Художественно-документальный нарратив в вымышленном автобиографическом романе П. Теру «Моя тайная история»

Постановка проблемы

Увеличение роли информационных процессов в современном мире и поиск средств понимания межкультурных контактов привели к необходимости изучения элементов материальной и духовной культуры. Одним из ключевых элементов культуры является вымышленная автобиографическая проза. Изучение фикциональных текстов автобиографической природы с позиции художественно-документального нарратива и биографического метода позволяет сформировать представление об их типологии, содержательном наполнении, языковых характеристиках и прагматическом потенциале как типа текста и культурно-значимого феномена (о чем пишут А. П. Вардомацкий ^[1], Е. А. Здравомыслова ^[2], Е. Ю. Рождественская ^[3], др.).

Согласно Ю. М. Лотману, «если нехудожественный сюжет однолинеен и графически может быть изображен в виде траектории движущейся точки, то художественный — переплетение линий, получающих смысл лишь в сложном динамическом контексте. Сюжетный текст обязательно представляет собой повествование. <…> Связь между элементами, построение на основе этой связи структурной цепочки, образующей текст, составляет основу всякого повествования. <…>» ^{[4, с. 94]}. Ф. Джеймисон считает, что нарратив «творит реальность», несмотря на его относительность и «независимость» от смысла ^[5], а Р. Барт дополняет, что повествование идет, прежде всего, ради рассказа и вне каких-либо функций ^{[6, с. 384]}. М. Постер полагает, что смысл понимается в процессе наррации и мыслится как лишенный онтологического обеспечения в акте субъективного усилия ^{[7, с. 136]}, а, по И. Кальвино, нарративное воображение может вдохнуть легкость в тяжеловесную действительность ^[8]. Автору близка позиция Й. Брокмейера и Р. Харре, которые называют нарратив «инструкцией» и средством «вызова к существованию», создающим иллюзию описания процесса ^[9].

Художественно-документальное повествование представляет собой межстилевое языковое образование, описание концептов личности, особых фактов и событий, особенностей и подробностей на фоне экспрессивных и эмоциональных характеристик.

В рамках данной статьи выдвигается предположение о том, что художественно-документальный нарратив, сближающий две соответствующие модели повествования (художественную и документальную) и объединяющий их признаки, предполагает создание идеи, следующей концепции вымышленной автобиографической прозы.

Сообразно доказанным в науке положениям ^{[10, c. 6]}, в построении семиотически осложненного текста участвуют различные коды (Е. Е. Анисимова, Н. С. Валгина, Ю. М. Лотман, А. Г. Сонин), как и в случае с вымышленной автобиографической прозой, отражающей непринужденные жизненные события и факты, и характеризующейся отвлеченной выраженностью, относительной информативностью, антропоцентричностью, связностью и целостностью, подчиняющейся закономерностям речевого произведения в его завершенности (Н. С. Валгина, И. Р. Гальперин, Г. В. Колшанский, Ю. М. Лотман, Г. Г. Молчанова, В. П. Руднев).

Г. И. Лушникова, Т. Ю. Осадчая ^[11] подчеркивают особую роль взаимодействия кодов различных систем как знаковой тенденции в современном литературном процессе.

Согласно идее Б. Г. Ананьева ^{[12, 13]} о жизненном пути как специфически человеческом способе индивидуального развития, где личность — продукт автобиографии и «ее субъект, т. е. активный творец», концепция жизненного пути раскрывает движение «от индивида к личности» ^{[14, c. 133]}.

А. П. Вардомацкий говорит о ценностях жизненного пути человека на больших отрезках автобиографии как стратегических детерминантах поведения во времени и ценностном пространстве ^{[1, c. 81]}.

Е. Ю. Здравомыслова выявляет социализационные факторы формирования идентичности человека посредством биографического метода ^{[2, c. 33]}.

