Внешняя политика Первой Чехословацкой Республики в освещении советской историографии

Мартюшев Александр Владимирович кандидат исторических наук ассистент, кафедра истории и философии, Российский экономический университет имени Г. В. Плеханова 117997, Россия, г. Москва, пер. Стремянной, 36 Martiushev Aleksandr PhD in History assistant, the department of history and philosophy, The Plekhanov Russian University of Economics 117997, Russia, , g. Moscow, Stremyannoj pereulok, 36 al.martiushew@yandex.ru Терехов Олег Эдуардович доктор исторических наук профессор, кафедра Всеобщей истории и международных отношений, Кемеровский государственный университет 650043, Россия, Кемеровская область, г. Кемерово, ул. Красная, 6, оф. 2435 Terekhov Oleg Eduardovich Doctor of History Professor, the department of World History and International Relations, Kemerovo State University 650043, Russia, Kemerovskaya oblast', g. Kemerovo, ul. Krasnaya, 6, of. 2435 terehov1968@mail.ru

Терехова Оксана Николаевна кандидат исторических наук доцент, кафедра Всеобщей истории и международных отношений, Кемеровский государственный университет 650043, Россия, Кемеровская область, г. Кемерово, ул. Красная, 6, оф. 2435 Terekhova Oksana Nikolaevna PhD in History Docent, the department of World History and International Relations, Kemerovo State University 650043, Russia, Kemerovskaya oblast', g. Kemerovo, ul. Krasnaya, 6, of. 2435 oksanan1970@mail.ru

Первая Чехословацкая республика возникла в 1918 г. после распада Австро-Венгрии в результате поражения в Первой мировой войне. И уже с момента своего появления все существование молодого государства было завязано вокруг внешней политики. Многие проблемы внутриполитической жизни Чехословацкой республики вытекали из международной обстановки межвоенного периода. Даже само существование государства зависело от стабильности Версальской системы международных отношений. В связи с этим не удивительно, что данная проблема привлекла внимание советских исследователей.

Отдельные публикации, посвященные внешней политике Первой Чехословацкой республики, выходили в Советском Союзе еще в годы ее существования, но они носили, скорее, публицистический характер и являлись реакцией на текущие события. Полноценный же научный интерес к Чехословакии в советской исторической науке возник лишь после Второй мировой войны. Среди причин, вызвавших его, стоит упомянуть включение Чехословакии в советскую сферу влияния, а также необходимость осмысления причин и предпосылок Второй мировой войны.

В истории изучения внешней политики Первой ЧСР в рамках советской исторической науки можно выделить несколько этапов. Первый этап приходится на вторую половину 1940-х–1968 г. В указанный период происходит накопление фактического материала, вырабатываются основные подходы, которые в дальнейшем составили основу отечественной историографии данной проблематики, оформляется круг ключевых вопросов, разрабатываемых специалистами. В законченном виде они были представлены в 8 и 9 томах, выходившей в конце 1950–начале 1960-х гг. «Всемирной истории» ^{[1, 2]}. Данный период также характеризуется чрезвычайной идеологизированностью работ, которая постепенно снижается к началу 1960-х гг. Основной проблематикой исследований на протяжении 1950-х гг. являлось международное сотрудничество рабочего класса в борьбе за мир в межвоенный период, через призму которого и рассматривалась внешняя политика Праги. В этой связи стоит упомянуть труды П. А. Голуба, А. А. Макаренко, И. Н. Мельниковой, Г. Ф. Сухомлиновой и др. ^{[3, 4, 5, 6]}. Отдельно необходимо выделить работы А. И. Недорезова, который, хотя и занимался преимущественно историей социалистического строительства в Чехословакии, в ряде своих работ касался и межвоенного периода ^{[7, 8]}.

В 1950-е гг. на русский язык начинают активно переводиться труды чехословацких ученых, которые были выполнены полностью в духе советской историографии и являлись, в сущности, ее составной частью вплоть до распада Социалистического лагеря. Из их числа стоит выделить переведенный в 1959 г. на русский язык сборник статей чехословацких историков «Внешняя политика Чехословакии, 1918–1939», который стал одной из первых в советской историографии работ, напрямую посвященных указанной проблематике ^[9]. Кроме того, в Советском Союзе был защищен ряд кандидатских диссертаций чехословацких историков, в частности, В. Ганзела, Я. Теслы, А. Тота, выполненных в духе пролетарской солидарности ^{[10, 11, 12]}.

