Библиотека
|
ваш профиль |
Genesis: исторические исследования
Правильная ссылка на статью:
Лисенков О.О.
Империи нового времени: принципы управления колониями. Пример Британии и Франции
// Genesis: исторические исследования.
2020. № 6.
С. 38-58.
DOI: 10.25136/2409-868X.2020.6.33316 URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=33316
Империи нового времени: принципы управления колониями. Пример Британии и Франции
DOI: 10.25136/2409-868X.2020.6.33316Дата направления статьи в редакцию: 23-06-2020Дата публикации: 30-06-2020Аннотация: Объектом исследования является колониальная политика двух крупнейших европейских империй Нового времени: Франции и Британии. В ходе освоения новых земель эти государства столкнулись с задачей управления обширными территориями и разнородным коренным населением. Решением этой задачи стало создание эффективных систем колониального управления, особенности функционирования которых выступают в качестве предмета исследования. Целью работы является выявление специфики организации и функционирования систем колониального управления в Британской и Французской империях с точки зрения их связи с культурными факторами. Методологическую основу исследования составляют исторический и культурологический подходы, используются общенаучные методы: анализ, синтез, сравнение, описание. В статье делаются выводы, что Британская империя на завоёванных территориях сохраняла традиционную систему власти (косвенное управление). Французская империя заменяла традиционные институты власти европейскими аналогами, либо включала традиционную власть в свою систему управления в качестве низшего административного звена (прямое управление). При сравнении описанных систем управления можно заметить, что Французский подход был более ресурсоёмким и не позволял получать большую прибыль. Это позволяет выдвинуть предположение, что на политику управления колониями влиял не только экономический фактор, но и культурный. Научной новизной исследования является рассмотрение систем колониального управления с точки зрения их связи с имперскими стратегиями, которые базируются на политике признания различий населения. Такие стратегии могли быть реализованы в рамках двух парадигм: унификации (формирование единой имперской культуры и институтов на всех подчинённых территориях) и разнородности (сохранение на завоёванных территориях местных культурных и политических институтов). Далее на исторических примерах Индии, Африки и других регионов будет показано, что существует непосредственная связь между указанными имперскими стратегиями и системами колониального управления Британии и Франции. Ключевые слова: Британская империя, Французская империя, колониальная система управления, Новое время, прямое управление, косвенное управление, Индия, Африка, Индокитай, колониализмИсследование выполнено в рамках реализации гранта Российского научного фонда (проект 19-18-00162) «Центральная Азия в международных отношениях XVIII – XIX в.», реализуемого в Институте языков и культур имени Льва Толстого. Abstract: The object of this research is the colonial policy of the two largest European empires of the Modern Age: France and Great Britain. In the course of conquering new lands, these countries faced the problem of managing vast territories and diverse indigenous population. The solution consisted in establishment of effective colonial management systems. The peculiarities of functionality of such systems became the subject of this research. The goal lies in determination of specificity of organization and operation of the systems of colonial management in the British and French Empires from the perspective of their interrelation with cultural factors. The conclusion is made that the British Empire retained the traditional government system on the conquered territories – indirect management. The French Empire either replaced the traditional government institutions with European analogues or included traditional system into their system of management as a lower administrative link – direct management. Comparing the described management system, the author notes the French approach was more resource-intensive and did not allow gaining a large profit. This lead to an assumption that the colonial management policy was affected by both, cultural and economic factors. The scientific novelty consists in examination of the systems of colonial management from the perspective of their interrelation with the imperial strategies that are based on the policy of recognition of population differences. Such strategies could be implemented within the framework of two paradigms: unification (formation of the unified imperial culture and institutions in all subordinated territories), and diversity (preservation on the conquered territories of the local cultural and political institutions). Further on, the examples of India, Africa and other regions would demonstrate that there is a direct link between the indicated British and French imperial strategies and systems of colonial management. Keywords: British empire, French empire, colonial management system, Modern times, direct rule, indirect rule, India, Africa, Indochina, colonialismСовременный международный ландшафт включает в себя множество независимых государств, различных по форме правления, территориальному устройству, политическому режиму и т.д. Однако, на протяжении истории вплоть до середины XX века основными участниками на международной арене были империи – политические образования, масштабные как по занимаемой территории, так и по сложности организации. В качестве одной из характерных черт империи можно считать принцип иерархической организации: центр и зависимая периферия отделены и выполняют различные функции. В процессе расширения империи и включения в неё новых территорий и народов закономерно усложнялась организация системы власти. Поскольку логика развития империи основывается на постоянном расширении, постольку правящие имперские элиты постоянно сталкивались с необходимостью управления разнородными (культурно и территориально) социальными группами. Решением этой проблемы было признание неравенства и закрепление различий населения империи, что контрастировало с идеей появившегося позже в XVII веке национального государства [13, с. 331]. В отличие от национальных государств, опиравшихся на идею общности населения (концепт нации) и исключавших всех, кто к этой нации не принадлежал, империи были открыты для включения в свой состав новых народов. Имперская стратегия признания различий между подчинёнными народами обеспечивала возможность управления государством, позволяла использовать преимущества разных территорий и навыки народов в экономике и культурной жизни. Конечной целью любой империи была лояльность подданных. В качестве классических примеров можно указать: Римскую, Китайскую, Монгольскую и Византийскую империи. Важным историческим феноменом Нового времени стали колониальные империи, которые возникли в результате включения в свой состав территорий, отделённых от метрополии большими водными пространствами (колоний). Возможность такого присоединения была обусловлена научно-техническими достижениями европейских государств и стала естественным следствием эпохи Великих Географических открытий, когда были открыты пути в Индию и на Американский континент [18, с. 161]. Исторически первыми колониальными империями стали Португалия, Испания и Голландия, к которым позднее присоединились Англия и Франция. В результате ослабления Португальской и Испанской империй к началу XVIII века основными колониальными державами стали Англия и Франция, которые вели активную борьбу за территориальные владения. В итоге в XIX веке колониальная система приняла свой устойчивый вид, что оказало влияние на дальнейшее политическое развитие всей системы международных отношений вплоть до наших дней. Именно указанный выше факт стал основанием для выбора объектов анализа (колониальной политики Французской и Британской империй) и временного периода - XIX века. Кроме того, выбор обусловлен предметом исследования, а именно: существовавшими системами колониального управления. Основным в рамках исследования является предположение, что тип колониального управления определялся не только экономическим и транспортным факторами, но и культурными особенностями, то есть, имперской стратегией. В связи с этим имперские стратегии определяются как формы «политики признания различий населения», которые могут реализовываться в парадигме унификации и парадигме разнородности [13, с. 336]. Следовательно, задача исследования – проследить связь между имперскими стратегиями и типами колониального управления двух империй – Британской и Французской. Первая парадигма была характерна для Римской империи и предполагала формирование единой имперской культуры и цивилизации, которые были результатом синтеза культурных достижений всех завоёванных Римом народов, в том числе, благодаря включению в римский пантеон новых божеств. Унификация культурного пространства сопровождалась растущим универсализмом институтов, созданных метрополией: армии, права, гражданства. В этом случае различение «мы» и «они» было размыто, что приводило к ассимиляции покорённых народов через идею общности под началом имперского суверена. Выражалось это и территориально через возможность социальной мобильности населения (ограниченный, но всё же существовавший доступ к метрополии). Иными словами, имперская цивилизация была открытой для тех социальных групп, которые разделяли или потенциально могли принять её ценности и нормы. Лояльность периферии достигалась через чувство общности, причастности к высшему (имперской цивилизации). Вторая парадигма лежала в основе управленческого аппарата Китайской, а затем Монгольской империй. Эти империи возникали в результате захвата обширных пространств военным лидером, который полагался на мобильную армию. Большая территория и необходимость оперативного реагирования на внешние угрозы требовали концентрации ресурсов в военной сфере государства. Это предопределило задачу управления подчинёнными территориями с минимальными издержками, что было возможно только через сохранение местных институтов власти вместо выстраивания новой вертикали власти. Монгольские и китайские правители использовали зависимых посредников (баскаков, чиновников) для управления новыми территориями. В отличие от первой модели, в которой на всех уровнях использовались посредники-управленцы из метрополии, вторая модель предполагает сотрудничество посредника из метрополии с местными элитами в рамках конкретного региона. Здесь проводится строгое противопоставление «нас» (метрополии) значимым «им» (периферии) с соответствующим разделением культурных и экономических практик. Единая имперская идентичность не формируется, поскольку сохранение уникальных черт покорённых народов оказывается выгоднее с точки зрения управления. Социальная мобильность населения также была ограничена, то