Доктринальные основания идеологии славянофилов: европейская интеллектуальная традиция и ее российская модификация

Коновалов Андрей Анатольевич кандидат исторических наук доцент, кафедра истории России, Кабардино-Балкарский государственный университет имени Х. М. Бербекова 360004, Россия, республика Кабардино-Балкария, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173 Konovalov Andrei Anatol'evich PhD in History Associate professor, Department of Russian History, Kabardino-Balkarian State University named after H. M. Berbekov  360004, Russia, respublika Kabardino-Balkariya, g. Nal'chik, ul. Chernyshevskogo, 173 homunculus2@yandex.ru Другие публикации этого автора     Журтова Анжела Ариковна кандидат исторических наук доцент, кафедра этнологии, истории народов КБР и журналистики, Кабардино-Балкарский государственный университет имени Х.М. Бербекова 360004, Россия, республика Кабардино-Балкария, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173 Zhurtova Anzhela Arikovna PhD in History Associate professor, Department of Ethnology, History of Ethnic Groups of Kabardino-Balkaria, and Journalism, Kabardino-Balkarian State University named after H. M. Berbekov 360004, Russia, respublika Kabardino-Balkariya, g. Nal'chik, ul. Chernyshevskogo, 173 anzhelka28@mail.ru Другие публикации этого автора

Куготов Залим Арсенович учитель истории, Средняя общеобразовательная школа №18 360024, Россия, республика Кабардино-Балкария, г. Нальчик, ул. Неделина, 9 Kugotov Zalim Arsenovich Teacher, Public School No, 18 360024, Russia, respublika Kabardino-Balkariya, g. Nal'chik, ul. Nedelina, 9 marjinam4r1n4@yandex.ru

Введение

В переломные исторические периоды российское общество, стремясь найти ответы на многочисленные вызовы времени, неизбежно возвращается к истокам национальной культуры и ее самобытным духовным основаниям. Без этого невозможен процесс развития национального самосознания и возрождения коллективной идентичности, что является одним из необходимых условий для преодоления кризисных явлений во всех сферах общественной жизни.

Осмысление государственного и общественного идеала России определяется поиском факторов и направлений ее развития в современном мире, что осуществляется в процессе изучения прошлого страны, ее теоретической мысли и практического опыта. В центре внимания общественно-политической мысли России всегда находится проблема определения ее места в мировой истории, ее принадлежности к западной, восточной или к особой цивилизации. Данный вопрос является составной частью российского интеллектуального наследия 1830-х – 1840-х гг., в контексте которого наибольший научный интерес для нас представляет идеология славянофильства.

Славянофилы попытались обозначить фундаментальные проблемы российского общества и разработать его идеальную модель, основанную на национальной самобытности России. Идеологи славянофильской историко-социологической концепции создавали свой государственный и общественный идеал, опирающийся на исторические, социально-экономические, политические и культурные особенности России.

Отстаивание национальной самобытности славянофилами не носило официально-патриотический, националистический или шовинистический характер. Защита самобытности для них являлась фактором обеспечения разнообразия культур при условии сохранения общечеловеческих ценностей.

Цель статьи – исследование идеологических паттернов, ставших теоретическими основами мировоззрения славянофилов и их трансформации в процессе адаптации к российской социокультурной и политико-экономической реальности.

Модель нации как коллективного субъекта в славянофильстве

Определяющее влияние на идеологию славянофильства имели идеи немецкого национального романтизма, прежде всего культурфилософские построения Шеллинга, Фихте, братьев Шлегелей, а также философия Гегеля. Славянофильство было частью широкого умонастроения, стремившегося элиминировать влияние французского Просвещения и направить русскую мысль в целом и ее социальную проблематику в частности на новые ориентиры, которыми стали идеи немецких мыслителей.

В рамках немецкого национального романтизма сложился новый концепт: нация, понимаемая как коллективный субъект, коллективная личность. При этом бытование нации рассматривалось в темпоральном измерении: ее составляли те, кто живут, жили или будут жить. Нация понималась как континуальное культурное явление, бесконечно богатое формами.

