Проблема безопасности средиземноморских коммуникаций в политике Франции весной 1938 г.

Савинова Анна Григорьевна соискатель, кафедра новой и новейшей истории, МГУ имени М. В. Ломоносова 119192, Россия, г. Москва, ул. Ломоносовский Проспект, 27 корп. 4 Savinova Anna External Doctoral Candidate, the department of Modern and Contemporary History, M. V. Lomonosov Moscow State University 119192, Russia, g. Moscow, ul. Lomonosovskii Prospekt, 27 korp. 4 anna2510.25@mail.ru

Несовершенство Версальского порядка, сложившегося после окончания Первой мировой войны, стало особенно очевидно на фоне осложнения международной обстановки в начале 1930-х гг. Нерешенные конфликты и противоречия привели к кризису этого порядка, одним из катализаторов которого стала гражданская война в Испании. Испанские события в очередной раз подтвердили стремление Германии и Италии изменить существующую расстановку сил. Вмешательство этих держав в испанский конфликт предполагало усиление их позиций на Пиренейском полуострове и в Средиземноморье, что противоречило интересам гарантов Версальского порядка – Великобритании и в особенности Франции. Ее позиции в регионе были значительны: обладая непосредственным выходом к Средиземному морю, Франция, как колониальная империя, контролировала также значительную часть северо-западного побережья Африки и Ближнего Востока (в качестве колоний, протекторатов и мандатных территорий ей принадлежали Марокко, Алжир, Тунис, Сирия и Ливан).

Французские политические деятели считали аксиомой, что утверждение какого-либо иностранного государства на территории Пиренейского полуострова представляет опасность для Франции ^{[1, с. 190]}. Поэтому испанский конфликт, его интернационализация и близость к французским границам стали серьезной угрозой для интересов Франции, в том числе и для ее средиземноморских коммуникаций.

О существовании угрозы для французских средиземноморских коммуникаций неоднократно упоминали как отечественные ^[1-3], так и зарубежные исследователи ^[4-6], но только в контексте изучения гражданской войны в Испании или франко-итальянских отношений в 1930-е гг. Ряд исследований также посвящен конференции в Нионе 1937 г. ^[7], решения которой были непосредственно направлены на обеспечение безопасности средиземноморских позиций Франции и Великобритании в связи с пиратскими действиями итальянских подводных лодок. Однако угроза французским коммуникациям сохранялась и после Нионской конференции, а последовавшие за ней аншлюс Австрии и заключение англо-итальянского соглашения в апреле 1938 г. сделали средиземноморские позиции Франции более уязвимыми. Весной 1938 г. Париж поставил на повестку вопрос о перспективах военного взаимодействия Франции и Великобритании в регионе Средиземноморья. Лондон же одобрил идею переговоров штабов только год спустя. Подобная разница в подходах требует объяснения, которое возможно через изучение представлений Франции об обеспечении безопасности коммуникаций в Средиземноморье на фоне разворачивающегося австрийского кризиса. Аншлюс Австрии изменил отношение французских дипломатов и военных к вопросу защиты средиземноморских коммуникаций – вопросу, сохранявшему свою актуальность на протяжении всей гражданской войны в Испании. В данной статье предпринимается попытка определить, что составляло основной источник угрозы для французских коммуникаций, как Париж планировал обеспечить их защиту и как менялись его взгляды в связи с аншлюсом Австрии. Обращение к данной теме позволяет лучше понять расстановку сил в регионе, ставшем одним из главных театров военных действий во Второй мировой войне.

Историки отмечают, что главной целью французской внешней политики в 1920-1930-е гг. был «поиск безопасности» ^{[8, p. 17, 9, p. 387]}. Как колониальная держава Франция была заинтересована в обеспечении безопасности не только своей европейской территории, но и колониальных владений. В межвоенный период под безопасностью, в первую очередь, понималась военно-политическая безопасность, то есть прямая защита суверенитета и территориальной целостности каждого из государств. В представлении Франции основа ее безопасности лежала в максимальном сохранении статус-кво, установленного в Версале ^{[9, p. 387]}. Но внешнеполитические амбиции Германии и Италии вынуждали Великобританию, а вместе с ней и Францию отказаться от принципа безусловного сохранения европейского статус-кво. В целях поддержания мира Лондон и Париж начали проводить политику «умиротворения», предполагавшую значительные уступки государствам-ревизионистам, чаще всего за счет третьих стран ^{[10, с. 68]}.