есть, доступ к метрополии имели чиновники-посредники, но не местные элиты и подконтрольное им население. Лояльность периферии в этой модели формируется за счёт сохранения местных культурных и властных институтов и на основе прагматичного обмена ресурсами между метрополией и местными правителями. В обмен на дань и другие ресурсы метрополия обеспечивала защиту конкретного региона и не вмешивалась в культурную жизнь населения. Применительно к Новому времени, таким посредником между развитым государством и удалёнными заморскими территориями стал колонист – житель метрополии, переехавший на новое место. Колонист, находясь в ситуации неопределённости, становился зависимым от имперского центра, а значит, в определённой степени сохранял лояльность последнему [18, с. 163]. В зависимости от типа колонии, роль колонистов могла сводиться как к управлению (сырьевые колонии) через сотрудничество с традиционной элитой, так и к обработке земли и торговле с местным населением (переселенческие колонии). Часто оба типа совмещались, но на переднем плане оставалась фигура колониального чиновника. По логике колониальной ситуации имперский центр выстраивал систему культурного разграничения между колонистами и местными народами, которая варьировалась в зависимости от конкретной империи. Стратегия в отношение базового различия «мы – они» повлияла на установление системы колониального управления. Например, косвенно эту гипотезу подтверждает тот факт, что во второй половине XIX века Франция и Англия при колонизации Африки вели себя разным образом. Британия в духе рационализма минимизировала издержки: сохраняла изначальную структуру традиционного управления, управляя через зависимых местных вождей. Деятельность британской администрации сводилась, таким образом, к использованию труда местного населения и переправке добываемых ресурсов в индустриальный центр. Франция, напротив, использовала прямое управление по модели метрополии, обучала африканцев французскому языку, спонсировала школы и больницы. Если конечной целью обеих стран было получение ресурсов, то встаёт вопрос: зачем французы несли дополнительные расходы на местное население? Ведь поведение Англии является более рациональным. Можно предположить, что на деятельность двух империй влиял фактор помимо экономики, а именно - культурный фактор в виде имперских стратегий политики различения. Это помогает объяснить противоречия в поведении двух держав. Следовательно, основным для исследования становится вопрос о наличии связи между имперскими стратегиями различения и системами колониального управления. Методологическую основу исследования составили исторический и культурологический подходы, используются методы сравнения и описания при анализе научной литературы.
Обзор литературы Одной из самых ранних рассматриваемых работ по проблематике империй и истории их развития является книга российского историка П. Г. Мижуева «История колониальной империи и колониальной политики Англии», изданная в 1902 году. В ней учёный рассматривает возникновение и развитие английской колониальной империи, а также учреждение системы колониального управления в Канаде, Африке, Австралии, Индии [16]. Следующая по времени работа, написанная в 1937 году, – статья американского историка и географа Д. Уиттлси «British and French Colonial Technique in West Africa», в которой сравниваются структура и методы колониального управления французов и англичан в африканских колониях [12]. Процесс распада колониальных империй, начавшийся после Второй мировой войны, а также политика ассимиляции во французских колониях были проанализированы английским историком М. Д. Льюисом в эссе «One Hundred Million Frenchmen: The "Assimilation" Theory in French Colonial Policy» (1962) [7]. Дальнейшее осмысление итогов колониальной политики Франции и Великобритании было реализовано американскими историками В. Б. Коэном («The Colonized as Child: British and French Colonial Rule») (1970) и В. Р. Луи («France and Britain in Africa: Imperial Rivalry and Colonial Rule») (1971) [2],[8]. В. Б. Коэн утверждает, что европейцами процесс колонизации воспринимался как деятельность по культурному воспитанию местного населения, хотя для французов и англичан эта задача имела разную степень важности. В. Р. Луи в своей работе приводит целостную картину процесса захвата Африканских территорий Францией и Великобританией во второй половине XIX века. Стоит отметить работу отечественного историка П. П. Черкасова «Судьба империи. Очерк колониальной экспансии Франции в XVI-XX вв.» (1983), в которой представлена подробная хронология расширения колониальной Франции на протяжении четырёх с лишним веков [20]. Взаимоотношения индустриального центра и периферии в XIX-XX вв. в рамках второй Французской империи рассматриваются в статье канадских историков С. М. Эндрю и А. С. Каньи-Форстнер «Centre and periphery in the making of the second French colonial empire, 1815–1920» (1988) [1]. Среди работ в 1990-е гг. можно выделить серию публикаций зарубежных авторов по проблемам колониализма и колониального управления во французских и британских колониях: французского историка М. Ферро, историка из Дакара М. Диуфа, американского историка и социолога М. Мамдани. В работе М. Ферро «Colonization: a global history» (1997) анализируется феномен колониализма и появления колониальных империй в историческом контексте на примере Португалии, Испании, Франции, Англии, России и Японии [6]. М. Диуф в статье «The French Colonial Policy of Assimilation and the Civility of the Originaires of the Four Communes (Senegal): A Nineteenth Century Globalization Project» (1998) анализирует последствия введения французского гражданства для местного населения в четырёх колониальных городах: Сен-Луи, Гори, Дакаре и Рюфиске [5]. М. Мамдани в «Historicizing Power and Responses to Power: Indirect Rule and Its Reform» (1999) анализирует развитие британской системы косвенного управления в африканских колониях в XIX-XX вв. [9]. В 2000-е гг. акцент в рассматриваемых работах смещается в сторону общих моментов функционирования системы колониализма и управления захваченными территориями. Британский историк Н. Купер в «France in Indochina: Colonial Encounters» (2001) описывает историю колонизации Францией региона Индокитая, в частности – Лаоса и Кабоджи [3]. Бельгийский историк В. Димье в статье «Direct or Indirect Rule: Propaganda around a Scientific Controversy» от 2002 г., напротив, рассматривает полемику французских и английских чиновников и историков относительно методов управления колониями в каждой из империй [4]. В статье «Британская колониальная администрация в Индии (XVIII–XIX вв.)» (2006) российского историка Д. В. Васильева описываются управленческие практики британской колониальной администрации в Индии: отмечается, что в процессе ликвидации Ост-Индской компании и передачи прежних функций управления Совету по делам Индии в 1857 году административное деление и структура власти на территории Индии кардинально не изменились [14]. Можно отметить статью американских историков Ф. Купера и Дж. Бурбанк «Траектории империи» (2007), в которой представлено осмысление феномена империй и, в частности, колониальных империй с позиции культурологического подхода [13]. Как отмечается, империи строились и организовывали управление территорией в зависимости от культурного ядра (имперской стратегии различения). Существовало два варианта таких имперских стратегий: «Римский» (унификация культуры и институтов) и «Монгольский» (официальное закрепление неравенства метрополии и периферии с сохранением локальных культур на завоёванных территориях). В обоих случаях проводилось разграничение между жителями метрополии и населением периферии, но в первой модели такое разделение носило менее выраженный характер (разрешались смешанные браки, местное население могло получить имперское образование или вступить в армию). Нигерийский историк М. Очону посвятил проблеме колониального управления свою статью «Colonialism within Colonialism: The Hausa-Caliphate Imaginary and the British Colonial Administration of the Nigerian Middle Belt» (2008), в которой проследил распространение британскими колонизаторами культурной и политической модели по образцу городов-государств народа Хауса на весь «средний пояс» Нигерии (Нигер, Квара, Бенуэ, Тараба и др.) [10]. Французский историк М. Спилер в статье «The Legal Structure of Colonial Rule during the French Revolution» (2009) приводит хронологию дебатов между членами Национального Конвента относительно статуса колоний в процессе принятия Конституции 1795 года, которые завершились введением колоний в состав империи [11]. Однако позже, во время правления Наполеона I, на территории колоний утверждённый ранее правовой режим был значительно ограничен. Проблему колониальных империй как исторического феномена рассмотрел в своей статье «Колониальная империя: история и современность» (2011) отечественный историк И. И. Рогов [18]. В работе приводится анализ возникновения колониальных империй, существование которых стало возможным благодаря научным и техническим достижениям европейской цивилизации. В диссертации российского правоведа Р. З. Рувинского «Правовая идеология европейского либерализма и британский колониальный правопорядок в XVIII-XIX веках» (2011) также исследуется феномен колониальной империи, но в фокусе внимания оказывается правовая практика Британской империи в колониальных владениях (в Индии) [19]. Российский историк Е. В. Морозов посвятил свою статью «Англо-французское колониальное соперничество в конце XIX века и его влияние на перегруппировку европейских держав» (2014) истории борьбы Французской и Британской империй за территории в Северной и Западной Африке [17]. В том же году свет увидела работа В. В. Шишкова «Британская империя как национально-институциональная имперская система и её стратегии по отношению к перифериям», в которой историк описывает этапы расширения Британской колониальной империи и анализирует стратегии управления «белыми» и «цветными» колониями [21]. В 2015 году монографию по теме развития Британской империи и её колоний в XIX веке публикует российский историк В. В. Грудзинский («Великобритания и её империя в середине ХIХ века: либерализм и проблема модернизации») [15]. Как утверждает исследователь, система управления колониями претерпела изменения в силу экономических (движение фритредеров за либерализацию внутренней и внешней торговли) и политических (бунты в «белых» колониях) причин. Поэтому дальнейшее развитие колоний в качестве автономных единиц было естественным следствием преобразований внутри самой империи. Таким образом, осмыслению феномена колониализма и колониальных империй посвящено множество работ зарубежных и отечественных авторов, которые концентрируют внимание на различных аспектах этих явлений. Использование разнообразного литературного материала при написании работы позволяет создать целостную картину изучаемого концепта колониального управления.