Понимая нацию как коллективный субъект, при всем их внимании к персонализму, личностной проблематике, концепту индивидуальности, противостоящей роковым внешним влияниям, немецкие мыслители рассматривали коллективное, целое как нечто большее, чем сумму индивидуальностей. В наибольшей степени это было присуще Гегелю, который наиболее подробно обосновывает идею примата общего над единичным. «У существующих конечных вещей их сущностью, их первоначалом служит род, всеобщность, мыслимое начало, которое неразрывно связано с единичным» ^{[8, c. 9]}. Гегель осмысляет связь индивидуального (субъективный дух) с родовым (объективный дух) как диалектическую противоположность, отдавая предпочтение всеобщему, родовому.

Славянофилы в своей идеологии стремились соединить либеральный персонализм с коллективизмом. Именно всеобщему, как считал А. С. Хомяков, присущи свобода и разумность. Эта всеобщность воплощается у славянофилов в принципе соборности.

Стремясь примирить отнюдь не чуждый им персонализм с приматом общего, славянофилы претендовали на построение сложной, неоднозначной концепции сочетания индивидуалистических и коллективистских начал. Социальным феноменом, примиряющим эти начала, для них была община. Именно община в понимании славянофилов, представляя собой коллективную личность, является носителем соборного сознания, сочетающего и примиряющего в себе личный и общественный интересы, свободу и необходимость. Топосом, благодаря которому становится возможным такое примирение, является христианская любовь, которая становится посредствующим звеном между миром земным и миром божественным ^{[6, c. 640]}. Концепт соборности, этого «единства во множестве» ^{[23, c. 242]}, позволяет А. С. Хомякову снять крайности индивидуализма, разобщающего людей, и коллективизма, ведущего к уравнению и нивелированию личности.

Славянофилы переосмысливали идеи немецких романтиков, в частности критикуя, по их мнению, слишком явный упор последних на персонализме. Общечеловеческое начало, по мнению Ю. Ф. Самарина, «развито преимущественно племенем германским и потому сделалось его национальным определением» ^[21]. Как и для А. С. Хомякова, выход из противоречия индивидуального и коллективного для него в общине, в которой осуществляется «самоотречение каждого в пользу всех» ^[21]. При этом, такое самоограничение не препятствует свободе. Именно в крестьянской общине, по мнению К. С. Аксакова, возможно развитие личности.

Здесь проявляется еще одна сторона несогласия славянофилов с западной философией: свойственное славянофилам недоверие к формальному праву и правовым институтам. Так, государство, по их мнению, представляет собой внешнюю правду, подлинная же, внутренняя свобода, заложена во внутренней правде. Политическая свобода, полагает К. С. Аксаков, не есть подлинная свобода, «которая не добывается бунтом, которая может существовать только в общине» ^[4].

Пытаясь примирить персонализм, личностное начало, от которого они отнюдь не желали отказываться, и общественное (соборность) в бытовании общины, славянофилы создавали достаточно сложные интеллектуальные конструкции. К. С. Аксаков был убежден, что, будучи предоставлена самой себе, личность будет стремиться к расширению своих границ, что приведет к эгоизму и саморазрушению. Единственный путь избежать этого – самопожертвование, что, как уже указывалось, может быть достигнуто только в общине: «Личность в русской общине, – писал К. С. Аксаков, – не подавлена, но только лишена своего буйства, исключительности, эгоизма… личность поглощена в общине только своей эгоистической стороной, но свободна в ней, как в хоре, где каждый певец поет своим голосом, но подчиняясь задачам, которые выполняет хор в целом» ^{[5, c. 153]}. Анализируя социально-коллективную и субъективно-личностную сторону индивида, И. В. Киреевский разделял «внутреннего» человека и «внешнего». Внешний человек представляет собой «набор социальных ролей», регламентирующийся договорной моралью. Право регулирует именно бытие «внешнего» человека. «Внутренний» человек» является результатом экзистенциальной работы над собой, преображения, осуществляющегося через любовь к Богу и к людям ^{[18, c. 63]}.

Христианство как первооснова идеологии славянофилов

Эти рассуждения указывают на еще одни главный источник славянофильства – христианство, точнее православие. Славянофилы подчеркивали фундирование своих идеологических построений православной святоотеческой традицией: «Глубокое, живое и чистое любомудрие святых отцов представляет зародыш высшего философского начала», – писал И. В. Киреевский ^{[16, c. 270]}.

