Супружество в Венеции периода позднего Возрождения в свете судебных институтов

Makarova Nina Ильинична кандидат культурологии доцент, кафедра философии и гуманитарных наук, Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Новосибирский государственный университет экономики и управления «НИНХ»; Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования "Новосибирский государственный педагогический университет" 630099, Россия, Новосибирская область, г. Новосибирск, ул. Ломоносова, 56, оф. 218 Makarova Nina PhD in Cultural Studies Docent, the department of Philosophy and Humanities, Novosibirsk State University of Economics and Management; Novosibirsk State Pedagogical University 630099, Russia, Novosibirskaya oblast', g. Novosibirsk, ul. Lomonosova, 56, of. 218 siberianalchemy@gmail.com

При всем значении, которое имел супружеский союз в Венеции, далеко не каждый венецианец или венецианка могли вступить и вступали в брак. Более того, брак на верхушке общества был явлением неординарным. Богатые патриции практиковали ограниченный брак, чтобы сохранить свое богатство. Поэтому, как правило, только один сын мог жениться и продолжить династическую линию семейного клана. Остальные сыновья, которые составляли в Венеции XVI века почти 40% от числа всех мужчин-патрициев, теряли перспективу заключения достойного брака ^{[4, C. 144]}. Они оставались холостяками или находили себе спутниц жизни из других, низших слоев населения. Их избранницами могли быть куртизанки, наложницы или проститутки. Такие отношения могли быть случайными или постоянными. При этом иногда заключались тайные браки, которые могли в дальнейшем привести к конфликтам с родственниками и повлиять на наследование имущества. Поэтому они обычно вызывали настороженность и порицание. Люди, стоявшие ниже на социальной лестнице, вступали в брак, когда могли себе это позволить финансово.

Возраст жениха и невесты, вступавших в брак, мог сильно отличаться. Так, для патрициев разница в возрасте составляла примерно пятнадцать лет: если девушек выдавали замуж в пятнадцать-шестнадцать лет, то жених был тридцати лет и старше. У супругов из других сословий разница в возрасте обычно была меньше и колебалась от пяти до десяти лет. Родители в семьях граждан (купцы, государственные служащие, юристы и медики) рекомендовали в своих завещаниях, чтобы их дочери вступали в брак в восемнадцать лет или старше, при этом наказывая своим сыновьям оставаться дома по крайней мере до двадцати пяти. Большинство молодых людей из ремесленных семей заканчивали свое обучение в восемнадцать или двадцать лет, а затем могли подумать о браке ^{[2, C. 181]}.

Религиозное значение брака было обусловлено во многом вниманием Церкви, которая начиная с XIII века стала признавать супружеский союз таинством. Сакраментальная природа брака была подчеркнута на соборе в Лионе в 1274 и окончательно была закреплена на Тридентском соборе в 1563 году: «Если кто-нибудь скажет, что супружество не является истинно и должным образом одним из Семи Таинств Евангельского Закона, установленным Христом, нашим Господом, но которое было изобретено в Церкви людьми и не дает благодати, пусть ему будет анафема» (сессия XXIV). Участники Собора подчеркнули, что брак был благословен Творцом еще при создании человека, он обладает благодатью и способен вести супругов к духовному совершенствованию. Поскольку каждый брак является отражением мистического союза Бога и Церкви, то он нерасторжим и заключен навечно. В следствии этого любые внебрачные отношения были запрещены как для жены, так и для мужа: «Брак у всех да будет честен, и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог» (Ев. 13:4) ^{[1, C. 208]}. Таинство брака было основано на добровольном союзе мужчины и женщины, которые выражали желание быть вместе душой и телом; брак, заключенный под принуждением, признавался Церковью недействительным. Физическое насилие, а также угрозы, в том числе угроза лишения наследства, считались несовместимыми со свободным волеизъявлением партнеров, вступающих в брачный союз. Поэтому учение Церкви нередко входило в противоречие с желаниями родителей, а также больших семейных кланов, которые стремились строить свою брачную политику в соответствии с династическими, материальными и политическими интересами. Согласие на брак при этом могло быть публичным или тайным, могло даваться в любой обстановке, со свидетелями и без них. Могли быть сказаны слова согласия, но могли быть и другие знаки, традиционно связанные с браком, такие как соединение рук, дарение кольца или поцелуй ^{[6, C. 51]}.