Британская колониальная империя Дальнейший анализ системы управления колониями, созданной в Британской империи, необходимо дополнить кратким обзором истории её возникновения и расширения. Это позволит понять исторический контекст данной проблемы. Начало территориальной экспансии Британии относится к концу XVI века, когда в Северной Америке было создано первое поселение колонистов – Роанок. В XVII веке число поселений англичан на Американском континенте увеличилось (Виргиния, Новая Англия, Джеймстаун), были освоены Каймановы острова в Карибском море (Вест-Индия). В результате первой и второй войн с Голландией (1650-1674) в состав Британии вошли голландские колонии на восточном побережье Северной Америки (Новые Нидерланды и Новый Амстердам). В середине века империя освоила Бермудские острова и Ямайку, чуть позже английские моряки открыли Гудзонов залив и прилегающие территории (Онтарио, Квебек) [16, с. 19]. Параллельно с Америкой шло активное исследование Азиатского региона, в первую очередь Индии, посредством созданной в 1600 году Ост-Индской компании. Компания торговала с местными правителями, создавала торговые посты, вела экономическую и военную борьбу с португальскими, голландскими и французскими торговыми компаниями. В 1687 году у португальцев был выкуплен Бомбей, позже в XVIII веке торговая сеть распространилась на Малакку, Сингапур, Пенанг и Бенгалию. Многие территории были подчинены с помощью силы, например, Бенгалия, Майсур и Джайпур во второй половине XVIII века [16, с. 184]. Войска компании навязывали местным правителям неравноправные договоры, которые предполагали выплату больших денежных средств и ограничение суверенитета князей (наделение компании монопольным правом вести внешнюю политику от имени князя). Такое расширение Британской империи не могло не натолкнуться на сопротивление других европейских держав. Основным соперником Британской короны по колониальному разделу мира была Франция, с которой в XVIII веке велась череда войн: в процессе войны за испанское наследство в 1701-1714-е гг. (борьба французов с английскими колонистами в Северной Америке и Карибском море), в ходе Семилетней войны (1756-1763), когда английские войска противостояли французским в Северной Америке и Индии, по итогам которой Англия присоединила Канаду (Квебек, Онтарио и др.) и большую часть французских колоний в Индии (Янаон, Пондишерри и др.). Позиции Британии в Северной Америке были подорваны в ходе войны за независимость США (1775-1783), по итогам которой бывшие английские колонии при поддержке Франции объединились в независимое государство, но Канада осталась в составе Британской империи. Спустя пять лет после войны англичане начали колонизировать Австралию и Новую Зеландию, первым поселением стал Сидней-Коув (1788) [15, с. 70]. В XIX веке империя могла расширяться только в нескольких направлениях: исследование Африки, дальнейшее продвижение в Индии и Юго-Восточной Азии и заселение Австралийского континента. Первые два направления получили своё развитие после войн с Наполеоном I, по результатам Венского трактата (1815) Англия получила Капскую колонию на юге Африки, что открыло возможности для систематического освоения континента. В Индии в 1820-е гг. была покорена империя Маратхов, а к 1849 году - государство Сикхов [16, с. 19]. Британия стала доминирующей силой в данном регионе и в 1858 году образовала вице-королевство Индию. В Австралии росла численность английских колоний (Тасмания, Виктория, Южная Австралия), что позволило Британской короне объявить континент своим владением [16, с. 206]. Отдельно стоит упомянуть колонизацию Африки, которая началась в 1870-е гг. В 1880 году военным путём были покорены зулусы в юго-восточной Африке, а в 1885 году – бечуаны (севернее Капской колонии) [8, p. 571]. На их территориях были образованы колонии в виде протекторатов (марионеточных государств под управлением Британии). Аналогичную судьбу в 1880-е гг. разделили племена ндебеле (колония Южная Родезия) и баротсе (колония Северная Родезия). Освоение и присоединение земель в южной Африке осуществлялось торговой компанией (Британская южноафриканская компания) британского финансиста Сесила Родса. В 1899-1902 гг. в ходе англо-бурской войны были разорены и присоединены к британским владениям Оранжевая республика и Трансвааль (колонии голландских поселенцев). На западе Африки в 1890-е гг. англичане создавали колонии в Нигерии (Лагос), Сьерра-Леоне и Гамбии [17, с. 111]. В это же время под влияние Британии попадают Египет и Судан, которые фактически становятся имперскими протекторатами. Но дальше на северо-запад и запад континента англичанам продвинуться не удалось из-за противодействия Франции и Германии, которые создавали на этих территориях собственные колонии. Как итог, в конце XIX века система британских колоний включала в себя [21, с. 54]: 1) Территории, на которых преобладало местное население («цветные» колонии): острова Карибского моря, Индия, Шри-Ланка, север и Юго-Восток Африки; 2) Территории, населённые в основном европейцами («белые» или переселенческие колонии): в Северной Америке (Канада), Южной Африке (Капская колония и колония Наталь), Австралии (включая Новую Зеландию). 3) Протектораты (формально независимые государства, находившиеся под защитой Британской империи): Бечуаналенд, Аден, Судан и др. 4) Доминионы – колонии, имевшие внутреннюю автономию, но зависимые от метрополии в вопросах внешней политики (Канада с 1867 года, Австралия с 1901 года). 5) Отдельные острова и полуострова, использовавшиеся как торговые и военные базы: Гонконг, Сингапур, Мальта и др.