Примирение противоречий индивидуализма и коллективизма видится в интегрирующей функции церкви, литургической молитве, которая, в числе прочего, представляет собой выход за пределы каждой отдельной личности. Для «внутреннего человека» малосущественны внешние условия, его главная составляющая – духовное, метафизическое измерение. В России человек принадлежал миру, мир более обширный – сходке, сходка – вече и т. д., покуда все частные круги смыкались в одном центре, в одной Православной Церкви» ^[12]. «Добрые силы, – отмечает И. В. Киреевский, – в одиночестве не растут… Все, что есть существенного в душе человека, вырастает в нем общественно» ^{[16, c. 273]}. При этом несвобода объясняется включенностью личности в социальные процессы, подчиненностью ее социокультурным условиям, в которых она пребывает. «Внутренний» же человек свободен, он не связан социальными ограничителями. «Подлинное» христианство, по Хомякову, превращает человека верующего в свободное существо.

Храня верность церковной традиции, славянофилы осуждали попытки немецких романтиков вырваться за пределы официальной догматики и создать собственные богословские построения. Характеризуя попытки Шеллинга создать «чистую религию», И. В. Киреевский восклицает: «жалкая работа – сочинять себе веру!», а оценивая его взгляды в целом, замечает: «положительная сторона его системы, не имела внутреннего характера верующего мышления» ^[14]. Причиной такой ограниченности западной мысли славянофилы видели в ее чрезмерном рационализме в противоположность православию, с его преодолением рационального начала в выходе на трансцендентный уровень бытия. Критикуя представителей европейской мысли за, как ему представляется, примат логики, И. В. Киреевский пишет, что «законы разума и вещества, которые составляют его содержание, сами по себе не имеют существенности, но являются только совокупностью отношений» ^[13]. Поэтому Киреевский «от индивида пошел не к социализированной и рационально поступающей личности (как в западном либерализме), а к ее божественной душе» ^{[9, c. 31]}, что позволило собрать «все отдельные части души в одну силу», с помощью которой человек приближается к трансцендентному началу ^[13] .

Либерализм и консерватизм: проблема идентификации политического мировоззрения славянофилов

Славянофильская общественно-политическая мысль отнюдь не была изолирована от европейской. Сложившиеся в Европе идеологические паттерны, безусловно, оказывали существенное влияние на славянофилов. Основными из них были либерализм и консерватизм. Вопрос отнесения славянофильства к той или иной идеологии является дискуссионным. Многие исследователи противопоставляют западничество, которое они считают разновидностью либерализма, славянофильству, относимому ими к консервативной традиции. Так считает, например, А. Валицкий ^[7]. «Программой политического консерватизма, возведенной в статус «русского воззрения», называют политические мировоззрения славянофилов А. Ф. Замалеев и И. Д. Осипов ^{[10, c. 63]}. В. И. Приленский обращает внимание на то, что славянофильство «с его постоянным декларированием коллективистских, народных (национальных) и конфессиональных (православие) идеалов, с его идеей соборности (А. С. Хомяков) было принципиально чуждо духу индивидуализма, личной свободы и признания общечеловеческих ценностей» ^{[20, c. 7]}.

Вместе с тем, эту позицию не разделяют другие исследователи. На общность теоретических оснований славянофильства и западничества, обращают внимание Л. И. Новикова и И. Н. Сиземская. «И те, и другие критиковали николаевский режим и крепостничество, отстаивали свободу совести, слова, печати. И те, и другие были поколением «либералов-идеалистов»» ^{[19, c. 75]}. Н. И. Цимбаев отмечает, что даже «в разгар споров 1844–1845 гг. западники и славянофилы разделяли общие принципы раннего российского либерализма» ^{[24, c. 203]}, а, «придя к славянофильству, братья Киреевские, Хомяков, Кошелев оставались выразителями настроений русской либеральной общественности» ^{[24, c. 219]}. Настаивает на принципиальной близости основ политического мировоззрения славянофилов и западников и А. К. Голиков. Он отмечает, что их объединяло выступление против крепостного права, желание введения политических свобод и ограничения самодержавия, негативное отношение к революции. Однако, как отмечает исследователь, ни те, ни другие «слепо не подражали либерализму» ^{[9, c. 27]}.Выступает против распространенной тенденции однозначно квалифицировать славянофилов как традиционалистов и Л. Е. Шапошников, предпочитая характеризовать их позицию как «новаторский традиционализм, выступающий «за развитие общества и личности, но при сохранении ряда фундаментальных оснований, обеспечивающих органическую преемственность между старым и новым» ^{[25, c. 63]}.