Однако, учитывая то, что тайные браки, заключенные без согласия родственников, вносят сумятицу в жизнь семейств и ставят под вопрос легитимность потомства и наследование имущества, Церковь, признавая их действительность, тем не менее высказывала свое неодобрение подобными союзами. Поэтому важное значение в отношении браков, заключенных тайно, имело постановление Тридентского собора «Tametsi» (лат. «Хотя», названное, как это принято в церковных документах латинского обряда, в качестве первого слова документа, в котором он содержался). Это постановление было принято на 24й сессии Собора в 1563 году. Оно гласило, что тайные брачные договоры, свободно заключенные, действительны, если они не аннулируются из-за несоблюдения правил, установленных Церковью. Чтобы считаться действительным, брак требовал присутствия приходского священника, благословляющего союз, а также наличия по крайней мере двух свидетелей. К тому же перед заключением союза должны быть сделаны трижды объявления о будущем браке в приходе, к которому принадлежала невеста, чтобы исключить случаи двоеженства или нарушения данных прежде брачных обещаний. Также, предполагалась запись о браке в приходской книге. Это церковное постановление существенно снизило в дальнейшем возможность заключения тайных брачных союзов.

Решения Тридентского собора в отношении семьи и брака имели важные последствия, которые проявились, однако, лишь постепенно, поскольку они нередко входили в противоречие с местными многолетними обычаями. Так, в Венеции во второй половине XVI и даже в начале XVII века по-прежнему предпочитали заключать браки дома, обычно в доме жениха ^{[8, С. 39]}. Священник не всегда был среди приглашенных, а регистрация в приходской книге могла появиться много позже фактического заключения брака. Тем не менее, на протяжении всего рассматриваемого периода именно во власти Церкви было решение вопросов законности брака и возможности раздельного общежития супругов.