Британская империя смогла держать в подчинении огромные и разнородные территории с помощью гибкой системы управления. Эта система получила название косвенного управления, поскольку основным принципом такого управления является сохранение традиционных политических институтов на конкретной территории [4, p. 170]. Британские колонизаторы сотрудничали с местными вождями и князьями, которые продолжали управлять населением, но под надзором колониального администратора (губернатора или представителя торговой компании). Вожди собирали налоги и передавали их британским чиновникам, но были относительно свободны в области решения локальных проблем и обеспечивали порядок на соответствующей территории. Империя сохраняла местные традиции, включая суды и структуру хозяйства. Другими словами, в колониях действовала двухуровневая система власти: на верхнем уровне находились губернаторы, прибывшие из метрополии, и суды, рассматривавшие дела европейцев. На нижнем уровне сохранялась власть традиционной элиты и действовали местные суды [9, p. 862]. В «белых» колониях (Австралия, Южная Африка, Канада) также действовала косвенная система с той разницей, что поселенцы имели автономию во всех сферах, за исключением судебной. На региональном уровне также основной фигурой был колониальный чиновник, однако с середины XIX века таким колониям стали предоставлять право формировать собственные органы управления (парламент и правительство). После получения политической автономии такие колонии стали постепенно превращаться в независимые политии, формально входившие в состав империи [15, с. 113]. С учётом написанного выше, действие системы косвенного управления проще проследить на примере колоний с преобладанием местного населения (Индии и Африки). Хронологически в первую очередь будет рассмотрена практика управления колониями в Индии, а потом – британская схема управления в Африке. Освоение британцами Индийского субконтинента осуществлялось силами Ост-Индской торговой компании, которая рассматривала процесс колонизации в терминах баланса доходов и расходов [6, p. 58]. В свою очередь метрополия при поддержке действий компании руководствовалась стремлением сократить издержки на содержание армии и колониальных администраторов из-за нестабильной политической обстановки в Европе (многочисленных войн). Первоначально компания создавала в индийских городах (преимущественно на юге страны) торговые посты, которые охранялись наёмными войсками, состоявшими из местного населения, –сипаями. Расширение влияния компании осуществлялось силовым путём: британские военные офицеры У. Гастингс и Р. Клайв в 1750-1770-е гг. подавляли сопротивление местных князей (раджей) и заключали с ними неравноправные договоры, по которым последние теряли часть своей власти и обязывались выплачивать налоги на содержание войск компании. Задача облегчалась тем, что страна была раздроблена на небольшие княжества, которые не могли оказать значительного сопротивления британским войскам. На общем административном уровне управление Индией осуществлял генерал-губернатор, деятельность которого контролировал назначаемый совет. Губернатор и совет, в свою очередь, находились в подчинении у Совета директоров Ост-Индской компании. Территория страны была поделена на президентства, которые возглавлялись региональными губернаторами. Судебная власть находилась в ведении правительства метрополии, назначавшего Верховный суд Индии [14, c. 87]. Можно отметить, что совет при генерал-губернаторе хотя и обладал правом законодательной инициативы, но сам губернатор с течением времени становился более независимым по отношению к совету. Например, новый парламентский акт от 1793 года расширил полномочия генерал-губернатора и региональных губернаторов, которые получили возможность автономно принимать решения без одобрения советов. Однако, ещё с 1784 года ответственность за управление Индией была разделена между советом директоров компании и Контрольной палатой правительства Британии. При региональных губернаторах формировались совещательные советы, вводилась должность главнокомандующего индийскими войсками, который контролировал деятельность главнокомандующих армиями в президентствах. А в 1833 году генерал-губернаторы получили полную власть как над гражданской, так и над военной администрациями [14, c. 89]. При этом колонизаторы сохраняли исконную систему власти: во главе княжества стояли раджи, на местном уровне управляли брахманы. Это обеспечивало лояльность местной аристократии и населения. Например, суды (адалаты) Ост-Индской компании на уровне отдельных княжеств занимались ситуациями, связанными с деятельностью европейцев, и не отменяли действия сельских выборных советов (панчаятов), которые стояли во главе села или касты и могли вершить правосудие на местах. Судебную функцию имели некоторые традиционные должностные лица: сборщики налогов (дивани), магистраты (низамы), религиозные судьи, рассматривавшие споры между мусульманами (кади) [19, c. 115]. В 1773 году парламент Британии частично реформировал судебную систему в Индийских колониях, учредив Верховный суд в Калькутте. Одновременно с этим магистраты были ограничены рассмотрением уголовных дел, а суды сборщиков налогов стали разбирать только гражданские дела. Доступ к правосудию был неравным: приоритет имели англичане и их семьи, затем решались проблемы индусов и других местных народов, в последнюю очередь суды разбирали тяжбы французов, португальцев и людей смешанной расы (появившихся от местных женщин и британских служащих) [19, c. 117]. В 1773 году метрополия ввела должность генерал-губернатора всей Индии, которым становился губернатор Ост-Индской компании (первым генерал-губернатором стал Р. Клайв) [6, p. 59]. Позднее, после восстания сипаев (1857-1859) генерал-губернатор и региональные администраторы стали назначаться напрямую из метрополии, а Ост-Индская компания как политическая структура была упразднена [14, c. 89]. Генерал-губернатор становился вице-королём, срок полномочий которого составлял пять лет. При нём действовал назначаемый британским правительством исполнительный совет из шести человек, который, однако, не контролировался законодательным советом Индии. Председателем общего законодательного совета также был генерал-губернатор, в связи с чем традиционные полномочия совета были сильно урезаны (например, совет не мог составлять проект бюджета). Президентства были преобразованы в провинции и области, каждая из которых возглавлялась губернатором и секретариатом, разделённым на департаменты. Провинции дробились на менее крупные округа, округа состояли из районов, а районы подразделялись на участки [14, c. 98]. Такие изменения в системе колониального управления были обусловлены неэффективностью и злоупотреблениями (взяточничество, прямое ограбление храмов, голод и обнищание простого населения) самой компании, что приводило к народным волнениям. Это можно рассматривать как логичное развитие системы косвенного управления, когда посредниками между местным населением и метрополией после 1858 года стали официально назначаемые чиновники вместо агентов торговой компании [15, c. 119]. Описанная система управления продолжала работать с некоторыми изменениями (в 1892 году были расширены функции выборного городского самоуправления – «радж панчаятов») вплоть до Первой Мировой войны, когда в Индии развернулось широкое национально-освободительное движение. При завоевании Африки главной задачей британских колонизаторов было обеспечение добровольного подчинения племён. Показательным примером может служить Нигерия. С местными вождями в Южной Нигерии (племена хауса, игбо, экве, аро и др.) заключались политические соглашения представителями Королевской Нигерской компании, а позже – британскими чиновниками [10, p. 108]. У племён отсутствовала централизованная власть, поэтому фигура короля («эз») имела символическое значение и крайне редко использовалась европейцами в непосредственном управлении. Вожди оставались формально независимыми, основной их функцией был сбор и передача налогов торговым представителям или чиновникам из метрополии, которые старались скрыть своё присутствие, поддерживая престиж вождей. В системе взаимоотношений «администратор-вождь» первый получал титул «тафона» - титульного отца вождя [2, p. 430]. Помимо налогов вожди осуществляли правосудие на локальном уровне, тогда как европейские администраторы для них были высшей судебной инстанцией. Управление регионом осуществлял губернатор – президент Королевской Нигерской компании. Позже с 1912 года на его место стали назначаться военные офицеры в качестве Верховных комиссаров [12, p. 363]. В Северной Нигерии сложилась несколько иная ситуация. На этой территории существовали мусульманские государства (эмираты), объединённые в халифаты (Борну, Сокото) [10, p. 101]. Верховными правителями в них были халифы (позже ставшие султанами), следующими в иерархии были провинциальные наместники – эмиры. Относительно (для англичан) развитые властные институты не позволяли установить протекторат посредством договоров, поэтому халифаты были подчинены силовым путём. Халифы и эмиры сохранили свои титулы, но их деятельность контролировалась политическими советниками – резидентами-европейцами, которые жили при дворе правителей. Чтобы эффективнее контролировать правителей, британская администрация параллельно назначала регионального чиновника – Верховного комиссара (первым комиссаром был Фредерик Лугард, назначенный в 1912 году), который разбирал споры между эмирами и брал на себя все внешнеполитические функции последних. Правителям запрещалось иметь армию, а правопорядок обеспечивался местной полицией («догараи») [10, p. 114]. Наиболее жестокие с точки зрения европейской морали обычаи (рабство и жертвоприношения) формально запрещались, однако на практике за исполнением запретов тщательно не следили. Местное население вместе с правителями не получали британского гражданства, а доступ (транспорт и почтовое сообщение) к метрополии имели только британские чиновники и их семьи. Система налогообложения тоже подверглась изменениям: если раньше от имени эмира действовало множество сборщиков дани, то теперь налоги собирались старейшинами деревень и передавались эмирам. Это позволило увеличить доход (в сравнении со старой системой), половина которого сохранялась за эмиром, остальное изымал комиссар и отправлял в Лондон. После внимательного анализа описанных случаев можно сделать вывод, что косвенная система управления базировалась на закреплении и усилении различий между представителями метрополии и коренными народами, проживавшими на завоёванных территориях. Сохранение традиционных властных институтов рассматривалось британскими агентами компаний и администраторами как необходимое условие эффективного управления, поскольку это обеспечивало естественный ход жизни для местного населения, а значит, сохраняло лояльность как элиты (раджей, вождей, эмиров и т.д.), так и простых людей. Сохранение местных обычаев и религии велось одновременно с консервацией образа жизни европейских управленцев, что усиливало контраст между культурами. Такой контраст выступал основой управления и исходил из мировоззрения англичан, которые считали культуру индусов, африканцев и других туземных народов достаточно примитивной. Базовое противопоставление «мы - они» постоянно акцентуировалось, что выражалось в политических и культурных практиках имперских агентов. Например, приоритет в доступе к судам в Индии и Африке был у британцев, лишь потом – у местных народов и людей смешанного происхождения. Рабство в Британской империи было отменено в 1838 году, но сохранялось в Индии под предлогом «традиции». Смешанные браки между британскими служащими и местными женщинами не поощрялись (особенно после восстания Сипаев), хотя полностью искоренить такую возможность было затруднительно. Для Британской империи «они»: индусы или африканцы – были, в первую очередь, «дикарями» без гражданства, поэтому агенты Ост-Индской компании, а затем британские чиновники следили за объёмом получаемых ресурсов, допуская голод и обнищание местного населения. Школы и больницы по большей части были предназначены для английских чиновников и их семей, поэтому заявления о цивилизаторской миссии англичан были нужны для поддержания внешнеполитического имиджа империи. Логика действий британских колонизаторов, таким образом, следует имперской парадигме (стратегии) разнородности: на первом месте благо метрополии («нас», англичан), тогда как «они» (индусы, африканские племена) – никогда не станут «нами» и не достигнут такого же уровня развития.