Думается, что социально-политическая концепция славянофильства не поддается анализу с помощью жесткой бинарной оппозиции. Используя разные интеллектуальные традиции и сочетая их в своих построениях, славянофилы были свободны от обязанности следовать дисциплине того или иного учения. Анализируя российскую историю и тогдашнюю современность, имеющую существенные отличия от европейской действительности и не полностью поддающуюся анализу с помощью западных интеллектуальных матриц, славянофилы пытались создать концепцию, адекватную как российской специфике, так и элементам, сходным с западноевропейской социокультурной ситуацией.

Консервативные элементы в славянофильском учении прослеживаются в апологии старинного, допетровского уклада жизни, в обращении к общинной традиции, в недоверии к элементам модернизации и противопоставлении западноевропейского общественного быта российскому.

Элементы либерализма, помимо указанных выше программно-политических положений, прослеживаются в широко известном аксаковском учении о негосударственности русского народа, который он называет негосударственным и характеризует его как «не стремящийся к государственной власти, не желающий для себя политических прав, не имеющий в себе даже зародыша народного властолюбия» ^{[1, c. 24]}. Помимо ограничения роли государства в общественной жизни здесь можно усмотреть одну важную особенность славянофильства, отличающую его от официально-охранительной идеологии, получившей оформление в уваровской формуле «Православие. Самодержание. Народность». Государство для славянофилов – форма бытования «внешнего» человека, акцидентальный антропологический признак. Государство – не более чем средство, необходимая формализация. Его положительной функцией является взятие на себя тяжелого груза политических проблем, освобождая народ от их приземляющего воздействия. Существенным же признаком русского народа по Аксакову является устремленность к Богу: «никогда не подменял религиозно-нравственные идеалы политическими, совесть – внешним законом, Бога в пользу Кесаря» ^{[9, c. 38]}. Русский народ сам не хочет властвовать и передает эти функции государственным институтам.

Развивает эти идеи И. В. Киреевский, по мнению которого, само государство служит вечным целям. Поэтому оно «становится гарантом свободного и законного развития личности; примат государства над церковью может быть только тогда, когда оно вершит правосудие, блюдет нравственность и святость закона, охраняет безопасность» ^{[9, c. 32]}.

Таким образом, народ, по мнению славянофилов, является гражданским обществом, автономным от государства и живущим напряженной духовной жизнью. Нарушение же этой автономии со стороны государства, отчуждение государством гражданской свободы всегда являлось источником всякого зла в России.

Симбиоз государственной власть с церковью и традициями народного общежития являлся, по убеждениям славянофилов, основой социальной гармонии допетровской Руси. На первый взгляд эта идея не отличается от постулатов теории официальной народности. Однако более пристальный взгляд обнаружит серьезные расхождения с уваровскими построениями. Основой социальной системы старой Руси и желаемое общественное устройство предполагало автономию общества от государства, гражданское общество. Кроме того, жизнь общины автономна и по отношению к государственному праву, она ориентирована не на правовую формализацию, регулируется не законом, а традицией, народным обычаем. Ее ядро – духовное, культурное бытие.

В этом – серьезное отличие славянофильства от официально-охранительной идеологии. В основе последней – этатистский компонент. Именно государство понимается как главная социальная сила, как стержневой институт русской истории и настоящего общественного устройства. Основное внимание теории официальной народности направлено на политическую сферу жизни общества. Славянофилы же были убеждены, что в основе бытования России как политико- и социокультурной общности лежит не государство, а народ и его внутренняя культурная жизнь. Славянофилы главное место отводили духовной сфере общественной жизни.