Эти вопросы рассматривал венецианский церковный трибунал, которым руководил патриарх – член патрицианской верхушки, выбранный папой в Риме из списка, предложенного сенатом Венеции. Патриарший суд рассматривал браки представителей всех сословий. Брачные иски инициировались одной из сторон; при этом мужчина должен был быть четырнадцати лет или старше, а женщина – в возрасте не менее двенадцати лет ^{[6, C. 35]}. Решение трибунала стороны должны были уважать под страхом отлучения от Церкви. Действительность брака, особенно в период до Тридентского собора, не всегда было просто установить. Поскольку брак строился в первую очередь на взаимном согласии мужчины и женщины, то нужно было отделить брак от простого сожительства партнеров. Суд принимал во внимание документы, если они существовали, но в большей степени ему приходилось руководствоваться опрашиванием свидетелей. Согласно каноническому праву, разница между сожительством и браком определялась в первую очередь чувством привязанности, которое супруги испытывали в отношении друг друга. Также, жена отличалась от простой сожительницы той ролью, которую муж позволял ей играть в домашнем обиходе: она была настоящей хозяйкой дома, всем распоряжалась, владела ключами от помещений, заботилась о приготовлении пищи. Женщина одевалась и украшала себя согласно статусу замужней особы. Слуги в доме, если они были, подчинялись ее распоряжениям. Таким образом, «согласно обычаю, свободная женщина, содержащаяся в доме в брачном образе,» должна была считаться замужней, если только противоположное утверждение не было высказано [Там же, C. 51]. Поэтому, иногда, чтобы избежать в дальнейшем претензий со стороны своей партнерши или нареканий со стороны своей семьи, мужчина мог заверить перед нотариусом свои отношения с данной женщиной как отношения простого сожительства. Время, отделяющее помолвку от свадьбы, могло быть долгим – месяцы, а иногда и годы. В этот период жених мог часто бывать в доме невесты, спать там и есть в ее компании. Совместная еда была верным знаком серьезности намерений молодых. Помолвка и брак нередко сопровождались многочисленными ритуалами. Отчасти это служило для окружающих своеобразной памяткой о значимости события. Так, важную роль при заключении брака играло кольцо. Эта церемония, унаследованная еще от Древнего Рима, вошла в свадебный ритуал в IX веке и ассоциировалась с обещанием брака. Согласно каноническим представлениям, кольцо было «знаком любви» мужчины в отношении своей избранницы. Поэтому женщина, носившая кольцо, считалась скорее женой, нежели сожительницей. Материал кольца не играл существенной роли в глазах Церкви, но обычай придавал большое значение именно золотому кольцу. Так, один из свидетелей на вопрос судьи, было ли кольцо дано женщине как знак супружества, ответил утвердительно, подчеркнув, что разве иначе стал бы мужчина давать кольцо из золота, да еще в присутствии отца и братьев девушки [Там же, C. 55]. Если кольцо служило символом брака для женщины, то для мужчины это был носовой платок, подаренный невестой. Символическое значение носового платка было таково, что за кражу этого предмета из рук полагалась изгнание на 4 года и штраф в 1,500 лир [Там же, C. 57]. Развода в современном понимании в Венеции не было, поскольку брак считался нерасторжимым. Однако, тем не менее, церковный суд рассматривал иски, направленные на аннулирование того или иного брака. При этом иск подавался или о признании того, что союз был с самого начала недействительным по причине принуждения одного из супругов к браку родственниками или другими лицами, или же по причине отсутствия с самого начала половых связей между супругами, поскольку без соития союз также считался недействительным. Если же брак все-таки признавался законным, то супруги могли надеяться на раздельное проживание в том случае, если кто-либо из них был уличен в прелюбодеянии; или настолько плохо обращался со своим партнером, что это угрожало самой жизни партнера; или если муж и жена оба выражали желание уйти в монастырь. Инициаторами аннулирования брака выступали в большей степени женщины, нежели мужчины. Нередко они обращались в патриарший суд после смерти своих родителей или опекунов, которые в свое время способствовали насильственной выдаче их замуж. Промежуток времени, проведенный в замужестве, мог быть при этом долгим и составлять несколько лет. Согласно исследованию Джоан Ферраро, статистика за период в двадцать девять лет, случайно выбранный во второй половине XVI – начале XVII вв., свидетельствует о том, что в патриарший суд было подано сто восемнадцать запросов на аннулирование брака, что в среднем составило четыре иска в год. Причем, 75% этих ходатайств исходило от женщин. Из сорока трех записанных вердиктов тридцать девять было издано в их пользу. Таким образом, можно предположить, что патриарший суд был местом, в котором обиженные женщины могли найти защиту ^{[8, С. 29]}. Это касалось женщин разного социального уровня – от патрицианок до жен ремесленников, торговцев и слуг. Например, Камилла Беллото жаловалась, что отец продал ее в тринадцать лет Анджело за 400 дукатов, которые муж быстро потратил на проституток. То есть она утверждала, что вместо предоставления ей приданого отец отдал ее за плату человеку, который, в свою очередь, стал пытаться зарабатывать на жизнь продажей ее сексуальных услуг другим людям. Только после смерти отца через много лет после заключения брака Камилла решилась подать иск об аннулировании своего супружества [Там же, C.36]. При рассмотрении прошения Камиллы судьи, учитывая свидетельские показания относительно поведения и характера ее отца и ее мужа, дали положительное решение и аннулировали ее брак. Поскольку брак был признан недействительным, то Камилла получила возможность снова выйти замуж. Кроме насильственной выдачи замуж или женитьбы по принуждению семьи, судьи рассматривали также импотенцию мужа или жены как причину для признания брака недействительным. Так, осенью 1590 года в суд обратилась Камилла Бензони с целью признания своего трехлетнего брака недействительным в силу невозможности своего мужа Гаспара Чентани иметь сексуальные отношения. Для мужчины такой иск со стороны жены был чрезвычайно унизительным, и, как правило, муж старался найти свидетельство, опровергающее утверждение жены. Для этого мужчина иногда мог обратиться к врачу, лечившему его от венерической болезни, или к свидетельству родных, приютивших его внебрачного ребенка [Там же, С. 74].