Французская колониальная империя Первые заокеанские приобретения Франции относятся к началу XVII века, когда в 1604 году в Северной Америке была основана колония Акадия, а годом позже – Порт-Роял [20, с. 14]. В 1608 году был основан Квебек на территории колонии Новая Франция, а спустя несколько лет французские колонисты обосновались на южноамериканском континенте (Сен-Луи, 1612) и в Карибском море (Тортуга, 1625). Попытки создать поселение на острове Мадагаскар не увенчались успехом, колония Форт-Дофин (1643) просуществовала несколько десятилетий. В течение второй половины XVII века колонисты продвигались вглубь Северной Америки (Луизиана и район Великих озёр) и осваивали острова Карибского моря (Сен-Люси, Гренада, Гваделупа). В 1664 году была основана колония Сан-Доминго (в будущем – Гаити). В 1630-е гг. началось исследование Западной Африки, французские торговые компании основывали торговые посты в Сенегале и Гвинее [20, с. 15]. Дальнейшее исследование Южной Америки было затруднено из-за противодействия Испании и Португалии, поэтому внимание было сосредоточено на колонизации территорий Индийского субконтинента посредством французской Ост-Индской компании, которой активно противодействовала одноимённая британская торговая компания. Одним из первых французских приобретений в Индии стал торговый пост, основанный в 1674 году в городе Пондишерри (на юго-востоке страны), который стал оплотом французского влияния в регионе [20, с. 14]. Но в отличие от британской, французская колонизация шла более медленными темпами из-за религиозных раздоров и экономических спадов в самой стране. В XVIII веке усилилось политическое и военное противостояние Франции и Британии как в Европе, так и в колониальных владениях. Так результатом войны за испанское наследство (1701-1713) стала потеря Францией и передача Британии части канадских колоний (Акадии, Ньюфаундленда и территорий вокруг Гудзонова залива) [6, p. 58]. Война за австрийское наследство (1740-1748) не принесла успехов: стороны сохранили прежние владения. Итогом Семилетней войны (1756-1763) стало поражение Франции, в результате которого она лишилась почти всех колоний в Канаде (Новой Франции, Луизианы и др.), части островов в Карибском море (Гренады, Доминики, Гваделупы), а также проиграла Британии борьбу за гегемонию в Индии. Война американских колоний с Англией за независимость (1775-1783) была поддержана французскими властями, которые надеялись восстановить контроль над частью канадских колоний и карибских островов. Однако Франции удалось вернуть только остров Сент-Люсия в восточной части Карибского моря по Парижскому миру от 1783 года [6, p. 59]. Развитие Франции как колониальной империи было задержано Великой Французской революцией (1789-1799), в ходе которой в 1791 году начались волнения рабов во французской Вест-Индии, в частности, в наиболее богатой колонии Сан-Доминго, которая к 1804 году обрела независимость в качестве республики Гаити. В метрополии проблема колоний обсуждалась в Учредительном собрании, в котором позиции по этому вопросу разделились. Но несмотря на противоречия, в принятой «Декларации прав человека и гражданина» (1789) рабство было отменено во всех колониях, было признано гражданское равенство жителей колоний и метрополии. В Конституции 1793 года колонии были официально признаны частью республики и встали на путь ассимиляции [11, p. 389]. Но с приходом к власти Наполеона I все революционные начинания по ликвидации рабства в колониях были отменены. В это же время Британия, воспользовавшись нестабильной обстановкой во Франции, начала захватывать французские колонии в Индии и Карибском море (Пондишерри, Сен-Пьер, Тобаго, Мартиника и др.). В результате военного противоборства, в 1802 году был заключён Амьенский мир, по которому англичане вернули Франции все захваченные колонии. По итогам Наполеоновских войн (1799-1815) Франция сохранила часть колоний в Карибском море (Гваделупа, Мартиника), торговые посты в Африке (Сенегал) и Индии (Карикал, Пондишерри) [20, с. 26]. В 1830-х годах начался новый этап расширения Французской колониальной империи: был захвачен Алжир, подчинение которого растянулось на несколько десятков лет (1830-1850). В период «Июльской монархии» (1830-1848) колониальная политика становится более взвешенной, ограничиваясь установлением протекторатов над территориями в Тихом океане (Таити и Маркизские острова) и Африке (Габон) [20, с. 29]. После революции 1848 года и полной отмены рабства в колониях в 1852 году во Франции произошла новая реставрация монархии, «Вторая империя» взяла курс на активное расширение колониальных владений. На Ближнем Востоке в сферу влияния Франции попали Тунис и Ливан, в Западной Африке в 1865 году был подчинён Ривьер-дю-Сюд. В Азии в 1862-1863-е гг. в результате войны с Китаем были захвачены Кохинхина (южная часть Вьетнама) и Камбоджа [3, p. 15]. В 1885-1899-е гг. под протекторат империи попали территории в Индокитае (Лаос, Тонкин, Аннам) и Африке (Судан, Нигер, Конго, Гвинея, Чад). Французские и английские интересы столкнулись в Марокко (на северо-западе Африки), борьба за эту страну длилась до 1912 года, пока официально не был установлен французский протекторат. В конце XIX века Французская империя не делила колониальные владения на сырьевые и переселенческие, основным признаком классификации было время присоединения колонии к империи. По этому критерию выделялись «старые» колонии (Сенегал, Кохинхина, Мартиника, Гваделупа, Алжир) и недавно приобретённые (Судан, Нигер, Чад и др.). В отличие от Британии, колонии Франции в XIX веке официально входили в состав империи в качестве департаментов [1, p. 10]. Немногочисленные протектораты (Тунис, Камбоджа, Лаос, Тонкин, Марокко) хотя и сохраняли внешние властные атрибуты (государственные символы, титулы правителей), фактически управлялись как и остальные территории – назначаемой французской администрацией. Полномочия традиционных правителей передавались французским колониальным чиновникам. На уровне верховной власти за управление всеми колониальными владениями отвечало министерство иностранных дел, в 1894 году было создано специальное министерство колоний, при котором действовал Высший совет колоний [20, с. 53]. Менялось и административное деление колоний: территория колонии делилась на округа, возглавляемые префектами, округа дробились на менее крупные коммуны и кантоны. В колониях действовали французские законы и суды, а традиционные элиты «старых» колоний могли голосовать на выборах во французский парламент – Национальное собрание [20, с. 54]. Каждая колония управлялась назначаемым губернатором с колониальным чиновником на каждом на территориальном уровне. На низшем управленческом уровне (коммуны) в административный штат набирались представители местных элит, которые рассматривались как официальные служащие империи. Население колоний различалось по правовому положению: основная масса попадала в категорию французских подданных, которые не имели гражданства, но могли получить его в перспективе. Во вторую категорию входили коренные элиты, чьи традиционные права соблюдались французскими чиновниками несмотря на отсутствие гражданства. Последняя категория – полноправные граждане империи. С 1881 года вводилось в действие постановление («Кодекс коренных народов»), которое создало механизм получения гражданства для местного населения: для этого надо было достичь возраста совершеннолетия, овладеть грамотой и по собственному заявлению перейти под действие законов метрополии [7, p. 150]. Первоначально постановление распространялось на Алжир, французскую Индию и Индокитай, но к началу XX века охватывало Африку (кроме Туниса и Марокко) и Карибские острова. Получить гражданство таким способом могли не все коренные жители, но важен сам факт наличия и работы такого механизма. Описанная выше система прямого колониального управления, в отличие от косвенной, предполагала прямое вмешательство в культуру коренных народов на завоёванных территориях. Целью такого воздействия было создание слоя «цивилизованных» туземцев, которые бы разделяли нормы и ценности французской культуры. После европеизации, коренное население по установленным критериям получало гражданство империи, то есть, переходило из категории «они» в категорию «мы». Такой подход к политике управления был выработан в рамках теории ассимиляции, которая предполагала унификацию культурного и политического пространства империи [7, p. 131]. Сторонники концепции ассоциации, напротив, рассматривали колонии только в качестве