Е. Ю. Рождественская в целях биографического исследования проводит изучение субъективного опыта, поведения и действий человека ^{[3, c. 5]}.

В исследовании художественно-документального нарратива в вымышленной автобиографической прозе имеет важное значение применение биографического метода для изучения человека как субъекта деятельности, индивида и личности ^[15], что также актуально в системе становления человекознания и психологического анализа личности (Б. Г. Ананьев, Н. М. Владимирова, Л. А. Головлева, Н. В. Логинова; в гуманистической психологии — А. Маслоу, Г. Олпорт, К. Роджерс, В. Франкл, др.).

Целью статьи является исследование природы непринужденно-вымышленного жизнеописания в художественно-документальном повествовании романа П. Теру (P. Theroux) «Моя тайная история» (My Secret History ^[16]).

Основная часть

Талант П. Теру и его популярность за рубежом давно отмечены исследователями, о творчестве писателя высоко отзываются как об одной из наиболее примечательных страниц XX века. Вымышленный автобиографический роман «Моя тайная история» рассматривают как «ключевое произведение для понимания непростых извивов писательской и человеческой судьбы П. Теру» ^{[17, с. 102]}. Данное произведение суммирует личные успехи и катастрофы автора, а также его творческие свершения. Оно рассказывает о жизни Адре (Энди) Пэрента, о том, как он растет и развивается как личность, и о том, каким человеком он становится благодаря полученному опыту, опыту, который, как утверждают некоторые, представляется чрезвычайно автобиографическим, но, как заявляет сам автор, только некоторые из описанных событий имеют отношение к его собственной жизни, не уточняя, какие именно.

Понятие «вымышленной автобиографии» используется в разных и неоднозначных смыслах, которые нередко частично совпадают с терминами «автобиографический роман» или «автофикшн». Вымышленная автобиография представляет собой повествование, которое имитирует автобиографический дискурс и при этом не предполагает идентичности нарратора / протагониста и автора книги. Она имитирует условные нормы автобиографии. В силу того, что она симулирует подлинное жизнеописание, используются альтернативные термины, такие как «псевдоавтобиография», «квазиавтобиография», «квазиавтобиографический Я-роман» (Ф. К. Штанцель, цит. по: ^{[18, c. 13]}). Альтернативное обозначение, такое как «роман в автобиографической форме» (А. Пойер-Бернхард, цит. по: ^{[18, c. 13]}), подчеркивает вымышленность жанра, который представляет собой сочетание автобиографической формы с вымышленным наполением ^{[19, c. 17]}. Можно сказать, что и вымышленная автобиография, и автобиографический роман — это романы, однако в первом случае автобиографический характер текста относится к его репрезентативной структуре; повествование излагает события чьей-то жизни и рассказывает о психологическом, социальном и нравственном развитии главного героя. Во втором случае автобиографический аспект относится к содержанию повествования, которое в большей или меньшей степени референциально связано с жизнью автора.

Психологический аспект исследования личности играет большую роль в интерпретации текста вымышленной автобиографии, а также близкой к ней прозы автофикшн. Принципиальным отличием между ними является то, что в вымышленной автобиографии нарратор — фиктивное лицо, а в произведении автофикшн фигуры автора и нарратора / протагониста неразрывно связаны друг с другом в сознании читателя как реципиента текста.

В «Моей тайной истории» П. Теру как автор является носителем знания о финале своего художественно-документального романа, и благодаря этому отличается от своего «героя», который, существуя в центре событий, не имеет этого знания, в силу чего достигается обособление реальной фигуры автора и вымышленной фигуры его героя.