Гораздо больше исков подавалось в патриарший суд на раздельное общежитие, которое означало, что супруги были официально женаты и не могли вступать в другой брак, но податель иска хотел жить отдельно. На эту крайнюю меру шел один из супругов, чаще жена, чем муж, в том случае, если серьезно нарушались признанные обществом условия супружеской жизни. Например, это могла быть неверность одного из партнеров или расточительность, ставящая под угрозу благосостояние другого супруга; также тяжкое физическое или моральное насилие. За период с 1564 по 1651 год иски на раздельное общежитие подавались с регулярностью примерно один раз в месяц [Там же, C. 30]. Иски, подаваемые мужчинами, были основаны преимущественно на обвинении в супружеской измене. Часто это была контрмера со стороны мужа, когда жена намеревалась подать иск на раздельное проживание. Таким образом, муж стремился присвоить себе приданое «неверной» жены. Для жены же раздельное проживание с сохранением приданого было единственным условием финансовой независимости и возможности сберечь средства от расхищения со стороны недобросовестного партнера. Жены нередко обосновывали свой иск крайней жестокостью супруга или его неспособностью обеспечить им еду, одежду и безопасную среду обитания.

Анализ уцелевших вердиктов, вынесенных за периоды 1601–1607 и 1621–1626 гг., свидетельствуют о том, что суд симпатизировал женщинам, оказавшимся в тяжелом финансовом, физическом и моральном положении из-за безответственного поведения своих мужей. В течение первого периода тридцать жен просили о раздельном общежитии, и восемнадцать из них получили благоприятные судебные решения. Четыре мужа также сделали запросы, и трое из них были успешны. Во время второго периода, семнадцать из двадцати жен получили положительные вердикты, тогда как только один из трех мужей получил благоприятный результат [Там же, С. 34]. Таким образом, нужно подчеркнуть, что в Венеции начала Нового времени власти со вниманием относились к тяжелому положению супругов и нередко способствовали их прошению о раздельном проживании. Надо также отметить, что женщины обращались в патриарший суд с просьбой о признании брака недействительным или с просьбой о раздельном общежитии только в крайних случаях, поскольку положение женщины вне брака было очень уязвимым. Во-первых, у женщины как правило не было существенных финансовых средств. Во-вторых, женщину, не имеющую поддержку мужчины, могли принудить к недостойному поведению, вплоть до занятий проституцией. Поэтому, женщина, лишившаяся мужа по тем или иным причинам, чаще всего искала убежища у родителей, в монастыре или в приютах для женщин.

Светские власти рассматривали преступления, имеющие отношение к браку, и регулировали вопросы, связанные с имущественными вопросами супругов. В Венеции коллегии Avogaria di Comun и Quarantia Criminale ведали случаями супружеской измены, двоеженства и добрачных сексуальных отношений. Наиболее тяжелые преступления, такие как изнасилование, убийство, воровство приданого могли рассматривать высшие инстанции, такие как Совет сорока, Сенат и Совет десяти. В течении XVI века были разработаны дополнительные законы, касающиеся защиты имущества супругов. Так, закон 1553 года гласил, что как мужья, так и жены имели право предъявлять имущественные претензии в суды. Шесть лет спустя был издан закон, по которому назначались арбитры Giudici Confidenti для урегулирования имущественных вопросов при раздельном общежитии ^{[8, С. 22]}. Семейные вопросы были также в центре внимания четырех из шести судебных коллегий, появившихся еще в середине XIII века. Наряду с другими делами, коллегии рассматривали иски, связанные с завещаниями, восстановлением приданого и опекунством. Это были Giudici del procurator, Giudici di petizion, Giudici del mobile и Giudici del proprio.