источника ресурсов. Создание института для получения гражданства означало принятие государством концепции ассимиляции на официальном уровне. В качестве одного из характерных примеров можно привести Алжир, расположенный в северной части Африки. Завоевание страны началось в 1830 году, когда французским правительством была отправлена военная экспедиция во главе с маршалом Виктором Ген де Бурмоном. Годом позже были оккупированы Аннаба (Бон) и Оран на севере Алжира. Подавление восстания под руководством арабского эмира Абд аль-Кадира в разных частях страны продолжалось до 1847 года [20, с. 27]. После интервенции перед французскими администраторами и офицерами встал вопрос о формах управления крупной территорией с населением, включавшим турок, берберов (африканцев, принявших ислам), арабов, чёрных рабов. Стоит учитывать, что в тот момент ещё не было сформулировано единой управленческой стратегии колониями, но отдельные её моменты можно проследить. В 1848 году страна была разделена три департамента: Оран, Константин и Алжир [20, с. 28]. Каждый департамент управлялся французским префектом, общее управление колонией осуществлял генерал-губернатор: первым губернатором стал маршал Виктор Ген де Бурмон в 1830 году. Департаменты делились на округа, которые управлялись арабскими бюро. Однако в первые десятилетия французского правления частая смена генерал-губернаторов приводила к нестабильности проводимой в Алжире политики: каждый генерал принимал необходимые с его точки зрения меры. Например, Бертран Клозель (1830-1831) активно привлекал мусульманских вождей для работы в окружных администрациях в качестве сборщиков налогов, тогда как Рене Савари (1833) предпочитал прямое управление с военным подавлением самостоятельности традиционных вождей. Только при губернаторе Томе Бюжо (1841-1847) система управления становится устойчивой: центральным становится управление по арабским делам, которое стало курировать окружные арабские бюро. В арабских бюро наряду с французскими офицерами (обязательно знавшими арабский язык) стали работать ходжи (арабские секретари) и кади (мусульманские судьи) [1, p. 13]. Во времена Наполеона III (1852-1870) все коммуны в Алжире стали делиться на три типа: с преобладанием европейских переселенцев, с преобладанием коренного населения и смешанные. В «европейских» коммунах действовало французское столичное право и работали обычные администраторы. В смешанных и «коренных» коммунах действовали арабские бюро, но произвол военных офицеров был ограничен. Во всех коммунах открывались смешанные арабо-французские начальные школы, в сельской местности разрешались мусульманские суды с ограниченной юрисдикцией, исламская религия не запрещалась и существовала совместно с католичеством [7, p. 136]. После 1870 года расширился охват гражданского управления: арабские бюро стали заменяться на обычные администрации, которые руководствовались законами метрополии. Именно в Алжире впервые (1870) начал действовать механизм получения французского гражданства для местного населения. Иными словами, политика, проводимая в стране, не препятствовала сохранению части традиционных культурных и религиозных норм и поощряла принятие коренным населением французских ценностей и институтов. Другим примером могут послужить «четыре коммуны» в Сенегале (города Сен-Луи, Гори, Дакар и Рюфиск), в которых вместе с отменой рабства в 1848 году местному населению было предоставлено французское гражданство на основе имущественного (ведение коммерческого дела) и образовательного (умение читать и писать)ценза [5, p. 673]. Колонизация этих городов началась ещё в 1659 году, потом в течение XVIII века и Наполеоновских войн эти территории захватывались то английскими войсками, то французскими. Только в 1817 году здесь утвердилась французская власть на постоянной основе. За периоды английской оккупации здесь возникли местные советы, в которых французские колонисты участвовали вместе с коренным населением. Эти советы действовали наряду с колониальными администрациями и стали основой дальнейшего движения за предоставление этим территориям статуса полноправных частей империи. Для данных колоний был характерен конфликт между местными собраниями и колониальной администрацией: первые выступали за получение политических прав и культурно-религиозную автономию, вторые – за универсализацию управления и культурной жизни по образцу метрополии. Городская жизнь на этой территории определялась разнообразием населения: в Сен-Луи и Гори проживали французские переселенцы, принявшие католичество африканцы, мулаты, арабы-мусульмане. Население Дакара и Рюфиска было более гомогенным и включало народности Лебу и Волоф. Различались и религии: люди исповедовали христианство (католичество), ислам, традиционные африканские верования (анимизм). Действовали европейские мировые судьи, тогда как мусульманские суды не были разрешены до 1857 года [5, p. 674]. Результатом борьбы стало учреждение в 1840 году Генерального совета Сенегала, а в 1848 году всем жителям городов, которые проживали там в течение не менее пяти лет, разрешили голосовать на выборах в Национальное собрание Франции. С 1872 года постепенно все четыре коммуны перешли под правовое регулирование метрополии [5, p. 674]. Здесь империя также стала реализовывать «алжирскую» модель: европейское правосудие и Гражданский кодекс стали действовать наряду с ограниченными в юрисдикции мусульманскими судьями (кади), которые позже в 1890-е гг. были интегрированы в общую судебную систему. Создавались смешанные школы, в которых велось обучение французскому и арабскому языкам. В 1880-е гг. также стал действовать механизм получения гражданства по «Кодексу коренных народов» [5, p. 675]. В регионе Индокитая сложилась похожая ситуация. После завоевания в 1860-1870-е гг., территории Лаоса, Тонкина, Аннама, Камбоджи и Кохинхины (окружающие Сайгон) были преобразованы в Индокитайский союз (1887) под управлением генерал-губернатора [3, p. 37]. Каждая провинция управлялась чиновником (резидентом), который находился в подчинении у генерал-губернатора. При этом традиционная система власти была интегрирована в колониальную: доколониальная бюрократия стала действовать под руководством французских администраторов [3, p. 38]. На территории Индокитайского союза распространялись законы метрополии (преимущественно в Кохинхине), хотя местное право продолжало действовать в сельской местности. Французская администрация и предприниматели строили школы, дороги, предприятия по обработке продукции сельского хозяйства. Французские переселенцы и местные жители получали земельные участки для создания плантаций. С 1887 года местные жители также могли получить французское гражданство при определённых условиях, как и остальное коренное население французских колоний. Таким образом, французская система прямого колониального управления действовала в рамках имперской стратегии унификации. Такое управление предполагало, что на захваченных территориях начинают действовать институты метрополии, которые могут включать в себя традиционные институты власти. Как при прямом, так при косвенном управлении использовались традиционные элиты, но в отличие от косвенного, прямое управление рассматривало традиционных вождей как имперских служащих низшего звена: они становились частью новой системы управления. В культурном плане имперское правление стремилось к унификации населения колоний через ассимиляцию, то есть, принятие ценностей и норм метрополии. Для этого на территории колонии вводились французские законы и суды, а население в перспективе могло получить гражданство и соответствующие политические права. Но поскольку достичь полной ассимиляции было невозможно, постольку в определённой степени сохранялись местные обычаи и религия. Сегрегация существовала, но не в такой явной форме, как в британских колониях. Наличие смешанных школ, разрешенных смешанных браков говорит о размытой границе между «нами» и «ими» для империи. То есть, на уровне идеологии Французская империя не просто допускала возможность перехода коренного населения в категорию «мы» (граждане), но и создавала для этого условия. Декларируемая Францией «цивилизаторская роль» имела место быть на практике, в отличие от примера Британской империи. Хотя французская политика ассимиляции требовала больше ресурсов и часто была убыточной, она была эффективнее в долгосрочной перспективе, поскольку лояльность колоний обеспечивалась за счёт создания слоя европеизированных граждан, которые становились носителями культуры метрополии.