Серьезной уступкой со стороны Великобритании и Франции стал аншлюс Австрии, произошедший в марте 1938 г. Австрийский вопрос в середине 1930-х гг. был предметом серьезных противоречий между Германией и Италией, поскольку каждое из этих государств имело стратегические интересы в Австрии и рассчитывало на укрепление своих позиций там. Поэтому включение австрийской территории в состав Третьего рейха в марте 1938 г. стало свидетельством размежевания сфер интересов между Берлином и Римом. Германия сосредотачивала свое внимание на вопросах Центральной и Восточной Европы, в то время как Италия делала акцент на средиземноморском регионе.

Итальянская политика в Средиземноморье на протяжении долгого времени была предметом беспокойства для Франции. Нападение Б. Муссолини на Эфиопию, участие Рима в испанской гражданской войне на стороне мятежников, пиратские атаки на торговые судна – все это подтверждало агрессивность курса Италии в Средиземном море. В декабре 1937 г. министр национальной обороны и войны Э. Даладье в своем выступлении перед Постоянным Комитетом Национальной Обороны отмечал, что, «хотя Германия остается главным противником Франции, последняя может подвергнуться нападению, прежде всего, со стороны Италии в Средиземноморье» ^{[8, p. 72]}. Поэтому переориентация внешней политики Италии после аншлюса Австрии усиливала существующие опасения Парижа относительно безопасности его позиций в Средиземном море.

Неудивительно, что именно на весну 1938 г., на время австрийского кризиса, приходится наиболее интенсивное обсуждение французскими военачальниками вопросов, связанных с возможностью проведения военных действий в Средиземном море. Положение Франции было довольно уязвимым: как европейские, так и средиземноморские позиции Парижа оказались под угрозой, исходившей в первом случае от Германии, во втором – от Италии.

Наличие нескольких источников угроз вынуждало Париж определять приоритетность своих интересов. По мнению В. В. Малай, в межвоенный период Франция сфокусировала основные внешнеполитические интересы на континенте, стремясь сохранить там в первую очередь статус-кво ^{[11, с. 74]}. Британский историк А. Адамтвэйт, напротив, полагает, что с началом гражданской войны в Испании «Средиземноморье и интересы империи стали вопросом абсолютного приоритета, в то время как проблемы Центральной и Восточной Европы были на втором месте» ^{[8, p. 227]}.

Кажется справедливым утверждать, что гражданская война в Испании порождала комплексную угрозу французской безопасности, в равной степени представляя собой опасность и территориальной целостности Франции, и ее средиземноморским позициям. Так, в ноябре 1936 г., спустя несколько месяцев после начала войны в Испании, министр иностранных дел Франции И. Дельбос говорил о том, что конфликт в Испании угрожает безопасности не только пиренейских границ, но и французских коммуникаций с Африкой и Марокко ^{[4, p. 63]}. Наличие такой «комплексной угрозы» делало средиземноморское направление одним из приоритетов внешней политики Франции во второй половине 1930-х гг.

Для Франции Средиземное море занимало важное место в цепи коммуникаций, соединяющих метрополию и колонии: с его помощью во Францию могли быть доставлены колониальные войска и топливо ^{[12, p. 174]}. Французские военачальники были убеждены, что именно коммуникации составляют основу империи ^{[13, p. 255]}. Роль морских коммуникаций в преддверии военного конфликта особенно возрастает, поэтому Франция, на фоне нарастания международной напряженности, одной из главных целей своей средиземноморской политики во второй половине 1930-х гг. видела обеспечение безопасности коммуникаций, связывающих ее европейскую территорию и североафриканские владения.