Ограничение государства сферами управления «внешнего порядка» и концепция автономии гражданского общества являются либеральными элементами в славянофильстве, недоверие же к правовым институтам и формам регулирования общественной жизни, а также убежденность в силе традиции как социальном регуляторе сближают славянофильство с консерватизмом.

Идеологема «особого пути» как теоретическая основа славянофильства

Основы славянофильских представлений об особом пути России следует искать в концептах народного (национального) духа (Volksgeist), созданных в уже рассматриваемом выше немецком национальном романтизме. Созданное стараниями Ф. К. фон Мозера и И. Г. Гердера, это понятие подразумевало комплекс субстанциальных признаков, характеризующих уникальные общности людей – нации и определяющие их психологические и мировоззренческие черты, в свою очередь обусловливающие их исторический путь, современное состояние и будущее. Этот паттерн уникальности, определяющей судьбу народа (нации), получил название «особый путь» («Sonderweg»). Созданный в Германии в конце XVIII – начале XIX веков, в стране, которая тогда только вступала на путь модернизации, этот концепт оправдывал социокультурное отставание и политическую слабость германских королевств и княжеств и давал надежду на исторический реванш в будущем. Предложенная Гердером и развитая И. Г. Фихте и братьями Шлегелями концепция базировалась на признании особости культуры немцев, свидетельствующей о немецком единстве вопреки политической и религиозной фрагментации Германии ^{[11, c. 37]}.

Архетип Sonderweg несмотря на разнообразие воплощения в разных странах догоняющей модернизации имеет достаточно устойчивый характер. В странах, в которых раньше укрепились капиталистические отношения, сторонники паттерна «особого пути» находили грубый материализм и бездуховность, а специфику собственного общества старались сохранить в чистоте от иноземных влияний. Германская культура, по мнению идеологов национального романтизма, отличается от западноевропейской цивилизации особым социокультурным строем. Оппозиция культуры и цивилизации сформировалась еще на рубеже XVIII–XIX веков и перешла в российское общественное сознание.

Славянофильство и западничество имеют один общий источник в России. Это «Философические письма» и «Апология сумасшедшего» П. Я. Чаадаева. Именно там была поставлена и проблема исторической сущности российской цивилизации. Сами славянофильство и западничество во многом оформились как интеллектуальная реакция на проблемы, затронутые в этих текстах. «С точки зрения западников, только завершив процесс вестернизации, Россия могла надеяться на то, чтобы успешно конкурировать с европейскими соседями не только в военном, но и в политическом, экономическом и культурном отношении. Напротив того, славянофилы верили в «особый путь» России, основанный на ее допетровском наследии, православной духовности и общинном духе» ^{[11, c. 41]}.

Существование русского народа, полагали славянофилы, возможно через сохранение самобытных основ своей цивилизации и прежде всего укоренение личности в национальных традициях, представлениях о мире и формах социальной жизни. Более того, этот принцип распространяется не только на русский народ, но и на любой другой. «Дело человечества, – полагал К. С. Аксаков,– совершается народностями, которые не только от этого не исчезают и не теряются, но, проникаясь общим содержанием, возвышаются и светлеют, и оправдываются как народности» ^[3]. Руководствуясь романтическим концептом Volksgeist, Хомяков сформулировал идею, что у каждого народа есть свой вариант взгляда на мир, своя система ценностей и развивающийся на их основе свой антропологический тип. «Каждый народ, – пишет Ю. Ф. Самарин, – в понимании чужой жизни, невольно ограничивается пределами своего собственного созерцания; он усваивает себе внутренний смысл тех явлений, в которых выражается собственная его личность, в которых он узнает самого себя… все, что лежит вне этого круга, естественным образом представляется ему своею отрицательною стороною и определяется им по ощутительному для него отсутствию тех начал, в которых заключаются для него цель и идеал человеческого развития» ^[22].

Одно из оснований, которое лежит в основе европейской цивилизации и которого лишен русский человек, является индивидуализм. Общим мнением для славянофилов было убеждение, в том, что личная независимость была основанием западноевропейского общества. Русский же человек, по мнению славянофилов, отвергает якобы свойственные западноевропейцу индивидуализм, стремление к роскоши и материальному богатству, приоритет материальных ценностей над духовными и разобщенность его интересов и интересов государства. Русскому же человеку, напротив, свойственно отсутствие противопоставления своих личных интересов общественным и стремление «внутренним возвышением» над внешними потребностями «избегнуть тяжести внешних нужд» ^{[6, c. 641–642]}.