Заключение Империи как сложные политии на протяжении истории включали в себя разнородные территории и население, в связи с чем постоянно вставала задача создания эффективной системы управления. В зависимости от подвижности границ базовой оппозиции «мы» (империя) – «они» (управляемые народы), управление могло реализовываться на основе двух стратегий: стратегии унификации и стратегии разнородности. Первая стратегия была характерна для Римской империи и предполагала унификацию культурного и политического пространства империи и объединение народов под началом единого суверена. Такой универсализм культуры и институтов обеспечивал лояльность периферии за счёт чувства принадлежности к общей имперской цивилизации. Во второй стратегии, применявшейся в Монгольской империи, разнородность рассматривалась как основание для управления: метрополия сохраняла на завоёванных территориях локальные властные и культурные институты без встраивания в собственную систему управления, в результате чего управление разнородными территориями упрощалось и обеспечивалась лояльность подданных. В Новое время возникли колониальные империи, в которых посредником между империей и удалённой в пространстве периферией стал колонист – переселенец из метрополии. Наиболее крупными колониальными империями к XIX веку стали Франция и Британия. В результате противоборства Британская империя включила в сферу своего влияния больше территорий, чем Французская империя. Оба государства как рациональные собственники старались получить максимальную прибыль от зависимых колоний, но помимо этого на выбор системы управления повлиял культурный фактор – указанные выше имперские стратегии. Иными словами, прямое и косвенное колониальное управление – это следствия из двух имперских стратегий унификации и разнородности. В частности, Британская империя дистанцировалась от населения колоний, что проявлялось в системе косвенного управления: британские колонизаторы сохраняли в покорённых странах (Индия, западная и южная Африка) традиционную систему управления и местную культуру и использовали ограниченный контингент управленцев. Англичане рассматривали коренные народы в качестве «дикарей», которые не могут создать культурные и властные институты, аналогичные европейским. В более широком контексте это означало, что дихотомия «мы – они» постоянно поддерживалась и воспроизводилась: для Британской империи «они» (индусы, африканцы и др.) никогда не могли стать «нами» (белыми англичанами). Утверждая уникальность своей культуры и её носителей, империя старалась не допускать ассимиляции коренного населения. Поэтому британские колонии в основном существовали в форме протекторатов. Французская империя, напротив, стремилась воспроизвести на завоёванных территориях (Западная Африка, Индокитай) модель метрополии посредством прямого управления. Традиционные институты власти либо заменялись на европейские, либо встраивались в новую систему управления в качестве низшего административного звена. В колониях действовало французское право и судебная система, при этом местные обычаи сохранялись в той форме, которая не противоречила европейской морали. Французская империя хотя и проводила различие между «нами» (французами) и «ими» (коренными народами), но считала, что местные жители в колониях действительно могут стать носителями французской культуры. Поэтому во французских колониальных владениях проводилась политика ассимиляции: коренные народы могли получить гражданство империи при определённых условиях. Как следствие, французские колонии изначально включались в состав империи (реже устанавливались протектораты) и рассматривались как её неотъемлемые части. Таким образом, системы управления колониями в Британской и Французской империях зависели не только от экономического фактора, но и культурного. Обе системы управления стремились обеспечить лояльность зависимых от метрополии территорий, но делали это на разных основаниях. Система косвенного управления сохраняла привычный уклад жизни коренного населения и позволяла сократить финансовые издержки, но лояльность периферии снижалась в долгосрочной перспективе. Система прямого управления воспроизводила на локальном уровне уклад жизни, принятый в метрополии, но требовала больших финансовых и людских ресурсов. Лояльность колоний обеспечивалась за счёт создания среди местного населения слоя носителей культуры метрополии. В этом заключалась основная разница между системами косвенного и прямого колониального управления.
Библиография
1. Andrew C. M., Kanya-Forstner A. S. Centre and periphery in the making of the second French colonial empire, 1815-1920 / C. M. Andrew, A. S. Kanya-Forstner // The Journal of Imperial and Commonwealth History. – 1988. – Vol. 16 – No. 3 – pp. 9-34.
2. Cohen, W. B. The Colonized as Child: British and French Colonial Rule / W. B. Cohen // African Historical Studies. – 1970. – Vol. 3 – No. 2 – pp. 427-431. 3. Cooper, N. France in Indochina: Colonial Encounters / N. Cooper. – UK: Berg Publishers, 2001. – 224 p. 4. Dimier, V. Direct or Indirect Rule: Propaganda around a Scientific Controversy / V. Dimier // Promoting the Colonial Idea. – UK: Palgrave Macmillan, 2002. – pp. 168-183. 5. Diouf, M. The French Colonial Policy of Assimilation and the Civility of the Originaires of the Four Communes (Senegal): A Nineteenth Century Globalization Project / M. Diouf // Development and Change. – 1998. – Vol. 29 – No. 4 – pp. 671-696. 6. Ferro, M. Colonization: A Global History / M. Ferro. – UK: Routledge, 1997. – 418 p. 7. Lewis, M. D. One Hundred Million Frenchmen: The "Assimilation" Theory in French Colonial Policy / M. D. Lewis // Comparative Studies in Society and History. – 1962. – Vol. 4 – No. 2 – pp. 129-153. 8. Louis, W. R. France and Britain in Africa: Imperial Rivalry and Colonial Rule / W. R. Louis. – US: Yale University Press, 1971. – 989 p. 9. Mamdani, M. Historicizing Power and Responses to Power: Indirect Rule and Its Reform / M. Mamdani // Social Research. – 1999. – Vol. 66 – No. 3 – pp. 859-886. 10. Ochonu, M. Colonialism within Colonialism: The Hausa-Caliphate Imaginary and the British Colonial Administration of the Nigerian Middle Belt / M. Ochonu // African Studies Quarterly. – 2008. – Vol. 10 – No. 2 – pp. 95-127. 11. Spieler, M. F. The Legal Structure of Colonial Rule during the French Revolution / M. F. Spieler // The William and Mary Quarterly. – 2009. – Vol. 66 – No. 2 – pp. 365-408. 12. Whittlesey, D. British and French Colonial Technique in West Africa / D. Whittlesey // Foreign Affairs. – 1937. – Vol. 15 – No. 2 – pp. 362-373. 13. Бурбанк Дж., Купер Фр. Траектории империи / Дж. Бурбанк, Фр. Купер // Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма: сб. статей. – М.: Новое издательство, 2010. – С. 325-361. 14. Васильев, Д. В. Британская колониальная администрация в Индии (XVIII–XIX вв.) / Д. В. Васильев // Научные труды Института бизнеса и политики. – Вып. 2: Вопросы истории и политики / Отв. ред. Д. В. Васильев. – М., 2006. – С. 86-116. 15. Грудзинский, В. В. Великобритания и ее империя в середине ХIХ века: либерализм и проблема модернизации. – Челябинск: Энциклопедия, 2015. – 220 с. 16. Мижуев, П. Г. История колониальной империи и колониальной политики Англии. – М.: URSS, 2014. – 224 с. 17. Морозов, Е. В. Англо-французское колониальное соперничество в конце XIX века и его влияние на перегруппировку европейских держав / Е. В. Морозов // Успехи современного естествознания. – 2014. – № 9. – С. 110-114. 18. Рогов, И. И. Колониальная империя: история и современность / И. И. Рогов // Terra Economicus. – 2011. – Т. 9 – № 1. – С. 160-165. 19. Рувинский, Р. З. Правовая идеология европейского либерализма и британский колониальный правопорядок в XVIII-XIX веках.: дис. ...канд. юр. наук: 12.00.01 / ННГУ им. Н. И. Лобачевского. – Нижний Новгород, 2011. – 215 с. 20. Черкасов, П. П. Судьба империи: очерк колониальной экспансии Франции в XVI-XX вв. – М.: Наука, 1983. – 183 с. 21. Шишков, В. В. Британская империя как национально-институциональная имперская система и её стратегии по отношению к перифериям / В. В. Шишков // Социум и власть. – 2014. – № 3. – С. 52-57. References
1. Andrew C. M., Kanya-Forstner A. S. Centre and periphery in the making of the second French colonial empire, 1815-1920 / C. M. Andrew, A. S. Kanya-Forstner // The Journal of Imperial and Commonwealth History. – 1988. – Vol. 16 – No. 3 – pp. 9-34.