Угроза французским средиземноморским коммуникациям появилась в связи с началом гражданской войны в Испании. И политики, и военные достаточно быстро это осознали. Французский морской штаб докладывал правительству 20 ноября 1936 г.: «Активность итальянцев на Майорке, проникновение немцев в испанское Марокко, использование немцами и итальянцами портов, находящихся в руках мятежников, могут создать как для наших, так и для английских военных и морских коммуникаций и баз очень серьезную опасность» ^{[3, с. 52]}. В декабре 1936 г. депутаты-коммунисты в палате депутатов указывали на распространение германского влияния в Марокко, на закрепление Муссолини на Балеарских островах. В итальянскую базу был превращен остров Майорка, а в руках немцев находились Канарские острова. Италия и Германия получали превосходство в средиземноморском бассейне, что таило в себе грозную опасность для Франции и Великобритании ^{[1, c. 197]}.

На основании этих заявлений можно сделать вывод, что непосредственную угрозу французским коммуникациям в Средиземноморье представляло возможное проникновение Италии и Германии на территорию французских колоний, в частности Марокко, а также закрепление этих держав в стратегически важных точках, а именно на Балеарских островах. Этот архипелаг, принадлежащий Испании, включает четыре крупных острова – Майорку, Менорку, Ибицу и Форментеру. Географическое положение островов позволяло обеспечить контроль над Западным Средиземноморьем, что в условиях испанского конфликта было необходимо как для Франции и Великобритании, стремившимся обеспечить безопасность своих коммуникаций и военно-морских сил, так и для агрессивно настроенных Италии и Германии. Острова находились на пути следования французских средиземноморских коммуникаций, соединявших юго-восточное побережье Франции и ее североафриканские владения. По выражению И. Дельбоса, «балеарский вопрос» определял баланс сил в Средиземноморье ^{[13, p. 663]}.

На протяжении 1937 г. итальянцы организовывали пиратские атаки на торговые судна ряда европейских стран, направлявшихся в порты республиканской Испании. Подобные действия представляли угрозу имперским коммуникациям Франции и Великобритании и вынудили их созвать конференцию по борьбе с пиратством в Средиземном море. Конференция состоялась в сентябре 1937 г. в Нионе и стала примером эффективных коллективных действий европейских держав по противодействию агрессивной политике. Участники конференции договорились о зонах патрулирования в Средиземном море, тем самым способствуя защите торговых судов. Италия, изначально отказавшаяся от участия в конференции, присоединилась к ее решениям 29 сентября 1937 г. Благодаря Нионской конференции вопрос пиратства в Средиземном море казался решенным, но не менее важная проблема присутствия итальянских и германских сил в стратегических точках Западного Средиземноморья оставалась актуальной.

Еще в начале гражданской войны в Испании Рим и Берлин прочно закрепились на островных и африканских территориях Испании: Париж был осведомлен о расположении на Майорке итальянской и германской авиации ^{[13, p. 140-141]}, а также о сосредоточении военных сил на территории Испанского Марокко и вербовке местных жителей ^{[13, p. 574]}.

Действия как Германии, так и Италии в ходе испанского конфликта имели целью изменение баланса сил в Средиземноморье, однако исходящая от них угроза, как полагали в Париже, имела разную направленность. Было очевидно, что Берлин в контексте испанской войны стремился закрепить свои позиции в первую очередь в Атлантике. «Германия развивает порт Ферроль в Северной Испании и определяет трафик атлантических портов, находящихся под номинальным контролем Франко. Она укрепила Сеуту и обе части пролива Гибралтар. Со стороны атлантического побережья Африки в германскую сферу влияния включены также Канарские острова и Рио-де-Оро» ^{[14, p. 316-322]}, — отмечал британский журналист Дж. Гэррет. Такие действия должны были беспокоить, прежде всего, Великобританию. Французские военные отмечали, что в Средиземноморье основная угроза исходила именно от Италии, в то время как Германия, поддерживая средиземноморскую политику Рима, стремилась реализовать свои планы в Центральной Европе ^{[13, p. 255]}. В политических и военных кругах как Франции, так и Великобритании ходили слухи о возможной договоренности между Муссолини и Гитлером о разделе сфер влияния, что предполагало усиление активности Рима в Средиземноморье, Испании и Северной Африке ^{[13, p. 413]}.