Второй этап приходится на 1968–конец 1980-х гг. В этот период происходит активизация серьезных исследований, посвященных Первой Чехословацкой республике. Этот интерес был, в значительной степени, связан с событиями в Чехословакии 1960-х гг., апогеем которых стал ввод войск стран Варшавского Договора в 1968 г. Советские историки были вынуждены вступить в полемику с чехословацкими исследователями, которые в середине 1960-х стали отходить от исключительно марксистских оценок межвоенного периода. Переломным моментом в историографии можно назвать дату 28 сентября 1968 г., когда Комиссия историков СССР и ГДР выступила с обращением к историкам всех стран, в котором обосновывалась необходимость до конца разоблачить империалистический характер соглашения Чемберлена и Деладье с Гитлером, выявить его антикоммунистическую сущность, его классовые корни, а также показать его губительные последствия для дела мира и прогресса. Данное обращение послужило толчком, приведшим к появлению значительного количества работ, связанных с внешней политикой Чехословакии. Значительно глубже стали изучаться поставленные в предыдущий период проблемы, но существенного расширения их круга не произошло. Среди ключевых работ данного периода следует упомянуть труды И. А. Петерса, С. И. Прасолова, А. Ф. Кизченко и др. ^{[13, 14, 15, 16, 17]} Конец указанного этапа приходится на рубеж 1980–1990-х гг.

Отправной точкой для изучения внешней политики Чехословацкого государства служит распад Австро-Венгрии в 1918 г. Это очень значимое событие и советская историческая наука не могла его игнорировать. По мнению Я. Б. Шмераля, главной проблемой в установлении западных границ Чехословакии стал вопрос о богемских немцах, не желавших жить в новом государстве. Я. Б. Шмераль считал, что движущей силой националистов стали мелкобуржуазные слои и пролетариат, попавший под влияние германской социал-демократии ^{[18, с. 327]}. Также Я. Б. Шмераль указал, что в вопросе границ Пражское правительство добилось поддержки Великобритании и США, заявив об угрозе большевизма ^{[18, с. 337]}. Не была обделена вниманием и проблема Словакии. По мнению А. И. Пушкаша, политика Праги на данном направлении изначально носила империалистический характер, особенно в период существования Венгерской советской республики. Так, он утверждает, что борьба с большевизмом в Венгрии служила лишь предлогом для агрессивных планов Чехословакии в отношении Словакии и Прикарпатской Руси (в тексте Закарпатская Украина) ^{[19, с. 124]}. Относительно же действий венгерской армии А. И. Пушкаш придерживается позиции, что она лишь отвечала на провокации и попытки наступления, а занятие Словакии и установление там советской власти представляется им как добровольный выбор местного населения ^{[19, с. 147]}. О решительном осуждении словацким пролетариатом действий чехословацкой армии в отношении советской Венгрии пишет и В. И. Худанич. По его мнению, образование Словацкой советской республики в 1918 г. стало возможным «благодаря интернациональному единению народов Центральной Европы» ^{[20, с. 138–139]}.

Преимущественно негативным было отношение советских историков к личности Эдварда Бенеша, который на протяжении всего межвоенного периода, так или иначе контролировал внешнеполитическую деятельность государства. Его деятельность оценивалась исключительно с классовых позиций, а сам он получил ярлыки агента крупного капитала и проводника интересов буржуазии. Вероятно, единственным исключением в этом плане стала вышедшая в 1947 г. «История Чехии». В данной работе позиция Э. Бенеша характеризовалась «правильным пониманием роли и значения Советской России как важнейшего фактора мира и безопасности в Европе и стремлением к установлению с ней сотрудничества и нормальных отношений при сохранении тесного союза с Францией» ^{[21, с. 218]}. Однако во всех последующих работах, особенно вышедших в первые послевоенные десятилетия, внешняя политика Чехословакии была представлена в достаточно безличном свете и оценивалась как реакционная и антисоветская ^{[22, с. 140]}. Такие выводы делались на основании того, что Прага вплоть до 1934 г. не признавала Советский Союз и придерживалась строго профранцузской ориентации ^{[22, с. 246; 23, с. 15]}.

В 1970–1980-е гг. оценки советских историков смягчились. В частности, из их трудов пропали характеристики Бенеша как проводника интересов капитала. Критике подвергались преимущественно идеологические взгляды Бенеша. В частности, его попытки лавировать между различными политическими силами оценивались С. И. Прасоловым как «беспрецедентные метания, ведущие к неустойчивым компромиссам с противниками демократических свобод, к уступкам реакции» ^{[16, с. 9]}.

Одним из важных аспектов советской историографии внешней политики Первой Чехословацкой республики, стали советско-чехословацкие отношения. Данная проблематика стала активно изучаться лишь с начала 1960-х гг. В числе первых к изучению этой темы обратился в своей монографии В. А. Шишкин ^[24]. Отличительной особенностью его работы было то, что в отличие от большинства советских публикаций того времени, при ее написании использовались преимущественно зарубежные, в данном случае чехословацкие, источники. Однако в своих оценках чехословацкой внешней политики В. А. Шишкин продолжал следовать курсу 1950-х гг. с его крайней идеологизированностью и определением в качестве источника всех внешнеполитических неудач Праги, существовавшего в межвоенный период буржуазного строя.