Европа, прельщенная комфортом, отошла от национального идеала. Одной из причин расставания с национальной традицией европейцев славянофилы считали чрезмерное укоренение рационализма в способе мышления представителей западной интеллектуальной элиты. Будучи наследницей античности, как считал И. В. Киреевский, западноевропейская культура, прежде всего католическая церковь, стала целиком ориентироваться на рационализм. Русское православие, не связанное с античным наследием, обращалось непосредственно к восточным отцам церкви. Здесь в пылу полемики, желая обосновать особость русского пути, И. В. Киреевский игнорирует античные корни самого византийского богословия и религиозного философствования.

Индивидуализм и рационализм западной цивилизации привели к формированию отличного от русского типа государственности. Основанная на насилии европейская государственность воплощается во внешнем порядке, для существования которого необходимы правовые нормы и институты (такой тип социокультурного бытия можно назвать цивилизацией). В России же народ, носитель подлинной свободы, хранит общинные устои, не нуждающиеся во внешнем правовом регулировании (в России доминирует культура). И если попытаться насадить чуждые ему формально-правовые начала, общинный дух, а вместе с ним и вся русская цивилизация придет в упадок. «Народ, – писал Аксаков, – еще держится и хранит, как может, свои народные кроткие общинные предания, но если, уступив…, проникнется он сам государственным духом, если захочет сам быть, наконец, государством, тогда… погибнет внутреннее начало свободы» ^[2]. Представление о негосударственном характере русского народа у славянофилов было увязано с антропологическими представлениями о «внешнем» и «внутреннем» в сущности человека. На Западе государственность, основанная на праве как регуляторе общественной жизни, воплощается во внешних формах принуждения и насилия. Россияне же, напротив, будучи негосударственным народом, воплощают в своей жизни внутреннюю свободу.

Нельзя, однако, считать славянофилов ненавистниками Запада. Задачей славянофилов было достижение синтеза, при котором «высшие начала, господствуя над просвещением европейским и не вытесняя его, но, напротив, обнимая его своею полнотою, дали ему высший смысл... цельность бытия» ^[17]. Европа, по мнению И. В. Киреевского, «окончила свое развитие, состарилась» и наступит черед России, которая, овладев всеми сторонами европейского просвещения, ими поделится с остальною Европою» ^{[15, c. 38–39]}.

Заключение

Таким образом, доктринальные основы славянофильской идеологии представляют собой своеобразные теоретические конструкции, которые сформировались под влиянием европейского романтизма и приобрели новое концептуальное содержание в рамках российского интеллектуального пространства.

Существенное влияние на идеологию славянофильства оказали представители немецкого национального романтизма. К числу основных источников, заимствованных из немецкой философии и получивших развитие в славянофильских историко-социологических построениях, относятся такие концепты, как нация, коллективный субъект, народный дух, особый путь и др.

Немецкие идеологи рассматривали нацию, как коллективный субъект, как нечто большее, чем простая сумма индивидуальностей, при этом особое внимание уделяли личностной проблематике. Осмысливая проблему соотношения личности и общества, славянофилы стремились соединить либеральный персонализм с коллективизмом. Основой общественной жизни, по их мнению, должен был стать принцип соборности, предполагавший господство свободы и разумности. Главным носителем соборного сознания являлась община, представлявшая собой коллективный субъект и защищавшая интересы как отдельной личности, так и всего общества. Инструментом примирения индивидуальных и коллективных противоречий в славянофильской концепции являлось православие, которое позволит верующему обрести подлинную свободу. Представления славянофилов об особом пути России были связаны с необходимостью сохранения самобытных основ русской цивилизации и укоренения национальных и православных традиций в жизни общества и государства.

Несмотря на критическое отношение (при существенном заимствовании идей) к европейскому романтизму славянофилы не являлись изоляционистами, и в своих концептуальных построениях они опирались на европейскую либеральную и консервативную интеллектуальную традицию. В идеологии славянофилов сочетались либеральные и консервативные принципы.