Сложившаяся ситуация, как представлялось в Париже, создавала почву для конкретных договоренностей с Лондоном о защите общих интересов в средиземноморском регионе. В своей средиземноморской политике Франция во многом ориентировалась на Великобританию, признавая зависимость от помощи Лондона на море и в воздухе ^{[8, p. 229]}. Однако французские военные отдавали себе отчет в том, что «в случае генерализации конфликта» Великобритания распределит свои военно-морские силы для защиты метрополии, дальневосточных позиций и коммуникаций в океанах. В таком случае именно на Францию ложилась вся ответственность по поддержанию господствующих позиций Парижа и Лондона в Средиземноморье. По мнению французских военных, для решения этой задачи было необходимо достичь превосходства французского средиземноморского флота над военно-морским флотом Италии по численности и качеству ^{[13, p. 255-257]}. Но такой способ обеспечения безопасности, как наращивание военной мощи, был сложен в реализации, поскольку, во-первых, требовал значительных денежных вложений, а во-вторых, он сам по себе углублял конфликт с Италией, претендовавшей на паритет в отношении французского флота в целом. Альтернативой являлся поиск решения в дипломатической плоскости.

Катализатором развития событий послужил австрийский кризис. 12 февраля 1938 г. А. Гитлер в ультимативной форме потребовал от австрийского канцлера К. Шушнига подписать соглашение, означавшее скорое поглощение Австрии рейхом. Поскольку грядущий аншлюс, помимо всего прочего, предполагал неизбежную переориентацию политики Италии на юг, реакция Парижа не заставила себя ждать: французские военачальники по поручению Постоянного Комитета Национальной Обороны Франции предложили ряд мероприятий по укреплению обороны колоний ^{[2, c. 90]} и по защите коммуникаций.

Масштаб и уязвимость имперских коммуникаций в Париже прекрасно осознавали. Военно-морские и воздушные базы, опорные пункты флота и укрепленные порты позволяли защищать коммуникации лишь в определенных местах их следования ^{[13, p. 390-391]}. По мнению французских военных, обеспечение безопасности коммуникаций было возможно лишь при «сотрудничестве с другими колониальными державами» (под которыми в первую очередь имелась в виду Великобритания — А.С.). Специальная комиссия, во главе которой стоял президент Консультативного Комитета Обороны Колоний, разработала «Общий план защиты колоний». Согласно этому плану французской дипломатии предлагалось рассмотреть возможность заключения соглашений с рядом держав в целях обеспечения безопасности морских и воздушных коммуникаций. По возможности эти соглашения должны были дополняться договоренностями между генеральными штабами стран-участниц ^{[13, p. 391-394]}.

Идея заключения договоров между генеральными штабами Франции и ряда государств была озвучена еще в декабре 1937 г., когда Постоянный Комитет Национальной Обороны предложил «организовать в военном отношении французские союзы и антанты». Уже тогда Комитет подчеркивал, что в отношении, например, Великобритании соглашения должны касаться сотрудничества в Средиземноморье, Африке и на Ближнем Востоке. Эта идея нашла отклик у дипломатов. В начале февраля 1938 г. Э. Даладье, министр национальной обороны и войны, обратился к министру колоний Т. Стегу с предложением обдумать подобные переговоры ^{[13, p. 171-172]}. Министр колоний, в свою очередь, подтверждал возможность заключения таких соглашений с теми державами, «чьи интересы совпадали с французскими в случае возникновения военного конфликта». В его представлении эти державы должны были стремиться к «свободе великих морских путей, соединяющих метрополии Европы с их отдаленными владениями, а также к защите французских и иностранных колоний» ^{[13, p. 259-260]}.