Следуя концепции вымышленного автобиографического повествования, автор в предисловии к роману прямо указывает на его фиктивность: «Несмотря на то, что некоторые события и места, изображенные в этом романе, имеют сходство с событиями в моей собственной жизни, все персонажи вышли из моего воображения. Моя жена Энн, к примеру, совсем не похожа на супругу Андре Пэрента. Как Ивлин Во писал в аналогичном контексте, Я — это не я; ты — это не он и не она; они — не они» («Although some of the events and places depicted in this novel bear a similarity to those in my own life, the characters all strolled out of my imagination. My wife Anne, for example, does not in the least resemble Andre Parent’s spouse. As Evelyn Waugh wrote in a similar context, I am not I: thou art not he or she: they are not they» ^[16] здесь и далее перевод построчный).

Является ли автор прототипом Андре Пэрента? В какой-то мере, безусловно, является. «Моя тайная история» содержит ряд примечательных моментов (описание сцен из детства в Бостоне, например, получилось довольно выразительным), этим мы обязаны личному опыту П. Теру. Однако П. Теру так старается дистанцироваться от Пэрента, что практически превращает его в своего антипода, мысли которого (в том числе и мысли о его собственном источнике вдохновения) крайне эгоцентричны. Ведение двойной жизни доставляет Пэренту удовольствие: на публике он один — более или менее обычный человек, а в своей «тайной» жизни он совершенно другой — порочный и «испорченный» тип. П. Теру, показывая, каким поверхностным и эгоистичным может быть Пэрент, создает контрастную альтернативу собственному сознанию, по отношению к которой оценивает этого неудавшегося писателя.

Если допустить, что большая часть романа относится к самому П. Теру, то «Моя тайная история» предстанет перед нами в свете ловко замаскированного романа с ключом (roman á clef), поучительного и вместе с тем откровенного. Этот роман может быть назван автобиографическим постольку, поскольку в нем видят искусное переплетение творческой и человеческой биографии писателя.

Книга П. Теру вызвала значительный интерес (наряду с чередой интервью и тематических статей) благодаря тому, что сюжет в какой-то мере повторяет этапы жизни самого П. Теру, начиная с детства, проведенного в Бостоне, и заканчивая службой в Корпусе мира в Африке и спокойной жизнью литератора на другом берегу Атлантики. Как и П. Теру, главный персонаж романа по имени Андре Пэрент пишет книги о путешествиях и, как и автор, дружит со знаменитым эксцентричным писателем с индийской фамилией, живущим в Лондоне. И все же П. Теру настаивает, что читателям не стоит слишком увлекаться этими параллелями. По его словам, автобиографические мотивы здесь используются лишь для того, чтобы расширить границы воображения и нарисовать реальность, отличную от той жизни, которую он на самом деле вел. Исходя из этого, становится очевидно, что перед нами основанное на реальных фактах вымышленное повествование, и что роман включает признаки как художественного нарратива (вымысел), так и документального (автобиографические сведения), но посвящен он все-таки в первую очередь влиянию тайных желаний писателя на его способность творить — а эта тема, как можно не без оснований предположить, весьма интересует П. Теру.

Важным фактором здесь выступает то, что, если следовать позиции У. Шумакера именно причина написания отличает автобиографию от романа. Когда автор дает себе реальное имя и хочет, чтобы его работу понимали как истинное описание его персонажа и действий, по словам У. Шумакера, такая работа является автобиографией вне зависимости от наличия в ней некоторых «неистинных» деталей; если же он наделяет себя вымышленным именем и пишет работу как художественное произведение, то такая работа считается художественной вне зависимости от наличия в ней автобиографических фактов ^{[20, c. 140]}.

Развитие и функционирование автобиографической памяти опосредствуются культурными практиками (нарратив, жизненный сценарий, фотография и др.), при этом они не передают готовый характер, а выстраивают его от жизненного пути к биографии (см. у Е. Ю. Рождественской ^[3]), от воспоминаний к роману, повышая эстетическую структурность создаваемой ими реальности.