Важнейшими аспектами советско-чехословацких отношений в 1920-е гг., по мнению советских историков, были экономика и борьба за признание Советского государства де-юре. Обе эти проблемы были тесно связаны. В частности, основным лейтмотивом вышедшей в 1965 г. работы И. А. Петерса выступает идея, что признание СССР де-юре было выгодно, прежде всего самой Праге, поскольку это облегчало ведение торговли. Стремление же чехословацкого правительства затянуть подписание этого договора рассматривалось как то, что «экономические интересы Чехословацкого государства вновь приносились в жертву финансовой олигархии, осуществлявшей империалистическую экспансию в страны Центральной и Юго-Восточной Европы» ^{[13, с. 254]}.

Также не был обойден вниманием и процесс признания Чехословакией Советского Союза. Толчком к этому, по мнению И. А. Петерса, стал приход нацистов к власти в Германии и подписание «пакта четырех», пошатнувшего всю систему союзов в Центральной и Восточной Европе. Кроме того, на изменение позиции Бенеша повлияли усилия Л. Барту и признание Советского Союза Соединенными Штатами ^{[13, с. 325]}. И. А. Петерс считал, что признание Советского государства ознаменовало крах многолетней антисоветской политики Эдварда Бенеша ^{[13, с. 338]}.

Еще одним аспектом советско-чехословацких отношений, рассмотренным исследователями стало подписание чехословацко-советского договора о взаимопомощи. По мнению И. А. Петерса, основной целью чехословацкой дипломатии при подписании данного договора было усиление позиций Франции в центрально-европейском регионе, которая при поддержке Советского Союза и Малой Антанты смогла бы активно противодействовать нарастающей угрозе со стороны Германии ^{[14, с. 20]}. В основе данного договора, практически без изменений, лежал текст аналогичного франко-советского соглашения. По сути, единственным крупным отличием было включение пункта, согласно которому, он вступал в действие только после активизации Франции. С. И. Прасолов выделил несколько аспектов данной оговорки. Советский аспект подразумевал, что СССР может прийти на помощь только после Франции, тем самым сохранялась дистанция между Прагой и Москвой. Германский и польский аспекты подразумевали, что Чехословакия оставляла за собой возможность сблизиться с Варшавой и Берлином и в случае их конфликта с Москвой сохранить нейтралитет, если также поступит Франция ^{[25, с. 181]}. Кроме того, говоря о причинах, побудивших Бенеша подписать такой вариант договора, С. И. Прасолов пишет о классовой ненависти чехословацкой элиты к Советскому Союзу и расколу в ее рядах. Правящая группировка «Град», по его мнению, была наиболее реалистичной и понимала, что без СССР Чехословакия не выживет, а данной оговоркой хотела нейтрализовать возможные последствия сближения с Москвой ^{[25, с. 183]}. Однако в отношении инициатора введения данной поправки в советской историографии изначально подобного единства не было. В вышедшей в 1945 г. «Истории дипломатии» утверждалось, что указанная оговорка была предложена советской стороной и имела положительное значение для двусторонних отношений Москвы и Праги ^{[26, с. 541]}. Но большого распространения данная точка зрения не получила и была исключена из последующих переизданий.

Еще один аспект чехословацкой внешней политики межвоенного периода, попавший в поле зрения советских историков, связан с деятельностью Малой Антанты — союза Чехословакии, Югославии и Румынии. Наибольший вклад в ее изучение внесла А. А. Язькова. Она же первая определила изначальные цели данного альянса. По ее мнению, в 1920-е гг. превалировала борьба с революционными идеями, исходящими, прежде всего, из Советского Союза, однако, в 1930-е гг. главенствующей целью стало сохранение существующего статус-кво, возникшего после Первой мировой войны ^{[27, с. 47]}.

В. К. Волков связывает начало кризиса в отношениях между членами Малой Антанты с событиями середины 1930-х гг., таких как подписание «пакта четырех» и Римских протоколов. Признание первого, несмотря на явные противоречия с интересами членов альянса, по его мнению, означало крах попыток стать «пятой великой державой в Европе» ^{[28, с. 28]}. По Римским протоколам же была выработана единая позиция, но, тем не менее, при ее обсуждении выявились и разногласия, прежде всего, между Чехословакией и Югославией ^{[28, с. 41–42]}. При этом, большинство исследователей основную причину разногласий внутри Малой Антанты видели в отношении к Советскому Союзу. В той или иной степени, об этом упоминается в работах И. А. Петерса, С. И. Прасолова, В. К. Волкова, А. Ф. Кизченко и др.