Спустя некоторое время министр колоний получил вышеуказанный «Общий план защиты колоний», разработанный специальной комиссией. В регионе Средиземного моря комиссия рекомендовала заключить соглашения со штабами Великобритании, Греции и Турции «ради улучшения условий эксплуатации наших коммуникаций с Африкой и пути к Суэцкому каналу». Эти оборонительные по своей сути соглашения должны были координировать действия воздушных и морских баз, а также военных сил держав, заинтересованных в безопасности их имперских коммуникаций. Они не должны были исключать возможности рассматривать наступательные действия ^{[13, p. 391]}. Комиссия также подчеркнула возможность заключения соглашений о нейтралитете с теми державами, «чье географическое положение может быть использовано нашими врагами в целях атаки наших имперских коммуникаций». Под этими державами имелась в виду Испания, а также Греция и Турция при отсутствии договоров с их генеральными штабами ^{[13, p. 391-392]}.

На фоне австрийских событий Париж был особенно заинтересован во взаимодействии с Лондоном. Ввиду непростой международной ситуации и наличия нескольких очагов угроз французские военачальники подчеркивали общность французских и британских интересов, главным из которых, по их мнению, было «обеспечение функционирования морских коммуникаций из Средиземноморья в Индийский океан» ^{[13, p. 255]}. Они рассчитывали на сотрудничество с Лондоном в вопросах, касающихся обороны Средиземноморья.

Великобритания отклонила идею переговоров штабов. Лондон был готов обсуждать с Парижем вопросы, касавшиеся военно-морской безопасности, в т. ч. в Средиземноморье, лишь в случае начала военного конфликта. Поэтому во время англо-французских переговоров, проходивших в Лондоне 28-29 апреля 1938 г., Н. Чемберлен отказывался от настойчивых предложений французского коллеги Э. Даладье начать диалог между военно-морскими штабами, что подразумевало обсуждение и средиземноморских позиций. Британские дипломаты опасались негативной реакции Италии и Германии на подобные переговоры ^{[10, c. 70]}. Великобритания отдавала предпочтение сближению с Италией. Еще в январе 1937 г. Лондон и Рим заключили т.н. «джентльменское» соглашение, предусматривающее признание обеими сторонами существующего статус-кво в Средиземноморье, а также уважение прав и интересов друг друга в регионе. Но, как отмечает историк В.И. Михайленко, Великобритания и Италия придавали большое значение заключению всеохватывающего соглашения между двумя странами, которое позволило бы разграничить сферы влияния, обеспечить свободный доступ к колониям, источникам сырья. Весной 1938 г. начались переговоры о заключении нового англо-итальянского договора ^{[15, c. 32]}.

Франция оказалась за пределами англо-итальянского договора, поскольку Рим выступал против многосторонних соглашений в Средиземноморье. Генеральный секретарь Лиги Наций французский дипломат Ж. Л. Авеноль предупреждал, что «Франция не должна выступать против англо-итальянского сближения, но должна оставить за собой полную свободу оценивать результаты этих переговоров». По его словам, в интересах Франции настаивать на том, чтобы никакое средиземноморское соглашение не было заключено без ее участия ^{[13, p. 524]}. В подобном ключе мыслил и французский министр иностранных дел. И. Дельбос пытался добиться участия Франции в англо-итальянском диалоге. Через Ш. Корбэна, французского посла в Лондоне, он передавал, что «Париж должен иметь право вмешиваться в англо-итальянские переговоры при обсуждении вопросов, касающихся французских интересов, а Лондон, в свою очередь, должен воздерживаться от заключения соглашений, затрагивающих французские интересы».

Для Дельбоса англо-итальянские переговоры были интересны, прежде всего, как площадка для урегулирования испанского конфликта. При участии Франции он предлагал решить в Риме «балеарский вопрос» и добиться ухода итальянцев с Майорки. Министра волновал и вопрос о военно-морских базах в Испанском Марокко, где было крайне не желательно усиление итальянцев ^{[13, p. 662-664]}. Но ситуацию осложняло то, что Рим отрицал присутствие итальянских войск на Балеарских островах. В беседах с английским послом в Риме Э. Драммондом министр иностранных дел Италии Г. Чиано заявлял, что итальянские силы на Балеарах ограничиваются «самолетами и летчиками, половина из которых итальянцы, а половина — испанцы» ^{[13, p. 714-715]}. Не соответствующие действительности заявления Г. Чиано демонстрировали отношение Италии к Франции: Рим не принимал в расчет недовольство Парижа.