Согласно обычаю, сформировавшемуся еще в Средние века, брак в Италии сопровождался приданым, которое жена приносила с собой в дом мужа. Муж мог распоряжаться этим имуществом во время совместной жизни супругов, но приданое после смерти мужа должно было быть возвращено вдове или ее родной семье, если жена умирала первой. Сумма приданого отличалась в зависимости от положения семьи. Женщины из состоятельных семей часто имели богатое приданое, которое было важно для них не только как символ статуса и финансовой стабильности, но и как средство помощи будущим детям. Оно могло помочь оплатить учебу сыновьям и увеличить приданое дочерям. Таким образом, матери вместе с отцами участвовали в поддержке своих детей ^{[2, C. 184]}. Приданое было наследством девушки, выходящей замуж, и рассматривалось как обязанность отца по отношению к дочери. Как и в случае с сыновьями из элитных семей, не все девушки могли выйти замуж. Родителям удавалось только нескольким девочкам собрать достойное приданое. Судьба же большинства дочерей патрициев (примерно 55%) была связана с монастырем ^{[8, C. 23]}, поскольку сумма, нужная для монастыря, была гораздо меньше суммы приданого. В монастырь, однако, предназначались не только дочери патрициев. Так, например, сын доктора, у которого было пять дочерей в возрасте от одного до двадцати лет, писал в своем завещании, что первая дочь должна быть выдана замуж, вторая - стать монахиней, третья – выдана замуж и так далее. Без такого завещания, все дочери могли рассчитывать на то, что они должны получить приданое и быть выданы замуж ^{[2, C. 183]}.

Женщина могла делать завещания, еще при жизни мужа распоряжаясь своим приданым, но получить к нему доступ она могла, как правило, только став вдовой. Венецианские законы охраняли имущество женщин в браке от расточительности и злоупотреблений супруга, поскольку иначе забота о вдове с детьми ложилась на плечи республики. Так, начиная со второй половины XVI века, жена при жизни мужа могла наложить запрет на часть его имущества, если считала, что ее приданое было в опасности из-за его безответственного поведения. Жена также могла подать иск, если полагала, что муж не обеспечивал ее достаточным питанием, одеждой и жильем. Согласно анализу работы коллегии Giudicidipetizion, в шестнадцатом веке почти в трех четвертях случаев вдовы спрашивали свое приданое в год, следующий за смертью своих мужей. Если и муж, и жена умирали, то их наследники подавали иски о возвращении приданого. В этих обращениях к суду доминировали патриции, составляя 15% от всех случаев, хотя они составляли не более 2-3% населения Венеции (считается, что население Венеции в 1563 году составило 170 тысяч человек) [Там же, C. 181]. Это, без сомнения объяснялось большей стоимостью приданого среди патрициата, а также желанием политической элиты избежать разногласий в этой щепетильной области брачного обмена. Патриции, а также граждане, представляли в коллегию брачные контракты в качестве доказательства суммы приданого, а женщины более низких сословий чаще приводили свидетелей. Например, когда в 1553 году Фаустина де Альбери попросила соседку подтвердить размер своего приданого, то та на суде заявила, что она не знает точно, но «каждый говорил, что у нее было замечательное приданое и красивые платья». Другой свидетель утверждал о размере приданого вдовы, что «сразу после того, как она вышла замуж, я поселилась в ее доме в качестве ученицы-ткачихи и увидела все замечательные вещи, которые у нее были в приданом: красивая постель, платья, простыни и многие другие дорогие вещи, которые я не в состоянии оценить.» [Там же, C. 182]. Мариета Да Балао, вдова рыбака, представила свидетельство двух женщин, которые были ученицами ее свекрови, когда Мариета вышла замуж. Они дали аналогичное описание ее имущества, включая шубы и серебряный пояс, но вновь заявили, что не могут оценить его. В этом случае судьям не пришлось много узнавать, поскольку было известно, что Скуола Санта-Мария делла Мизерикордия, одна из важнейших благотворительных организаций Венеции, дала тридцать дукатов на приданое Мариеты. Таким образом, судьи решили, что приданое стоило сорок дукатов [Там же].