Отдельно стоит отметить изучение внешней политики Чехословакии второй половины 1930-х гг. Прежде всего, это касается отношений с Германией. Достаточно подробно были изучены переговоры Бенеша с германскими эмиссарами в 1936–1937 гг., которые оценивались однозначно отрицательно. Ключевыми вопросами, повлиявшими на ход данных переговоров, стали советско-чехословацкий договор и судетский вопрос. Оценивая в этом контексте отношение Чехословакии к Советскому Союзу, С. И. Прасолов однозначно характеризовал ее как классово непримиримую и враждебную, ставя в один ряд с Польшей. Основным отличием внешней политики Праги и Варшавы автор считал различие в подходах к разрешению проблемы «двух врагов» (Германии и СССР), что было связано с более реалистичными взглядами Бенеша ^{[16, с. 154]}. В свою очередь, в работе А. Ф. Кизченко можно проследить идею о том, что в рассматриваемый период отношения Чехословакии с СССР развивались в русле англо-французской политики и осуществлялись лишь в той мере, в которой это было необходимо для укрепления позиций Праги в переговорах с Берлином ^[17].

Итогом внешнеполитической активности Чехословакии в 1935–1937 гг., по мнению С. И. Прасолова, стал тот факт, что, «из привилегированного и активного звена политики французского империализма в борьбе за европейскую гегемонию против Англии, Германии и Италии Чехословакия постепенно… становится пассивным средством в арсенале английского курса на сговор с теми же Германией и Италией в ущерб и Франции, и ЧСР» ^{[16, с. 190]}.

Наиболее изученным аспектом внешней политики первой Чехословацкой республики в советской историографии стало, безусловно, Мюнхенское соглашение 1938 г. Достаточно точно советский подход по этому вопросу был охарактеризован в статье О. В. Павленко. Она писала, что «Общая картина разрабатывалась в условиях холодной войны, поэтому с самого начала образ Мюнхена в советской историографии имел выраженную идеологическую направленность. Он был призван заслонить последующие события 1939 г.» ^{[29, с. 388]}.

Основа советского подхода в оценках Мюнхенского соглашения была заложена в 3 томе «Истории дипломатии», вышедшей в 1945 г. ^[26] Окончательно же данная концепция была закреплена в справке «Фальсификаторы истории» 1948 г. ^[30] Характерной чертой советской историографии Мюнхена, было то, что он рассматривался как заговор Великобритании и Франции против СССР, который преследовал цель стравить Берлин и Москву ^{[31, с. 67]}. Еще одной отличительной чертой стало повсеместное употребление термина «сговор» с целью обозначить негативное отношение к данному событию. Кроме того, в работах советских исследователей постоянно использовался тезис, что Советский Союз был единственным государством, не изменившим политике коллективной безопасности, в то время как Англия и Франция пошли на уступки агрессору ^{[32, 33, 34]}. Как писал Е. М. Жуков «Учитывая решительную позицию Советского Союза, недвусмысленно поддержавшего Чехословакию… Чехословацкая республика имела серьезные шансы отстоять свою территориальную целостность. Советский Союз неоднократно заявлял о своей готовности оказать ей военную помощь в отражении фашистской агрессии» ^{[35, с. 23]}.

Таким образом, можно увидеть, что на протяжении всего послевоенного периода советская историография внешней политики Первой Чехословацкой республики активно развивалась. Если в первые послевоенные десятилетия господствовали негативные оценки деятельности Пражского МИД, то в 1970–1980-е гг. наиболее одиозные характеристики постепенно исчезают. Кроме того, появились и углубились новые направления изучения данной темы, в частности это касается советско-чехословацких отношений.

Основные аспекты изучения внешней политики межвоенной Чехословакии сложились еще в 1950-е гг. и в дальнейшем только углублялись. В. В. Марьина считает, что можно говорить, с некоторой долей условности, о схожести работ советских историков, которые занимались конкретной проблематикой. По ее мнению, это было связано с тем, что все они, без исключения, пользовались единой марксистско-ленинской методологией и единым пониманием исторического процесса, что подразумевало заранее известные выводы и оценки. Различия в подобной ситуации заключались, прежде всего, в фактическом наполнении работы и профессионализме конкретного исследователя ^{[36, с. 47]}.

Особый упор в советской историографии делался на изучение Мюнхенского соглашения, как одного из этапов, предшествующих Второй мировой войне и советские историки внесли неоценимый вклад в изучение данной проблематики. Но при этом, господствующий в советской науке классовый подход, при всей своей значимости, не позволял дать беспристрастную оценку как событиям 1938 г., так и всей внешней политике межвоенной Чехословакии. Помимо этого, используемая методология оставила вне поля зрения советских исследователей ряд ключевых проблем, связанных с внешней политикой Чехословакии. В частности, практически не нашли никакого отражения в советской исторической литературе вопросы положения национальных меньшинств и их влияния на политику Праги.