Стремясь хоть как-то гарантировать французские позиции в Средиземном море, 10 марта Дельбос выступил с предложением принять декларацию в пользу средиземноморского статус-кво с одновременным участием Италии и Франции. Он полагал, что подобная декларация может получить поддержку других средиземноморских держав и, таким образом, стать отправной точкой для более широких соглашений. Характерное для французских политических деятелей 1930-х гг. стремление к заключению многосторонних соглашений в Средиземноморье ^[16] проявило себя и в ходе англо-итальянских переговоров, но в очередной раз потерпело неудачу: Чиано отрицал возможность распространения формулы средиземноморского статус-кво на другие прибрежные державы, в т.ч. и на Францию ^{[13, p. 714-715]}.

Форин офис также высказался против включения Франции в англо-итальянские переговоры ^{[13, p. 716]}, хотя и ссылался на ее интересы во время переговоров Риме ^{[17, p. 2]}. Это решение Лондона было особенно важно на фоне произошедшего 12-13 марта 1938 г. аншлюса Австрии. Теперь Париж был вынужден мириться не только с усилением германской угрозы в Европе, но и с перспективой изменения расстановки сил в Средиземноморье. Политической и военной элите Франции было очевидно, что за аншлюсом последует «ужесточение политики Муссолини в Средиземном море, которому не помешают даже англо-итальянские переговоры» ^{[13, p. 862]}. Франция оставалась один на один с Италией в средиземноморском регионе.

Историк А. Адамтвэйт подчеркивает, что «аншлюс Австрии был воспринят в Париже как вызов великодержавной позиции Франции и ее средиземноморским интересам». Второе бюро (орган военной разведки вооруженных сил Франции) интерпретировало события в Австрии как подтверждение того, что Гитлер и Муссолини пришли к негласной договоренности, согласно которой Центральная и Восточная Европа входили в сферу влияния Германии, а Средиземноморье – Италии ^{[8, p. 87]}. Урегулирование противоречий между Берлином и Римом было чрезвычайно важно для Парижа: французские военные понимали, что принципиальную угрозу для средиземноморского региона представляло именно сотрудничество Италии и Германии. «Возможная комбинация – ось Рим – Берлин – может расстроить баланс, по крайней мере, в Западном Средиземноморье и прилегающих частях Атлантики», – писал британский журналист Дж. Гэррет ^{[14, p. 316-322]}.

Спустя несколько дней после аншлюса Австрии Генеральный штаб армии Франции подготовил памятку, посвященную проведению военных мероприятий на суше. В этом документе предлагались действия, направленные на защиту как сухопутных, так и морских границ Франции. Согласно памятке штаба, регион Средиземного моря входил в состав Юго-Восточного театра военных действий. В случае начала военного конфликта Юго-Восточный фронт, как и Северо-Восточный, должен был находиться в ведении Общего Главного штаба, который бы контролировал французские войска, задействованные на границах от Северного моря до Средиземного. Кроме того, Генеральный штаб не исключал возможности наступательных действий на Юго-Восточном фронте, что предполагало «заметное превосходство в Средиземноморье». Таким образом, средиземноморский регион рассматривался как важная составляющая будущего театра военных действий. Это подтверждает и то, что Генеральный штаб особо отмечал возможность военных операций в Северной Африке, среди которых выделял оборону Туниса, путей в Чад, французского Марокко, а также завоевание испанского Марокко, что обеспечило бы контроль над Гибралтаром ^{[13, p. 819, 822-823]}.