Когда сумма приданого была доказана, то судьи выносили приговор обычно в течение шести месяцев после ходатайства. Законы о наследстве ограничивали суммы приданого, но в некоторых случаях приданое, которое патрицианские вдовы заявляли в судебную коллегию в своих показаниях, а судьи соглашались утвердить, превышало разрешенные суммы приданого. В 1591, например, Паулина де Понте, вдова Габриэля Корнера, получила разрешение на восстановление приданого в размере 7693 дукатов, хотя по закону 1575 года максимальный размер приданого был 6000 дукатов [Там же, C. 183]. Однако, в большинстве случаев размер приданого в решении суда был меньше того значения, что вдовы заявляли в своих петициях. В соответствии с законами о взыскании, вдова должна была потерять примерно треть приданого, что соответствовало стоимости ее одежды и украшений, которые составляли часть того, что жена приносила с собой в дом мужа.

Право вдовы вернуть свое приданое было основано на верности Венеции римскому законодательству, согласно которому супруги не могли наследовать друг от друга, поскольку считалось для мужчины унизительным жениться на женщине, от которой он мог унаследовать. Поскольку после смерти жены приданое должно было вернуться к ее родной семье, то в Венеции его стоимость страховалась на основе недвижимого имущества, принадлежащего мужу или его семье. Следствием этого было то, что когда вдова получала его назад, то у нее было много шансов получить именно недвижимое имущество, поскольку существовали специальные законы о привилегиях для того, чтобы избежать инфляции. При этом вдова не имела права претендовать на семейный дом, в котором она жила вместе с мужем, поскольку он принадлежал его семье, но могла получить землю или дома вне самого города [Там же, C. 177]. Таким образом, несмотря на то, что дочери от отца наследовали только движимое имущество, а недвижимое предназначалось сыновьям, после смерти мужа вдова могла получить именно недвижимое имущество на территории республики, но не в самом городе. Таким образом, в Венеции существовало разработанная судебная практика, направленная на защиту прав вдовы и ее семьи на возврат приданого.

Большое значение имела работа судебных коллегий по назначению опекунства. Опекуны могли быть назначены по завещанию отца или по суду, если завещания не было. Девочки и мальчики должны были находиться под ответственностью опекуна до двенадцати лет; в 1586 году этот возраст был повышен до четырнадцати для девочек и шестнадцати для мальчиков. Когда они достигли необходимого возраста, юноши и девушки могли попросить освободить их от опеки для того, чтобы управлять своим имуществом и «делать все, что могут делать свободные люди» [Там же, C. 180]. В Венеции вдова нередко становилась опекуном своих детей. Когда овдовевшая мать просила попечительства над детьми, то фактически она претендовала на право распоряжаться имуществом детей, учитывая ту его долю, которая была в семейном торговом или ином деле. Например, суд вынес решение о предоставлении вдове красильщика права «продолжать окраску тканей, торговать, покупать и продавать их с помощью векселей и отправки товаров по суше и по морю, на лодках и галерах» [Там же, C. 179]. Иногда даже вдова, вступившая в повторный брак, могла получить опекунство над детьми от первого брака и «получать платежи и платить долги, в Венеция и где-либо еще». У отчима при этом не было автоматического права опеки над своими пасынками, а некоторые из них просили освободить их от этого, чтобы избежать «конфликтов и неприятностей» [Там же, C. 180]. Без сомнения, такие вдовы имели имущественные права и несли полную ответственность за наследство своих детей. В коллегии Giudicidipetizion между 1554 и 1556 годами в двадцати двух из сорока девяти случаев опекунство было предоставлено матерям, а в тринадцати случаев дядьям по отцовской линии. Между 1591 и 1593 годами в семидесяти восьми из ста тридцати случаев опека была предоставлена матерям, а в двадцати одном случае к дядьям [Там же, C. 179].