Эстетической структурностью был обусловлен наш интерес к художественно-документальному нарративу в романе «Моя тайная история», ориентированному на раскрытие смысла нравственных исканий героя. Автор романа воссоздает художественными средствами процесс духовного существования персонажа и раскрывает сложность его личности. Кроме того, передача информации о личности подростка с обостренным чувственным переживанием жизни посредством демонстрации трудности принятия героем своей судьбы способствует драматизации повествования, достигающей аффектации:

«Происходило нечто ожидаемое и неизбежное, когда мальчику исполнялось одиннадцать. Это было частью жизни католического мальчика — честь и долг. А стать священником было также возможностью. — “У тебя должно быть призвание”, — говаривала мама. Я надеялся, что у меня нет призвания; я не верил, что у меня есть выбор. Я представлял себе что-то вроде приказа на марш — подзывающий знак указательным пальцем, строгий вызов — и дорога мне быть священником, нравилось мне это, или нет» («It was something that was expected and inevitable when a boy turned eleven. It was part of being a Catholic boy — an honor and a duty. And becoming a priest was also a possibility. “You might have a vocation,” my mother used to say. I hoped I did not have a vocation; I did not believe I had a choice. I imagined something like marching orders — a beckoning finger, a stern summons — and off I’d go to be a priest, whether I liked it or not» ^[16]).

Ключ к пониманию механизмов определенного характера для создания эмоционального воздействия на читателя открывает перспективу для процесса осознания соотношения вымысла и правды в нарративе вымышленной автобиографии.

Выводы

Результаты проведенного исследования дают основание полагать, что признаками художественно-документального нарратива в вымышленном автобиографическом произведении «Моя тайная история» П. Теру являются описательность и подверженность вымыслу, имитирующие объективность при исследовании процесса конструирования личности персонажа. Следовательно, можно сделать заключение о том, что вымышленный автобиографический нарратив осуществляет реконструкцию субъекта, прототипом которого может выступать сам автор в определенный период его жизни (как в исследуемом произведении) или другое вполне реальное лицо, которая не исключает существования вероятности смещений в стремлении мотивировать некоторые поступки своего героя с точки зрения присущего автору мироощущения и необходимости придать повествованию художественно-документальную форму, и, можно сделать допущение, что это достигается за счет умышленного сокрытия информации, субъективизма в изложении материала. Вымышленное автобиографическое представление фактов действительности не обеспечивает передачу объективной картины, вследствие чего восстановление устойчивых структур действительности и фактов становится здесь методологической проблемой. Эта проблема носит герменевтический характер и не может быть решена однозначно, а автобиографический материал такого плана, соответственно, не может претендовать на то, что его будут оценивать как объективное восстановление реальности в неизменном виде. В романе П. Теру «Моя тайная история» художественно-документальный нарратив представлен художественной презентацией его литературного двойника, Андре Пэрента, и подачей вымышленного автобиографического материала — нарративной симуляции некоторых этапов жизни автора, без уточнения, каких именно. Художественная презентация вымышленного автобиографического материала отражает идеологические и общественно-культурные взаимоотношения, воздействуя на разум и чувства. Экспрессивность и стандартизированность в ориентации на биографичность в анализируемом романе П. Теру тенденциозно сочетаются посредством информационно-содержательной обусловленности присутствующих трудно дифференцируемых элементов фактов и вымысла, реализуемых на фоне художественно-документального нарратива. Убеждения автора проникают в нарратив романа и выстраивают процесс интерпретации автобиографической личности путешественника, способствующий расширению лингвокультурного диапазона читателя. Рассмотренные аспекты указывают на то, что вымышленный автобиографический роман «Моя тайная история» П. Теру вызывает особый интерес, так как он высоко психологичен и сближает две модели повествования — документальную и художественную — объединяя их признаки. Они сближаются, свободно созидаемые нарратором этого художественно-документального текста, но не отождествляются. Действительность и опыт являются источником и той и другой модели нарратива в указанном произведении: в документальном нарративе опыт создает базу для вымысла и формирует структурное начало; в художественном нарративе опыт освоения действительности дает материал для свободной работы над креативным замыслом.