По мнению французских военачальников, угрозу для Юго-Восточного фронта составляла Италия, а для Северо-Восточного — Германия. При этом основной акцент в указанном документе они сделали на Юго-Восточный фронт, а именно на его средиземноморскую и североафриканскую составляющую, в то время как Северо-Восточный фронт военных действий оказался на втором плане. Хотя аншлюс показал, что именно Германия представляет основную угрозу европейской безопасности, Генеральный штаб армии Франции несколько месяцев рассматривал Северную Африку и Средиземноморье как наиболее вероятный театр военных действий ^{[8, p. 87]}. Объясняется это тем, что устремления Германии в тот момент были направлены на Восток Европы, в то время как непредсказуемые действия Муссолини могли нести угрозу непосредственным интересам Франции в Средиземноморье. Как отмечает А. Адамтвэйт, такое внимание Парижа к средиземноморскому региону было выгодно Гитлеру, поскольку давало ему возможность осуществить свои замыслы, касавшиеся Чехословакии ^{[8, p. 65]}.

После аншлюса Австрии было очевидно, что следующей жертвой Гитлера станет Чехословакия. 15 марта 1938 г. состоялось заседание Постоянного Комитета Национальной Обороны, в ходе которого обсуждались два важных вопроса. Первый из них касался помощи Чехословакии в случае германской агрессии: договор с Чехословакией обязывал Францию прийти ей на помощь в случае военного конфликта. Комитет обсуждал возможность мобилизации французских войск и даже проведения ряда атак в целях сдерживания германских сил на французских границах. Однако возможность проведения такого «маневра» осложнялась из-за необходимости присутствия французских войск в Альпах и в Северной Африке ^{[13, p. 826-827]}. Акцент на этом был сделан неслучайно. Второй вопрос, поднятый на заседании Комитета, касался возможности вмешательства в испанский конфликт ^{[13, p. 824]}.

Обращение к этому вопросу помимо последствий аншлюса было обусловлено еще одним фактором. Весной 1938 г. (а именно в апреле) стала весьма реальной перспектива победы франкистов в гражданской войне в Испании. В результате удачного наступления они смогли расчленить республиканскую территорию на две части. Возникла угроза захвата мятежниками Каталонии. Вероятность скорой победы Франко означала укрепление позиций стран «оси» в Средиземноморье ^{[18, c. 167]}. По мнению французских военных, победа Франко, связанного дружественными отношениями с Италией и Германией, в случае военного конфликта с указанными державами порождала ряд значимых для Франции последствий — военно-морского, воздушного и сухопутного характера. «В распоряжении врагов оказались бы военно-морские базы: Ферроль и Виго в Кантамбрии, Кадис и Сеута на входе в Гибралтар, Картахена и Балеары в непосредственной близости от французских коммуникаций, Вилья-Сиснерос в Рио-де-Оро и Канарские острова на пути в Дакар, Фернандо-По и Гвинею. Они стали бы базами для военно-морских или воздушных сил, целью которых было бы уничтожение французской торговли, а также атаки на войска», – отмечалось в специальной ноте, посвященной стратегическим последствиям победы Франко. Наличие вражеских баз в указанных пунктах составило бы угрозу не только для французских средиземноморских коммуникаций, но и для атлантических, что повлияло бы на связи с заморскими территориями ^{[13, p. 830]}.

Принципиальный для Франции вопрос расположения итальянских и германских военных сил на Балеарских островах и в Испанском Марокко так и не был решен. Г. Чиано по-прежнему отрицал факт присутствия итальянских подразделений на Балеарах, а в качестве компромисса предлагал подтвердить гарантии «территориальной, политической и экономической незаинтересованности Италии в отношении Испании, Балеар и Испанского Марокко» ^{[13, p. 901]}, что в условиях австрийского кризиса было явно недостаточно для Парижа. Поэтому в ходе заседания Постоянного Комитета Национальной Обороны министр иностранных дел Франции Ж. Поль-Бонкур (он сменил И. Дельбоса на посту министра иностранных дел 13 марта 1938 г.) интересовался перспективой операции в Испанском Марокко, а также на Балеарских островах. Начальник Генерального штаба Национальной Обороны генерал М. Гамелен отмечал, что операция в Испанском Марокко имела бы большое моральное значение и гарантировала бы свободу Гибралтара. Подобная операция потребовала бы лишь частичной мобилизации Алжира. Ответ начальника Генерального штаба ВМФ вице-адмирала Ф. Дарлана насчет операции на Балеарских островах был менее воодушевляющим: он полагал, что для выполнения такой крупномасштабной операции потребовались бы силы целой дивизии ^{[13, p. 827-828]}. Запись этого заседания сопровождалась вышеупомянутой нотой, посвященной стратегическим последствиям победы Франко. В случае конфликта с Италией и Германией нота рекомендовала обеспечить безопасность французских средиземноморских и атлантических коммуникаций за счет проведения военных операций на Балеарских островах, в Рио-де-Оро, Гвинейском заливе, а также в Испанском Марокко ^{[13, p. 831]}.