Церковные и светские власти в Венеции достигли определенной степени сотрудничества, формально поддерживая разделение полномочий. Однако, функции судов могли пересекаться, а иногда и входить в противоречие друг с другом. Так, например, коллегия GiudicidelProcurator, устанавливающая размер выплат мужей женам в случае их раздельного проживания, могла иногда выносить решения об их раздельном общежитии, что подрывало юрисдикцию патриаршего суда. Также, хотя именно патриарший суд Венеции рассматривал иски о признании действительности брака, в конце XVI века случаи нарушения обещания жениться перешли к светским судам. Это было во многом связано с постановлениями Тридентского собора, который решил, что обещание жениться с последующими сексуальными отношениями более не будет расцениваться как начало брачных отношений. В 1577 году Совет десяти, высший судебный орган Венеции, назначил специальную судебную коллегию Eutori contro la Bestemmia для наказания мужчин, которые имели сексуальные отношения с женщинами, а затем отказались от обещания жениться. Таким образом, центр рассмотрений переместился из патриаршего суда в светскую коллегию, где женщины теперь не пытались убедить суд в том, что мужчина вел себя как жених; теперь они обвиняли партнеров в сексуальном насилии ^{[7, C.415]}.

С конца XVI века светские власти стали также пытаться воздействовать на решения церковного суда в случаях похищения невесты. Честь женщины была теснейшим образом связана с честью ее семьи. Поэтому в случае похищения девушки семья нередко стремилась восстановить свое достоинство, выдав девушку замуж за похитителя. Для церковного суда было важно разобраться, является ли похищение невесты препятствием для заключения брака, поскольку могли быть разные обстоятельства происшествия, включавшие и предварительную договоренность между молодыми людьми. Поэтому, чтобы получить подлинность согласия невесты, которое было необходимо для действительности брака, девушку изолировали и от семьи, и от похитителя, помещая в монастырь. Если в результате она все же выражала желание выйти замуж за похитителя, то церковный суд не видел дальнейших препятствий для брака.

Однако, светские власти сочли такое положение дел опасным для социального мира в государстве, поскольку похищения женщин из богатых семей часто совершались для того, чтобы завладеть их приданым. Поэтому согласно постановлению Совета десяти с 15 апреля 1574 года похищение невест стало строго наказываться, вплоть до смертной казни. Также, было рекомендовано судебным органам тщательно допрашивать семью похищенной женщины и, в случае отказа семьи от предъявления обвинения в суде, считать действия родственников похищенной подозрительными. Таким образом, власти высказались за наказание похитителя, а не за восстановление чести семьи за счет супружества ^{[3, C.25]}. В 1606 году Совет десяти вынес еще одно постановление, запрещавшее передачу семейного имущества похищенной девушки похитителю посредством брака или дарения. Светский суд не мог запретить такой союз, так как это не входило в его юрисдикцию. Однако, он свел на нет все материальные выгоды, которые мог извлечь из брака похититель. В итоге власти не только провели четкую грань между светской и церковной компетенциями в этом вопросе, но и недвусмысленно выразили свою позицию относительно законности и желательности таких союзов [Там же, С.76].

Таким образом, в Венеции начала Нового времени было несколько властных институтов, занимавшихся проблемами супружества. Церковный суд рассматривал вопросы действительности того или иного союза, а также выносил приговор о раздельном проживании супругов по просьбе одного из них, если другой супруг не выполнял своих обязательств в совместной супружеской жизни. Светские суды занимались имущественными вопросами, связанными с браком, и рассматривали ходатайства об опекунстве детей, оставшихся без отца или обоих родителей. Государственные судебные органы наказывали за двоеженство, изнасилование и похищение невест. Церковные и светские инстанции в целом действовали согласованно, стремясь по возможности к сохранению брака и поддержке супругов. Тем не менее, иногда их интересы пересекались. Так, Церковь, нередко в противовес желанию родных, признавала законными все союзы, заключенные по взаимному согласию мужчины и женщины, даже если эти браки были тайными или заключались между людьми разного социального положения. Светские судебные инстанции стремились усилить свою позицию и получить преобладание в вопросах, связанных с материальными интересами семейств и достоинством женщин.