2. Cohen, W. B. The Colonized as Child: British and French Colonial Rule / W. B. Cohen // African Historical Studies. – 1970. – Vol. 3 – No. 2 – pp. 427-431. 3. Cooper, N. France in Indochina: Colonial Encounters / N. Cooper. – UK: Berg Publishers, 2001. – 224 p. 4. Dimier, V. Direct or Indirect Rule: Propaganda around a Scientific Controversy / V. Dimier // Promoting the Colonial Idea. – UK: Palgrave Macmillan, 2002. – pp. 168-183. 5. Diouf, M. The French Colonial Policy of Assimilation and the Civility of the Originaires of the Four Communes (Senegal): A Nineteenth Century Globalization Project / M. Diouf // Development and Change. – 1998. – Vol. 29 – No. 4 – pp. 671-696. 6. Ferro, M. Colonization: A Global History / M. Ferro. – UK: Routledge, 1997. – 418 p. 7. Lewis, M. D. One Hundred Million Frenchmen: The "Assimilation" Theory in French Colonial Policy / M. D. Lewis // Comparative Studies in Society and History. – 1962. – Vol. 4 – No. 2 – pp. 129-153. 8. Louis, W. R. France and Britain in Africa: Imperial Rivalry and Colonial Rule / W. R. Louis. – US: Yale University Press, 1971. – 989 p. 9. Mamdani, M. Historicizing Power and Responses to Power: Indirect Rule and Its Reform / M. Mamdani // Social Research. – 1999. – Vol. 66 – No. 3 – pp. 859-886. 10. Ochonu, M. Colonialism within Colonialism: The Hausa-Caliphate Imaginary and the British Colonial Administration of the Nigerian Middle Belt / M. Ochonu // African Studies Quarterly. – 2008. – Vol. 10 – No. 2 – pp. 95-127. 11. Spieler, M. F. The Legal Structure of Colonial Rule during the French Revolution / M. F. Spieler // The William and Mary Quarterly. – 2009. – Vol. 66 – No. 2 – pp. 365-408. 12. Whittlesey, D. British and French Colonial Technique in West Africa / D. Whittlesey // Foreign Affairs. – 1937. – Vol. 15 – No. 2 – pp. 362-373. 13. Burbank Dzh., Kuper Fr. Traektorii imperii / Dzh. Burbank, Fr. Kuper // Mify i zabluzhdeniya v izuchenii imperii i natsionalizma: sb. statei. – M.: Novoe izdatel'stvo, 2010. – S. 325-361. 14. Vasil'ev, D. V. Britanskaya kolonial'naya administratsiya v Indii (XVIII–XIX vv.) / D. V. Vasil'ev // Nauchnye trudy Instituta biznesa i politiki. – Vyp. 2: Voprosy istorii i politiki / Otv. red. D. V. Vasil'ev. – M., 2006. – S. 86-116. 15. Grudzinskii, V. V. Velikobritaniya i ee imperiya v seredine KhIKh veka: liberalizm i problema modernizatsii. – Chelyabinsk: Entsiklopediya, 2015. – 220 s. 16. Mizhuev, P. G. Istoriya kolonial'noi imperii i kolonial'noi politiki Anglii. – M.: URSS, 2014. – 224 s. 17. Morozov, E. V. Anglo-frantsuzskoe kolonial'noe sopernichestvo v kontse XIX veka i ego vliyanie na peregruppirovku evropeiskikh derzhav / E. V. Morozov // Uspekhi sovremennogo estestvoznaniya. – 2014. – № 9. – S. 110-114. 18. Rogov, I. I. Kolonial'naya imperiya: istoriya i sovremennost' / I. I. Rogov // Terra Economicus. – 2011. – T. 9 – № 1. – S. 160-165. 19. Ruvinskii, R. Z. Pravovaya ideologiya evropeiskogo liberalizma i britanskii kolonial'nyi pravoporyadok v XVIII-XIX vekakh.: dis. ...kand. yur. nauk: 12.00.01 / NNGU im. N. I. Lobachevskogo. – Nizhnii Novgorod, 2011. – 215 s. 20. Cherkasov, P. P. Sud'ba imperii: ocherk kolonial'noi ekspansii Frantsii v XVI-XX vv. – M.: Nauka, 1983. – 183 s. 21. Shishkov, V. V. Britanskaya imperiya kak natsional'no-institutsional'naya imperskaya sistema i ee strategii po otnosheniyu k periferiyam / V. V. Shishkov // Sotsium i vlast'. – 2014. – № 3. – S. 52-57.
Результаты процедуры рецензирования статьи
В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Указанные обстоятельства определяют актуальность представленной на рецензирование статьи, предметом которой является принципы управления в Британской и Французской колониальной империях. Автор ставит своими задачами проанализировать литературу по данной проблеме, выявить имевшие различия в британской и французской колониальной практике, а также показать преемственность данной практики от империй прошлого. Работа основана на принципах историзма, объективности, достоверности, методологической базой исследования выступают системный подход, в основе которого находится рассмотрение объекта как целостного комплекса взаимосвязанных элементов, а также сравнительный метод. Научная новизна статьи заключается в самой постановке темы: автор стремится охарактеризовать причины различий в колониальном управлении на примере двух крупнейших колониальных империй XIX-первой половины XX в., Британской и Французской. Рассматривая библиографический список статьи как позитивный момент следует отметить его масштабность и разносторонность: всего список литературы включает в себя свыше 20 различных источников и исследований. Несомненным достоинством рецензируемой статьи является привлечение зарубежных англоязычных материалов, что определяется самой постановкой темы. Из привлекаемых автором трудов укажем на работы Д.В. Васильева, П.Г. Межуева, П.П. Черкасова, В.В. Шишкова, а также зарубежных специалистов, в центре внимания которых находятся вопросы колониальной истории. Заметим, что библиография статьи обладает важностью как с научной, так и с просветительской точки зрения: после прочтения текста читатели могут обратиться к другим материалам по ее теме. В целом, на наш взгляд, библиография статьи отвечает требованиям, предъявляемым к подобного рода работам. Стиль написания статьи можно отнести к научному, вместе с тем доступному для понимания не только специалистам, но и широкому кругу читателей, всех кто интересуется как проблемами империй и колониализма, в целом, так и Британской и Французской колониальными империями, в частности. Аппеляция к оппонентам представлена на уровне собранной информации, полученной автором в ходе работы над темой статьи. Структура работы отличается определённой логичностью и последовательностью, в ней можно выделить введение, основную часть, заключение. В начале автор определяет актуальность темы, показывает, что «тип колониального управления определялся не только экономическим и транспортным факторами, но и культурными особенностями, то есть, имперской стратегией». В целом автор солидарен с приводимой точкой зрения американских историков Ф. Купера и Дж. Бурбанка, которые выделяют два типа имперских стратегий: «Римский» (унификация культуры и институтов) и «Монгольский» (официальное закрепление неравенства метрополии и периферии с сохранением локальных культур на завоёванных территориях». Далее автор на основе достаточно подробной характеристики Британской и Французской колониальных империй приводит аргументацию данного тезиса. Фактически разница между ними, как обосновывает автор, заключалась не только в прямой и косвенной форме управления: «Французская империя хотя и проводила различие между «нами» (французами) и «ими» (коренными народами), но считала, что местные жители в колониях действительно могут стать носителями французской культуры». Главным выводом статьи является то, что «в зависимости от подвижности границ базовой оппозиции «мы» (империя) – «они» (управляемые народы), управление могло реализовываться на основе двух стратегий: стратегии унификации и стратегии разнородности». Представленная на рецензирование статья посвящена актуальной теме, вызовет читательский интерес, а ее материалы могут быть использованы как в курсах лекций по новой и новейшей истории, так и в различных спецкурсах. К статье есть замечания: так, можно было бы сказать несколько слов и о других колониальных практиках, в частности, голландской и португальской, в тексте имеются также пунктуационные ошибки. Было бы интересно узнать какая из двух колониальных стратегий, по мнению автора, оказалась в итоге более оправданной, как с точки зрения империй, так и со стороны колоний. Однако, в целом, на наш взгляд, статья может быть рекомендована для публикации в журнале «Genesis: исторические исследования». |