Хотя французские военные на протяжении долгого времени рассматривали Италию как основной источник угрозы средиземноморским позициям Парижа, тем не менее, в случае начала конфликта они предлагали комплекс действий в Средиземноморье, направленных одновременно и против Италии, и против Германии. В то время как Франция вынуждена была мириться с усилением Германии в Европе, о чем говорят состоявшийся аншлюс и неготовность помочь Чехословакии в случае германской агрессии, она считала необходимым бороться с укреплением средиземноморских позиций как Италии, так и Германии. Вероятно, такое внимание Парижа к региону Средиземного моря было обусловлено стремлением сохранить Империю и связь с колониальными владениями Франции. Как пишет А. Адамтвэйт, «логика “мюнхенской политики” предполагала удерживание средиземноморских и заморских владений» ^{[8, p. 258]}.

Итак, в связи с событиями в Австрии и Испании весной 1938 г. Франция особенно остро почувствовала опасность для своих морских коммуникаций в Средиземном море, чрезвычайно важных для неё как с экономической, так и с военно-стратегической точек зрения. Угроза коммуникациям, возникшая в связи с испанской войной, побуждала французских военачальников рассматривать различные варианты их защиты. Если в феврале 1938 г., еще до кульминации австрийского кризиса, они предлагали заключить соглашения между штабами стран региона, то уже после состоявшегося аншлюса Австрии не исключали возможности боевых операций в случае начала военного конфликта. Аншлюс Австрии, а также перспектива победы Франко, ставшая более очевидной весной 1938 г., заставили Париж задуматься о мероприятиях военного характера, направленных на защиту французских средиземноморских позиций, в т.ч. коммуникаций. На фоне этих событий, а также ввиду грядущего англо-итальянского соглашения угроза укрепления позиций стран «оси» в Средиземноморье и последующее «окружение» Франции становились все более реальными. Однако возможность практического осуществления этих мер напрямую зависела от взаимодействия с потенциальными союзниками, прежде всего с Великобританией. Но именно здесь и было главное слабое звено всех французских военно-политических планов, в том числе и в Средиземноморье. Лондон не проявлял никакого интереса к французским предложениям.

В отличие от Великобритании Франция раньше начала рассматривать средиземноморский регион как возможный театр военных действий. Штабные переговоры с Великобританией, на которых Париж настаивал и после аншлюса ^{[19, p. 204-205]}, могли стать первым шагом на пути военного взаимодействия в Средиземноморье. Пример Нионской конференции показал, что только сотрудничество Великобритании и Франции может привести к появлению эффективных инструментов, способных сдерживать агрессивную политику Италии. Но Лондон отклонял предложение Парижа о переговорах вплоть до весны 1939 г. Форин офис воспринял австрийский кризис и связанную с ним перспективу активизации Италии в Средиземном море менее остро, рассчитывая обеспечить свои интересы за счет соглашения с ней. Франции же оставалось надеяться, что англо-итальянский договор 1938 г., а также последующее присоединение Италии к конвенции Монтре, символизирующее формальное признание с ее стороны порядка в Восточном Средиземноморье, смогут хотя бы в малой степени гарантировать французские средиземноморские интересы.