и действия относятся к рациональному плану. Так нужно поступать, если действовать разумно, опираясь на знания. Но когда это в истории человек поступал разумно, да и разве все одинаково понимают, что такое разумное, рациональное поведение? Нужно учесть, что люди на планете находятся на очень разных ступенях развития. Что многие народы считают, что они еще только подключаются к благам цивилизации, в то время как народы золотого миллиарда уже давно все получили, причем отчасти за счет эксплуатации остальных. Что развитие модерна в ХХ столетии привело к формированию настоящего класса «новых эгоистов» («новой бюрократии»), преуспевающих за счет перераспределения национальных продуктов и использования не по назначению социальных институтов. Что очень многие на земле считают современную социальную жизнь несправедливой и уверены, что ее можно сделать справедливой.

Если учесть все эти обстоятельства, то что означает рациональное, разумное поведение? Нужно ли, например, ради спасения жизни на земле или более правильного социального развития, ориентированного на минимальные негативные последствия и более здоровый образ жизни, отложить указанные представления и желания развивающихся народов или новых эгоистов? Короче, мало вероятно, что современный человек в своей массе готов действовать рационально и разумно. Не говоря уже об отдельных странах, где сложились традиции, на время или навсегда исключающие разумное поведение.

Выступая в прошлом году на «Эхо Москвы», Владимир Пастухов говорил: «В России создан механизм самовоспроизводящейся авторитарной власти, в которой не предусмотрены девиации. Вы живете в очень непростой стране, в один из самых ужасных периодов ее жизни. В принципе, вы имеете тех правителей, которых по большому счету заслуживаете. Для того, чтобы в этой стране что-то поменялось, необходимо изменить себя, а это последнее, что вы хотите делать. Вы не способны объединяться, вы на самом деле сами вороваты, но при этом любите слушать рассказы о тех, кто обворовал больше вас, и вы их очень не любите. Маловероятно, что при таком раскладе вам поможет смена власти, потому что кто бы ни пришел, даже если он будет похож на Иисуса Христа, вы сумеете сделать так, что он видоизменится через несколько месяцев» ^[4].

Что же остается? Ждать, когда разразятся настоящие, глобальные катастрофы, которые заставят народы переосмыслить происходящее? Способствовать этому переосмыслению, поставив на широкое просвещение, готовя представления и сценарии решений для жизни в новом мире? Но можно ли положить свою жизнь на алтарь будущих мировых изменений? Может быть, более правильная стратегия ‒ жить и работать в двух мирах: обычном, со всеми его недостатками, и «мире» подготовки ближайшего будущего, причем в обоих нужно стараться жить правильно и разумно? При этом тогда получается, что жить надо, как утверждал философ античности Пьер Адо, не зная порядка мира? Да, вряд ли возможно прогнозировать будущее устройство мира, но продумать правильные ориентиры жизни не только возможно, но и необходимо.

Опять же, мы видим, я старался очертить целое и задать возможный сценарий (схемы) будущего как совместных усилий всех тех, кто понимает серьезность сложившейся ситуации и угрозу существованию человека на земле.